***
— Потанцуем? — девочка смело протянула пятерню а-ля джентельмен. Рони сидела на лавочке с друзьями, попивая шипящую колу из стакана — держала его в руке, ногти которой были покрашены в черный лак. Когда она подняла свой невероятный взгляд на Виолетту, выгнув аккуратную бровь, девочка почувствовала, как сердце в прямом смысле трепещало от волнения. Она потерялась в космосе этих глаз. Сзади Вербицкой виднелся силуэт её лучшей подруги Даши Бергер, показывающий большой палец вверх — и та расплылась в улыбке. — Почему бы и нет? — пожала плечами Вероника, отставляя стаканчик в сторону и приняла приглашение, сжав чужую ладонь в своей. Виолетта тут же притянула её к себе очень близко, вторую ладонь кладя на талию — она немного ниже ростом, оттого это выглядело чертовски мило. — Правильно говорить «почему бы и да»! — Малышенко улыбалась лучезарно со своим синдромом руссички. Незнакомая девочка рассмеялась, положив ладонь на плечо Вилки и они закружились в танце, смахивающем на медляк; Малышенко при Вербицкой театрально изображала внимательную гримасу, мол, она — «прирождённый бальник»; только вот Рони вела танец слишком гибко и быстро, что та маленько не успевала за ней. В мгновениях Вербицкая засматривалась на красивые черты лица Малышенко; её необычные глаза цвета мохито и татуировки, с которыми, казалось, она родилась — настолько гармонично выглядела каждая из них. — Обожаю эту песню, — прошептала Вероника, когда обняла Виолетту за шею, — и хореографию под неё. — Ты занимаешься танцами? — дыхание участилось от маневренного танца, как и пульс из-за кое-кого. — С детства, — Рони завела руку назад, мягко взяв Виолетту за ладонь и прокрутила её, словив в объятия со спины. — Вау! Я-то думаю, как ты так круто танцуешь! — заулыбалась, а затем слегка нахмурила брови, вскидывая указательный палец и серьёзно спросила. — А если я напишу супер-охуенную песню, ты составишь под неё танец? — Конечно, — Вербицкая умилилась, полагая, что девочка блефовала и хотела просто произвести впечатление, пока... Пока на выпускном из колонок не прозвучала авторская песня Виолетты Малышенко, предварительно посвящённая «самой классной девчонке в школе». — Рони, это тебе! И она правда поставила хореографию, выступив с ней в своей студии, куда пригласила подругу. Они порвали зал, когда Вилка, взяв микрофон в руки, исполнила свой второй в жизни сольный концерт, а Рони танцевала под неё одну из самых сложных связок. Обменявшись взглядами под аплодисменты, они держались за руки. Всë это время девочки проводили вместе на тусовках и вдвоем, и, найдя много общего, стали близкими друзьями. Младшая — оторва, любящая рэп и вписки; старшая — тащила её к себе домой после этих же самых вписок и читала Достоевского вслух, пока та не уснёт. — Ты хуже всех, ты в курсе? — что-то в этом заставило Виолетту улыбнуться, так мягко, что лицо Вероники вспыхнуло. — Ага. — Я могла бы не приезжать сюда вообще... — тянет нарочито, поглядывая на Малышенко, которая глупо лыбилась, пока Вербицкая тянула её на своём плече. — Ага-а-а. — Я могла бы оставить тебя здесь... — продолжает Рони, сдвигая подругу влево, чтобы та не перецепилась через булыжник. — Всë ещё можешь, — Виолетта зевает. — Такая королева драмы, — Рони закатила глаза. Всë-таки, Вербицкая всегда доносила её. Виолетта быстро находила общий язык с новыми людьми, поэтому её часто брали с собой на всякие посиделки — с ней весело, у неё в запасе много интересных историй и уморительных шуток, а её заразительный смех и вовсе сбивал всех на повал. Особенно важной составляющей начала их дружбы является первый разговор по душам на балконе чьей-то квартиры. Только в этом месте не воняло перегаром, музыку было слышно приглушенно, и в целом здесь достаточно... Атмосферно. — Ты кололась что-ли? — с шоком спросила Рони, когда заглянула в радужки из зелёных листиков. Она стояла себе, выглянув в окно, смотря на огоньки города и отдыхая от компании, как тут зашла Малышенко, молча закурив рядом. Шикнула своей разрисованной авторским принтом инопланетянами Вилка. — Нюхала, — безразлично отвечала, делая ещё одну затяжку и отвела взгляд обратно на пустые тёмные улицы; Вероника хмурилась выжидающим взглядом, и Виолетта закатила глаза, продолжив. — Фен. Вербицкая потупила взгляд, ведь это не то, что она намеревалась узнать, а затем решила спросить напрямую. — Нахуя? — резко отрезала, потому что Малышенко, по всей видимости, не собиралась говорить сама; оно и понятно, а кто станет? — Просто, — пожала плечами, апатично доставая из пачки вторую сигарету подряд. — Скучно стало. Тебе-то что? Грубо. Такая смена эмоций была характерна состоянию Виолетты, но взгляд лаймово-зелёных быстро поменялся, когда девочка напротив убрала руки с перил. — Ничего, извиняй, — подошла к двери, оглянувшись. — Не буду отвлекать. Удачи. Почему-то это звучало, как конец. Нет, Виолетта не готова её отпускать вот так. — Я... — голос дрогнул от дыма, попавшего в горло, и она закашлялась; Вероника наклонилась к ней рывком, начав часто стучать по спине. — Ты как? — когда Виолетта перестала кашлять, Рони придерживала её за плечо, смотря в расширенные зрачки. — Нормально, спс... — шмыгнула носом, из глаз даже слезы потекли непроизвольно. — Рони, слушай... У меня нет зависимости. Хотелось доказать ей обратное. Однако вся ситуация была будто бы против неё. Кто поверит, если у неё зрачки, как чёрные дыры? Малышенко затошнило от собственной, по её мнению, ничтожности. — И ты хочешь, чтобы появилась? — она не осуждала, но в голосе так и слышно было её отношение к этому. Виолетта поразилась — это не звучало с отвержением или неприязнью. И это сбило её с толку, но, так как она не привыкла к неловким паузам и всегда старалась их замять хоть чем, возможно, это и стало причиной или оправданием того, что она начала рассказывать о себе немного больше. — Нет, я... — вздохнула, потирая глаза свободной рукой. — Мне трудно справляться с агрессией. Если бы не таблетка, я бы перехуярила тут всех. — Меня тоже? — вопрос с подвохом; Малышенко потерялась окончательно, опустив взгляд. — У-у-уф... Если я скажу «нет», мы пососемся? — сделала попытку свести всë в шутку, подняв глаза, но когда Рони спокойно кивнула, она совсем стушевалась. — Но причина ведь не уйдёт. — Не уйдёт, — кивнула утвердительно Вилка, закусив губу. — Мама никуда не уйдёт. — Ссоритесь? — Это не ссоры, а наш постоянный стиль общения, — с оскалом произнесла, усмехаясь при одном воспоминании с ней; пальцами в воздухе показывала кавычки. — Фишка такая. Она пальцы мне ломала из-за того, что её в шестой раз вызвали к директору в прошлой школе. — Ебать... — выдохнула с шоком, поправляя свою кепку козырьком назад. — А из-за чего вызывали? — Меня травил один обоссыш со своей бандой, и я просто сбегала с уроков. А потом просто проткнула ему ладонь циркулем. Меня хотели к этому отвести, ну, который мозги вправляет, мозгоправу, — ярко жестикулировала руками, хмуря брови, а на последнем предложении забавно надула губы и округлила глаза, изображая мать. — Но маме же важен статус, что о ней подумают? — Пиздец... — Рони прижала ребро ладони к губам, поджав пальцы и покачала головой. Она вовсе не ожидала, что за весёлой улыбкой скрывалась всë это время в самом деле печаль. Даже тогда, когда она рассказывала об этом, в её голосе присутствовали клоунские нотки, но Вероника считывает их в совершенно истинном смысле. — Ага, — сделала тяжку, обдумывая что-то, а затем продолжила уже сама, — а когда я хочу что-то ей рассказать или показать, она тычет меня носом в мои прошлые косяки, как слепого котëнка, когда я давно за них отбыла наказание. Типа, ушла гулять и оставила её одну, когда она болела. А откуда я знала, что она болеет? Я просто не хотела возвращаться домой и слушать оскорбления, как терпила. — И ты вымещаешь злость на остальных... — задумчиво заключила вердикт девочка. — Ну... Да?.. — осознание вдруг пришло и к Виолетте. Она с удивлённым взглядом выдохнула облако дыма и начала бормотать потише. — Вот почему я не могу просто съехать от мамки? Просто взять, блять, и съебаться... Мне похуй, хоть в детский дом, я не вывожу уже. — тяжка; сигарета начала стремительно тлеть. — Не говори так, — Рони погладила чужое плечо, покачивая головой. — Я бы всë отдала, чтобы не попадать туда. Малышенко вздрогнула от теплого прикосновения. — Ты из детдома?.. — зачем-то переспросила Вилка, а Рони зачем-то кивнула. — Была до двенадцати лет. — И там... Тяжело? — глянула шокированно на Вербицкую искоса. — Воспитка избивала, дети голодали, оттого и злые были. Мне часто доставалось из-за того, что я за младших заступалась, — рассказывала чуть тише; ей уже не было больно, но вспоминать это всë так же было тяжеловато. — Не обесценивай свои проблемы, сваливая их на агрессию. Она ведь не из пустого места. — По сравнению с тобой, я должна сидеть на жопе ровно, — грустно улыбнулась, смотря на падающий вниз окурок. — Тут поспорю. Нельзя сравнивать. Ты не побываешь в моей шкуре, а я вот никогда не узнаю, что было бы, если б родной человек так со мной поступал, как с тобой. Ладно, если чужой... — приобняла чужие плечи, и Виолетта в конец застыла, чувствуя чужое дыхание у себя на щеке. — Знаешь, ты имеешь полное право не любить свою маму, — произнесла, казалось бы, обычные слова, не подозревая даже, какое значение они несли для Виолетты. — Но бросить нужно. Это твоё здоровье. Разрешение не любить. Ведь в обществе это всегда осуждается, оттого чувствуешь себя неправильным. — Спасибо, поныла тебе тут... — легонько улыбнулась, всë-таки обнимая в ответ; а Рони носом случайно коснулась её волос, вдохнув их аромат. Пахло кокосовым молоком и миндальным орехом. Это, кстати, её любимый кофе из местной шоколадницы. В тот день Малышенко действительно решила, что пора бросать. Амфетамин принимала она всего в четвертый раз, а это несильный психостимулятор, так что... Виолетта просто начала очень-очень много курить, но больше не притрагивалась к порошку. Заменить зависимость с одной на другую, казалось бы, глупо и бессмысленно, но каждый раз, когда Малышенко приспичивало принять дозу, она стучала в дверь Вербицкой и они шли гулять. Это была единственная её подруга, которая не принимала. Опекуны Рони, обеспокоенные её будущей успеваемостью и связывающие это с общением Малышенко, дескать, та плохо влияет на неё, не раз пытались запретить с ней общаться. Но девочка, уже имея сформированный непоколебимый характер и стержень ещё с детского дома, не поддавалась на упрёки приемных родителей. Споры заканчивались одним и тем же — Вероника переставала как-либо реагировать на их выпады. А мать Виолетты после каминг-аута дочери и вовсе отрицала её ориентацию, приговаривая «так нельзя, ты путаешь любовь и дружбу». Постоянные крики, биение посуды, избиения до сломанных пальцев... Картины, как мать избивали отчимы в детстве, и добрая светловолосая девочка со школы, которая первой и единственной заволновалась за Виолетту и делает всë, чтобы ей стало лучше, поддерживает, гуляет с ней и смеётся с её глупых шуток... Стоит ли говорить, что Малышенко чихала на её слова с высокой колокольни? Виолетта присутствовала на каждом фестивале Вероники, аплодируя громче всех и каждый раз принося её любимый чёрный шоколад с сухофруктами. Как-то раз, когда они зашли в местный ларёк, девочка удивлённо вскинула брови на протянутую сладость. — Я думала, только бабушки любят такое. — У меня, конечно, хрустят колени, но не настолько, — посупилась Вербицкая, а Малышенко разразилась громким смехом, стуча кулаком по ближайшему столбу. — В постели проверим, — многозначительно пошутила, а Рони цыкнула языком о нëбо, практикуя на ней технику «цибульки». В школе эту парочку вечно рассаживали, ведь те срывали уроки своими выходками. — Дура, она же заметит, — прошептала Рони той на ухо, когда она сгибала уголки бумажного самолëтика. — Похуй, — запускает его в ботана напротив. — Малышенко, Вербицкая! Что это такое?! — учитель громко стукнула указкой по столу. — Самолётик, не видите что-ли? — хлопала ресницами Виолетта. — Я не поняла! — Вы впервые видите самолётик? — отозвалась Вероника. — Я и для вас сделаю, если он вам пригляну... — Расселись по разные углы кабинета, живо! Либо на биологии Виолетта курила ашку, выдыхая пар себе в толстовку. — Ну ты паровоз, конечно, — не сдержалась и прыснула в кулак. Подруга парила пуще прежнего. — Малышенко, к доске! — вызвала биологичка, чтобы ученица решила задачу на селекцию. А когда Виолетта встала и пошла к доске, то из её толстовки и рукавов выпустился дым. — Вилка горит! То Вербицкая случайно разлила клей ПВА на парту, а Малышенко начинает его нюхать, закатывая глаза. Под последней партой кабинета музыки с надписью «В + Р = ♡» до сих пор остался богом забытый, сильно пахнущий спиртом чёрный маркер Вилки. Из-за Вероники она поверила в любовь с первого взгляда. Почти каждый день после уроков они шли на свои любимые трубы за гаражами, возле которых часто курили младшеклассники, старшаки ебались, разбрасывая использованные презервативы, а оффники рисовали на бетонных стенах баллончиками — мужские и женские достоинства разных цветов и размеров светились вплотную с надписями по типу «я люблю Настю». Если бы Вы сели на те самые трубы, нагретые от напора несущейся горячей воды, Вам открылся бы вид на стройки домов, рядом располагались бы старые панельные дома, маленькая мусульманская церковь с площадкой для собак во дворе, где гуляли старенький сосед с большой хаски по имени Бим, которого Виолетта просто обожала, а вдалеке было видно автозаправку. За ней же железная дорога с трамваями, на которой можно было найти разные красивые камни и осколки ваз. По пути к трубам требовалось обойти шестнадцатиэтажку, большой новострой с бордовым покрытием и лесочек рядом с ним, тропинка в котором состояла из огромных кустарников и деревьев; по дороге Малышенко сначала стреляла сигареты у прохожих подростков, как она говорила — «нефоров», а затем курила их сигареты, приговаривая, какое же они говно, и увлеченно слушая рассказ Рони о биографии какой-то известной модели. Виолетта прервалась в моменте, выбросив окурок, и погладила тёплыми, пахнущими табаком пальцами её щеки. — Ты была бы моей любимой моделью. Давай я тебя пофоткаю? — и карие глаза, в свете солнца становящиеся янтарными, загорелись. Фотографии выходили восхитительными. Ещё одну фотосессию они провели однажды на экскурсии по ботаническому саду — биологичка решила отвезти учеников в лес с задачей провести поиск нужных растений, а потом изучить их в школе под микроскопом. На поляне они также разбили лагерь с палатками, дабы провести ночь у костра с гитарой — Виолетта намеренно всех предупредила, что не будет играть Цоя, так как он еë уже достал. — Ты так красиво играешь и поёшь... — протянула Вербицкая, положив подбородок ей на плечо. — Для тебя стараюсь, — ухмылялась подруга. Когда ученики толпой пошли искать растения, девочки, сбежав ото всех, гуляли за руку между деревьев. Малышенко делала снимки на свой телефон с не очень хорошей камерой, но Веронике они нравились гораздо больше, чем на новых айфонах — «так атмосфернее». — Тебе правда нравится? — Да!.. — улыбалась. — Знаешь, будто вайбы двухтысячных. Как кадры из фильма! В тот день, пока Вилка просто ходила за ней и фоткала каждый её шаг, восхищаясь, Рони собрала маленький букетик из полевых цветов и подарила его подруге. Воспоминания оставались на фотоплёнке, а затем переместились в рамочку в комнате Виолетты. Однако были и свои недопонимания. — Опять вы вместе ходите... — недовольно жмурила маленький нос, шаркая ногой по запыленной доске на полу. — И что с того? — Почему ты общаешься с ней больше, чем со мной?.. Чем я хуже?! — стискивала кулаки Виолетта; злилась после того, как в очередной раз видела смеющуюся Рони с Лерой. — Виолетт, ну что за детский сад? — вздыхала Вербицкая, складывая руки на груди. — Я же от тебя не отказываюсь. Из-за проблемных отношений с матерью у Малышенко развился тревожный тип привязанности — Елена работала на нескольких работах, чтобы обеспечить лучшую учебу дочери, полностью***
Кто-то и подраться успел, кто-то блюёт в туалете, кто-то поёт пьяные серенады в самодельном караоке перед экраном, а кто-то ревет в трубку бывшему и его успокаивает Идея — это её личная профессия на всех вечеринках. — Что там Лизка, когда придёт? — шепчет на ухо Вербицкая, обнимая свою девушку за грудь. — Заболела, — тянет Виолетта, вздохнув. — И голос хриплый такой. Сразу сбросила, может, температура... Она переживает за каждого своего друга, как за родного. Вообще, каждый, кого девушка зовет «маиньким», автоматически становится частью её маинькой семьи. — Капец блин... — к ногам ластится Аляска — ранее маленький щенок Бима — и Малышенко чешет её за пушистым ухом. — Не грусти, мы можем потом вместе с ней отметить! — Обязательно, — мягко улыбается поддержке; Вероника вдруг осматривается, щурит карие глаза и целует ту в губы. Виолетта заинтересованно выгибает бровь. — А пойдём-ка за мной, — ухмыляется, взяв девушку за руку, а во вторую бутылку вина; и начинает подниматься наверх по ступенькам в форме спирали по направлению к спальне на втором этаже. — Куда? А гости? — смеётся Малышенко, мельком глянув на толпу; кажется, сейчас почти каждый в своём мире, не считая пары парней, которые должны довезти этих пьяных тушек. — Ты их видела? — отпивает с горла напиток, затаскивая её за поворот. Единогласно кивнув, они вваливаются в комнату. Свет выключен, но он особо и не нужен — свет фонарей из окна освещает минималистичный интерьер. Когда Виолетта получила возможность трудоустроиться, она сразу же уехала от матери — в выборе жилья был вариант как раз ближе к университету и к рабочей студии. Девушка сама захотела поступить в элитное учреждение, сама оплатив его из своих же сбережений с песен, пирсингов и татуировок; а её девушка поддерживала во всëм, в том числе финансово — Вербицкая, не смотря на запреты опекунов, подала в модельное агентство и прошла, теперь уже зарабатывая не только выступлениями хип-хопа, но и имея стабильный заработок, не зависящий ни от кого. Они смогли. Виолетту толкают за плечи на кровать, и она смотрит снизу на Веронику, сложив нога на ногу. Рони зарывается в тёмные волосы, притягивая за затылок к себе и сминает чужие губы, покусывая нижнюю, едва-едва царапая зубами. Малышенко усмехается, с силой надавливая на чужую поясницу, прогибая её — Вербицкая гнётся, как кошка, шаловливыми руками прокрадываясь под полосатую кофту. — Сегодня ты вводящая? — дыхание утяжелилось, оттого слова получаются с разной частотой произношения. — Ну а кто у нас именинница? — хитрая ухмылка так и слышится из уст Вероники; Виолетта уже не видит её, ведь прикрывает глаза, наслаждаясь прикосновениями тёплых губ под одеждой и щелчком кончиков пальцев, снимающих её бюстгальтер. — Говорят, в дни рождения исполняются желания, да? — поцелуи в шею вызывают мгновенную напасть мурашек по всему телу, а тонкие пальцы на груди, обводящие вокруг соски, только поддерживают их эффект. — Верно, — тянет, носом утыкаясь в нежную кожу живота. — Хочу, чтобы ты выебала меня, как последнюю шлюху, — на одном дыхании произносит Малышенко, ухмыляясь. — Чтобы желание сбылось, его не говорят вслух, котëнок, — руки опускаются к брюкам и аккуратно их снимают, стягивая полностью, — но я исполню его, так уж и быть. С губ Малышенко резко слетает стон, когда пальцы Вербицкой начинают интенсивно массировать клитор через ткань нижнего белья. Она извивается, поджав колени; торс подтягивается к рёбрам от тянущегося ощущения по всему телу, но сосредоточенному именно внизу. — Обожаю твои стоны, — ласково гудит между частыми поцелуями вокруг груди. — А я тебя, — выдыхает рвано с улыбкой. Круговые движения резко ускоряются, и на белой ткани проступает влажное пятно — Виолетта готова и ей не терпится уже. Язык Рони проворачивает изумительные махинации с её сосками, большой палец резко давит на клитор, потирая его лишь подушечкой фаланги; и Малышенко начинает хныкать, ворочаясь. — Забираю свои слова обратно, я терпеть тебя не могу!.. — скулит и хмурит брови, глотая воздух. Просто это слишком приятно, и Рони слишком хорошо знает её. — Ты сама попросила, — усмешка звучит откуда-то снизу, и сразу становится понятно, что Вербицкая собирается её терроризировать ещё и языком. — Пиздец, я ещё и виновата, — жмурится, когда язык еле проникает внутрь и выходит, повторяя это снова, — ну кто мучает именинницу?! — Тебе не говорили в детстве, что сладкое только на десерт? — губы касаются клитора вновь, и теперь язык не останавливается, двигаясь размеренно. Это томительное ощущение накрывает Виолетту практически сразу же. Она закусывает губу вновь, и посильнее, руками перебравшись в короткие пепельные волосы и поглаживая их. Ноги сводятся вместе, чуть приподнимая таз вверх, чтобы её девушке было удобнее управлять её телом. Стоны меняют своё настроение на более желанное, нежели нетерпеливое — она резко вдыхает носом воздух, когда в неё грубо входит сразу два пальца и раздвигают стенки, как в воронке, по часовой стрелке. Они толкаются внутрь глубоко и достаточно жёстко, но Малышенко нравится, она хочет ещё и ещё, доказывая это сладостными стонами, которые доносят слуху Вербицкой незабываемые вибрации. — Как там погодка сверху? — Ты слишком много говоришь, — с придыханием произносит Вилка, ахая, когда к двум предыдущим добавляется третий. Именинницу притягивают в поцелуй, снимая с губ громкий стон. Гибкие пальцы двигаются очень быстро, пока вторая рука крепко прижимает девушку за талию к кровати — у Малышенко голова идёт кругом от переполняющих чувств. А когда зубы Рони опускаются к набухшим соскам, прикусив один из них, ей совсем сносит крышу и она накрывает голову подушкой, громко простонав в неё. Пальцы цепко сжимают мягкий предмет, перья выступают от её напора, но Виолетта не выпускает из рук, схватившись, как за последний шанс не спалиться — внизу ведь всë ещё ждут гости, а Рони её, между прочим, бессовестно задерживает. Виолетта же, между прочим, деловая девушка. Как тут она отстраняется, не прекращая движения пальцами, и начинает шариться в тумбочке справа от кровати — Малышенко недовольно хмурится, ведь толчки становятся медленнее. — Ну?!.. — почти пищит, дыша часто-часто. — О, нашла, — девушка достаёт резиновый фаллоимитатор чёрного цвета и втихаря приставляет его между ног Виолетты. Та распахивает глаза и вновь ахает, сглатывая скопившуюся слюну. Изобретение человечества не менее грубо входит в неё почти во всю длину; рука Рони распоряжается им таким образом, что когда Малышенко стонет, она ускоряет и так непрекращающиеся толчки. Виолетта просекла эту фишку и теперь играет по её правилам, но держать выигрышную позицию получается всë труднее из-за того, что она просто с ума сходит, когда Вероника делает вот так. Когда берёт её, как захочет. Когда разговаривает с ней, отвлекая от процесса, тем самым не давая сосредоточиться и оттягивая момент икс. Всë тело дрожит в предстоящей эйфории — и продолговатый инструмент входит ещё глубже, пуще прежнеге вдалбливая девушку в несчастную кровать, которая уже начала скрипеть. Виолетта неожиданно сильно выгибается, отчего чуть хрустнула спина, и так же неожиданно падает обратно, отпружинив на матрасе, когда доходит до оргазма. Вербицкая выходит из неё, заканчивая дело языком — вылизывает всë, не оставляя даже следа этого маленького преступления. Малышенко тяжело дышит, тело косит в разные стороны настолько, что она встать почти не может. А она хочет, и у неё даже почти получается. — Ну-ну, куда спешим? — девушка мягко кладёт её обратно, но Виолетта резко подминает Рони под себя, ухмыляясь. — Я буду мстить, — на дрожащих коленках шепчет Малышенко, опускается к красивым пухлым губам и целует, нежно углубляя. Рука скользит к ширинке и сдергивает бегунок, снимая джинсы. Вербицкая приподнимается на локтях, сжав простынь в кулаках. — Какая ты жестокая, — усмехается, чувствуя влажный засос между бёдер; Виолетта решает начать с козырей. — Рассказывай мне тут, — коварно смеётся, сжав её бедро в пальцах. Зубами Малышенко стягивает нижнее белье девушки до самых колен, а затем подгибает их, пальцем плавно проводя по лобку — Вербицкая рефлекторно вздрагивает и приподнимается на руках выше, чтобы видеть, чем занимается её любимая. Виолетта убирает ненужную ткань и прижимается лицом к влагалищу, фактически смакуя его — Рони закидывает голову назад от слишком будоражащих ощущений. С её губ срывается тонкий стон, голос высокий — Малышенко в мыслях мастерски отмечает, что это нота «ля» в тональности «мажор». Язык проворно перемещается с одной локации на другую, не оставляя без внимания ни единого сантиметра. Вероника изгибается вновь, расставляя коленки в разные стороны и демонстрируя идеальный поперечный шпагат — уроки танцам даром не прошли. Виолетта с восхищением наблюдает за этим действием, одобрительно промычав и тут же получив легкий подзатыльник. — Давай ещё раз проверим, сможешь ли ты кончить только от языка? — с издёвкой спрашивает Малышенко, поглаживая горячими пальцами её изящные коленки. — Я, скорее, в Бога начну верить... — О Боге говоришь сейчас? Фу, грешница. — Ладно, ладно!.. — девушка тяжело дышит, сглатывая через каждые пару вдохов, — давай хоть языком уже! Малышенко довольно улыбается, вновь входя и действует им точно в цели, дабы не мучать свою девушку ещё сильнее — она, всë таки, любит её. Очень сильно. Длинные пальцы сжимают шатенистые волосы, прижимая их ещё ближе, хотя, казалось бы, куда уж ближе. В Америке активно используется выражение «eat pussy», и Виолетта в прямом смысле сейчас совершает дословный перевод. Она доводит Вербицкую до ярких вспышек перед глазами, словно она на подиуме и вокруг неё щелкают сотни фотоаппаратов. Девушка стонет протяжно, содрогаясь в оргазме несколько раз, пока не расслабляется в объятиях Малышенко. — Я люблю тебя, ты знала об этом? — напоминает Рони одними губами, пока её грудь высоко вздымается, а глаза прикрыты. — Давно, — улыбается, прижимая еë к себе за спину и утыкается лбом в её грудь, — я тоже тебя люблю. Поцелуй приходится в ту самую татуировку инопришеленца, а над ухом слышится смех со словами «лучше б ты меня так целовала, как его». Они счастливы, что нашли друг друга тогда. Что не отвернулись в сложные моменты, пусть расставаться приходилось из-за мелочей — сейчас это всë вспоминается лишь с теплотой в душе и любовными словами на языке. Мало у кого получается сохранить отношения после выпускного, ведь школа — всего лишь посредник, а мир — чертовски огромен; мало кому довелось встретить свою любовь именно у себя в классе среди плюс-минус тридцати человек — это в действительности колесо фортуны. Вилка и Рони считают себя победителями собственного колеса фортуны. Настоящим желанием Малышенко на свой двадцать первый день рождения, как и во все предыдущие с шестнадцати лет, было «хочу быть с ней до конца».