***
Зал, наверное, красивый — Захарова не помнит. Она не смотрит. Наверное, дно всë же можно пробить всегда — если она была пустой тогда, то сейчас она совершенно опустела. Они и не плачет в истерике, когда её мёртвого отца кладут в гроб; Жанна слезами заливается, даже Денис плачет; Кристина к ним подходит и обнимает крепко свою семью, на одного меньше ставшую. Наверное, она чувствует себя потерянной; наверное, она не хотела, чтобы он умирал. И сама же себя пустословкой считает, коих ненавидит всю дорогу. Лиза поодаль стоит, смотря на горе; и она подходит к ним, всë же, обнимая их всех настолько, насколько рук её длины хватает; и хочется ей сделать всë возможное, чтобы... Чтобы боль утраты притупить. Захарова в какой-то момент отстраняется резко и уходит далеко за здание, чтобы стулья и стол не рушить. — Снова она пытается справиться сама... Никого к себе не подпускает... — Жанна, кажется, начинает плакать ещё больше; Лиза шумно воздух вдыхает, когда Ден прижимает мать к своему плечу; и бежит за Захаровой. Угол обходя, она слышит сильные удары. Кулаки Кристины разбиты напрочь, а на лице всë так же ничего с момента выхода из больницы; она продолжает наносить удары, пачкая в кровь стены и свою одежду; взгляд её затуманен, словно она не здесь находится, словно всë, что происходит — происходит не с ней. Хочется выплеснуть в удары всë, что она копит в себе, хочется выстоять достойно, никому не показывая, как ей на самом деле херово; и другого выхода она не видит, кроме как вытерпеть самостоятельно, мол, никто тебя из реки тонущего не спасёт за шкирку. Андрющенко едва слышно ахает от этой картины; и она внезапно подаётся к ней, обхватывает её со спины, чтобы оттащить от стены, чтобы она перестала себя калечить... — Не лезь под руку! Это прозвучало уже позже замаха в стену — локоть приходится по лицу индиго, и она отшатывается от девушки, выпуская её из рук, почувствовав металлический привкус; горячая кровь хлынет из губы; пальцами трогает губу и смотрит затем на капли. В голове флешбеки всплывают, но она быстро их отгоняет. Удар вышел случайным. Кристина оборачивается резко, вероятно, чтобы что-то сказать, но она моментально замолкает. Вместо этого... — Блять... — мотает головой в полнейшем ужасе. — Лиз... Прости меня пожалуйста, Лиз... — запинается, трясущиеся руки в воздухе поднося, но коснуться не решается. Подняла руку. Сделала больно. Последнему человеку, которому она когда-либо захотела бы сделать больно, нет, Лиза в принципе не входит в этот список. «Что я натворила...» Андрющенко сглатывает, вытирая кровь с подбородка рукавом; в глазах её сочувствие. — Всë в порядке, со... — Нихуя не в порядке!.. Ты всегда так говоришь, хотя это не так!.. — выкрикивает, кулаки кровавые стискивая; срывается; и убегает в само здание, где ищет хоть какое-то место, чтобы спрятаться; но спрятаться от себя невозможно. Вина сжирает её изнутри, горькими слезами задушивая. Лиза вздыхает; находит её спустя какое-то время, спрашивая у рабочих, не пробегала ли здесь светловолосая девушка; рану зализывая. Кристина в холле на третьем этаже за шкафом сидит, в угол забившись, и за волосы держится кулаками искромсанными; тихие всхлипы слышно, но когда Андрющенко заходит, то они моментально затихают. — Солнце... — её плеча касается, сглотнув. Она знает, как ей тяжело. — Прости, я не хотела... — шепчет, дрожа, хотя голос выравнивает почти до нормальной частоты; и кричать на неё она не хотела. — Знаю, — тихо; обнять хочет, но боится; Кристина выглядит такой хрупкой, только дотронешься, и она раскрошится. — Не думай об этом. Захарова голову поднимает на неё; и, видя губу разбитую, ей так паршиво на душе становится... Как в воду опускают; но, в таком случае, она бы не стала выбираться даже, приняв роль того самого утопленника. Едва её губ касается, руку на щеку положив; так нежно, рану кровоточащую успокаивает своими шершавыми, едва слизывая кровь; извиняясь безмолвно. И Лиза отвечает, по голове её поглаживая, всю боль её на себя перенимая мнимо. Потому что Захарова не даётся. — Пожалуйста, не делай себе больно... — шёпот; Кристина помнит, что она это уже говорила, но... Та по волосам ладонью проводит, успокаивая, и продолжает. — Есть другие способы... Захарова взгляд на неё поднимает маленько растерянный; она не ожидала, что Лиза скажет что-то такое, значащее, что... Что она понимает её. Это всего лишь способ снять моральную тяжесть. Головой мотает — не хочет копаться в этом и индиго утягивать в пучину своих чертей. — Поехали домой... — хрипло; Андрющенко кивает, руку ей протягивая.***
— Кристина!.. — Настя, плача, на нее в объятия бросается; Захарова чуть отшатывается, не ожидав. — Куда ты пропадала?.. Я так скучала! — Прости... — взглядом скользит за её спиной, обняв в ответ несколько напряжённо. — Я тоже, брат. — Я уже всë знаю! Не сбегай больше, ты совсем забыла про меня! Возвращение в мафию проходит так же патетически. Кристина могла бы сказать, что в её жизни ничего не изменилось, мол, она так же выполняет остатки заданий, дома её так же ждёт Лиза, и где-то на подкорке сознания она спокойна, ведь... Ведь угроза ушла. Но перманентно становится хуже. Степан снится ей несколько раз, и она просыпается по ночам с придыханием; а когда чувствует рядом с собой что-то теплое, когда видит умиротворенно спящую индиго, она выдыхает спокойнее. С каждым разом он приходит реже, но... Время не лечит. Денис с мамой; а ей, как она думает, легче в одиночку — старый проверенный метод; Лизу не подпускать тоже легче. Андрющенко делает попытки помочь. Но Захарова отторгает её с каждым разом неосознанно, вид делая, что всë как всегда. Ей так проще, а Лиза думает, что всë делает не так. Кристина справляется без алкоголя лишь потому, что рядом Лиза. Она возвращается в универ — Мишель бросается на неё со слезами радости и обнимает крепче всех, вопросами заваливая; а Лиза вновь ложью отмахивается, сама слезы стирая, потому что тоже скучала; и с Виктором видится — но ему будто не до неё было; и Андрющенко в свой адрес лишь обвинения и ругань слышит, мол, подставила его. На сделки не ходила, в университет, на уши поставила весь его корпус. А ей будто теперь до него? Кристине не говорит ничего — не хочет настроение портить ещё больше; пусть и на вид она не печальна, но Лиза чувствует её, и так больно становится, что Захарова в себе всë держит. В один день индиго пишут одногруппники, на хату приглашая. Андрющенко глаза поднимает на Захарову. Та курит больше обычного, и часто любит делать это в компании Лизы, когда она обнимает её, забив на запах сигарет. — Солнце, нас в гости пригласили... Хочешь, пойдём? — хочет, чтобы та развеялась, чтобы пообщалась с кем-то, чтобы отвлеклась от мыслей своих давящих; Кристина, как обычно, улыбается ей слабо с теплотой; затяжку делает. — Я не против. «Нужно жить дальше, карабкаться дальше, иначе так и сгниешь в своих пиздостраданиях, — величайшую мысль выдаёт в голове, вставая.» Дом, кажется, подруги Виолетты. Здесь громко играет светомузыка, яркими огнями освещая весь снятый особняк — хрен его знает, день рождения у кого-то, или тусовка в честь чьего-то выступления, или просто бухаловка с кучей людей, не совсем даже из университета. Весело, шумно, ребята травят шутки, танцуют, фотографируются — Лиза утягивает везде Кристину, с улыбкой такой мягкой, когда видит, как та начинает вливаться в компанию; сок отпивает, глазами на неё блеснув в свете фонарей. — Слушай, я к отличному психологу записалась, — Медведева пьет текилу. — Давай я тебе номер оставлю, может, тоже начнешь ходить. — Я похожа на психа? — бармен смеется; — Это полезно даже для «полностью здоровых». — А разве психологи помогают? — она слегка недоверчиво косится на подругу; — Ещё как. Мне жить легче стало, — карточку ей протягивает. — Нифига, спасибо, — хмыкает. Пока Захарова болтает с Кирой о чём-то, Андрющенко за локоть уводит миловидная девушка с длинными белыми нарощенными волосами и во всём розовом. — Давай селфач? — она улыбается, ногтем в экран тыкая. — Я с каждым хочу сделать фотку! — Конечно, — индиго улыбается в ответ. Они делают несколько фотографий и видео, общаясь параллельно, и у Лизы такое настроение хорошее, что Кристине, вроде как, лучше становится, что компания приятная, и вечер сегодня удался. — Я уже спать хочу, — она потягивается, ладони в кулаки стиская; — Иди в комнату наверху, там вроде кровати есть. — Тогда спокойной ночки! — обнимает; — И тебе. Какая ты зайка, я не могу просто, — обнимает девушку в ответ, улыбаясь; — Нет, ты зайка! — а она сама по себе такая, с манерой общения подобной; — Нет, ты зайка, — та смеется. — Фотки скинешь потом в инсте? — Куда она денется. За спиной слышит голос Захаровой. Лиза оборачивается на неё с улыбкой, в руках телефон держа; — О, познакомься, это Крис... Эй, — она не договаривает; и улыбка её сползает с лица. Кристина без слов за руку её берёт и выводит к выходу через толпу. Силу применяет; выталкивает за дверь и к машине тащит, что той больно становится, так сильно она сжимает ладонь. — Кристин, что такое?.. — и она вправду не догоняет, ведь несколько минут назад всë, вроде бы, налаживалось; взгляд у Захаровой истошно острый, а голос её полностью ему соответствует; она всë так же эмоций не выражает, но когда начинает говорить, то в речи её слышится властвование. — Поехали. — В смысле?.. — Плохо слышишь? Лиза недоуменно округляет глаза, словно перед ней и не Кристина вовсе. В глазах её ледяных словно искры айсбергов бушуют — злость, раздражение?.. — Захарова, в чем дело? — шаг назад делает, хмурясь; — Ни в чем, — цыкает, за руку её снова хватая, чтобы в машину посадить. — Пожелала спокойной ночи своей переподруге? Будешь спать дома. Андрющенко вырывает свою руку из хватки, отходя назад; — Я никуда не поеду, пока ты будешь так со мной разговаривать, — цедит; Захарова поджимает губы, а затем сквозь зубы шипит. — Сейчас же села в машину. Команда. Лиза ненавидит, когда ей приказывают — снова эти ебанные воспоминания, когда ею пользовались, как марионеткой. Но больше она не позволит этому повториться, тем более с Кристиной. Ведь её она любит. Ведь с ней хочет жизнь свою связать. — А с чего ты решила, что можешь помыкать мной? — руки на груди складывает, бровь выгибая; попыток поговорить не отставляет. Даже если Андрющенко и понимает, что, возможно, Кристина где-то что-то додумала себе сама, это не дает ей права... — Не еби мозг, индиго, — снова пытается за руку её ухватиться, но Лиза не дает; — Это я тебе мозг ебу? Крис, ты себя слышишь вообще?.. — достучаться хочет, в глаза смотря прожигающе; — Сука, что тебе мешает просто сесть?! — крик заставляет Андрющенко замереть; — Твоё хуевое поведение, окей?! — Заткнись и делай, что говорю! — взгляд её до боли тёмный; — А ты заткни!.. Миг — и горячие губы Захаровой накрывают её ледяные, языком скользя грубо; за руку вновь схватив и сжав кисть до побеления; Лиза вырывается, отталкивает её от себя, шумно воздух вдохнув. — Не трогай меня! — Села, блять, в эту ебанную машину! — кричит, шаг к ней делая; терпение обеих на исходе. И Лиза выплёвывает слова, которые, на самом деле, не хотела бы говорить; но в момент ей стало так обидно, что она... — А то что?.. Въебешь мне ещё раз?! Я тебе не шавка, чтобы команды исполнять!.. Она с места срывается, в глубь деревьев за коттедж убегая, наплевав на всë. — Индиго!.. Вслед ей кричит. За голову берётся, жмурясь; а затем бьёт дерево, рядом с машиной стоящее, счесывая едва зажившие костяшки в кровь; снова это состояние. Разум затуманен, она не видела ничего, кроме того, как Лиза общается с той девушкой; и ревность её вспыхивающая как будто бы причиной послужила сорваться. Но Захарова не хотела, честно не хотела это допускать, это случилось словно на автомате; она неосознанно делает это; её мысли несобраны, они давят друг на друга в совокупности с проблемами и подавленными эмоциями, но по физиологии они не могут копиться вечно; и это только её вина. Она лишь частично осознаёт всë, что с ней происходит, опять же из-за нулевого эмоционального интеллекта, но знает точно, что это её ебанная вина. И из-за неё страдает Лиза — самый дорогой ей человек, единственный, который хочет ей помочь; единственный, от кого нужна эта помощь и единственный, помощь которого ей хотя бы чуточку помогает. Хочется выть. Лезть на стены. Она не хотела. Не хотела её обижать, будто это не её действия были, будто её просто подменили. А слова индиго про удар и вовсе отрезвили её в момент. Захарова бьёт стену, а затем бежит за Андрющенко в лес, между деревьев маневрируя; сейчас темно, только Луна со звездами светит очень ярко. Лиза закусывает губу. Обида обжигает язык и нëбо, горечь после себя оставляя. Она сидит за бетонной прямоугольной глыбой под наклоном, возле совсем маленького обрыва, обняв коленки. «Я же хотела как лучше...» И смотрит пустыми глазами вперед себя на небо, ладони стискивая на коленках; так ей тяжело становится, ведь, сколько они уже вместе, а мириться так и не научились; грустно от того, что Кристина может о ней такое подумать, ведь, сколько они уже вместе, а она до сих пор в ней «не уверена»; обидно становится за её слова, за тон приказывающий; но в то же время она вспоминает, как сама в начале ревновала её и поступала практически точно так же, а Кристина приняла её тогда и убедила в обратном... Хочется улыбнуться, но губы дрожат, а колющая боль от недоссоры, от которой она сбежала, колит где-то под рёбрами. Может, Захаровой просто нужно больше времени?.. Лиза задумывается, из-за чего она могла так разозлиться, ведь контроль она теряет крайне редко; и так ей стыдно становится в момент осознания, ведь Захаровой ничуть не лучше — ей сейчас хуже, гораздо хуже, ведь она потеряла родного человека. Индиго замечает, что контроль она теряет только в агрессию. А Лиза столько ей наговорила. Она стукает себя по лбу. «Дура...» И падает им на коленки острые. — Лиз?.. Из-за дерева силуэт показывается тёмный, а затем проясняется; Андрющенко вздрагивает от неожиданности, но голову не поднимает; по голосу узнает. — Чего тебе? — устало; Кристина подходит к ней; кулаки кровавые под толстовкой прячет, а взгляд наконец её привычный; но с сожалением таким, что больно за неё становится в разы. — Прости, лисëнок... — она понимает, что извиняется уже слишком часто из-за слишком частых проебов. — Я не знаю, что на меня нашло... Лиза выдыхает. Захарова мнётся на месте, жмурясь; сама от себя блевать хочет, настолько мерзко себя ощущает; то, как она поступает с ней — неправильно, и она в очередной раз убеждается в том, что не заслуживает её. Но они всë равно возвращаются друг к другу. — Ты не доверяешь мне? — спрашивает, холодный нос в коленках пряча; — Я... — сглатывает вновь, сама себе пощечину влепляя; Лиза на хлопок звонкий взгляд на секунду поднимает и опускает сразу же. — Доверяю тебе... Просто... Пауза. Проходит секунда, две, три. Она не знает, как объяснить, но... Но Лиза будто бы понимает сама. — Просто не ори на меня... — шепчет, голову поднимая, но на неё не смотрит, в волосы зарывается; Кристина подходит поближе, присаживаясь напротив; — Прости меня, пожалуйста... Мне очень стыдно... — глаза рукой потирает, снова зажмуриваясь; снова эмоции сдерживая свои. Лиза смотрит на неё так грустно; так ей жаль становится её; искренности у Кристины не занимать. И она даже не может злиться на неё. Не может отталкивать её, не может пытаться чувствовать что-либо, кроме этой боли, потому что... Как она может злиться, когда Кристина выглядит такой чертовски несчастной? И когда Захарова не хочет говорить с ней, не хочет рассказывать ей, что у неё на душе, Лиза даже не знает, как может попытаться помочь ей, кроме как заставить ту выглядеть немного менее виноватой, так что... Она пытается отмахнуться, основываясь на том, что говорит Кристина, а этого не так уж и много. Кулаки её к себе притягивает и рассматривает их, а Кристина и не отстраняется; индиго вздыхает. — Если тебе не стало лучше, то... Хочешь, поедем отсюда? — голову в бок наклоняет; — Нет, всë нормально, — губы поджимает, рукой закрывая свои глаза, лишь бы в лесные напротив не смотреть; и спустя паузу выдаёт с хрипотцой своей. — Хочу обнять тебя... Лиза уголки губ приподнимает; руки расставляет. — Иди сюда. И Кристина обнимает её за спину, на плечо щеку кладя; крепко обнимает, чувствуя руки на своей спине; и легче ей становится дышать. Андрющенко глаза прикрывает, в ответ к себе прижимая. — Прости меня за те слова... — шепчет где-то над ухом, когда как Захарова тычется лбом ей в шею, жмурясь. Она ведь не хотела бить её. — Я сама виновата, — индиго естественно хочет отрицать, и она уже собирается, но голос Кристины её прерывает. — Люблю тебя, пиздец. Андрющенко усмехается едва слышно. — Это ты меня пиздецом назвала, или просто очень любишь? Захарова, вопреки состоянию своему, ситуации всей, тихо смеется ей в плечо. — Воспринимай, как хочешь. Они возвращаются за руку в компанию. Половина уже бухие, другая половина поёт что-то в караоке, и пропажи их вроде как не заметили. Лиза наливает для неё апельсиновый сок, коротко поцеловав в пунцовые губы.***
Проходит, ну... Достаточно времени, когда Захарова начинает в полной мере ощущать на себе чувства индиго. — Что тебя разбудило? — Лиза переворачивается на живот, качая ногами; Кристина снова выходила покурить посреди ночи; она делает это каждый раз перед сном и каждый раз, когда просыпается от ночных приходов мёртвых душ; и Андрющенко не волновалась бы так сильно, если бы сама не знала, какие сны могут сниться. — Ничего такого, — она выдыхает эти слова с улыбкой, смотря на индиго, которая глазами в темноте блестит, а в ярких радужках бесы танцуют; так и веет уютом. — Я думаю, если мы проснулись вдвоём одновременно, это знак, — улыбается, голову рукой подпирая, а затем поднимается на локти; на спину перекатывается; — Чего ты хочешь? — усмехается Кристина, наблюдая за этим представлением по кровати; — Поцелуй меня? — Это довольно требовательно, — полушепотом; она наклоняется к её лицу; футболка пропахла дымом сигарет. — Почему же я должна? — Ну, я думала, тебе нравится целовать меня? — она улыбается, смотря прямо в её глаза; — Нравится... — тянет, беспардонно осматривая её черты лица неприлично близко, дыханием табачным обдавая. — Но ещё ты, вроде как, ярый-зожник-против-сигарет, а я только что докурила последнюю пачку. — Думаешь, была бы я им, то обнимала бы тебя, пока ты куришь? — у неё почти искреннее удивление, и больше от того, что Кристину это заботит. — Я не знаю, к какой ещё секте ты принадлежишь... — начинает парировать; — Боже, всë сама, всë сама, — индиго дёргает её за ворот и целует; руки Захаровой опускаются на её талию, зарываясь под белую футболку. Она так давно не касалась её, с... Господи, с Карелии. И ей безумно хочется сделать ей приятно, но... Она запинается. Это ублюдское состояние снова кроет её, и она будто выпадает из реальности, но так не может продолжаться долго, особенно, блять, сейчас... А если Лиза подумает, что что-то не так? Подождите. Она не должна заставлять Андрющенко чувствовать себя дискомфортно, поэтому пытается пересилить эти чертовы остановки, погружаясь с головой в их истребление — но это ощущается, как пистолет в руках напротив мишеней, только вот руки дрожат и в цель попасть не получается. Она полностью сосредотачивается на том, чтобы... Чтобы не останавливаться. Всë нормально, да? Кристина начинает злиться на саму себя за то, что не может совладать с этим. Концентрация поглощает её внимание, и она не слышит ничего, что происходит вокруг, ведь убеждена, что должна сделать всë так, как обычно, но... Но когда ты делаешь вид в таких вещах, всë сразу становится ясно. Лиза не замечает запинок ровно до того момента, пока они не становятся большими, а потом внезапно пропадают; будто тормоза спускают. А если Лиза подумает, что Кристине она больше не... Резко Захарова хватает её бёдра и поднимает под коленями высоко — это грубо, даже для Захаровой; но это всë ещё Кристина, и Лизе всë ещё приятно; почему она вообще об этом задумывается? Она старается откинуть эти мысли куда подальше, потому что... Это Кристина. И она не сделает ей что-то плохое. Запястье сжимается чужой хваткой над головой. — Кристин, — шепчет, когда губы Захаровой очень странно целуют её шею; странно? Именно это слово употребимо, хотя, казалось бы, как такая вещь, как поцелуй может быть странной... Лиза вздрагивает, когда Захарова кусает её. И обычно она не была бы против этого, а даже наоборот, но сейчас всë будто бы перетекает в нечто иное. Это всë ещё Кристина. Но Лиза не может двигаться. — Ты в поря..? Она обрывается ещё одной волной дрожи и стоном, когда Захарова сильно сжимает её грудь. Лиза пытается поднять вторую руку — и она оказывается зажатой чужой над еë головой с первой. Еë запястья достаточно тонкие, Кристина может прижать их обоих всего одной своей рукой, и... В это время еë другая блуждает вниз к бедру индиго. И обычно ей бы нравилось это, но... Что-то не так. Она может чувствовать это по тому, как напряжена Захарова, как пальцы той сжимаются на её запястьях; и по тому, что она, очевидно, блять, не отвечает. — Солнце... Страх. Бывает ли такое, что Кристина груба в постели? Да, и Лизе это нравится, очень нравится. Но это не грубо, это... Агрессивно. И когда рука той скользит под её футболку, а пальцы царапают её бедро, заводя то вокруг своей талии, Андрющенко начинает чувствовать небольшую... Панику. — Слишком быстро... Когда она такая, когда что-то происходит, и Лиза не понимает, о чём она думает; давление вокруг запястий Андрющенко, даже если она не хочет признавать это, реально начинает становиться болезненным. — Крис... — снова зовёт; изо всех сил пытается повернуть голову в сторону, перевести дыхание, попытаться вставить хоть слово. — При... Притормози... — не успевает закончить фразу, потому что Захарова с силой берёт еë за подбородок, притягивая обратно в поцелуй. И Лиза кое-что замечает. Взгляд Кристины... Она не здесь. Она очень, очень далеко. Как тогда. — Кристина... — зовёт гораздо строже, но почему-то та не откликается; Тревога бьется в груди наряду с сердцем — она понимает, что не хочет. — Стой... Ей не нравится. — Кристин... Как бы, когда рука Захаровой начинает сжимать и её бедро, а губы оставляют болючие засосы на её шее, она начинает задыхаться; нет, это не настолько больно, однако... — Ты меня слышишь?.. — шепчет; фрагменты прошлого показываются прямо перед ней. В уголках глаз скапливаются слезы. Это всë ещё не похоже на то, что делал он, Лиза даже не думает их сравнивать, но... Страх одинаковый. — К-красный, слышишь?!.. — она почти плачет, чувствуя своё сердце, намеревающееся выпрыгнуть из груди; и она говорит «красный» потому, что сказала тогда «Молли» в шутку, но... Но когда Захарова не реагирует, и её пальцы пробираются под нижнее белье индиго, Лиза срывается на обессиленный писк. — Молли, блять!.. Миг. Впервые за несколько минут Кристина по-настоящему видит Лизу. Она бледна, в слезах, глаза распахнуты, а вся она выглядит... Испуганной. Кровь стынет в жилах Захаровой, когда она приходит в чувства. И за долю секунды она отлетает от Лизы в другой конец комнаты. Андрющенко берётся за грудь и тяжело дышит, сжимая футболку, а слезы начинают непроизвольно течь. — Какого чёрта?.. — спрашивает у Захаровой, но когда смотрит на неё, то... Блять. Она выглядит как тогда, когда совершила ошибку, порезав вену в ванной. Кажется, она выглядит ещё более испуганной, чем Лиза чувствует себя; или же, она самостоятельно оттесняет это чувство на второй план, ведь... — Прости... Еë голос такой тихий, такой слабый, что его почти не узнать; и Лиза всё ещё в неведении, но, опомнившись, она быстро переходит от чувства страха и замешательства к просто... Печали. Кристина начинает в лихорадке мотать головой, скатываясь по стене спиной и закрывая голову; это ненормально. И она не знает, что ей с этим делать. Раньше она просто шла пить. Но теперь... Она морально срывается на неё с каждым разом, и каждый раз не понимает, как это могло произойти. Как она вообще могла себе позволить сделать ей больно. — Кристин. — П-прости!.. Я не хотела!.. Я не хотела... — её голос ломается, она вся дрожит, боясь себя и своих поступков, боясь в глаза её заглянуть, в вине утопая; но Андрющенко дыхание переводит и на ватных ногах подходит к ней, присаживаясь. Она уже поняла. — Кристин... — Нет!.. Лиз, не подходи ко мне!.. — Захарова срывается с места, чтобы выйти, чтобы разбить кулаки и не навредить индиго ещё больше; Лиза берёт её за руку, останавливая. — П-пожалуйста... — Тихо... — сглатывает; и обнимает сама, сидя на полу, локти у неё за затылком скрещивая. — Не убегай... Захарова содрогается, мотая головой часто. — Я не специально... — Знаю. — Прости... Я не могу, прости... Я не справляюсь... Индиго прижимает её голову к своей груди, поглаживая, пока её собственные слезы текут на длинные волосы той. — Тш... Позволь мне побыть рядом... И Кристина просто... После разговора с отцом она впервые плачет. Ревёт взахлёб без остановки, в плечо Лизы утыкаясь, футболку на её спине сжимая в кулаках; плачет очень сильно, прерываясь в сердечном кашле; так много времени сдерживая себя, её чувства психосоматически приносили тяжесть в груди, как будто она болеет буквально. Захарова всегда справлялась сама, но она впервые потеряла близкого человека, и в одиночку это вывозить... Невозможно. Но Лиза здесь — и Кристина только сейчас понимает, что она по-настоящему здесь. Слышать плач Захаровой, наверное... Самое болезненное, что ей приходилось слышать. — Я всегда... Причиняю боль близким людям... Я не хочу делать тебе больно, не хочу срываться на тебя... — шепчет дрожащим голосом и снова плачет; либо временами срывается на себя. — Просто... Если чувствуешь, что что-то не так, то всегда говори мне... Тот факт, что она говорит такие простые вещи, почему-то вызывает ещё больше слез. Скорее всего, потому что Захарова понимает, что, блять, умеет всë только портить. Потому что она говорит только тогда, когда, казалось бы, уже поздно. Но Лиза всегда ждёт её и принимает всю без осуждения. — Прости меня... Я так тебя люблю... — успокоиться пытается, дыхание задерживая; — Плачь... Пожалуйста... — где-то Захарова это уже слышала, м? — Кричи, бей посуду и плачь... Не копи в себе... И Захарова ревет с новой силой, прижимаясь к индиго настолько, насколько это возможно; боль разрывает её изнутри, кажется, что ничто не может её обуздать; но это ведь и не нужно. Нужно всего лишь дать волю. Она захлёбывается в своих слезах, от боли пополам съеживаясь, что Лиза физически чувствует, как ей плохо. Захарова понимает, что впервые не хочет убегать. Да, время не лечит. Но оно даёт возможность относиться к тому, что произошло, как к опыту. И Лиза впитывает её слезы своей футболкой, от её мучений жмурясь, на себя перенимая; гладит по спине дрожащей и по голове, находясь с ней рядом столько, сколько нужно; и наконец Кристина позволяет разделить эту боль с ней. Спустя два часа она затихает, лежа на её плече — Андрющенко всë это время просидела с ней, обнимая её. Болит голова и глаза болят — всë тело болит, но эти участки особенно. А Лиза, на самом деле, впервые видит Кристину в разгар нервного срыва не пьяную, не режущую себя и не агрессивную. И для них это маленькая победа. Из окна просвечиваются утренние лучи. Тишина. Дыхание Захаровой слегка щекочет её кожу. Лиза опускается к её уху и целует в висок, прижимая к себе разгоряченное тело. — Солнышко моё хорошее... — шепчет, щекой к её голове прижимаясь и носом нежно проводит по скуле. Кристина думает, что выплакала все слезы; и теперь, действительно, ей гораздо легче, но вина не уходит, потому что... Она сама по себе один сплошной проёб. — Не уходи от меня... Прошу, не оставляй меня... — голос охрип полностью; Лиза прижимает её к себе ближе, сама в плечо родное утыкаясь. — Ты совсем с ума сошла, если думаешь, что я уйду... Ладно, во всех обзывательствах Лизы есть что-то, что вызывает у Кристины улыбку; на этот раз ослабленную, но она не может выдать даже такую, она не может ничего, кроме как просто обнимать Лизу и благодарить Вселенную за то, что подарила ей её; и она, наверное, на самом деле сошла с ума. Потому что это невозможно — столько чувствовать к одному человеку просто немыслимо. Андрющенко помогает ей приподняться, берёт за руку и без слов ведёт на кухню, где садит её на небольшую стулку и делает чай; Захарова смотрит перед собой на её тонкую спину, на руки, колотящие зелёный чай в заварнике, и искренне не понимает, как... Как такое бывает? А Лиза знает, что она знает Кристину. То, через что они прошли. И, на самом деле, их ссоры кажутся такой мелочью на фоне того, что было, что... Лиза просто знает, что никогда не пожалеет о своём решении. Она всегда будет выбирать её. — Я люблю тебя, — шепчет, в щеку сразу целуя, когда ставит чашку на стол. — Крис, всë будет хорошо. Мы со всем справимся. Я рядом, — обнимает её, — рядом. Что бы ни случилось, я рядом. Ты можешь мне рассказать всë. Услышь меня, пожалуйста... Я всегда буду с тобой. Она говорит это искренне, ответа даже не ожидая, пытаясь лишь вдолбить это в её несчастную голову, дать понять, что... Вы уже сами прекрасно поняли. Захарова хмурится как-то забавно, чай из чашки, заботливо преподнесенной, отпивая; — Я не Крис, — взгляд отводит, выдыхая едва заметно. — Я солнце... Лиза на миг застывает; а затем улыбается так по-теплому; по голове её гладит, а затем обнимает за шею стоя, пока та сидит на стуле, прижимая её лоб к своей груди. — Солнце.***
На следующий день Кристина пристально смотрит на визитку, которую ей дала Кира, и которую она спрятала себе под чехол.