В ласковых объятьях тьмы

— Северус!.. — вышел то ли всхлип, то ли стон; Гарри проснулся, рывком сел в постели, прижимая к пылающим губам дрожащие пальцы, зажмурился… в груди немедленно заныло. В паху ощущалась липкость — ему снилось нечто будоражащее, волнующее, запретное, нечто, на что он уже не имел права; и, разумеется, это было связано с графом Снейпом. Снова. В очередной раз. С тех пор, как он отыскал Лавгудов, не прошло ещё ни одной ночи без того, чтобы Гарри не приснился Снейп. Сны эти были разными — то порочными, как этот, сегодняшний, то горькими. Граф касался его шеи дразнящей близостью клыков; граф хватал его за запястья и стискивал их до синяков и сладкой боли; граф прижимал его к себе, к своему твёрдому жилистому телу, с властностью опытного любовника; граф смотрел на него — этим своим сводящим с ума взглядом, полным нежности и тоски. Гарри вдохнул. Выдохнул. И, морщась от дискомфорта, поднялся с постели. Следовало помыться, выстирать перепачканное бельё… и — во имя Господа! — не думать о Снейпе. Не позволять себе ни единой мысли о том, как он там. Мучают ли его те же сны, если он вообще способен видеть сны. Не хватает ли ему Гарри столь же сильно, сколь… Достаточно! У его отражения в грязном зеркале, ютившемся в уборной Лавгудов, были больные и измученные глаза. — Сколько можно? — устало поинтересовался у него Гарри, плеснув в лицо воды, дабы охладить пылающие щёки. — Он в прошлом. Его… его больше нет рядом. Но перстень — был. Перстень, который, как поведал ему граф, был способен привести Гарри к нему откуда и когда угодно. Если только он этого пожелает. Гарри желал. И как никогда сильно хотел не желать этого. Жизнь его потихоньку налаживалась, входила в привычное русло — по утрам он подменял Луну в книжном магазинчике Лавгудов, а вечера коротал с Ксенофилиусом, размышляя и споря обо всём на свете. Это было чудесно, совершенно замечательно. Ровно тем, о чём он всегда мечтал. Тем, что пророчил ему магистр Дамблдор. Так откуда же тогда взялось это тоскливое чувство несоответствия, некоей неправильности всего, что происходило здесь? И почему, Боже правый, ощущения этого не возникло у него ни разу за долгие дни пребывания в замке графа Снейпа? Словно там Гарри был… на своём месте. Эта мысль, перекликавшаяся с загадочной репликой магистра Лавгуда, всегда заставляла его вздрогнуть. Заставила и сейчас — и, немедленно рассердившись на самого себя, Гарри поспешил покончить с утренними процедурами и спуститься на кухоньку. После торопливого завтрака, компанию за которым ему составила лишь Луна — «Папа гадает на кофейной гуще, не мешай ему», — Гарри поспешил в магазинчик, располагавшийся здесь же, в небольшой и чуточку неуклюжей пристройке к дому. Ему там нравилось — тихо, чисто, в окружении книг. Посетителей было немного, а те, кто приходил, обычно не шумели. Гарри завсегдатаи магазина полюбили моментально — он был вежлив и приветлив, всегда знал, что порекомендовать романтичной девице или пожилому профессору, и не упускал случая перекинуться с гостями парой слов. В самом деле, он, быть может, сумел бы проработать здесь всю свою жизнь… И вовсе он не вздрагивал каждый раз, когда слышал перезвон колокольчика, свидетельствовавший о новом посетителе. Вовсе не ждал… Чего? Невозможного? Это было глупо, а Гарри — во имя всего святого! — уже превысил лимит глупостей, отведённый ему на целую жизнь. Забыть, забыть, забыть, — вот что он твердил себе ежедневно, по привычке касаясь пальцами шеи с давным-давно сошедшим следом последнего укуса. Так правильно, так нужно, так необходимо. Но — вопреки всему — забыть не получалось. Снейпа не было рядом, и в то же время вся вселенная Гарри будто бы состояла из него одного: эти выматывающие мучительные сны; идиотское ожидание, что он вот-вот появится на пороге магазинчика; новоприобретённая привычка рассеянно крутить на пальце массивное кольцо с чёрным камнем в минуты волнения или сомнений. Вот и теперь, когда перезвон колокольчика застиг Гарри разбирающим новую поставку книг, он замер на мгновение, боясь и жаждая метнуть взгляд в сторону двери. Уже зная, что разочарование будет невыносимым. А потом в сердцах пробормотал себе под нос: — Довольно. Ему тут делать нечего. В моём сердце, в моей голове, в моей жизни. Раздался тихий смешок, и кто-то осведомился подозрительно знакомым вкрадчивым тоном: — Разговариваете сами с собой, мистер Поттер? Гарри вскинул голову — и шокированно уставился на сиятельного лорда Малфоя. Тот снисходительно улыбнулся одними кончиками тонких губ, поправил тяжёлую старомодную мантию, подбитую мехом, отставил в сторону трость… и протянул Гарри узкую длиннопалую ладонь, обтянутую кожаной перчаткой. Гарри уставился на его руку как на ожившую ядовитую змею. — Что же, вы совсем не рады меня видеть? — рассмеялся, казалось, ни чуточки не обидевшийся Люциус. — Впрочем, допускаю, что ваша бестактность обусловлена удивлением, а не желанием мне нагрубить… Гарри опомнился, пожал его руку и пробормотал: — Лорд Малфой. Как вы… что вы здесь… Неужели это он попросил вас прийти?.. Тот не ответил — вместо этого он огляделся, неторопливо изучая интерьер книжного. В маленьком магазинчике, каждая полка в котором будто бы хранила присущий Лавгудам дух безобидного безумства, Люциус Малфой казался чужеродным, точно неподходящая деталь пазла. — А тут у вас… симпатично, — проговорил лорд Малфой таким тоном, что сомнений у Гарри не осталось — он вовсе не находил магазинчик мало-мальски симпатичным. Раньше, чем он успел бы что-то ответить — быть может, вступиться за детище Лавгудов или спросить, что же всё-таки забыл здесь лорд Малфой, — Люциус перевёл тяжёлый взгляд на него и насмешливо осведомился: — Вам тут, полагаю, нравится? — А вам-то что? — нахмурился Гарри, которому вовсе не понравилась презрительная усмешка лорда. — И вы так и не сказали, что вы здесь делаете. И как вы меня нашли. Се… граф Снейп сказал, что его кольцо не позволит никому из вампиров отыскать меня. — А-а… — Люциус улыбнулся уже мягче. — Северус и впрямь позаботился о том, чтобы вас не преследовали. Впрочем, беспокойство это оказалось излишним — убедившись в том, что вас с Северусом не связывают узы более серьёзные, нежели взаимоотношения хищника и добычи, лорд Волдеморт, полагаю, вычеркнул вас из списка кандидатов на смерть. — Какое счастье, — сквозь зубы процедил Гарри: меньше всего на свете ему хотелось обсуждать лорда Волдеморта. — Так вы ответите на мой вопрос? — А вы отрастили когти, мистер Поттер… — с непонятной интонацией, в которой угадывались веселье и что-то практически одобрительное, прошелестел Люциус. А затем — вновь тонко улыбнулся: — Перстень в самом деле помешал бы любому вашему преследователю. В том и только в том случае, мой юный друг… — он выдержал театральную паузу, — если преследователь этот пользуется методами бессмертных. Я же… не поймите меня неправильно… нахожу некоторые людские способы отыскать нужного человека приемлемыми для того, чтобы прибегнуть к ним в час нужды. В этом городе нашлись те, кто уже познакомился лично с зеленоглазым подмастерьем Ксенофилиуса Лавгуда. Это было нетрудно. — Вот как, — пробормотал Гарри, вцепившись в столешницу с такой силой, что пальцы немедленно заныли. — И чего же вы от меня хотите? Граф Снейп что, прислал вас за кольцом или… Или за мной? Люциус изменился в лице — очевидно, мысль о том, чтобы оказаться посыльным от другого вампира, пусть даже старого друга, оскорбила его нежные аристократические чувства. — Северус не знает о том, что я здесь, — сухо выплюнул он, демонстративно поправляя и без того безукоризненно сидящую мантию. — И, полагаю, пришёл бы в ярость, посвяти я его в свои планы навестить вас. — В ярость? — против собственной воли полюбопытствовал Гарри, сердце которого тоскливо сжалось. — Почему же? Люциус вскинул брови в идеальной имитации вежливого недоумения: — Разве вы ещё не догадались сами? — Не догадался о чём? — резковато осведомился Гарри — извечная привычка вампиров говорить загадками сейчас была для него что красная тряпка для быка. — О том, что он давным-давно благополучно позабыл обо мне? Уж это-то я усвоил, не переживайте. Я не такой идиот, каким вы… — Помолчите, глупый мальчишка, — с неожиданной холодностью перебил его Люциус, шагнув к нему ближе. Гарри заставил себя остаться на месте, хотя первым его порывом было отпрянуть. — Вижу, вы так ничего и не поняли. Гарри подумал о том, что ему следовало немедленно прекратить этот диалог и выставить Люциуса вон из магазинчика. Вот что было бы правильным, верным, осознанным решением. — Что я должен был понять? — спросил он сквозь зубы вместо этого, ненавидя себя за бесхребетность. Люциус помолчал. Теперь он изучал лицо Гарри со странным вниманием, будто искал в его глазах что-то известное лишь ему одному. И, очевидно, нашёл, потому как кивнул самому себе и медленно произнёс: — Северусу… нехорошо без вас. — Нехорошо? — Гарри подавил в себе испуганное «Что с ним?» и вместо этого ядовито — и насквозь фальшиво — усмехнулся: — Что, больше некому пудрить мозги и пускать кровь? Уверен, найдётся новый дурак, который точно так же поверит в его сладкие речи. — Не говорите того, о чём можете пожалеть впоследствии, мистер Поттер, — процедил Люциус, и под его ледяным взглядом Гарри сник и передёрнул плечами: мол, думайте что хотите, а я своё мнение высказал. Некоторое время оба молчали. Люциус — задумчиво, Гарри — раздражённо. И наконец, в тот момент, когда Гарри готов был уже предложить сиятельному лорду проследовать к чертям собачьим из магазина, тот неожиданно прошелестел: — Я пришёл сюда как его и ваш должник. Этот визит — моя попытка отплатить добром вам обоим. Ему — за помощь; вам — за милосердие. Я считал, мистер Поттер, что вы не из тех, кто отталкивает пришедших к вам с благодарностью. — С благодарностью? — Гарри так изумился, что растерял добрую половину своей злости. — Так вы меня благодарите? Бередя мне душу россказнями о том, как графу плохо без меня? Вы полагаете, лорд Малфой, мне хорошо? Вы думаете, я счастлив — теперь? Люциус слушал не перебивая, лишь смотрел этими своими нечитаемыми ледяными глазами. И, по всей видимости, этого безмолвного внимания оказалось достаточно для того, чтобы у Гарри сорвало вдруг тормоза — и чтобы он зачастил, задыхаясь от боли, обиды и прочих неясных ему самому чувств, словом, всего того, что копилось, росло и множилось в нём полуоформленными мыслями все эти дни: — Он свёл меня с ума, зачаровал, околдовал. Пробрался мне в сердце. Поклялся защищать меня! А затем вышвырнул прочь, как надоевшего щенка, как только я отказал ему. И, по всей видимости, ему даже не хватило смелости прийти ко мне самому, хотя бы чтобы поговорить! Как не хватило — вступиться за меня перед этим вашим проклятым Волдемортом! А теперь вы стоите тут передо мной и говорите, что ему без меня… Осёкся. Глупое сердце, которому приказано было прекратить любить графа Снейпа, тоскливо взвыло. А если Люциус говорил правду? А если с Северусом в самом деле что-то произошло? А если… — Мне не хуже вас известно, что Северус пообещал вам защиту, — тихо заговорил лорд Малфой, понявший, что Гарри выдохся. — И он сдержал своё слово. Он защитил вас. Защитил, мистер Поттер, не смотрите так недоверчиво и гневно. Как мог. Он предложил вам выбор, которого не было у него самого; дал вам шанс уйти, зная, что расставание с вами станет его погибелью. И с холодной усмешкой добавил: — Ума не приложу, откуда в нём взялось столько бессмысленного благородства. — Что значит «погибелью»? — Гарри едва устоял на ногах и схватился за столешницу ещё сильнее. Люциус устало вздохнул и возвёл очи долу: — О, Тьма, и почему я вынужден разжёвывать вам всё по тысяче раз? Неужели вы забыли о легенде, в которую я посвятил вас? — О легенде, которую граф Снейп назвал выдумкой? — едко уточнил Гарри. И — вздрогнул под натиском чужого беспощадного взгляда. — Как я и сказал, — ровно прошелестел лорд Малфой, — Северус исключительно благороден. И, если хотите знать моё мнение, это его и погубит. Его сердце сочло вас его судьбой, мистер Поттер, вам уже должно быть известно, что это означает; разум же его решил, что вам необходимо дать свободу выбора. — Ничего не понимаю, — растерянно признался Гарри. — Если бы это было правдой… если бы он действительно считал меня своей… своей судьбой… разве он отпустил бы меня? Разве выставил бы вон столь жестоко? Разве был бы он со мной так безразличен в миг расставания? Люциус поморщился: — Право слово! Чему же вы больше верите — тому, что увидели и услышали, или тому, что говорит вам сердце? — Сердце моё говорит мне, что с любимыми следует обращаться по-человечески! — вспылил Гарри. — По-человечески? — со снисходительной усмешкой переспросил лорд Малфой. — Но ведь мы не люди, мистер Поттер. И мы уже практически позабыли о том, каково это — быть людьми. Быть может, вы пробудили последние крохи человечности, которые до сих пор дремали в Северусе; но теперь, после встречи с вами, эти крохи, бывшие угольками, рискуют перерасти в пожар. Пожар, который его уничтожит. Гарри потрясённо молчал, не находя в себе слов. В груди у него ныло — как никогда, больно и мучительно, будто и сам он находился на грани жизни и смерти… — Я не стану ни к чему вас принуждать, — еле слышно добавил Люциус. — Северус не простил бы мне этого, а я дорожу его расположением. Но на правах его друга я не собираюсь безучастно смотреть на то, как он, простите за выражение, благородно сдохнет из одного только желания подарить свободу тому, кто отнял его сердце. Скажите мне: долго ли вы протянете с этим знанием? Не сведёт ли вас самого в могилу осознание того, что вы больше никогда в жизни не увидите того, кто продолжает являться вам во снах, даже не будучи рядом? Что?.. — Как вы… — сдавленно начал было Гарри. Люциус невесело усмехнулся: — Мой дар — чтение мыслей, мистер Поттер. И в вашей голове много, много всего. Обладай Северус моими способностями, и он не отпустил бы вас от себя ни на шаг: вы так его любите, мой юный друг… и так упрямо бежите от этого. Как будто боитесь силы своего чувства. Гарри отвёл взгляд. Щёки его горели, в груди выделывало бешеные кульбиты сумасшедшее сердце. — Признаться, мне стоило усилий решиться на встречу с вами, — подлил масла в огонь бархатный голос лорда Малфоя. — Я опасался, что, придя сюда, застану вас спокойным и умиротворённым, отыскавшим своё место и сумевшим забыть Северуса. Для него это стало бы, безусловно, концом; для вас — новым началом. Но в этом магазинчике, в этом доме, в этом городе вы чувствуете себя лишним и чужим. Как и в этом мире — мире людей, которые никогда не сумеют понять и разделить то, что вы познали с Северусом. Я вижу это в ваших мыслях столь явно, что не могу поверить в то, что вы сами до сих пор себе в этом не признались. — Может, и так, — хрипло пробормотал Гарри, болезненно жмурясь. — Вы правы: я тоскую по нему больше, чем полагал себя способным тосковать. Но я вовсе не скучаю по вашему миру. И не желаю становиться его частью. — Что ж, мистер Поттер, — откликнулся лорд Малфой после продолжительной паузы. — Это ваш выбор, и вам нести за него ответственность. Осмелюсь лишь заметить, что я счёл вас при первой встрече храбрым человеком. Горько осознавать, как чудовищно я ошибся. — Вы называете меня трусом?! — Гарри не поверил своим ушам. Люциус холодно улыбнулся: — Вам дарован был шанс остаться с тем, к кому вы тянетесь всем своим существом — вы отринули его из страха столкнуться с неудовольствием других. Теперь же, когда вы осознали глубину своих чувств к Северусу, вы противитесь столь яростно пылающему в вас желанию воссоединиться с ним лишь потому, что опасаетесь последствий. Кто знает — быть может, древние вампирские законы пали бы пред силой любви… Но вы выбрали бегство вместо борьбы, мистер Поттер. И, очевидно, я не в силах повлиять на это решение. Он склонил голову в насмешливом прощальном кивке, подхватил трость, отвернулся и направился прочь из магазина… А Гарри уставился ему в спину с плохо контролируемым гневом и ещё — отчаянием. Он откуда-то знал, что вместе с Люциусом уходит окончательно и бесповоротно и всё то, чего он лишился: колдовские глаза графа Снейпа; его редкие улыбки; его осторожные прикосновения; его нежное, практически вымученное «душа моя» — Боже правый, и почему прежде ему не открывался очевидный и головокружительный смысл этого обращения?.. Но Гарри ведь уже выбрал этот мир. Мир людей. Дорогу, по которой он шёл до встречи с графом Снейпом. Готов ли он был отринуть всё это во имя бессмертия, которого вовсе не жаждал, и вампира, который с лёгкостью от него отказался? «Неужели вы полагаете, что я столь глуп и столь расточителен, чтобы поделиться с кем-то ещё сокровищем вроде вас?» Гарри затрясло — ему почудилось, что граф Снейп произнёс это в самую его шею, касаясь губами бешено пульсирующей жилки… и одно это эфемерное, так и не сбывшееся наяву прикосновение сломало в нём что-то — и вместе с тем воскресило. — Подождите! — воскликнул он, когда Люциус уже взялся за дверную ручку. — Постойте же! Сиятельный лорд помедлил и обернулся. Лицо его было непроницаемо. — Вы что-то хотели сказать мне напоследок, мистер Поттер? — холодно уточнил он. Гарри судорожно облизнул губы. Зажмурился. Вдохнул. Выдохнул. Ему вновь почудилось, что он шагает в пропасть, и у пропасти этой, всесильной и бескрайней, не было дна. Как не было и пути назад — теперь, после того, как с губ его слетело едва слышное, но решительное: — Я… готов вернуться. В глазах усмехнувшегося Люциуса Малфоя вспыхнуло мрачное удовлетворение мастера марионеток, довольного спектаклем.