Мы становимся крепче там, где ломаемся Эрнест Хемингуэй
Рыжая стражница давно привыкла, что на одно хорошее событие приходится четыре плохих. Будто её кто-то проклял. Бабушка, которая казалась знает ответы на все вопросы, умеет мастерски хранить секреты. Но от малышки читающей мысли и слышащей голоса вещей трудно что-то крыть, поэтому она ловит в голове Эльвиры при разговоре со своим младшим сыном «четвёрка». И если для Эльвиры, Томас Вандом, идёт под номером четыре, то для Вилл — номер один. И проявляет себя катастрофа, когда малышке Вильгельмине исполняется три года. Сейчас, ей даже кажется забавной эта игра с числами, ведь если к единице прибавить тройку выйдет то же число четыре. А тогда. Ей три, и она не понимает, что значит «развод», «рискованные инвестиции» и «мы справимся с этим, детка». Действительно, то что папаша сваливает продав дом родителей Сьюзан, отставив кучу долгов на бывшую жену и дочь, это не то, что ребёнок может осознать. И рыженькая кроха понимает далеко не всё из слов взрослой тётки из соседней квартиры, кроме одного — Вильгельмину бросили потому что она и её мать плохие. Вторая катастрофа носит имя Кэссиди, первый друг с которым она познакомилась когда ей было шесть. И да, то, что у подруги день рождения первого января, как и у деда, Вильгельмина подсказкой не считает. Но да, два плюс один и плюс один будет четыре. И Чокнутой Вандом восемь, дважды по четыре, когда катастрофа показывает своё лицо. Она чувствует себя цирковой собачкой, а то и уродцем. Её просят рассказать о том, что говорит чайник или прочитать мысли учительницы. Девочке совсем не нравиться взгляды других детей, то что уговорившая поделиться секретом с одноклассниками Кэссиди теперь избегает её. То что говорят Чокнутой Ваном чужие мысли и голоса вещей, пугает рыжую до кошмаров и слёз в подушку. Вандом соглашается с тем что Вильгельмина ведьмовское имя и звучит мерзко. Она отвратительно врёт про розыгрыш, силу дедукции и психологии. Но ей верят, потому что им приятно в это верить. Вилл учится реагировать только на то, что люди произносят в слух. И это просто в отличи от навыка «хранить секреты и не выдавать чужую ложь». Рыжая учится быть нормальной. Быть хорошей девчонкой Вилл, а не ведьмой Вильгельминой. И да, она просто ненавидит математику, но каждого человека день рождения которого кратно четырём если прибавить тройку — предпочитает обходить по широкой дуге. За девятый год жизни с трудом, но Вилл удаётся не завести ни одного знакомого, а тем более друга. Но знаете что самое противное в математике? Она ни черта не спасает. Вилл двенадцать. В школу приходит новый преподаватель и на протяжении всего урока подросток меняет свой цвет лица с белого на зелёный и обратно. Под финал падает в обморок. Днём Вилл отлёживается в кабинете школьной медсестры, а ночью с таксофона звонит полицию, рассказывает о маньяке срывающимся голосом. Рыжую трясёт от одной мысли, что завтра ей снова придётся столкнуться с тем кто по-настоящему ест маленьких девочек на завтрак. Полиция ничего не находит, а уважаемый член общества продолжает преподавать в школе. Вилл знает имена всех пропавших детей, как они были убиты и где похоронены обглоданные кости. Она не раз обращалась в полицию, а на следующий день получала: — Доброй утро, мисс Вандом, — у школьных ворот встречает ненавистный преподаватель. — Чтобы ты сдох… — тихо шепчет под нос испуганная девочка-подросток. Маньяк делает вид, что не слышит и провожает её до самого класса прежде чем уйти. Чокнутой Вандом исполняется тринадцать, и преподаватель исчезает так же как появился, а полицая наконец-то находит кости детей. Дело о ребёнке хулигане, что постоянно звонит и говорит о выдуманных убийствах превращается в городской ужастик о ребёнке-призраке и неуловимом убийце-каннибале. Вилл не понимает почему преподаватель её не тронул, хотя знал кто именно пытался сдать его полиции. Почему он не дал поймать её как хулиганку или другим способом не испортил ей жизнь. Приветствия утром у ворот школы для людоеда явно не тот уровень запугивания на которым стоит заострять внимание. Не тот. Почему на прощанье он ей отправил в подарок брошь в виде розы… из костей её первой подруги Кэссиди… рыжая даже задумываться не хочет. И да, глупо ждать какой-то логики от катастрофы, но она не теряет нажеду предсказать масштаб и поведение следующей. Вилл Вадном четырнадцать, когда все надежды ведьмочки раздавливает, как каток набор хрустальных бокалов. Они с матерью переезжают в Хезерфил. Вилл не знает в чем больше разочарована в себе или в человечестве. В одном уверенна точно — даже если её будут резать на куски она не даст понять, что умеет читать мысли и слышать голоса вещей. И вообще это крайне тупые и бесполезные способности. А вот от молний, как у Дарта Сидиуса, она бы не отказалась. Что может лучше бодрить по утрам, чем запах палёной плоти своих врагов? Четвёрка подружек-одноклассниц заставляет Вилл насторожится. Рядом с ними ей настолько неуютно, как и кошке в компании живодёров. Но, да, рыжая верит в силу чисел и ей не двенадцать, а до шестнадцати целых два года. Как бы неуютно не было рыжей она решает встретить очередное испытание лицом к лицу. И… — Некогда, Вселенная была едина, и в ней царило добро. Но Зло стало набирать силу. И тогда была создана Завеса, чтобы отделить королевство Меридиан от прочих миров. Лишь эта Завеса ограждает все миры, включая Землю, от ужасной опасности. Власть над Меридианом захватил могущественный Фобос, но не он законный правитель. По слухам, подлинный наследник престола где-то на Земле. …да, Вильгельмина очень быстро жалеет о своей храбрости. Избранство и прочий***
— И не пытайся перевести тему, — обозвав трубочистом, требует Вилл. — Ты меня раскусила, — хмыкаю, и думаю какой еще отвлекающий манёвр использовать, как жизнь подсовывает свой вариант. Тело начинает действовать само, обнимает Вилл и утаскивает в сторону от опасности — мы сваливаемся с лавочки и нас обдаёт мощным порывом ветра. Наблюдаю как над нами пролетает рюкзак Вилл. Хватаю за руку Лягушонка, встаю, утягивая за собой, бегу. Позади кто-то, если верить звукам, взрывает лавочку. Тихо взвизгиваю — один из мелких осколков прилетает мне по спине. Прямо в то место где когда-то торчала арматура. Под кожей разливается густой поток энергии, выходит наружу с очередным толчком сердца и вокруг нас возникает красная полупрозрачная сфера. С оглушительным грохотом нечто невидимое врезается в сферу, и получает в ответ десятком красных молний. Невидимость слетает с корчащегося на земле гиганта. Помесь змеи, гоблина, арбуга и еще какой-то хрени, вызывает у меня взрыв хохота. Даже внушительные размеры змея не вызывают во мне и толики страха. Что вызывает во мне страх, так это ситуация, где за защитной сферой неизвестное количество монстров, а рядом беззащитный ребёнок. Но как будто этого мало. Мои силы как будто воду в унитаз смывает в месте со всеми шансами на спасение и надеждами на лучшее… Но меньше двух минут назад я понятия не имела что могу делать такие фокусы, ладно? «Будь я крёстной феей для Вилл, — смеюсь на собой, отчаянно желая чтобы Лягушонок оказалась в безопасном месте. — «То мне сейчас хватило спеть «Биббиди-Боббиди-Бу»… Вилл пропадает в красной вспышке. Это становиться последней каплей для моей хрупкой психики. «…» — я смотрю пустым взглядом на свою руку. Там пусто. И рядом со мной пусто. Рыжей нет рядом. Совсем. — «…» Красная сфера разлетается на осколки. Мощный удар выбывает из груди воздух, и сминает мои рёбра превращая внутренности в кашу. Трава вокруг начинает стремительно осыпаться пеплом. Рев раненого мамонта сопровождается появлением из воздуха монстра с голубой кожей и со множеством костяных наростов на теле. И этому верзиле нетрадиционного окраса не хватает правой руки. «Ахуеть, » — выдаёт мозг вставая на место, вместе с хрустнувшими рёбрами. Я чувствую себя целенькой будто Порше, что только что сошла с конвейера. — «Бензинчику бы…» В голове полный бардак. Перед глазами рой белых мошек. Желание жить и осознание того, что сейчас меня будут жестко и в неожиданных позах убивать, заставляет мозг выдать мне несколько кадров из фильма: — Я парламентёр! — выдаю волшебную фразу, уже спасшую одну пиратскую задницу. В ответ монстры издают слаженных злобный рык. «Любовью» от них так и прёт. — «Надеюсь эта парочка не решит устроить со мной кровавый тройничок? Отвечаю, я буду отвратительно смотреться в качестве бутербродной начинки между этих двух «хлебушков», меня и с микроскопом найти там трудно будет. Правда.» Монстры, один голубой другой арбузный, нападать не спешат, как и вести со мной переговоры. Если память не изменяет, то говорить они должны уметь, а бешенный арбуз, так вообще обращаться в блондинчика с неплохой внешкой. Но видимо я рожей не вышло или гендером. И… Джек Воробей из меня выходит никакущий — последние крохи электричества-силы пропадают, я теряю сознание. Шансы очнуться и в комплекте со всеми конечностями колеблются в районе ноля, но стремятся уйти в минус.***
«Амулеты на бумажной основе требуют доработки», — Сессёмару щуриться наблюдая за отсеком подземной лаборатории через пуленепробиваемое стекло и десяток защитных барьеров. — «Генератор щитов с подпиткой от электричества показывает неожиданную эффективность. Стоит выделить больше ресурсов на разработки в этом направлении». — Ха-ха-ха-ха, — смеётся подопытный купаясь в крови ученых и доламывая остатки дорогостоящей техники. — Я тысячи тысяч тысячелетий жаждал пустить кровь хоть одному круглоухому ублюдку! Чтобы каждый вздрагивал от ужаса слыша имя Кандракар! — Спасите! — Умоляю-убейте-я-больше-не-могу-это-терпеть! — Изыди Монстр! — …Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной… Разорванные на куски люди не спешат умирать, кровь разлитая по закрытому отсеку не думает сворачиваться и остаётся такой же яркой, как будто только покинула вены. На лице преобразившегося до неузнаваемости подопытного блуждает слегка задумчивая, но по-детски счастливая улыбка. Сессёмару придирчиво рассматривает схожее с ёкаем существо, пытается понять насколько был удачен эксперимент и где именно что-то пошло не так. Души поменять вышло. Если судить по вязи знакомого проклятья, связь при эксперименте установилась с нужным миром. Только вместо кого-то с пятидесятилетним опытом человеческой жизни появилось нечто гораздо древнее. Оно заняло тело, а колоссальная мощь преобразила его вместо того чтобы мгновенно уничтожить. И сейчас перед дайёкаем резвится что-то очень отдалённо напоминающее Стражниц из мультсериала. Сходство существа вымышленными персонажами заканчивается на цветовой гамме обтягивающей тело одежды, крылышках торчащих из спины и небольшом росте. В отсеке лаборатории развлекается хищник. Каждая кость, мышца, мельчайшая частица вопит о том, что существо — идеальный охотник. Ярко-зелёные волосы, черные глаза, белая кожа, листовидные уши — Сессёмару не собирается гадать что за существо перед ним. Он ждёт. — Хор-р-р-роший песик, — благодушно улыбается древнее существо переместившись вплотную к защитным барьерам отделяющим его от ину. — Что хочешь от меня в качестве ответного дара? — Белого Кролика, — отвечает Сессёмару зная, что это существо точно поймёт, что именно хочет ину. — Мою племянницу хочешь… она мне не принадлежит, — забавляется существо, оценивает Сессёмару. — Ты ей не по сердцу. Ты одарил её обидой и страхом. Даже если сумеешь поймать она убежит. — … — дайёкай молчит, задавливает в зародыше рвущееся наружу нетерпение. Он ждёт. — Одно императорское отродье уже протянуло к ней свои руки, — продолжает разговор древний, он явно недоволен тем, что Сессёмару не стал задавать никаких вопросов и тем самым создавать долги. — Если бы не это, дар встречи с Угольком, единственное что тебе удалось бы получить пока твой мир продолжает существовать. — … — древний скалится, обнажая ряды острых клыков. Он демонстрирует ину, что ему не нравится его упрямство. Сессёмару прекрасно знает, что ведёт очень опасную игру, но уже в невыгодном положении. — Ты получишь её. Племянницу того, из чьих плоти, крови и костей сотворили крепость в Сердце Бесконечности, и чьим именем нарекли эту мерзость, — даёт обещание древний. Взгляд черных глаз не сулит дайёкаю ничего хорошего. — А как долго она будет твоей, и сможешь ли ты узнать её или хотя бы вспомнить… зависеть будет только от тебя, пёс. Тьма заполнят отсек лаборатории, крики и мольбы людей обрывает. Мгновение и всё внутри возвращается в своё состояние до начала эксперимента. — Не нравлюсь… — растерянно произносит Сессёмару, перебирает воспоминания пытаясь понять чем обидел и как напугал кролика. На противоположной к ину стене проступает кровь создавая кривую надпись «Имя того, кто рождает в сердце моей племянницы страстное желание — Фобос».***
Живительная сила слабым током просачивается в тело, вырывает из беспамятства. Сознание постепенно выхватывает из сумбура ощущений что-то определённое: сырость, запах роз, тепло живых существ рядом… меня держат за шкирку и куда-то несут. Надеюсь у моего нового тела нет аллергии на розы. — Что это? Что за вид? Где девчонка за которой я вас послал?! Отвечай! — приказ подкреплённый чужой яростной и явно отравленной силой бьёт по ушам. В сердце рождается страстное желание удушить крикуна. — Ответить бы в рифму «где», так ведь не пойдёшь… — шепчу очень тихо, но в помещении оказывается такая хорошая акустика, что мой шепот звучит не хуже крика. «Как хорошо, что я не сразу начала с рифмы!» — интуиция хрипит что-то матерное, инстинкт самосохранения выдаёт: — Я парламентёр! — мой голос вызывает колокольный перезвон в бедной черепной коробке. — Мой Князь, именно он помещал нам захватить девчонку и даже ранил, — покатывается по залу, дробиться отражаясь о стены, повторяется на разные лады, вызывая приступ мигрени. — Прежде чем лишиться сил он переместил её в неизвестном направлении и лишил Ватека руки. «Я что в музее или тронном зале? Зачем меня вообще сюда припёрли? Почему просто не избавились? Поверили в то что я парламентёр? Пытать что ли будут? Вот только каким образом? А сработает ли в этот раз агрессивная самозащита?» — Вот как? Меня дергают за шкирку, заставляя лязгнуть зубами и чуть не прикусить язык, и я оказываюсь висящей прямо пред грозным взглядом смутно знакомого злодея из мультика. Хлопаю ресницами фокусируя чудящее зрение. «Таки я угодила в американский мультик! А я то уж благодаря своим глюкам надеялась что пронесло!» — зрение фокусируется плохо, но у меня выходит сконцентрироваться на Злодеусе I, а может быть и не первом, но у меня подобное точно первый раз. До этого у меня гениальный психопат в начальниках был, а это не считается. Перед глазами как сквозь мутную плёнку проступает мрачный образ. Серебристо голубые глаза, породистое лицо с бородкой и стрёмными тату над бровями, головным убором похожим на пилотку-мутанта, белые длинные волосы переполненные силой, темная одежда по типу балахона. Запах отравы бьющий по чувствительному носу заставляет сморщиться. «А товар-то с душком…» — возникает в голове и прежде чем Злодеус успевает что-то меня сказать, делаю это первой: — Смените повара, так откровенно травить, дурной тон, — в одной единственной фразе сходятся в поединке: сочувствие, ирония, недовольство, непонимание, злость и усталость. Боль. Хруст костей. Тьма. Злодеус I — 1. Ржавая — 0. Это какой-то неправильный мультик. И в нём неправильный злодей.***
Фобос устал. Он не помнит когда последний раз у него не болела голова. Сон заменили медитации после очередной (не помнит какой по счету) неудачной попытки убийства, от которой его дражайшие родители снова отмахнулись. Он ярко помнит, что чувство вкуса потерял после отравления на празднике в честь рождения наследницы Меридиана. Кажется, ему было тогда девять? Точно, меньше чем за год до смерти королевы Вейры. Богатые ощущения от магического истощения, постоянного спутника князя, заставляют срываться на крик. Ненависть к бунтовщикам, среди которых наверняка и засели убийцы королевской четы, не утихает, а только растёт с каждой прожитой минутой. С каждым мигом. «Неблагодарные ничтожества…» — скрипит зубами Эсканор. — «Жалкие черви!» Сколько времени это продолжается? Пятнадцать лет? Когда Завеса отрезала королевство от магических потоков из других миров? С момента похищения Сердца Меридиана? Дольше. Может быть с первого вздоха? Нет, с того мига как повитуха увидела «дефект», а супруг-консорт бросился утешать королеву. Первенец. Мальчик. Ему даже имя дали далеко не сразу, а только после первого успешно пережитого покушения. Назвали метко, в честь принца грешника пытавшегося захватить вселенную — Фобоса. Кажется, ему тогда и двух лет не исполнилось? Или ему было чуть больше четырёх? Верно, покушение в четыре, а в два была смертельная лихорадка, которую никто не хотел лечить.***
Живительная сила просачивается в тело вырывая из беспамятства. Сознание постепенно выхватывает из сумбура ощущений что-то определённое: сырость; запах смерти и боли; тепло живых существ рядом… Кажется подобное уже было? — Мне лучше… — с трепетом выдыхаю и трусь щекой о шершавую поверхность. Посылаю искреннюю благодарность миру за помощь и поддержку. Слабый, но четкий отклик родной земли наполняет сердце тёплом и нежностью, а вот паразит рядом визжит портя воздух. Он стремится оказаться как можно дальше от меня и причитает о том, что он не вкусный. — Чем больше шумишь, тем больше внимания привлекаешь. Воцаряется тишина. Я медленно открываю глаза, поднимаюсь над полом, чувствуя дикую слабость, натыкаюсь взглядом круглоухого. Крайне настороженного и воинственного, в средневековой одежде. Чтобы собрать мысли в кучку и понять что происходит у меня уходит минуты четыре. «Крыша едет — дом стоит…» — обнимаюсь с камнем — это успокаивает. — «Сработала на Злодеусе I моя самозащита или нет?» — Бланк видеть слабый монстр, — звучит довольно угрожающе от мелкой пакости. — Глаза протри, паразит, — прикрыв глаза даю совет наглой твари. — Я не монстр. — Тогда кто ты? — спрашивает круглоухий, сверля взглядом. — Если судить по моим поступкам… идиот. Но это определённо лучше чем быть истеричкой в п*здатой короне, которую есть страстное желание придушить, — трусь щекой о камень. — Сочувствую, кстати. Истеричка на троне — горе в стране, — кайфую от даруемых одним присутствием в этом мире ощущений, не особо задумываясь кому и что говорю. — Хуже только девочка подросток понимающая в политике столько же сколько свинья в бисере, — жмурюсь. — Ах, да, и это вас тоже ждёт. — Да, кто ты такой?! — выходит из себя круглоухий. — Можешь называть меня Рыжим, впрочем и на Конопатого не обижусь, — отрываюсь от камня, впериваюсь в круглоухого (кажется уши стали моим новым фетишем) холодным изучающим взглядом. — Моё имя разбойнику без нужды. И прежде чем ты станешь кричать и возмущаться называя себя революционером, подумай. Хорошенько подумай о том, сколько и чем приходилось и приходится жертвовать твоему правителю для того, чтобы поддерживать жизнь на родной земле. Сердце этого мира было привязано к кому-то, затем вырвано в иной мир и отрезано барьером. Снова начинаю обниматься с камнем, который неожиданно расцветает многочисленными спиральными линиями. Ощущение единения и взаимной, облегчающей страдания поддержки только усиливается. Мир вокруг меня поёт, ластиться как кошка. — Бланк знает кто такой Рыжий. Бланку страшно. Бланк не вкусный, — причитает тоннельный паразит сбивая с благостного настроя. — Вот зануда! — звучит с моей стороны с толикой восхищения и досады. — Такие как Бланк грызут барьер между миром и его сердцем. Рыжему нет причины охотиться на Бланка… И повторюсь: «я не монстр», — просыпается любопытство. — Кстати, а за кого ты меня принял? — Не монстр, да-да. Рыжий совсем не слабый монстр. Кто такой Бланк, чтобы спорить с не монстром? — Глупая тарахтелка, — обиженно дуюсь, но затем озадачиваюсь моментально выкидывая из головы обиду и самого тоннельного паразита. «Что с Вилл? «Безопасное место» это где?» — Уверен, ты не ошибаешься в том что Фобос подобен истеричной женщине. Но он ничего не делает для спасения Меридиана, — со стальной решимостью во взгляде говорит бунтовщик, сжимая кулаки и едва сдерживаясь от того чтобы начистить мне морду. — Он губит наше королевство. — Хе, — не могу удержаться от ехидного смешка. — А давай я начну задавать тебе вопросы, а ты будешь серьёзно думать над ними, а потом отвечать, хорошо?