— Убери железку, напросишься на поражение.
— Ты не победил, ты сжульничал! В честном бою я бы тебя заколол!
— Ну тогда сражаться честно явно нет резона.
Пираты Карибского моря: Проклятье Черной Жемчужины
Воздух пахнет весной. Мироку краем глаза рассматривает божество. Складывает в уме головоломку из всего что видел, слышал и ощущал. Дочь Идзанами. Бара. Божество происхождение и возможности точно неизвестны, предположительно рождена Авасимой от существа из-за пределов мира. Добродушно, снисходительно и наивно. Не любит людей. Последнее раньше не казалось проблемой. Мироку не раз проверял терпение божества на прочность, провоцировал выясняя слабости, табу и то чем можно его успокоить. Монах только один раз получил наказание от божества и вместо слов изо рта несколько часов вырывалось кваканье. С момента, когда Мироку своими глазами наблюдал, как Бара вернула к жизни хозяйку преисподней, монах осознал проблему. Всемогущее существо что не любит людей наивно как ребенок и готово помочь кому угодно. Как эта помощь скажется на людях божество даже думать не станет. Ему всё равно. Бара опасна. Хуже того, она не осознаёт что опасна. Абсолютно. Мироку осознал, что идея использовать «демона» чтобы поймать Нараку и отомстить… Плохая идея. Смесь из жажды мести, любопытства и любви к красивым женщинам подвела монаха. Чувство родства из-за проклятья лежащего на божестве окончательно затуманило взор и Мироку допустил первую ошибку — остался рядом. Монах повторяет эту ошибку из раза в раз. Следует как привязанный. А в шуточном флирте всё меньше и меньше… «Мироку, ты сходишь с ума… » — признаёт мужчина. Голое божество на расстоянии протянутой руки, кутается в плащ монаха, ступает босыми ногами по траве. Мироку сглатывает и отводит взгляд в сторону, жажда царапает горло, на манер мелких рыбьих костей. Да же то, что божество в мужском облике перестаёт играть роль для глупого монаха. — …«Милый пёсик», Бара-чан? — спрашивает монах невольно любуясь совершенной фигурой божества. Идзанами сняла цепи проклятья с дочери, но та казалась не заметила этого и осталась мужчиной. Юношей похожим на ожившую весну, или статуэтку из фарфора и драгоценных камней. Ему смертельно идут длинные уши, маленькие крылышки из цветочной лозы, что растут из спины. Портит выражение глаз. Страх, чувство вины, стыд и тоска совсем не подходят дочери Идзанами. — Чистокровный ёкай с отметиной полумесяца на лбу. Сессёмару, сын Ину но Тайсё, — смущенно краснеет и отвечает божество. Монах мгновенно начинает ненавидеть эту псину. — Белый ину с обликом мало отличимым от человеческого? — Бара кивает, Мироку с притворным сожалением вздыхает и говорит. — Не подавится. Такого, если верить слухам и имя твоей матушки не проймёт… Развеять душу или запечатать единственные варианты. — Нет. Не стану так поступать с ним, — упрямо качает головой божество. — Он дорог мне, я не хочу чтобы он как-то пострадал. Это будет слишком несправедливо по отношению к нему… Ой, а не одолжишь плащ?.. Неземное существо послушно идёт рядом с монахом в сторону города. Бара хмурится, улыбается, бессвязно бормочет под нос, глубоко погрузившись в собственные мысли. Она доверяет Мироку и не чувствует от него опасности. Божество озадаченно моргает заметив как лесные тени искажают лицо человека, придавая ему сходство с демоном, но беззаботно возвращается к своим размышлениям. Монах поправляет четки запечатывающие проклятие на руке. Пара фиолетовых огней вспыхивают возле ног монаха, мелькает раздвоенный кошачий хвост. Если незаметно одной псиной станет меньше… Мир будет совершенней, не так ли? *** Появление нового бога, сопоставимого по могуществу с ним, вырвало Идзанаги из блаженного забытья. Он сжался и обнял нагинату, скуля как побитый пёс. Тоска по любимой жене убивала война, пожирала изнутри. Но он не мог умереть. Вход в подземный мир для Идзанаги был наглухо закрыт. Закрыт его собственными руками. Воин не хотел ни о чем думать, вспоминать, чувствовать. Один опрометчивый поступок, не вовремя взыгравший характер, гордыня и высокомерие — всё это сделало жизнь невыносимой. Идзанами была его половиной и оставив её в преисподней… На что он надеялся? Что ожидал? Почему свято верил что она не станет ему мстить? Четырёхлапые твари, так похожие на неё, хорошо справились с тем, чтобы свести с ума бога своими иллюзиями. И чем? Они сломали его ни ужасами, ни кошмарами, а счастливыми воспоминаниями. Юным образом покинутой жены, мелькающим то тут то там. Нежным шепотом, искристым смехом, родным запахом, едва уловимыми касаниями. Теплом на второй половине кровати, что чувствовали пальцы Идзанаги по утрам, когда между сном и реальностью он искал Идзанами. Двухвостые монстры любили прятаться в его тени, усиливать эмоции, подбрасывать идеи. Он мог их уничтожить, и в первые годы Идзанаги делал это, разозлившись устраивал охоту спуская с цепи верных псов. Но они сточили его, как вода и ветер стачивают камень. Последним ударом сломившим воину хребет стало исчезновение кошек из его тени. Они украли все вещи, что у него остались от Идзанами, и спрятались в подземном мире. В тот день он узнал, что никогда не сможет туда попасть. И во что превратился ослепительный и гордый Идзанаги? Как сильно в тот миг он жаждал смерти? Как жалел что оставил любимую жену? Как он ненавидел себя? Жизнь, в которой не осталось даже иллюзий и снов о ней, оказалась для Идзанаги хуже смерти. С тех пор ему было не дано увидеть издалека даже тень кошачьего хвоста. Поэтому когда тонкое обоняние бога улавливает слабые отголоски родного запаха Идзанаги замирает. Его глаза лишенные разума шарят в темноте пещеры в поисках добычи, которую нужно поймать живой. Но то что попадается взгляду воина — не кошка. Белый инугами от которого пахнет живой силой Идзанами. Живой. Распавшийся в песок разум бога собирается в считанные мгновения вокруг этой мысли. Даже если то что воин чувствует и видит очередная иллюзия, жестокая шутка любимой. Даже если эта надежда отправить Идзанаги в небытие… — Что она велела тебе передать? — спрашивает бог у низко склонившего голову пса. — Она приказала найти Вас и привести к её младшей дочери, что недавно стала известной среди смертных как Тсубаки но Ками. Затем подарила мне жизнь. Идзанаги стискивает зубы, от издаваемого ими скрежета содрогается и идёт волнами само пространство. Бог прячет под веками пламя безумной надежды. — Когда уходил, слышал что она отдала приказ кошкам: «Идзанаги должен увидеть мою дочь, но не получить», — осторожно произносит пёс, и смех полный облегчения вырывается из горла бога. — Дочь… — отсмеявшись шепчет бог. Кривая улыбка, расползается на лице Идзанаги, подобно ране. Из неё, словно гной, сочится безумие и заставляет Инугами дрожать спрятав хвост между лапами. — Какое имя жена дала ей? — Из тех слухов что я успел собрать… люди не могут решить демон или божество Тсубаки, но все утверждают, что это мужчина… И представляется именем Урью… Его волосы алые как цветы камелии, глаза цвета льда… — преодолевая животный ужас говорит инугами. — Еще он искал родителей для человеческой девочки… Известно что девочка в деревне охотников на демонов… Безумие Идзанаги начинает утихать. С каждым словом белого пса уверенность в реальности существования дочери растёт. Бог всё больше убеждается, что это не шутка. Она существует. Только вот под каким обликом спрятала ребёнка Идзанами? Мужчины или девочки? — Где Урью? — спрашивает Идзанаги.- Это никому не известно. Воин весело хмыкает и ерошит волосы. Бог вздыхает с фальшивой злостью, которая никого не может обмануть, а его сердце щемит от нежности. Он уже почти забыл, что действия и мысли его жены могут быть настолько простыми и очевидными. «Значит дочь, ходит в мужском облике и достаточно мягкосердечна чтобы позаботиться о судьбе человеческого дитя…» — Ми-и-ило~ — произносит бог мелодично растягивая гласные. *** «Быть или не быть…» — меня откровенно тянет на философию. Вопрос на миллион стеклянных шариков фирмы «Шикон»: «Почему товарищ Шариков не узнал гражданку Зайцеву?» Варианты ответов: а) у псины амнезия; б) внешность обманула Шарика и он не узнал свою Зайку; в) это прошлое и только после смерти Шарик переродиться в другом мире и познакомиться с Зайкой; г) среди перечисленных ответов нет ни одного верного. Я склоняюсь к последнему варианту. Копчик подсказывает, что он не мог меня не узнать. Эй! Это же Мистер Спаситель-человечества! Можно смело выкинуть в форточку надежды на амнезию, временной парадоксы, недоразумения из-за внешности и имени и прочие клише. Он слишком умён для настолько дешевой чуши.И что из этого следует? «Как был для меня инопланетянином так им и остался. Единственный вариант понять его действия это поймать, прижать к стенке и допросить… Вот только кто кого допрашивать будет по итогам даже гадать не стоит. А оно мне надо?» — хмурюсь, прохожусь ещё раз по воспоминаниям. — «То что я не чирикаю сейчас сидя в золотой клетке стоит поблагодарить мантию Фобоса и осторожность Сессёмару. Точнее попытку псины быть тактичным и не спугнуть… Чушь какая-то. Почему это не вопрос шоу-викторины? Мне нужен звонок другу…» — Попалась, Мата Хари не добитая! — Но-но, попрошу без инсинуаций у меня было счастливое детство и шикарный отец, — отвечаю на автомате, делаю манёвр ушами, чтобы они не попались в руки врага. — …Лайтик? Ответить незнакомый азиат не успевает получая острым навершием посоха под рёбра. Видимо у Мироку после встречи с Идзанами что-то в голове коротнуло. — Ненавижу стирку и шитьё! — возмущается предположительно Ками-сама, и тяжело вздохнув миролюбиво обращается к монаху. — Я друг детства этой ненормальной, так что не убиваем. — Чем докажешь что ты это ты? — спрашиваю любуясь тем с какой скоростью на на незнакомце заживает рана. Смертельная для человека рана, между прочим. Родная улыбка на лице незнакомца, а еще это особо пакостное выражение глаз… — Стоп! Я тебя узнала, этот эпизод пропускаем… Как ты вообще оказался в чужом теле и в этом мире? — Бара-чан, ты уверен что ему стоит доверять? — вмешивается в разговор Мироку. — Бара…?! — глаза Лайта принимают форму идеального круга, а затем это гад начинает ржать как не нормальный. Я одалживаю у монаха чудо-посох и тыкаю парочку раз им этого гада. Лайту плевать на появляющиеся в теле дырки он только громче ржёт. — Пойдём. Это, видимо, у него истерика, — с каменным лицом заявляю монаху возвращая посох. — Придёт в себя и догонит, а после поговорим. Дорогу преграждает двуххвостая кошка, сверкает на меня своими фиолетовыми глазищами… и молвит человеческим голосом: — Если хочешь сдержать обещание данное человеческому дитя, ты должна поспешить за мной. Идзанаги и его потомки, хозяин цепей что сняла с тебя Идзанами, а так же Сессёмару… Все они сейчас на пороги деревни где ты оставила девочку.Я подхватываю за шкирку ржущее тело и поджав губы бросаю короткое: — Веди. *** Разглядывая издалека сборище демонов и богов, возле скромной деревни охотников на демонов, Кагоме может с уверенностью заявить: «будущее из которого она пришла не существует». В её будущем не было никаких исторических данных о младшей дочери Идзанами и тем более о настолько масштабной встрече ёкаев и ками. Относительно мирной встречи. Было бы хорошо, если бы боги были на одной стороне, а демоны на другой. Но вся это толпа кучковалась небольшими группками и у каждой группки были свои интересы. И по итогу то что творилось под стенами деревни охотников на демонов больше походило на сходку подростковых банд, чем сражение между добром и злом. В детстве Кагоме с папой была на парочке таких собраний и атмосфера сейчас просто один в один с её воспоминаниями. Тут и там вспыхивают и гаснут мелкие конфликты и драки, но на войну происходящие не тянет. — Что-то твой брат долго не просыпается, — жалуется Кагоме будущему мужу. — Я бы предпочел, чтобы он и вовсе не проснулся, — недовольно ворчит Инуяша, по звериному сверкает глазами, от чего у Кагоме сладко ноет сердце. — Жалеешь его? — Нет. Я хочу чтобы он быстрее восстановил потерянные воспоминания и мы могли вернуться домой, — сладко улыбается мико, берёт руку ину, прикладывает щеке и трётся, как кошка. — Нам еще к свадьбе готовиться. Романтическую атмосферу разбивает злобный рык со стороны связанного по рукам и ногам Сессёмару, облепленного сдерживающими талисманами почти до полной неузнаваемости. То, что старший брат Инуяши избавляется от пут и талисманов за несколько секунд портит мико настроение вернее чем поход к стоматологу. По количеству и качеству ёки Сессёмару явно проигрывает младшему брату, но Инуяша испуганно приживает к голове и прячет мико за спину. — Кто? — сухо спрашивает старший, и младший не задумываясь отвечает: — Идзанами. — Зачем? — Не знаю, — между братьями воцаряется неловкое молчание. От Сессёмару не чувствуется агрессии или угрозы, но мертвенное спокойствие настораживает больше. Мико любопытно что за воспоминания вернулись к демону, что он будто разом на тысячу лет повзрослел. — Поздравляю, — нарушает тишину старший. Инуяша теряется, он понятия не имеет как реагировать на поздравление Сессёмару. Кагоме встречается взглядом с дайёкаем вызывающим иррациональный ужас. — Жрица, найди способ жить дольше чем мой брат. Инуяша деревенеет услышав «мой брат» из уст старшего. — А? — Сессёмару отводит взгляд в сторону и добавляет: — Тот способ что найдёт он, тебе не понравится. Слова дайёкая похожи на совет, через который он неуклюже пытается проявить заботу о младшем брате. Инуяша недобро скалится и рычит в сторону дайёкая: — Говоришь так, будто собираешься меня бросить! — слетевшие с языка слова шокируют самого Инуяшу, заставляют поморщится и нервно передёрнуть плечами. — Вали куда хочешь! Как будто бы меня вообще может волновать что с тобой случиться?! Да я тебя всегда ненави… В очередной раз младший лишается дара речи, в этот раз потому рука Сессёмару почти не весомо касается головы Инуяши. — Ты хорошо со всем справился. Молодец, — звучит в тишине бесчувственный голос дайёкая. — Закончи школу и институт вместе со жрицей. Пригодится. Сессёмару неспешно уходит в сторону деревни. Он похож на сошедшего с картины благородного правителя и жестокого воина. Тугие узлы ужаса и отчаянья, что породил плен у грозовых братьев, исчезают вместе с иррациональным ужасом, что вызывал раньше дайёкай. Этот нелепейший совет закончить школу и институт, как будто Сессёмару самый обычный старший брат, а не ёкай, срывает с души мико налипшую грязь. Горячие слёзы текут по щекам Кагоме, а в сознании крепнет уверенность что всё будет хорошо. Обязательно. *** Фобос смотрит на местных демонов и богов из-за установленного наспех барьера. Только то, что Эсканор прибыл в эту деревушку первым спасло её жителей от смерти. Содержание разговоров этих «сверх-существ» у мага вызывало желание спустить с поводка «милашку Шибу» и позволить ему стереть эти недоразумения из реальности. Эти черви возомнили, что могут решать судьбу его, Фобоса, розы. Они жалко коверкали имя Урия, путали розу с камелией и следили друг за другом боясь потратить лишнюю толику крупицу энергии и готовы в любой момент вгрызться соперникам в глотку. Словно околдованные. Он сам околдован. Фобоса выводит из себя ощущение что он участвует масштабной театральной постановке. Его терпение почти на исходе. Правитель четко осознает что пошел на поводу у фальшивого видения и рванул в прямо расставленные кем-то силки, как наивный дурак. Слабой надежды, что роза жива, оказалось достаточно, чтобы просеять тысячи параллельных миров в поисках одного. «Всё было не зря. Немая девчонка использует слишком знакомые магические построения. Наживка должна быть настоящей. Урия обязательно явится за девчонкой, главное держать маскировку и не спускать…» — Ты скучала по мне?.. — голос звучит незнакомо, но Фобос мгновенно узнаёт обладателя. В плаще монаха, рядом с жалким синтоистским священником, смердом в майке и джинсах испачканных кровью — его роза. — Урия… — срывается с губ вместе с выдохом. Фобос ни делает не единого движения, а его магия бесстыдно ластиться к розе, обнимает. Временно ушедший на покой правитель Меридиана желает провалиться сквозь землю. Эсканор может поспорить на что угодно, яркий румянец неровными пятнами покрыл не только шею и лицо. И именно в этот момент режиссёр за сценой делает свой ход спуская с цепи демонов и богов. Реальность стремительно трещит по швам. Фобосу дано наблюдать за катастрофой из первого ряда. *** «Недооценил… » — признаёт Сессёмару, упрямо двигаясь в сторону кролика. Мир плавиться и плывёт под давлением схлестнувших в воздухе сил. — «Упустил время». Из многочисленных задач, что дайёкай поставил перед собой, чтобы поймать добычу смог выполнить только одну «наладить отношение с полукровкой и его жрицей». Но её он выполнил идеально. Младший даже не попытался откусить дайёкаю руку, когда Сессёмару прикоснулся к его голове. А жрица плакала глядя ему во след. «Неважно…» Чутьё не даёт сбиться ину со следа. Где-то впереди мелькает фигура отца. Грохот, скрежет и надрывный вой пытают чувствительный слух. Всё внимание пса сужается до единственной цели. Дайёкай равнодушно проходит мимо безумной сцены, в которой молодой синтоистский священник сцепился в схватке с Ину но Тайсё. Идя по следу в водовороте рвущих мир энергий Сессёмару выбивается из сил. Несколько вечностей спустя воля начинает слабеть и пёс начитает растворяться бушующем хаосе. — Яна… Тёплые руки подхватывают дайёкая. — Моя супруга очень жестока к псам, — хохочет божество, отпускает обратно подталкивая в другую сторону. — Вот правильный след, иди. Спустя несколько отчаянных рывков Сессёмару достигает цели. Под его пальцами рвётся ткань одежды, ину зарывается носом в копну рыжих волос. Любимые интонации в незнакомом голосе исцеляют повреждённый слух. — Отцепись от меня, Араи! — Яна… — всё внимание дайёкая сужено до белого кролика. — Вау! Ты наконец запомнил его! Но это не даёт тебе право меня лапать! — Яна… — Я вместо неё… Фу! Убрал оттуда руки! Фу, кому я сказала!.. Да что с тобой твориться Араи?! Возьми себя в руки! — Не хочу.