В любви нужно признаваться сразу. Осознал — признался.
Не сходя с места и не опуская взгляда.
Любовь — не то с чем можно справиться в одиночку.
Выскажись. Упустишь возможность и объект может сбежать.
Поставь противника перед фактом.
Пусть он решает проблему, а не ты. Наблюдай.
Люди показывают истинное лицо
пред теми, кто не может себя от них защитить.
Если после наблюдений любовь не проходит,
пускай в ход план «б».
Фобос Эсканор
Архипиздос. Говорят что пиздос, это как полный пиздец, но его превосходная форма, а хуже чем полный пиздос быть не может. Я то же была такой. Нежной, ранимой, наивной девушкой. Но сейчас мне хочется вопить на одной высокой ноте, подхватить многочисленные юбки бального платья и съебаться Золушкой даже без тыквы и крыс. Будь я на подводной лодке — прикинулась бы торпедой и уплыла в океанские дали через торпедный отсек. Но я в крохотном пузырике реальности посреди небытия. Работаю батарейкой для барьера, что защищает мою подопечную от исчезновения. А Первый Вестник Архипиздоса по правую руку от меня. Точнее в двадцати трёх шагах ровно на десять часов от меня. Я узнала его сразу. Сочащаяся крысиной отравой улыбка, искрящийся кострами инквизиции взгляд, всё прямо на фоне скатывающегося в небытие мира, а еще имя — Фобос. Тут даже такой толстошкурик как я поняла — пиздос. Полный. Но я не предполагала, что он только один из вестников грядущего. Первый Вестник попытался быть милым. Защищал мирных жителей, не тянул ко мне руки, не пытался заговорить. Фобос просто смотрел и улыбался. Идеальный принц. Парочка местных клуш даже растеклось по углам влюблёнными лужицами. Внешне улыбка Вестника была как самый сладкий мёд, думаю на вкус она была бы такой же. Но тянуть в рот всё что похоже на мёд я отучилась в детстве, когда едва не сдохла слопав крысиной отравы. Яркие эмоции в глазах делали их такими сияющими, будто ему туда блёсток напихали. Фобос был милым-милым, пушистым-пушистым и весь в белом. Но что-то в том как он улыбался и смотрел слало мне сигнал — не рыпайся. Может быть то, что стоило мне сделать от него осторожный шажок в сторону и защитный барьер начал дрожать? Или острый взгляд подозрительного ОЯШа рядом с ним? На фоне один позорный волк продолжал хихикать. Единственный монах, которому можно было бы исповедаться, потерялся по дороге. Моей крохи нигде не было видно, и я не чувствовала в какой стороне её искать. Когда невидимая другим цепь обвилась вокруг запястья и стала тянуть из меня магию, я решила притвориться идиоткой. Сделала вид, что не заметила. Неловко, но я, в теории, всемогущее существо мало понимаю как быть всемогущей на практике и без спонсора Крутой Магии всё бы исчезло в небытие. Кроме меня. И Фобоса с его командой. Вестника Архипиздоса и его миньонов небытие бы жрать не стало. Фобос получил почетное звание «Яндере-тян». Всё шло мило. Вокруг общались люди, бегали, суетились. Косились на меня в плаще на голое тело и позорного волка в рваных джинсах и футболке. Я верила, что ситуация полный пиздос. Идиллия. Он явился передо мной, как лист перед травой. Как обязательный платёж по кредиту после конца зарплаты. Как эпилог в любимой книге посреди сюжета. Второй Вестник. Наплевав на мощь Крутой Магии прошел сквозь барьер и не заметил. Повторяя моё имя как сломанный патефон, с ходу, мне едва не устроил полный медицинский осмотр. С каменной моськой и глазами похожими на две дырки в ад, вилял хвостом. Мои длинные-длинные уши даже тихое радостное поскуливание уловили! Клянусь зубочисткой Петра Первого, мне хотелось вырвать себе уши в этот момент! Второй Вестник превратил полный пиздос в архипиздос, и подтвердил свой титул Мистер Шикарная Задница. Он был в новой упаковке, немного демоном, немного псом. А его шикарнейший навык, одним своим присутствием повышать уровень сложности моей жизни на десятки уровней, повысил ранг. Взгляд моего Яндере-тян говорит мне о том, что если я сейчас не усыплю пёсика, то барьеру архипиздос. Мистер Шикарноя Задница виляет хвостом, осторожно держит за руку и преданно заглядывает в глаза, словно ждёт команды. Все молчат. Ни одна сволочь не желает вмешаться и разрядить обстановку. Инстинкт самосохранения тому виной или ещё какая-то фигня, но тишина затягивается. Даже позорный волк перестал хихикать, а только невинно ресницами хлопает. «Косячь!» — даёт отмашку измученный разум. И я начинаю петь. Песня Весны заполняет пространство начиная его менять, а глазки позорного волка готовы вывалиться на пол. Пою второй раз в жизни, но мотив первого опенинга Сейлормун вместе с аранжировкой сложно не узнать тому, кто рос со мной с детсада. Местным моей эксклюзивности не понять, так что и я могла об этом даже не думать, но… Находясь между Первым и Вторым Вестниками Архипиздоса я четко осознаю, что так жить не хочу. И дело не в том, что в попытках поделить «игрушку» эти придурки могут порвать меня как тузик грелку. Не в том, что они могут в процессе порвать не только меня, но и порушить всё что можно и нельзя к чертям собачьим. Не в том, что мне страшно находиться рядом с ними… Ладно, дело в этом. Мне страшно. Я понятия не имею что от них ожидать. Точнее что они могут натворить вместе. Почему-то из глубины звучит тоненький голос интуиции и каркает «они сговорятся». Я даже вижу уже сладкую картину их дружбы. Мне жаль Сессёмару. Я чувствую вину перед ним. Но… не хочу. Я не добрая романтичная идиотка и превращать свою жизнь в Форд Баярд только из жалости и вины не собираюсь. Любят? Спасибо, конечно, но я не люблю. Уже взрослая девочка и точно знаю чего хочу. Мне нечем ответить, кроме одного: — Фобос, Сессёмару… мне жаль, но я не могу принять ваши чувства. Я не собираюсь жить под колпаком или вольере. Прощайте, — отказ до признания выглядит странно. Сомневаюсь что у князя любит меня иначе чем удобный девайс, а пёс никогда не говорил ничего на прямую. Но кого это волнует? Приснился мне сон — невиданный здесь театр, Где сцена — Земля, Вселенная — зрительный зал. И по дороге я пыльной бреду, тебя не могу найти Никто из встреченных мной не знает пути. С надеждой смотреть в равнодушие лиц, и, когда Услышать щемящий ответ, — идти в никуда. И в этом пути я духом поник: предела отчаянью нет; Лишь имя твоё меня охраняет от бед. Муза печальной любви, Спой свой вечный сонет. И я лишь один, Со мной тебя нет. И сцен, декораций у пьесы было не счесть, И, приходя в каждый дом, я искал тебя здесь. И, обойдя сотни дорог и переплыв сто морей, Я вышел на берег земли, не знавшей людей. Муза печальной любви, Спой свой вечный сонет. И я лишь один, Со мной тебя нет. Здесь звёзды светили стайкой болотных огней, Здесь не было Солнца, и не было неба черней. Застывшее время накрыло Мир недвижным парадом планет, И вдруг на холме я увидел твой силуэт. Я сбрасываю с себя цепь.***
Мир гибнет. Первоначальное небытие растапливает реальность, как лава плавит стекло. Понятия жизни и смерти теряют значение, сливаются. Исчезают. И воин получает то, чего так долго жаждал. — Остановись, — требует Идзанами. — Ещё немного, — умоляет Идзанаги. Бог впервые за бесконечно долгое время держит любимую в своих руках. Чувствует себя целым. — Мир рушится. Идзанаги не против. Когда всё рухнет он возьмёт её за руку и отстроит мир заново. Ничего сложного. — Последствия для тебя… — Нами, — ласково зовёт бог, но любимая не останавливается. — Бара моя самая младшая дочь. Она ключ к нашим оковам. Идзанаги отпускает свою половину из объятий. Высекает границы бытия из ничего, выправляет искажённые значения. Он делает то для чего существует. То что не хочет делать. Его половина снова оказывается по другую сторону жизни от него. Бог всё ещё ощущает холод её тела на своих ладонях. Слышит запах тлена и смерти. Идзанаги скучает по ним. — Бара… — бог улыбается. Идзанаги понимает каждый поступок любимой и его причины. И у воина перехватывает дыхание от совственных мыслей. Бог хочет смеяться от счастья и плакать от боли. Но эту реальность ему не изменить. Идзанаги до последнего сомневалась в нём. Она дала ему шанс. Идзанаги должен найти дочь. Только и всего.***
Когда последнее Слово прощальной песни сорвалось с моих губ я, кроха и позорный волк уже оказались в каких-то ебенях у берега озера. Ясное закатное небо над головой, пологие холмы с торчащими то тут, то там с камнями. В озере мрачно торчат обломки деревьев. Небо не спасает, а добивает, приобретая всё больше кровавых оттенков. На душе гадко будто щенка пнула. Хочется поплакать и свернуться под одеялом в обнимку с подушкой. Даже то, что я знаю, что та деревенька со всем содержимым включая двух Вестников в безопасности не спасает. Хочется исправить всё как-то, сделать другой выбор, и я принимаю волевое решение: «Надо поправить карму и сделать что-нибудь хорошее», — киваю, чувствую как кроха прижимается ко мне с боку. Застывшего соленым столбом позорного волка игнорирую. За спиной раздаётся ржание лошади, скрип и дребезжание деревянного транспорта. Потом грохот и треск и мимо меня по параболе в озеро пролетает мумия в штанах и железной маске. «Это точно знак с выше. Плюсик к карме прилетел сам», — глажу кроху по голове. — Постой на берегу, я сейчас. Облик мумии в отключке кажется смутно знакомым, особенна маска напоминающая какую-то птицу. Да же то, как мумия валяется на спине раскинув руки. Что одна из рук сломалась в локте из-за падения. Странно, что у моего плюсика к карме какае-то подобие мышц просматривается. Мумия быстро приходит в себя. Игнорирует меня, словно призрака, как и Песнь Весны. Садиться опираясь на целую руку, изучает сломанную, его накрывает истерикой. Жуткий смех похожий на клёкот сокола доказывает — он идеальная жертва для благотворительности. Когда взгляд моей жертвы сосредотачивается на торчащем из воды куске дерева я понимаю, что пора бы действовать пошустрей. Ждать, пока он самоубьётся и начнёт жалеть об этом, у меня никаких нервов нет. Я останавливаю его хватая за плечо. Плюсик застывает и резво поворачивает голову. Безумный взгляд ярко синих глаз впивается в меня. Улыбаюсь. — Тебе сегодня повезло, человек. Цени это, — создаю лепестки роз наполняя их целительской магией и буквально заворачиваю ими пациента оставляя открытыми только глаза, использую Слова. — Будь здоров. Железная маска трескается и падает, рвутся бинты, даже штаны и те не выдерживают стремительного восстановления здоровья. Для своего психического здоровья из лепестков создаю что-то вроде трусов. «Кажется, я его сломала», — нервно повожу плечами, не получая никакой реакции от жертвы благотворительности. Плюсик даже не моргает, а зрачки превратились в две крохотные точки, только волосы, белой занавеской, в воде вокруг бывшей мумии плавают. Ржание коней, стук копыт, дребезжание в больших масштабах чем раньше и громовой рёв «Гриффит» в исполнении сурового мужика в доспехах на кибитке, а отборный мат позорного волка — тонко намекают, что Акелла промахнулся. Я даже Петь перестала. «Третий» проскальзывает среди матерных конструкций одного серого типа. Мне хочется стукнуть его, потому что каркать мне под руку не хорошо, а я сейчас и без того на нервах. Как ляпну что-нибудь Словом, а потом же ему всё время хромать или на мальчиков заглядываться. Фейри же. — Гриффит. Тот самый Сокол. Выбранный новым демоническим апостолом старой гадалкой, — произношу чушь многозначительным тоном, стираю с лица улыбку, и одергиваю руку будто от чего грязного. Тихо уматываю к своим, почти тихо. — Волк, хватай кроху в охапку и валим отсюда! Эти бехеритовые ублюдки просто так не откажутся от жертвы почти попавшей им в рабство! — Но затмение не началось! — орёт мне в ответ волчара. — А я что должен ждать пока оно начнётся?! — начинаю истерить и меня несёт. — С меня сегодня хватит! Вписываться в очередные разборки желание нет! Я по самое горлышко сыт беловолосыми правителями миров! Еще одного хочешь на меня повесить? Тем более простую марионетку?! Где-то на фоне наших криков толпа вооруженных людей пытается понять как реагировать на красавчика в озере. Абсолютно здорового и в ярко красных труселях. Какие-то люди вслушиваются в разговор, собирают факты и делают выводы. А один особо умный, так успевает проверить состояние своего друга и рвануть ко мне. Вот только кое-кто оказывается быстрее. Намного быстрее чем положено человеку. Это «чудо» пытается преградить мне дорогу, но не совладав с инерцией стильным перекати полем мелькает перед ногами. — Так он оказывается с детства болел, — срывается с языка. — А что это с ним? — в друге просыпается любопытство. — Он абсолютно здоров. И только, — недоверчивый взгляд служит мне ответом. — Может быть я еще немного перестарался силой исцеления. — Постой! — вырывается на сцену главный герой дарк фэнтази. Как та, что читала все его томики и пересмотрела всё что связано с этой вселенной… Но это было давно и не правда, так что я буду как кремень! — Что ты от меня хочешь, Гатс? — со смирением спрашиваю мечника и поворачиваюсь к нему лицом и сбивая мужчину с мыслей. — Кто ты? Откуда ты знаешь меня? Что тут твориться? — Яна, — хмыкаю, удивляясь разговорчивости мечника. — Откуда знаю ответить сложновато, твой разум может не выдержать этого знания, а ты, в некоторой степени мне дорог. А твориться тут… можно сказать, что хулиганство в масштабах судеб всего мира. Понимаешь, придурки наделённые некоторой толикой власти сегодня готовили великий пир, чтобы поживиться полотью, кровью и душами всего отряда Сокола, а вашего командира сделать одним из своих слуг. Напялить на него шутовской колпак под видом короны, назвать королём и спасителем, и выпустить в мир преобразовывая его в жуткое местечко… В более жуткое, чем есть сейчас. Но я изменила причинность и всё будет иначе. — …Шутовской колпак? — прилетает вопрос со стороны осторожно подошедшего красавчика в красных труселях. — Естественно. А ты думал человеческое жертвоприношение подозрительному и уродливому булыжнику может принести что-то стоящее? — не удерживаюсь от едкого замечания. — Быть настолько наивным в таком мире и таком возрасте опасно. — Кстати, Ян, у него бехерита нет, хотя он как верный пёс за хозяином… — Не слова о собаках! - завожусь с пол оборота.***
Последняя сцена: ко мне ты стояла спиной На старом холме, поросшим чахлой травой. Я голос сорвал, твоё имя крича, Но крик не слетал с моих губ, А ты уходила под звуки финальных труб. Муза печальной любви, Спой свой вечный сонет. И я лишь один, Со мной тебя нет. В ушах Фобоса всё еще звучит голос его розы. Каждое слово неотвратимого приговора. Её взгляд, эмоции. Момент осознание собственных чувств словно клеймо выжжен в памяти. То, что основная тяжесть этой "песни" легла на князя только самым краем задев дайёкая вызывает острое желание убить псину. Сесёмару стоит закрыв глаза. Его руки сжаты в кулаки, а в груди клокочет ярость напополам с низким рычанием. Знакомый взгляд загнанного в угол кролика, что он видел на лице Яны, всё еще отпечатан на обратной стороне его век. Почувствовав опасность для себя она снова сбежала. И виноват в этом князёк из застрявшего в средневековье мирка. Мне утро открыло глаза в солнечный дом: Ты рядом со мной, А всё оказалось лишь сном, И я потянулся к тебе, чтоб обнять Мою любовь и мечту, А руки сомкнулись, собой захватив пустоту… Муза печальной любви, Спой свой вечный сонет. И я лишь один, Со мной тебя нет. "Есть одна лазейка" - посещает головы князя и дайёкая почти одновременно. Мужчины встречаются взглядами и читают в глазах друг друга схожие мысли. Я лишь один. Для того чтобы найти и поймать её достаточно искать вместе.