8 баллов по шкале Глазго

      Новая жизнь — новые проблемы, но вместе с ними и новые планы.       Маттео нашёл двухлетний ежедневник, никем не пользованный, и спросил у Августа, собирался ли он с ним что-то делать. Получив отрицательный ответ, попросил взять себе; Август, уставший и уже не желающий во что-либо вникать, позволил.       С удивлением Маттео понял позже, распределяя планы, что строить жизнь с нуля очень приятно. Ничем не обременённый, наконец свободный от обязанности подстраиваться под кого-то, он расписал список дел почти на неделю вперёд. Это больше, чем требовалось, но увлечённость помогала забыться.       С упоением он поставил галочку напротив «сходить на собеседование», после того, как вернулся из кофейни. Ничего во встрече Маттео не удивило, не встревожило и не обрадовало, потому единственной радостью стало осознание выполненного дела. Иногда одного этого для хорошего настроения достаточно.       Девушка, что встретила его, показала кофейню, задала несколько незамысловатых вопросов, будто из желания соответствовать тому, как проводят типичное собеседование, нежели из искреннего интереса; её, казалось, вполне удовлетворило и сказанное как бы между прочим: «Я в кофейне уже работал».       Следующим днём узнал адрес клиники — Август винцентовыми знакомствами пользовался тоже. От него ответ на вопрос: «А куда ехать-то?» — получить оказалось быстрее, чем от Винцента, который не брал трубку. Маттео счёл, что он был занят.       В метро он сориентировался быстрее, чем ожидал от себя. Без стеснения спрашивал у окружающих, куда идти и не беспокоился о том, что уточнял, бывало, раз по пять, а в начале путал направления (дважды уехал не туда, при этом слишком засмотревшись на фото карты в телефоне). Удовлетворённый тем, что приноровился, нарисовал следующую галочку напротив «освоиться с общественным транспортом».       Проблемы с тем, чтобы найтись, обострились в клинике, несмотря на то, что здание бежевого цвета с красным входом выглядело очень компактно и уютно. Но когда Маттео зашёл, он понял, что не знал, кого искать. Август сказал, где. Но не сказал, к кому обращаться.       Тогда он звонил Винценту, но после четырёх попыток бросил это. Попытался спросить у Августа — тот не был в курсе ни фамилии, ни имени, и признался в том, что Винцент его проводил в нужный кабинет почти под ручку. Скомканные объяснения девушке на ресепшене ничего не дали: Маттео не мог признаться в том, что он здесь из-за кумовства, подставляя другого человека, но ничего более на ум не приходило.       Оставшись один на один с проблемой, он занервничал, посыпался и на смеси английского и итальянского сбивчиво юлил, будто играл в «крокодил». Девушка, в какой-то момент смекнув, что ему нужно, попросила документы. Маттео сказал, что у него документов нет.       Растерявшись вместе с ним, вдруг осознавшим, что документы и всё с ними связанное вылетело из головы, девушка похлопала глазами, поискала взглядом помощь. Пока она пыталась сообразить, что делать, к стойке подошёл мужчина. Он посмотрел на Маттео, спросил к кому, и Маттео проблеял: «На осмотр».       — От Винцента?       — Si.       — А-а-а… Пошли.       Мужчина поманил жестом, и Маттео поспешил за ним.       У него, врача, были светлые волосы, сухие и будто выгоревшие на солнце. Передние пряди на затылке собирались в хвост, и выглядело это, как единственное, на что мужчина был способен в отношении ухода за собой. Концы волос секлись, халат был мятый (особенно внизу, на краях), а на рукаве осталось кофейное пятно. Не говоря уже об общем виде, ярко кричащем об усталости — она была во всём, от жестов до походки. Впечатляющая непрезентабельность.       Маттео порадовался тому, что жизнь не толкнула его на путь медицины — мысли о нём ни разу не посещали его голову. Он что-то слышал о «aliis inserviendo consumor», но не задумывался ранее, сколь страшна перспектива стать приверженцем этого девиза: порой, не способный помочь себе, он имел глупость помогать другим. Это были единичные ситуации, пересчитать которые можно по пальцам одной руки, но построить вокруг этого карьеру? «Лучше бы вы мне в утреннюю кашу насрали».       Коридор в ослепительно белом, где из яркого были только любительские картины на стенах и одежда персонала, сменился кабинетом с мягким диваном, шкафом, холодильником, микроволновкой и тюлем на окнах. Пахло едой и чем-то приторно-сладким: Маттео пригляделся и увидел розовую электронную сигарету, кем-то забытую.       — Жалобы?       — А?       — На здоровье жалуешься?       — Э-э… нет.       — Родители чем-нибудь болеют?       — Трудоголизмом.       Врач хмыкнул, записывая что-то в телефон.       — Рост и вес свои знаешь?       — Нет, но я считаю их идеальными.       — Аллергии?       — На скуку.       — Операции, гемотрансфузии, травмы?       — Что такое «гемотрансфузии»?       — Половая жизнь?       — Удручающе не разнообразная, честно говоря.       — Не старайся быть самым смешным у меня на приёме, всё равно не получится. Прививки?       — Вроде все есть.       — Перенесённые заболевания?       — Ветрянка, простуда… — Маттео пожал плечами, понимая, что всё не припомнит. — Мне аппендицит вырезали.       Мужчина вздохнул, с раздражением исправляя заметки в телефоне.       — Я хотел спросить, можно ли… Ну, в общем, мне бы анализы сдать.       — Сдашь.       — Я имею в виду, на всякие там… гепатиты, ВИЧ.       — Да будет всё, расслабься.       Маттео с облегчением последовал совету. Вместе с этим пришёл к мысли, что Винцент, при всей своей вредности, человеком был очень… привлекательным. Из меркантильности привлекательным.       Кто ещё мог бы похвастаться таким количеством полезных знакомств и возможностью даже незнакомца привести на готовенькое? Мысль об этом одновременно и заставила укорить себя в мелочной расчётливости, и почувствовать какое-то едва знакомое волнение от самого своего появления.       Маттео вообще о личном дальше знакомств и дружбы не задумывался. Он не был ни разочарован в любви и отношениях, ни стремился к ним — всё, что случалось после Лучано, происходило само собой, без его прямых сопротивления и участия. Если Маттео нравился кому-то, то это принималось им как должное. Если ему нравился кто-то, то…       Ему никто не нравился. Маттео, незаметно для себя и мужчины, начал ходить из стороны в сторону, вдруг будто оглушенный осознанием того, что ему кто-то нравился. Даже не как гипотетический партнёр (для этого они с Винцентом ещё слишком мало знакомы), но как человек.       Он с улыбкой от пробежавших мыслей спросил:       — Когда я смогу забрать всё?       — Когда тебе назначат специалиста.       — Что? А вы…       — Для того, чтобы тебя признали здоровым, нужно подтверждения врача, на это высшим начальством уполномоченного. Обращаешься в Визовый Центр, тебе дают список этих дохера важных людей… Ты тыкаешь в кого-нибудь из них, кто тебе поприятнее, говоришь Винценту, Винцент делает мне звоночек, я нахожу этого человека и передаю ему, что ты хороший мальчик, который не доставит проблем, потому нужно сделать тебе пару послаблений. Твой осмотр и всё, к тебе относящееся, будут зафиксированы, но де-факто тебе достаточно только этого визита. Понимаешь?       — Что за система такая?       — Порадуйся, что всё так. Можно было и хуже придумать.       — Всё равно сюрреализм какой-то. А я могу вам сразу позвонить?       — Можешь, если у тебя есть мой номер.       — А… можно?       Мужчина в ответ посмотрел долгим и тяжёлым взглядом, лучше всякого простого «нет» дающий понять, что не собирался кому попало давать свои контакты.       Маттео вздохнул и признался про себя, что в самом деле могло быть и хуже. Врач написал на смятой бумажке кабинеты, которые надо обойти, и всё остальное прошло так, как происходило и раньше. Только несколько отличий: клиника не принадлежала кому-то из друзей семьи и вне очереди никого не пропустили.       Маттео вернулся к Августу, по пути придумав, что следовало бы предложить ему заказать какую-нибудь вкусную еду. Дом был пуст. Август, конечно, тоже работал.       В его уютно обставленных комнатах Маттео в полной мере познал одиночество — ему вдруг стало ясно, что одинокого человека легко распознать, ведь он умеет развлекать себя сам. Изучение этой науки давалось легко из-за нужды в ней, но с какой-то едва заметной меланхолией, как у ребёнка в школе. Он никогда не думал, что недостаток общения станет обыденностью; ранее не зная нехватки друзей и приятелей, Маттео теперь ограничивался двумя знакомыми, и оба — невыносимые трудяги.       «Человек, который смеётся» подошёл к концу, оставляя после себя неприятное послевкусие. К тому времени в коридоре прозвучал шорох, подошва туфель с тихим стуком соприкоснулась с полом. Август вернулся.       — Buona sera. Как день?       — Ты всё сделал?       Маттео вздохнул.       — Да. Я всё сделал, пап. Сейчас почищу зубы и ровно в десять лягу в кровать. Дневник с оценками показать или?..       Август смерил его раздражённым взглядом, Маттео с фальшивым непониманием вскинул брови.       — Ты звонил сегодня Винценту? — спросил Август спустя время, уже чем-то занимаясь на кухне.       — Si, он не ответил. — Гюго вернулся в стройный ряд книг на полке. — А что такое?       — Мне тоже не отвечает.       — Занят, — Маттео пожал плечами.       — Обычно он так не делает. Просто… ты не мог бы съездить к нему? Всё равно документы нужны.       — Мог бы. Хочу ли? Другой вопрос.       — Ну, не хоти. Тебе же хуже.       Маттео обернулся из желания узнать, какое выражение на лице у Августа. Насмешка? Наигранное «да плевать мне»? Когда Август показался в арке, они пересеклись взглядами, и он спросил с невинным видом:       — Что?       — Ничего… Ты прав. Я проведаю.       — Ключи возьми. Первый ящик в комоде.       — У тебя есть ключи от его дверей? — спросил Маттео, выдвигая полку.       В ней спряталась ключница из дерева в форме дома. В нём были вырезаны формы для брелоков в виде стилизованных эмоциональных кошек. На тёмном шрифте светлым курсивом: «Хорошо, когда все дома». Только на одной рыжей кошке был ключ; чёрная простаивала, ничем не отягощённая.       — Миленько, — бросил Маттео, найдя странным августово одиночество.       Вскоре он прошёл консьержа, поднялся по лифту и сначала робко постучал, надеясь, что Винцент просто был занят. Что с ним могло случиться? Внутренний голос ответил, что многое. На самом деле многое. В Италии, несмотря на принадлежность к мафиозному клану, Маттео бы и в голову не пришло, что когда-нибудь и ему придётся выслушать хлопки выстрелов и почувствовать себя чьей-то целью. Эфемерная, трудно вообразимая угроза. Она была везде — даже ногу подвернуть можно на ровном месте.       Он вошёл с тревогой. Остался с радостью.       Винцент ворчал, пока они смотрели «Отчаянных домохозяек», писал посты в телефоне, не отвлекаясь, и пил алкогольную настойку из ряда тех, про которые говорят «ядерная». Маттео подурнело от одного запаха, но замечания он оставил при себе. Они обменивались комментариями к сериям, пока Винцент не уснул в момент, оставшийся незамеченным. Маттео повернулся к нему, чтобы пошутить, и выключил ноутбук. Отложил его в сторону. Сел рядом, наблюдая.       На тонких веках его с бледно-синим узором вен дрожали ресницы — горячие на ощупь, понял Маттео, робко коснувшись века большим пальцем. Грудь мерно вздымалась и опускалась, каждый вздох звучал хрипло и шумно. Приоткрыты были бледные губы и немного выглядывали острые клыки.       Он казался так ладно, любовно скроен из множества черт, только одному ему подходящих. Ему шло быть собой — это, несмотря на кажущуюся простоту, встречалось редко.       С длинным носом, чëткими венами на руках, ловкими пальцами, поджарый и крепкий он был, пожалуй, одним из самых красивых из встреченных Маттео людей. К нему, как к человеку успешному, уверенному в себе, тянуло непреодолимо; в сущности, из соображений очень мелочных и постыдных, от которых голова шла кругом.       Маттео убрал его тëмные пряди с мокрого лба, раздумывая. Винцент сунулся в дело, которое его не касалось, из любопытства? Альтруизма? Или его забросило в эту историю, как маленький корабль на скалы в шторм? В любом случае, он очень много вложил и теперь был вынужден ещё больше потерять — в этом не находилось и толики справедливости.       Маттео положил голову на его бедро, смотря снизу на вздëрнутый подбородок. В комнате было заметно теплее, чем в остальной части апартаментов, почти жарко; пекло глазные яблоки и дремота подкрадывалась незаметно. Даже то, что Винцент шевельнулся, не заставило отпрянуть. Его ладонь легла на макушку, видимо, в попытке убрать непривычную тяжесть, но не столкнула. Пальцы согнулись и разогнулись раз, второй, третий, почëсывая.       Маттео не заметил, как уснул. Раскрыл глаза уже рядом с Винцентом от стука клавиш ноутбука и терпенового запаха. Марихуана.       — Добрый вечер, — деланно бросил Винцент.       — Ты как?       — Я? — вопрос его удивил. — Норм.       — Я тут думаю… а как твой знакомый врач? Sara, попросить рецепт на антибиотики?       — А смысл? Грипп же. Наверное. Хуй знает.       — Так, а разве антибиотиками не лечат?       Винцент рассмеялся — смех перешёл в кашель.       — Бля, не. Это вирус. Антибиотики для бактерий. А тут нихуя не поможет, так что смысл? Только сраться потом буду бегать каждые пять минут. Ну его в пизду.       Маттео поднял голову, неловко улыбаясь.       — Откуда ты столько знаешь?       — Так я в меде, ебать его в рот, учился, — ответил Винцент так, как будто это было чем-то незначительным.       — В меде?! Deliziosamente!       — Да хуй с ним, это же…       — Да это же!.. Так сложно! В смысле, только сегодня думал о том, какая это жесть. Почему ты бросил?       Он усмехнулся, зажав самокрутку в уголке рта.       — Сам ведь сказал, что это жесть. Не знаю, — Винцент пожал плечами, — не смог себя в этом найти.       — О-о… может, это к лучшему. Можно я посмотрю?       — Смотри на здоровье. Хочешь пиццу потом?       Маттео устроил голову у него на плече без всякого смущения — так было удобнее смотреть в ноутбук.       — Я хочу пасту очень. Хорошую. Итальянскую.       — Бля, ну, это, конечно, можно устроить… Но меня что-то не тянет. Просто, если брать глисты-макароны эти твои, то только в каком-нибудь чисто итальянском рестике. Я думал, может, пиццу и суши.       — Суши?       — Ты не ел?       Маттео помотал головой, не отрывая взгляда от строчек об энергетическом здоровье, которые не понимал.       — Можно попробовать, наверное…       Инстаграм сменился поисковиком, а тот, в свою очередь, пропал за цветастой вкладкой сайта доставки. В глазах зарябило.       — Ты серьёзно ни разу не ел суши?       — Не-а. У меня с рыбой дружба не складывается. Мясо люблю.       — А точно хочешь? Если с рыбой…       — Да, да, хочу. Можно вот эти? — Маттео ткнул в ярко-красные с икрой. — Это с чем?       — Да подожди, я сейчас… Во-от. Это с лососëм. Целый набор из таких.       — А тебе какие нравятся? Можно такой, чтобы там и для меня, и для тебя были? А есть с крабом? А с чем их делают? Вот это чëрненькое по краю — это что такое? О-о, там креветки? Я с креветками тоже хочу, можно?       — Лосось, краб и креветки? — уточнил Винцент, отправляя в покупки несколько позиций.       Маттео большим пальцем провёл по губам в раздумьях. Он не знал, чего хотел. Голодный и увлечëнный новизной, почувствовал бы себя удовлетворённым, только получив всё и сразу.       — Что насчёт мидий?       — Фу-у, нет, я их ел. Мне не понравилось. А это что такое зелёное?       — Васаби. Соус. Горчица азиатская.       — Mostarda di frutta? У нас по-другому выглядит…       — Может, мостарда, а может, и не мостарда. Я не думаю, что японцы…       — Ой, а это? Это с сыром? А можно с сыром? — Маттео приподнялся, пытаясь найти описание, и, опомнившись, добавил, — Извини. Я тебя перебил.       — Ничего. С сыром, так с сыром.       — А почему васаби зелёный?       — Азиаты же. Они его из черепах делают, которые растут около Фукусимы. Приправляют трëхглазой рыбой, и хдыщ! — получается аниме-хрен.       Увидев выражение лица Маттео, удивлённого и полного сомнений в желании попробовать это, Винцент рассмеялся, снова закашлявшись после.       — Шучу. Нет там черепах. Я не знаю, погугли потом. Дам тебе ноутбук, накидай себе шмоток.       — А сколько можно?       — Сколько хочешь, но в пределах разумного.       Винцент любил загадки и неопределённости, когда они предназначались не ему. Что его забавляло — растерянность на лице, роль хозяина положения? Была ли в этом разница? Маттео нравилось. Что-то ребяческое, очень оживляющее в этом было.       — Что такое «пределы разумного»? — спросил Маттео, снова кладя голову на его плечо.       — Понятия не имею. Мне кажется, я их потерял.       — Может, я тоже. Я закажу очки за пятьсот долларов.       — Окстись, это точно перебор. Лучше набери себе шмота на эту сумму.       — Значит, пятьсот долларов?       — Не-е, — неуверенно протянул Винцент, прикусив изнутри щеку. — Давай сойдëмся на двух сотнях. Тебя устроит?       — Да, более чем.       — Отлично.       Он попросил спуститься вниз и забрать заказ, когда тот приехал. Маттео вернулся с пакетом к аккуратно убранному кухонному столу и к Винценту, вылезшему из-под одеяла и нашедшему силы привести себя в порядок. Он переоделся и собрал волосы в пучок на затылке. Ему шло.       Шумела включëнная, согревающая кухню духовка. На столе — две кружки, вилки, ложки, как попало. Неловкая сервировка.       От Винцента слегка пахло кислым и мускусом — он знатно пропотел под тремя одеялами, пока вливал в себя одну за одной стопки с настойкой. Лихорадочно румяные щëки, уставший взгляд. Движения мягкие и плавные. Он развязал бантик на пакете, выложил однотипные ланч-боксы — один в крышку другого для экономии места. Щëлкнула крышка прозрачной тары с чем-то тëмным внутри. Треснули деревянные палочки.       — И они этим едят? — спросил Маттео, взяв по одной в каждую руку. — Нанизывают?       — Нет, нет, вот так же. — Винцент щëлкнул своими. Они как-то удобно улеглись в его пальцах. После нескольких попыток Маттео повторить, не понимая, что к чему, Винцент, посмеиваясь, подошёл ближе и взял его руку, поправляя. — А вообще, не мучайся, возьми вилку.       — А можно?       — Почему нельзя?       — Так ведь не принято?.. Наверное?       Винцент поднял брови. У него выражение скептического недоумения получалось очень красноречивым, почти по-мультяшному выразительным. Сколько раз он смотрел так на кого-то? Достаточно, чтобы мышцы лица запомнили.       — Тебе не похуй?       — Существуют правила приличия. Этикет какой-то.       — О-о, е-ебать. Этикет, — Винцент хихикнул, — нихуя-се новость. И что, прямо штрафуют за несоблюдение?       — Это просто… просто некрасиво. Ну, меня так воспитывали.       — М-да, — только и ответил, чтобы в неловком молчании приступить к еде с телефоном в другой руке.       Маттео схватить ни одно суши не смог, подумал-подумал и взял вилку.       — А как же этикет? — ехидно спросил Винцент, пряча улыбку.       — In casa sua ciascuno è re, — пожал плечами Маттео с фальшивой небрежностью. — То есть, каждый король в своём доме.       Ощущения были непривычные. Лосось таял на языке, соевый соус дополнял, но не приглушал его вкус. Между тем, он, потенциально противный (кто в здравом уме будет есть сырую рыбу?), становился приятным вместе со сливочным сыром.       — Бросай это, кстати. К началу учёбы тебе надо звучать как коренной америкашка.       — В смысле, выучить язык майя?       Винцент замер, задумавшись.       — Бля-я, так-то… так-то, получается, что да. Но нет. Нет, даже не вздумай. Я про английский.       — Хорошо. Мы можем… говорить побольше? А как ты избавился, если не секрет?       — Ну, болтал. Ещё, честно говоря… — Винцент запнулся, когда суши в соусе развалилось. — Рэп слушал.       — Серьёзно? — со смешком уточнил Маттео.       — А что? На самом деле помогает. Ой, иди-ка сюда, глянь. Что думаешь?       Маттео подвинулся, склонился над экраном телефона (их с Винцентом плечи соприкоснулись). Увидев открытый маркетплейс и страницу товара — чёрной водолазки с аккуратным вырезом на груди, — поперхнулся рисом. Когда прокашлялся, с комичной жеманностью прикрыл свою двумя руками, будто стыдливая девушка, похлопал глазами и спросил:       — Это что за разврат такой?       — Не нравится?       — А другие цвета есть?       Винцент перелистнул.       — Вот бежевенькая хорошая. А что за интерес?       — Да наткнулся, пока себе выбирал. Что, беру тогда?       Маттео долго смотрел в его глаза, пытаясь понять, насколько серьёзно предложение. В раздумьях прикусил губу, взволнованный и заинтригованный. Слова слетели с губ раньше, чем он успел их обдумать:       — Да, пожалуйста.       В голове мелькнул, испугав, образ себя в этом. Ткань показалась плотной, обтягивающей — это, должно быть, волнительно, подумалось Маттео. Почти как ненамеренно дразнить. Ткань к коже, все очертания видно, но и только. Остаётся пространство для воображения.       «Куда тебя несёт?» — спросил внутренний голос. Материнские разочарованные интонации. Живот скрутило моментально, как у школьника, вышедшего к доске без знания темы урока.       — Какой у тебя размер?       — Средний бери, не ошибёшься.       — Класс. Кстати, что думаешь? — Он кивнул на суши.       — Вкусно очень. Ну, странно, но вкусно.       Винцент ничего не ответил, но довольное лицо его сказало всё само.       Как-то так они и просидели на кухне, складывая в виртуальную корзину пока ещё виртуальную одежду. Винцент сказал, что хотел посмотреть что-то для себя, но в конце из всего набранного был только один чёрный свитер.       В кровати он ворчал о том, что Маттео подхватит сейчас заразу и будет болеть тоже, а потому лучше бы ему «свалить поскорее». Маттео ответил, что прививки у него все проставлены (хотя, отвечая на вопрос ранее, он добавил неуверенное «вроде»). Пока Винцент думал, что ответить, Маттео включил ещё одну серию «Домохозяек».       — Останешься на ночь?       — Могу и навсегда у тебя обосноваться.       — Я же деспот ёбанный.       — Зато у тебя вкус хороший. Я совсем забыл! Документы.       — Отдал пока челику из универа. Нужны?       — Ну, вообще, да.       — Завтра заберём.       — Хорошо. Спа-асибо большое.       Он потянулся к винцентову лицу, желая привычно коротко чмокнуть, и остановился.       — Ой. Ты говорил так не делать. Прости.       Винцент повернулся к нему. Помолчали с долгую половину минуты.       — Я такое правда говорил? — спросил он с растерянной интонацией, настолько натуральной, что Маттео на мгновение опешил.       — Было дело. — Немного погодя, он робко спросил. — А-а ты вообще…       — Играю за обе команды.       — Понял. А кто-нибудь…       — Не.       — …нравится?       Винцент чуть заторможено, с трудом ответил:       — Есть один парень. Рядом со мной валяется.       Ещё пауза. Слышно, как сердце в груди стучало, разгоняя кровь по телу, охваченному жаром. Маттео, справившись с оцепенением, подался вперёд, оставил застенчивый поцелуй в уголке губ и после нежным, трепетным шёпотом спросил:       — Это потому что у меня задница классная?       Винцент от неожиданности рассмеялся, потом закашлялся, не переставая хохотать, и на какое-то время стало страшно от мысли, что он сейчас прямо здесь мог и коньки отбросить.       — Нет! Нет, не только.       — А-а, ну… здорово тогда. У меня, кстати, то же самое.       Они оба неловко уставились в экран ноутбука, давая себе время на обдумывание получённой информации. И всё было хорошо.       Тогда Маттео, обескураженный эйфорией, подумать не мог, что это станет последним разом, когда он видел Винцента.