8 баллов по шкале Глазго

      Это сон.       Как тот, что с курицами.       Как… видение, подумал Винцент, фантазия, мираж; не наяву, но исполненное последнее желание перед тем, как сознание погаснет. Он в коме. Всё происходящее ему лишь снилось.       Резиновый прозрачный член погрузился в Маттео наполовину, и его стройные бëдра мелко задрожали. Поджались пальцы на ногах, приоткрылись розовые, блестящие губы: Винцент непроизвольно подался вперёд, думая о том, каково ощущать их во время минета.       Каждая реакция Маттео дарила чувство невероятного блаженства: то, как беспрекословно он убрал руки, стоило лишь сказать, заставило Винцента от восторга позабыть о всяких приличиях. Он хотел командовать и, взбудораженный такой отдачей, покорностью, он командовал, оборачивая ситуацию в свою пользу.       — Во-от так, laska. Медленнее. Глубже. Тебе это нравится? Тебе нравится, что я здесь? Я мог бы прикоснуться к тебе, если ты попросишь.       Стоны Маттео звучали после каждой его фразы; с головки члена стекал прозрачный предэякулят вперемешку со смазкой крупными каплями. Винцент потирал подбородок, заламывал пальцы, сжимал спинку стула и смотрел, смотрел неотрывно на то, как Маттео непроизвольно покачивал тазом, меняя угол проникновения и стараясь, чтобы подрагивающий, изнывающий член коснулся хотя бы живота: хоть так он мог бы добиться какой-либо стимуляции.       — Ты очень красивый. Очень… nježno, zlato moje.       Если бы не условие, поставленное в начале, Винцент не сидел. Ему хотелось почувствовать трепет и жар распалённого тела под ладонью, вдыхать его запах, целовать плечи и тонкую шею. Шептать на ухо всё то, на что в здравом уме смелости не хватало, и наслаждаться чувством полного обладания кем-то настолько красивым и, казалось, недосягаемым, как Маттео.       Винцент кусал губы, думая, насколько ещё хватит кого-то из них: он намеревался сидеть до талого, лукавую улыбку, дразнящий жест и заносчивый взгляд приняв на свой счёт (как если бы Маттео «брал на понт»). У него было достаточно времени для размышлений, чтобы, поторговавшись с собой, решить — никакого вызова в чужих словах. Только случайное поддразнивание, словно кошка царапнула играюче.       Потому он мог позволить себе сорваться. Но из принципа ждал первого шага или момента, пока собственные нервы не сдадут.       На кровати Маттео выгнулся, жалобно хныкнув. Обе руки его сжали подушку, когда он обернулся и проскулил:       — Винцент… Винцент, p-per favore… Хочу тебя… Ti desidero cosi' tanto.       Всё, чего Винцент ждал, произошло одновременно. Он опустился на край кровати, будто в дурмане, сглотнул ком в горле и мягко, почти боязливо, положил руку на смуглую спину. Дал себе время, что принять происходящее, поверить в него, прочувствовать полностью тепло, движение, нежность кожи.       В буре эмоций, нахлынувшей после, прижался грудью к спине. Поцеловал в покрытые веснушками плечи торопливо, жадно, без аккуратности; ладонями проведя по бокам, вслушиваясь в вскрик от неожиданности и следующие за ним полустоны-полувсхлипы.       — Я могу, да? Правда, laska? Точно?       Маттео кивал головой. В глазах у него блестели слёзы — от одного взгляда у Винцента щёки закололо от жара румянца и секундная слабость охватила тело. Ладонь его легла на член, и от прикосновения Маттео вытянулся, заёрзал, и, спрятав лицо в подушке, толкнулся в кулак, теряя самообладание. Второй рукой Винцент охватил фаллоимитатор.       Это были долгие несколько секунд почти наркотического трипа. Сердце колотилось, как от хорошей дозы амфетамина, голову кружило, всё в тумане, будто от крепкой индики, и каждый нерв реагировал на малейшее раздражение, словно после экстази.       Маттео замер на мгновение и кончил с полузадушенным вздохом. Он неловко завалился на бок после того, как Винцент убрал резиновый член, и потянулся к его штанам.       — Что ты…       — Lascia che ti faccia sentire bene… У тебя стояк.       Его наманикюренные тонкие пальцы скользнули под бельё. Винцент рвано вздохнул, сжимая зубы. Он забыл.       Ему хватило пары аккуратных, расслабленных движений, чтобы почти позорно, как школьник, излиться, зажав себе рот. Маттео сонливо улыбнулся.       — Scusami, не хотел… пачкать твою постель.       — Да насрать на неё совершенно.       — Ощущения странные. Что у тебя там?       — Пирсинг. Лестница Иакова. — На удивлённый взгляд Винцент поджал губы. — Мне нечего добавить, не надо на меня так смотреть.       — О... Ладно... Можно я посплю? Та-ак давно в нормальной кровати не спал. Иди сюда, пожалуйста, по-ожалуйста.       Он поднял руки, приглашая в объятия, и Винцент прильнул. На один ленивый поцелуй отвечая пятью невесомыми, забирал у Маттео время на сон и чувствовал, как щипало глаза. Мысли скакали с одной на другую: «Он уснёт, стоит заказать суши, ему же понравилось… Пальто хорошее подобрать… А сапожки? Новые сапожки оценит? Захочет ли? Предлагать? Надо сдать эти анализы сранные поскорее… Хочу его, хочу его… Суши как в прошлый раз или лучше новые подобрать? Не забыть спросить бы… Такой сладкий… Блядь, меня сейчас инсульт раньше деда ебнёт, ой, беда. Пахнет приятно-то как этими своими мазюкалками… А лицо умыть забыл, бля-я, Господи, помоги тушь с наволочки отстирать!..»       — У меня салфетки влажные есть. Лицо вытереть.       — Пожалуйста, дай.       Вернувшись с ними, Винцент не заметил ладони Маттео и протянул свою к его лицу. Осторожно стёр тени и румяна с подставленного без всякого замешательства лица — они это будто сотни раз делали. Всё это. И каждый всё равно как первый.       — Спи тогда.       Поцеловав его ещё, ушёл курить.       Всё дальнейшее происходило будто в тумане. Был стук клавиш ноутбука и сам по себе написанный пост, переписки с Майрой и Томашем, пропущенные звонки от Августа, которым Винцент не придал значения.       Несколько раз он заглядывал в спальню. Хотел посмотреть. Маттео, обнажённый, посапывал на кровати, обнимая подушку. Согнута в колене одна нога, вытянута другая. Плавная линия изгиба позвоночника. Веснушки на угловатых плечах — трогательная черта. На третий раз Винцент не сдержался, аккуратно перегнулся, заглядывая в лицо: длинные ресницы, приподнятые брови, румяные щёки, как если бы видел в первый раз. Хотелось поцеловать, только разбудить боязно.       Всё ещё верилось с трудом.       Маттео повернулся на спину, потянулся во сне; губ его коснулась лëгкая улыбка перед тем, как они зашевелились. Винцент услышал его бормотание:       — Тушь.       — Что «тушь»?       — Тушь — это маскировка для правительства. Надо крипту покупать… Хочу синее мороженое.       Винцент зажал рот, тихо прыснув, и вернулся к работе. Заказал доставку с синим мороженым со вкусом жвачки. Даже не знал раньше, что такое бывает.       «Знаешь, Майра, — написал он позже, — это всё хуйня. Я про "отношения без обязательств"». Уведомление всплыло поверх приложения доставки: «Согл». Вдогонку к сообщению Майра скинула сонную, будто раздосадованную кошку и добавила: «Ну, я пьяная была, ты пьяный был, так что неважно». Любопытная кошка последовала за вопросом: «А что там у тебя с мальчиком?» — и ещё одна, злая, показалась после слов, что у Майры завëлся «паразит». Винцент спросил, какой именно, и она ответила: «Покажу потом, как фотку найду».       Описывать в красках происходящее Винцент не стал, но обозначил, что всë лучше, чем можно было представить. Это даже могло перерасти во что-то серьëзное. По крайней мере, он, если не ждал, то надеялся.       Следом он договорился об анализах на завтра. К тому, как Маттео проснулся, заканчивал с работой; несмотря на то, что у Винцента были ещё планы, он решил, что если Маттео сел рядом, дел с него на сегодня хватит.       — Выспался?       — На всю жизнь вперёд. Но мне нужно идти.       — Куда?       — В кампус. Винцент, комендантский час.       — Давай я тебе завтра на такси дам?       Маттео покачал головой.       — У меня дела. А ещё я не люблю такси.       — А-а, тебе, типа, личного водителя подавай?       На это Маттео фыркнул почти оскорблённо, и Винцент поспешил поправиться:       — Я не к тому, что ты избалованный, просто…       — Забудь. Сам-то на своей разъезжаешь.       — Ну, Америка — страна, построенная автомобилями для автомобилей, laska. Или что, ты с меня выпрашиваешь личного водителя?       — О-о, che culo! Да, звучит неплохо! А ты никогда не хотел?       — Это звучит… роскошно. Мне достаточно того, что есть.       — То есть, вся эта роскошь тебя не привлекает?       — Не-ет, не совсем… Я, скорее, хочу жить комфортно, но без…       Его прервал Маттео, опустившийся на колени. Его мягкие ладони легли на плечи, коснулись шеи, вызывая мурашки вдоль позвоночника. У Винцента перехватило дыхание. Он замер, будто боясь спугнуть, не решаясь коснуться тонкой талии под свитером, нежных рук, его обнимающих, поцеловать или провести ладонями по румяным щекам.       Без намёка на шутку Маттео спросил с лукавой полуулыбкой:       — А меня? Я — роскошь. Хочешь меня?       Винцент подумал, что если бы несколькими часами ранее Маттео ему не подрочил, то в этот момент яйца у него взорвались бы.       Рот открылся так, что в челюсти хрустнул сустав. В оцепенении, чувствуя, как мозг словно закоротило, Винцент проводил Маттео, напоследок оставившего поцелуй в висок.       Я — роскошь. Хочешь меня?       Это звучало в голове, мешая заснуть. Это было с ним, когда он ехал в клинику. Это было с ним, пока он сидел в ординаторской и ждал Рори.       Воспоминания о весе Маттео, его мягком голосе, его касаниях, невесомых поцелуях; его слова, застрявшие в голове, клеймом выжженные на коре мозга, всё это несло за собой эйфорию столь сильную, что от неё становилось дурно.       «Хочу. Блядь, хочу пиздец как», — Винцент должен был ответить так. В ожидании его мелко потряхивало, потому что был шанс, что желание его останется просто желанием. Дверь открылась. Винцент вытянулся, как по струнке.       — У тебя ВИЧ, сифилис, гонорея, герпес, трихомониаз, гепатит В и С, хламидиоз…       Винценту показалось, что дыхание смерти коснулось его затылка. Всё внутри похолодело, он сполз по спинке дивана и упёрся взглядом в потолок, забыв, как дышать, и продумывая, как в дальнейшем будет лечить всё перечисленное.       — …отсутствуют. Что, сжалось очко?       В лицо Рори с мерзкой ухмылкой Винцент кинул подвернувшуюся под руку подушку. Пролетела мимо.       — Пидор! Ёбанный ты мудак! Дай сюда! — вскочив, он вырвал бумаги и внимательно изучил каждый лист. После многочисленных «отр.» вздохнул, чувствуя слабость в ногах от облегчения. — Мудила ты конченная, блядь. Сволочь.       — Прежде чем обсираться, надо дослушать.       — Иди в пизду. Всё, я по делам. Что-то есть, что Косту надо передать?       — Нет, наоборот, от него жду новостей, но это мы уже между собой разбираться будем. Давай, иди, отвлекаешь от работы. — Рори небрежно махнул рукой в сторону двери.       До машины Винцент добрался летящей походкой. Он возвращался, предвкушая, как упадёт на колени перед Маттео с выкрученной на максимум театральной драматичностью, и трепетным шёпотом попросит: «Давай потрахаемся?» Хихикал под нос, улучшая эту сцену в своей голове, дополняя её деталями; хихикал, как влюблённый подросток, забыв обо всём на свете.       На половине пути ему позвонил Кост и сказал приехать.       По привычке Винцент подумал, что его ждало очередное дельце на неделю, и всю дорогу до дома дяди перебирал аргументы против того, чтобы заниматься им сразу же. Ему нужны день или два. Всего ничего.       Но когда он переступил порог, его ждал не только Кост, но и Август.       — А ты какого хуя тут забыл?       — До тебя не дозвониться. Чем ты занят?       — А какого… — начал Винцент и замер, нахмурившись.       Он не заметил поначалу повисшее в воздухе напряжение, подобное тому, которое стояло перед разговором с Костом о наркотиках. Дядя сидел — недвижимый монолит в полутьме.       Ему достаточно было указать на пустой стул напротив, чтобы Винцент беспрекословно сел, ожидая, что ему скажут. Напряжëнный, словно струна, ждал приговора. Ладони взмокли; Винцент протирал руки, взглядом обводил комнату, чувствуя, как с каждой бесконечной секундой он становился всё мельче, всё более провинившимся. Не мог понять, в чём именно.       — Ничего рассказать не хочешь?       — Э-э… Сегодня…       — Я не про сегодня. Что за пацан?       — Какой?       — Ты прекрасно знаешь.       — Ну-у… — Винцент опустил взгляд, будто на ладонях могли оказаться какие-то подсказки для разговора. — Он… итальянец, и его зовут Маттео. Он типа…       «Он типа такой охуенно горячий, что я не смог устроять».       — Я помню, что ты говорил, — торопливо добавил Винцент. — Про то, что с ними лучше не связываться.       — Да нахер, — отрезал Кост. — Хочешь — флаг в руки. Аккуратнее нельзя было себя вести?       Оторопев, Винцент тупо уставился на него. Даже догадок о том, про что шла речь, не было. Беспомощно посмотрел на Августа в надежде, что тот пояснит, и встретился лишь с молчанием.       — Да что?! Объяснит кто-нибудь или мне на картах, блядь, гадать, чего ради мы тут собрались?!       — Твою машину заметили ночью. Патрульный доложил об этом, а рядом… Там было тело в холодильнике. Полиция пошла по следу, думая на тебя, а по итогу разрыла какое-то поле с кучей захоронений и…       Винцент мягко положил ладонь на его лицо, закрывая рот; второй рукой подпер подбородок и отвёл взгляд в сторону.       Ему дали минуту на осмысление, придумывание ответа. Ничего, кроме «пиздец, нахуй, блядь» на язык не ложилось. Винцента затошнило. Комната кружилась, ватные ноги едва чувствовали пол. Очертания Коста, поднявшегося с места, расплывались перед глазами, одним смазанным пятном казался Август. Винцент подумал, что у него две вещи поднимаются легко — член при виде итальянца и внутричерепное давление. От того, насколько мысль не подходила к происходящему, вырвался мерзкий смешок.       Кост похлопал его по плечу и поставил стакан с настойкой. Винцент сбивчиво поблагодарил, одним глотком выпив.       — Так… Машина… Машина на меня не зарегистрирована. Дядь? На кого она?..       — На стороннего человека.       Он вздохнул, протирая лицо, блестящее от холодного пота. Не подставил дядю, не подставился сам. Тошнота чуть отступила.       — Хорошо, — сдавленно ответил Винцент, готовый расплакаться от облегчения.       — Ничего хорошего. То, что пронесло в этот раз, не значит, что… — Кост вздохнул. — Нахер я перед тобой распинаюсь?..       — Я буду аккуратнее. Я и так!.. Да, проебался, но это… А! Труп не мой. Откуда труп? Август, так и скажи им, что это не я.       — По поводу этого потом переговорим. У меня один к тебе вопрос: ты в мальчике-то уверен? — Кост подлил ещё настойки.       — В смысле?       — Я ведь не просто так про «не связываться» говорил. Рыжуля, тебе налить?       — Н-нет, спасибо. — Август ближе придвинул чашку с чаем.       — Он нормальный. Типа, повода не давал.       Кост пристальный взгляд остановил на лице Винцента, выпрямившегося и намеренного до последнего защищать если не чужую честь, то хотя бы свои симпатии. Последующие за этим слова дяди выбили из колеи.       — Ты сейчас ужасно похож на отца. — Пока Винцент разбирался, что ответить, Кост продолжил. — Короче, обеспечь нам разговорчик. Я хочу понять, с кем ты связался опять.       — Разговорчик? В смысле, мне что, сюда его привести?       — Куда хочешь приводи. Могу сам приехать.       — Я… Ладно. Хорошо. Август, ты только по этому поводу? Рассказать? Пошли, всё, я тебя провожу.       Поблагодарив Коста за внимание, Август поднялся и вышел с Винцентом на улицу. Он отошёл в сторону, когда Винцент достал сигареты.       — Это ты вбросил? Про Маттео?       — Нет. Но, на самом деле, после того, что сказал твой дядя… Наверное, я возьму это на заметку.       — А мотивация, блядь? Думаешь, он из тех, кто и рыбку съесть, и на хуй сесть хочет?       Винцент фыркнул, вспоминая, как Маттео уплетал суши и как дразнил потом, зазывая к себе.       — Может быть. Да, всё случившееся звучит, как неудачное стечение обстоятельств, но я бы не списывал его со счетов. Винц, он один из той же мафии, что тут не говори.       — Да ты посмотри на него! Невинный агнец! Он пистолет в руках держать не умеет! Даже когда дилдо в себя пихает, то всё равно как невинный агнец выглядит!       Он затянулся, справляясь с негодованием. В наступившей тишине Август вкрадчивым голосом уточнил:       — А ты откуда знаешь, как он выглядит, когда дилдо в себя пихает?..       — Предположил, — отрезал Винцент, избегая его пристального взгляда.       Он курил, воображая, какая реакция у Маттео могла быть на предложение о встрече с родственниками. Звучит… слишком серьёзно. Тем более, он сейчас по уши в делах. Всё не вовремя.       — Не хочу, чтобы у тебя из-за этого были проблемы, — сконфуженный пониманием того, что проблем и так немеренно, добавил Август. — Извини, что так вышло.       — Да катись ты в пизду, грешный, — с усталостью бросил Винцент, небрежно взмахивая рукой. Мысленно пристыдил себя за резкий ответ. — Хуй с ним. Что теперь убиваться?       Август поджал губы и сказал, что ему пора. Подождав, пока он уедет, Винцент вернулся к дяде, который начал разделывать рыбу.       — Что насчёт тела?       — Это я.       — Кто и… зачем?       — Тот хуй, который подумал толкнуть тебе кокс. Передай нож. Ага. Он сливал информацию полиции, сливал информацию мне. Понимаешь, везде нужны свои люди… Так что я держал его при себе на всякий случай.       — Не страшно было, что он мог и нас сдать?       — Не мог. Ты научишься со временем… Такие придурки думают, что им всё сойдёт с рук, если лебезить перед вышестоящими… Кокс, блядь. Ещё раз увижу тебя с этой хуйнёй, подчистую всех уёбков на удобрение пущу. — Кост угрожающе покачал ножом.       — А холодная голова, дядь? — спросил Винцент, непроизвольно упрекая.       — Ну, не сдержался, с кем не бывает? Скажи мне спасибо, сопляк, а то пизды бы тебе ещё дал. А так, считай, оба хороши. Про пацана не забудь.       — А Агата на работе?       — Отсыпалась после. Сходи уважить, уже проснулась.       Винцент пошёл в её комнату. Он застал Агату за просмотром смешных коротких видео, но она, пока не увидела его, не улыбалась, а сосредоточенно и серьёзно листала ленту.       Он сел на край кровати, позволяя себя обнять и поцеловать в обе щеки. Поделился тем, что произошло, опуская некоторые детали. Хотелось узнать её реакцию.       — То есть, ты его приведёшь на неделе?       — Наверное. Не знаю, надо состыковаться по планам.       — А какие у вас… отношения? Это то самое?       — Н-у-у… Я не знаю. Рано говорить. Но я надеюсь, что да. Правда, вообще понять не могу, о чём Кост думает. В смысле, так не хочется, чтобы… Это же пугающе. Знакомиться с чьими-то родителями.       Винцент лежал напротив на пледе, а Агата гладила его по голове и слушала.       — Тем более, опять же, что я скажу? «Тут такое дело, мой дядя-бандит хочет устроить тебе проверку на вшивость»? Какое же говно.       — Ты раньше никого не приводил.       — С меня это не требовали.       — Вообще-то, — Агата обиженно выпятила нижнюю губу, — я всегда этого очень ждала.       — Ну, извините.       — Хочу побывать на твоей свадьбе, повозиться с внуками…       Винцент скрестил руки на груди и нахмурился. Говорить о том, что не стоит питать такие надежды, не стал из желания не расстраивать Агату, но осадок остался. Груз чужих ожиданий. Заметив его закрытость, тётя взъерошила его волосы и поцеловала в лоб.       — А ещё хочу видеть тебя счастливым и довольным жизнью. Это, кстати, сильнее.       — Volim te.       — I koliko te volim. Что твой мальчик ест?       — Точно не расстегаи. Надо что-нибудь такое… итальянское.       — А, может, наоборот? Хочешь, зразы сделаю?       — О-о, зразы хорошо звучит…       — Аллергий нет?       — Не спрашивал, но и он не говорил.       — Как уточнишь, мне напиши.       Придвинувшись ближе, Винцент прикрыл глаза, сдаваясь перед подступающей дрёмой.       — Конечно.       Бурное начало дня, полное потрясений, после рваного полусна стало казаться историей, длинною в месяц. На пути к дому он вспомнил о расписании Маттео. Было уже поздно, скорее всего, он закончил. Был ли на работе? Винцент написал и, получив ответ, что Маттео свободен, предложил приехать к нему.       «У меня ещё домашка», — в конце стоял смайлик с высунутым языком и косыми глазами. «Тогда, может быть, я к тебе?» На возражение об охране, Винцент предложил посидеть в машине.       Он ждал, остановившись на дороге, с двумя вафлями в руках. Маттео в кардигане крупной вязки шкодливо перебежал газон и сел вперёд. От его торопливых поцелуев пришлось, скрепя сердце, отстраниться, чтобы не запачкать одежду.       — Ой! Прости.       — Ничего. Держи, это твоя.       — А что там?       — Клубника, сливки и мармелад.       Маттео, сдерживая восторг, поцеловал его более аккуратно. Он уплетал за обе щеки, делясь впечатлениями о прошедшем дне. Винцент смотрел за тем, как Маттео ел, каждый укус сопровождая восхищениями, и чувствовал, что ещё немного — и его лицо треснет от улыбки. О своей вафле с лососем вспоминал изредка и почти не придавал значения вкусу.       — …В общем, мы и договорились позаниматься вдвоём, он сказал, что может меня подтянуть, так что во-от. А ты как?       Винцент потряс бумажками.       — Чистый.       — Здорово!       — Смотреть не будешь?       — Зачем? Я тебе верю.       — Бля, доедай быстрее, целовать тебя буду.       Маттео рассмеялся и ускорился. Спустя несколько секунд Винцент, чувствуя его вес на себе, вытирал крошки и пятна сливок с лица и гладил покрытые блеском губы.       — Zlato, у меня… предки, так сказать, высказали желание с тобой познакомиться. Сильно на неделе занят? Если не против, конечно.       Маттео, замерев с открытым ртом, похлопал ресницами. На секунду показалось, что это его напугало, и вот-вот придётся встретиться с бескомпромиссным отказом.       — Знаю, что слишком быстро, наверное, просто…       — Дай мне, пожалуйста, время подготовиться, — глубоко вздохнув, Маттео поёрзал от тревоги.       Винцент прикусил щеку, понимая, что зря позволил сесть сверху.       — То есть, ты не против?       — Я очень хочу! Но… Думаешь, я смогу им понравиться?       — Конечно! — Винцент пылко поцеловал его в щёку, в шею, щекоча и заставляя улыбнуться. — Конечно, ты им понравишься.       — А там кто будет? Твоя мама и?..       — Мои дядя и тётя. Они понимающие. Всё в порядке. Всё хорошо. Иди сюда, laska, — Винцент приглашающе развёл руки в стороны. — Ты в по-олной безопасности.       Когда Маттео положил голову на плечо, давая обнять себя, гладить по спине, целовать в висок, умиротворение окутало обоих. Здесь, подумал Винцент, очень кстати пришлась бы простая фраза из трёх слов, но сказать её так и не смог.       Её было бы слишком мало.       Она бы не вместила в себя всё им испытываемое.       Сказать «я люблю тебя», значит, сказать недостаточно.       Кто-то впервые верил ему так безоговорочно и невинно, что список смертных грехов пополнился: восьмой — предать чужое доверие. Кто-то впервые был так открыт с ним рядом, что ошибкой казалось не открыться в ответ. Кто-то впервые не боялся его, принимал полностью, позволяя быть собой, и чего стоило закрыть глаза на чужие причуды в ответ?       Вот, блядь, и отношения без обязательств, подумал он, прикидывая, какой из дней лучше подойдёт для знакомства с семьёй.