ID работы: 12975993

Волосы и глаза

Смешанная
NC-17
В процессе
102
Горячая работа! 88
Размер:
планируется Миди, написано 114 страниц, 9 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
102 Нравится 88 Отзывы 39 В сборник Скачать

4. Минато

Настройки текста
Примечания:
      Букет у Рин в руках напоминал облако. И чудовищно ей не шёл.       Держа двумя пальцами грустно тлеющую сигарету, девушка наблюдала, как Минато подходит и останавливается по другую сторону перил. То и дело она погружала в букет кончик носа, вдыхала запах.       На фоне мелких светлых цветочков лицо её казалось бледнее, а глаза — больше.       — Он принёс цветы, а я его бросила, — на вопросительно приподнятые брови Рин пожала плечами. — Обидно, да?       — Да плакаться она приехала! — раздался из приоткрытого окна сварливый голос тётки.       Рин подняла на него страдальческий взгляд, и Минато чуть заметно приподнял уголки губ.       — Вовсе и не плакаться, — спокойно ответила она, и Минато отчётливо услышал тон, которым Рин обычно разговаривала с пациентами и их родителями. — Он давно меня раздражал.       — Так надо было его раньше бросить, — тётка появилась за стеклом, сложила руки под грудью. — Чего ж ты их мусолишь по несколько месяцев?       — Я просто хочу найти своего человека, — мягко улыбнулась ей Рин, помахивая букетом.       Тётка фыркнула, подхватила с подоконника тоже будто бы возмущённо сверкнувшее в свете фонаря блюдо и удалилась. Рин выдохнула в сырой воздух струйку дыма, поёжилась. В сумерках и на фоне цветов она выглядело болезненно-серой. Почти так же плохо, как в их первую встречу много лет назад.       — Кем ты хочешь быть? — спросил её тогда Минато, натягивая перчатки.       Он часто задавал этот вопрос. Детям всегда спокойнее, если с ними болтают, а нейтральных тем для разговоров мало. С подростками — крайне мало.       Рин пожала плечами, наблюдая, как юноша переписывает в её карту номер пакета. Для неё это было не ново, она наверняка видела такие пакеты каждый день на протяжении недели. С тех пор, как оказалась в шумной палате больницы после непродолжительной поездки в душной машине скорой.       — Родители говорят, я должна быть юристом, — она сидела, болтая ногой. Две жидкие косички на её коротких тусклых волосах тоже покачивались.       Она забралась на кушетку с ногами и улеглась на спину, уставляясь огромными карими глазами в потолок.       — А ты сама? — по большей части машинально переспросил Минато, у которого к вечеру уже порядочно болела голова.       В окно вползали рыжие лучи закатного солнца, и Рин радовалась полосатым теням мечтательно-блёкло почти белыми губами. Призналась:       — Я бы тоже хотела лечить людей, как вы. Это сложно, да?       — Я ещё пока никого не лечу, Рин-чан. Но ты справишься, если правда хочешь, — привычной улыбкой улыбнулся ей Минато, осторожно прокалывая поблёскивающую от спирта кожу толстой иглой. — Ты ведь умная девочка.       — Вы же знаете, мои родители так не считают, — вздохнула Рин.       Улыбка Минато не опала ни на секунду.       Госпожа Нохара навещала дочь каждый день и всякий раз сетовала на её вялость, «нежелание общаться с матерью» и ещё что-то, что Минато пропускал мимо ушей.       Когда лечащий врач девочки передавал Минато, что она потеряла сознание на уроке математики, перепугав учителя и одноклассников, господин Нохара утверждал, что она наверняка притворяется, чтобы пропустить какой-нибудь сложный урок. Минато не был уверен, может ли притворяться гемоглобин. Не был уверен, может ли ребёнок с уровнем этого самого гемоглобина чуть за полсотни даже дышать глубоко, не рискуя от этого устать.       — А ещё я боюсь крови, — тонкий голосок прозвучал удручённо. — Нет, наверное, врачом мне не быть…       Слишком цинично было бы шутить, что кровь, похоже, тоже боится Рин. Минато покосился на пакет, висящий прямо над её головой. Цинично, но смешно.       — Давай поспорим? — предложил он, и в ярком — единственное яркое, что было в этом бледном полупрозрачном существе — взгляде загорелась отражённая от солнца рыжая искорка интереса. — Если всё же станешь врачом, приходи работать со мной. Только не забудь. Полежи пока, доктор сейчас подойдёт, и мы начнём.       Рин тогда только улыбнулась в ответ белёсыми губами.       Потом она подружилась с Какаши и Обито, и когда Минато вернулся в Токио, они стали видеться почти каждый день.       За эти два года бледно-серое существо с непропорционально большими глазами превратилось в симпатичную девчонку с отросшими до плеч погустевшими волосами и пушистыми ресницами. Она пролезала в зазор между прутьями забора, охотно болталась с Какаши и Обито по Токио, пила ядовито-жёлтую газировку из прозрачных банок и всё ещё боялась крови.       Такая пятнадцатилетняя Рин на парапете набережной сохранилась где-то на фотографиях, которые тётка складировала в своём доме на чердаке.       Восемнадцатилетняя же Рин, сбежавшая от родителей и назло, кажется, самой себе поступившая вместе с друзьями в медицинский университет быстро начала курить лёгкие дешёвые сигареты, а жёлтая газировка сменилась на тёткино саке.       Она выросла значительно быстрее своих друзей и сверстников. Иногда Минато подозревал, что она в полной мере и не была ребёнком. Серьёзные карие глаза смотрели из-за страниц учебников или поверх маски с абсолютным пониманием происходящего.       На фоне переполненного неприятием ко всему окружающему Какаши и гиперактивного Обито Рин смотрелась уставшей старшей сестрой, которую даже не их раздражали мальчишеские выходки. Пусть она была сентиментальной и немного мнительной, где-то излишне добросердечной, эти качества не мешали ей смотреть на многие вещи с совершенно зрелой позиции.       А вот крови она боялась до сих пор. Меньше, конечно. С трудом выдерживала большую часть практики в годы учёбы и немного привыкла, но страх в ней оставался даже после в больнице. Впрочем, её специальность позволяла видеть кровь лишь изредка.       — Как ты? — спросил Минато.       Рин вдохнула запах букета последний раз и аккуратно отложила его на стол рядом с собой. Прошло двадцать два года с их первой встречи, и, если задуматься, это была пугающе большая цифра. Но иногда Рин всё ещё напоминала ему себя десятилетнюю, эдакого потерянного котёнка.       Потерянный котёнок закурил вторую, с наслаждением затянулся и ответил:       — В отпуск хочу. Пустите меня в отпуск.       — Отпуск у тебя в июле, — напомнил Минато, и Рин недобро покосилась на него.       — Между прочим, — сказала, — у меня по гороскопу в марте одни проблемы в работе, — карие глаза хитро прищурились. Рин процитировала уверенно: — Женщинам-Скорпионам рекомендуется больше отдыхать, иначе есть риск необдуманных действий и поспешных решений.       — Жаль, я не верю в гороскопы, — невозмутимо пожал плечами Минато, и Рин покосилась на него обиженно. Ткнула его тонким пальцем в плечо.       — Вы — тиран, Минато-сэнсэй.       — Тиран, — согласился Минато.       Рин мстительно выдохнула в его сторону горький дым и, тут же забыв, задумчиво уставилась куда-то сквозь кроны редких деревьев напротив дороги. Солнце, подсвечивавшее золотым их стволы, давно скрылось, и теперь липкие от сырости ветки с крошечными листиками выглядели довольно уныло.       За их спинами что-то загрохотало, на кухне ругнулась тётка, но Минато не обратил внимания. Привычная усталость, вылезающая при любом удобном случае, немедленно напомнила о себе: потянуло в сон. Рин спрятала озябшие кончики пальцев в кулаки, затушенная на половине сигарета сиротливо мигнула из пепельницы.       Скрипнула форточка, тётка иронично протянула:       — Драма, вы посмотрите на них. Выкинь веник!       — Не выкину, — отозвалась Рин, продолжая смотреть мимо Минато расфокусированным взглядом. — Он красивый.       — Вот найдёшь себе нормального, будет красивый, — наставительно сообщила тётка. — А этот выкинь. Вон вянет уже, — и добавила больше для Минато: — Идите в дом, чего там встали? Ужин стынет.       Минато ужинать и не планировал, он хотел только встретиться с Какаши и сразу же скрыться где-нибудь, подальше от шумных бесед всей собирающейся компании.       Завтра надо было бы съездить проведать собственную квартиру, но даже от мысли об этом делалось тошно. Минато уже почти месяц находил отговорки, чтобы не появляться дома. Ну разве ещё один день мог что-то изменить?       Рин тяжело вздохнула. Дождалась, пока Минато поднимет на неё глаза, и без грустно уточнила:       — Может, хотя бы выходной дадите? Один денёк.       — Один денёк, — сдался Минато, и Рин тут же оживилась. Её настрой не сбил даже последовавший вопрос: — Но на что он тебе один?       — Мы с Куренай хотели поехать в Нагою. Асума нас отвезёт, у него там вроде какие-то дела.       — Ясно какие, — кивнул Минато, и Рин хихикнула в кулак. Подтвердила довольно:       — Он наконец-то предложил ей съехаться, представляете? Почти целый год прошёл! Куренай обещала ему подумать, и теперь он за ней опять ухаживает, — Рин, сцепив пальцы в замок, улыбнулась. Восхитилась в который раз: — Они столько лет дружили, а теперь встречаются! Я бы тоже так хотела… Везёт, когда люди понимают, что созданы друг для друга, правда? Или как вы и Кушина-сан, сходятся спустя много времени.       Минато не стал отвечать. Тётка, наверняка краем уха слушающая их разговор, тоже промолчала. Не промолчал бы Какаши, но его, благо, здесь не было.       Разумеется, Рин и не подозревала о том, как близка была в своих полусерьёзных мечтах к истине. И, если Куренай и Асума, прославившиеся на всю больницу своими попытками завязать друг с другом отношения, веселили коллег чуть меньше года… Что ж, у самой Рин всё было значительно сложнее.       Ещё девочкой она проводила со своими друзьями почти всё своё свободное время. Чета Нохара о дочери вспоминала в исключительных случаях, когда речь заходила о её учёбе и достижениях, в остальное же время маленькая Рин была предоставлена сама себе и принадлежала мальчикам практически безраздельно. С Какаши у неё образовалась очень тесная связь даже несмотря на его крутой нрав. С Обито для неё дела обстояли совершенно так же.       А вот чувства самого Обито к девочке были далеки от дружеских.       Его детская влюблённость для Минато первые пару лет выглядела забавна. В конце концов, думал он, они ещё слишком малы для настоящих чувств. Его куда больше волновало, что Какаши постоянно Обито поддразнивал и на этой почве у них регулярно случались драки. Тётка и Джирайя полностью разделяли его мнение.       Обито краснел, когда оставался с Рин наедине, и стремился завладеть её вниманием любыми способами. Минато это откровенно веселило, и он наблюдал за своими прибившимися к Какаши подопечными с большим интересом.       Но прошло пять лет, и Обито уже нельзя было назвать ребёнком в полной мере. Чувства его уже не питались детской наивностью.       Он ухаживал за Рин вполне явно. Дарил цветы, провожал домой и отваживал от неё навязчивых в своём внимании одноклассников. Какаши, как друг, делал вполовину меньше, но Рин была слепа — она совершенно не видела отличий в поведении мальчиков.       Обито даже пару раз признавался ей в любви, и в шутку, и даже прямо, но Рин только смеялась. Минато подозревал, она всё же поняла что-то о его чувствах, но притворялась и молчала. Раз от раза сводила всё к шутке. Но она никому не говорила об этом. Разве что Какаши. Если так, Какаши ревностно хранил её секрет до сих пор.       Ко второму курсу университета Обито прекратил свои попытки. Девять лет почти беспрерывных ухаживаний так и не дали своих плодов — для Рин он оставался лишь другом.       И, повзрослев, Обито, наконец, понял это.       Он не сдался, нет. Но перестал прилагать усилия. Он всё ещё любил Рин, даже спустя столько лет, но она всё же перестала быть для него навязчивой идеей. Он пытался заводить отношения, в его жизни появлялись другие девушки. Многие из них были похожи на Рин внешне, но ни с одной из них он так и не смог сойтись.       Сейчас ему было тридцать два, и Минато всё чаще видел в нём себя. Того недавнего себя, который ещё не знал о сыне. Который часами проводил на работе или в обществе друзей и избегал одиночества собственной квартиры. Но Обито было тяжелее — Рин всё это время была прямо у него под носом.       Сейчас, возможно, он уже сумел убедить себя в том, что любит её лишь как подругу или сестру. По крайней мере он был на пути к этому.       На чьей стороне больше был Какаши, Минато так и не понял. С одной стороны мужчина злился на подругу за Обито.       С другой так и не предпринял попыток как-либо повлиять на ситуацию, и это наводило Минато на совершенно определённые подозрения. Какаши практически считал Обито своим братом, вряд ли он не открыл бы его любимой девушке глаза на его чувства. И вряд ли позволял бы себе иногда очень неосторожные фразы, которые Рин полностью игнорировала.       Итак, драма, как любила говорить тётка, заключалась в следующем: Обито любил Рин, Рин не любила Обито, а Какаши не доставляло удовольствия метаться между ними. Минато же мог только наблюдать со стороны, изредка давать советы… И, самое главное, запретить тётке и Джирайе влезать в это дело. Они бы, конечно, не послушали его запрета, если бы его не поддержал Орочимару-сан.       Минато было очень жаль Обито, но за столько лет они оба, кажется, привыкли.       Они были знакомы на год дольше, чем с Рин. То лето было первым, когда тётка позволила Минато полноценно работать в больнице, а не просто бегать по её поручениям. Он только-только начинал второй курс. Девятилетний Обито уже был бедовым ребёнком со стажем.       — Восьмой раз, — вздыхал Минато, когда знакомый невинный взгляд встречал его на пороге палаты.       — Доброе утро, Минато-сэнсэй! — Обито радостно махал ему рукой. Если бы Минато про какого-то пациента мог сказать «разобрали его на части и собрали заново», этим пациентом был бы Обито. — Бабуля передала вам сладости.       — Спасибо, — Минато прикрыл за собой дверь, сунул нос в карту. Когда Обито было пять, он проглотил гвоздь. В восемь выпал из окна третьего этажа. За девятый год своей жизни уже дважды лежал с пневмонией. И это не считая переломов… Если бы Минато попросили показать самого бедового ребёнка из всех встреченных, этим ребёнком был бы Обито.       — А у меня сотрясение! — похвастался, хотя Минато и сам уже это увидел, Обито. И он действительно хвастался.       Минато честно пытался сдержать улыбку, но пытался недостаточно хорошо, и у него не вышло.       — Я или твоя бабушка… — вздохнул он.       — А?       — Я, — повторил Минато, присев рядом с ним, — или твоя бабушка. Вот думаю, кто из нас раньше сойдёт с ума.       Его смена уже закончилась, Какаши сегодня с ним не было, и он мог себе позволить немного посидеть с одним из наиболее частых гостей этих палат.       — Знаете, что нам сказали в школе? — заговорщически спросил Обито, доверительно наклоняясь к нему. «Что голова в жизни больше не пригодится?» — предположи Минато мысленно и также мысленно прикрыл глаза рукой. Спросил участливо:       — Что же?       — На следующей неделе нам будут рассказывать о профессиях! Ну, о всяких разных. Кем мы могли бы стать.       Минато осторожно, чтобы не разрушить широкую улыбку, напомнил:       — Боюсь, ты это мероприятие не застанешь. Ты ведь ещё будешь здесь.       Обито, не раздумывая ни секунды, отмахнулся:       — А мне туда и не надо! Это же для других круто, для тех, кто не знает, кем будет работать. А я вот знаю!       Это был потрясающий оптимизм для его возраста, на самом деле.       — И кем же? — поинтересовался Минато. Воспользовался тем, что Обито сидел более-менее спокойно, и осмотрел его стёсанную щёку, даже не прикрытую пластырем.       Обито поглядел на него так, будто он спросил что-то слишком уж очевидное, и даже немного обиделся.       — Врачом, конечно! Вы что, не знаете?       — Ты не говорил, — оправдался Минато с лёгкостью. Обито, припомнив, согласно кивнул. — Хирургом? — самое очевидное. Все мальчишки сначала мечтают о хирургии.       Но Обито потряс головой и пустился в удивительно сознательные рассуждения про то, почему не хочет быть хирургом. Минато попытался представить Обито на своём месте или на месте тётки и понял, что у него получается.       Обито действительно стал врачом. Несмотря на всех преподавателей, который советовали ему бросить университет, несмотря на тётку, которая гоняла его чуть не втрое больше остальных. И сейчас никто бы не упрекнул его в том, что он недостаточно грамотен в своей профессии. Даже Какаши уже давно оставил такие шутки.       Жаль, с семьёй у парня так и не задалось. Детей Обито любил и, что было особенно важно в его работе, умел находить с ними общий язык. Минато приходилось в своё время этому учиться, а Обито даже не старался — это просто было в нём. Какая-то доброта, может быть? Или дети просто тянулись к его открытости. По крайней мере с Наруто он сошёлся в два счёта. Вероятно, он стал бы прекрасным отцом. Если бы готов был завести детей от кого-то, кроме Рин.       В Какаши тоже это было. Некое притяжение. Только им можно было объяснить обилие людей, готовых закрывать глаза на его испортившийся только больше с годами характер. Именно он и был той своеобразной ниточкой, соединившей в итоге Обито и Рин с семьёй Минато. При всей его замкнутости люди сами тянулись к нему.       Маленьких пациентов, конечно, пугал его отрешённый вид вкупе с прохладной манерой общения, но они всё равно к нему липли. Дружелюбным с ними Какаши быть не стремился, как не стремился и подружиться с Наруто, но в обоих случаях что-то в нём работало вразрез с его желаниями.       Так Наруто отзывался о Какаши едва ли не лучше, чем обо всех родственниках отца вместе взятых. И проводил с ним значительно больше времени. Удивительно, что Какаши его терпел, при всей его нелюбви к болтливым людям вроде Обито…       Стоило Минато задуматься об этом, от соседнего дома послышался собачий лай. Уухей, протиснувшись в приоткрытую калитку, весёлой трусцой приблизился к Минато и приветливо ткнулся ледяным носом в подставленную руку.       

⟨—⟩

      Звонок от Кушины отвлёк его около десяти.       Женщина, удивительно быстро предложившая перемирие, делала вид, что ей абсолютно наплевать на существование Минато лишь первое время. Через несколько месяцев и — в особенности — после встречи с тёткой они очень быстро вернулись к тому, что оба оставили когда-то в Осаке.       За годы Кушина, разумеется, изменилась. Она стала менее взрывной и дерзкой, вела себя немного сдержаннее, чем в юности. Но в общем и целом она осталась прежней, такой, в какую Минато в первый раз влюбился. Её специфический характер всё так же отпугивал многих, потому множеством друзей она не обзавелась, предпочитая обществу приятельниц покладистую и мягкую Микото.       И, пусть она обросла многочисленными связями, всё ещё было множество людей, недолюбливающих её. Минато в свои двадцать с небольшим не понимал, как Кушина может кому-то не нравиться, он долго был влюблён в неё до беспамятства и не видел недостатков. Из нынешнего же своего положения он замечал в ней многое, что могло резать глаз другим людям. Но всё так же не находил того, что отвращало бы его самого.       Пусть Кушина была болтливой, Минато готов был слушать её и молчать часами.       Пусть она была громогласной, открытой и прямолинейной — эти черты она передала и их сыну — Минато мог бы сказать, что его жизнь, достаточно тихая и однообразная, нуждалась в этом.       Пусть Кушина смотрела на вещи под небывалыми углами и видела по-своему, Минато всегда восхищался эти.       Наконец, пусть Кушина была чертовски умной женщиной, Минато, в отличие от многих мужчин, не считал это недостатком.       Года её не испортили, напротив, она сделалась ещё краше. Яркие глаза стали темнее, развернулись плечи, сгладились резковатые черты и движения. Подбородок она теперь задирала ещё выше, чем в юности. Кушина была прекрасна, и возраст над этим оказался не властен.       «Дружить» с ней оказалось забавнее, чем быть влюблённым. Минато, уже с ней знакомый, будто смотрел на неё глазами другого человека. А потом вернулось что-то, похожее на чувства, и они снова оказались в отношениях. Правда, всё ещё весьма странных.       Их полупротивостояние, перешедшее потом в полудружбу, сделалось полулюбовью.       Минато было комфортно с Кушиной. Но они оба вспоминали о своих отношениях эпизодами. Если у Кушины находились желание и свободное время, они проводили вместе часы или дни, будто давно состояли в браке. Помимо этого женщина слишком уж явно переложила на него почти все проблемы их сына — раньше она разрывалась между работой и взрослеющим Наруто, но с появлением Минато она, очевидно, вознамерилась припомнить ему все годы его отсутствия и стала следить за мальчишкой вполглаза. Самого Наруто это устраивало полностью, Минато — отчасти, особенно в первый год. Потому что он понятия не имел, что делать с собственным ребёнком.       Здесь ему повезло больше. Кушина всю жизнь была с сыном одна, у Минато же были тётка, Джирайя и ребята, которые могли разделить с ним большую часть проблем. А ещё у него был советчик с неожиданной стороны — Микото, никогда особенно не рвавшаяся с ним общаться и не страдавшая большой щедростью, первой сжалилась над немного не справлявшимся с ситуацией Минато. Впоследствии они крепко сдружились и с самой женщиной, и с её мужем.       — Мне надо уехать, пропаду на недельку, — начала Кушина вместо приветствия, не успел Минато даже открыть рот, и тут же затараторила: — Ты представляешь, это просто потрясающе, всё, как я люблю, я уже почти закончила эскизы, но надо будет осмотреться на месте, присмотришь за Наруто?       — Мне присматривать за ним всю неделю неотлучно? — мягко усмехнулся Минато, откидываясь на спинку кресла. Бумаг на его столе за четыре часа работы не стало меньше. Зато теперь они хотя бы выглядели более-менее прилично…       — Не смешно, ттебане! — возмутилась Кушина, но тут же остыла, задумалась: — Может, ты и прав, и я зря беспокоюсь… Он уже давно никуда не влипал. Кажется.       — Или он лучше скрывается, — согласился Минато, покручивая в пальцах ручку.       Наруто по сравнению с собой пятнадцатилетним и правда заметно повзрослел и проблем сам себе доставлял значительно меньше. Ещё год назад он был более бедовым и умудрялся вляпываться в неприятности буквально на ровном месте. Можно было только с ужасом представлять, как с ним нахлебалась Кушина в более раннем возрасте.       — В общем, я тебя предупредила, — фыркнула Кушина и тут же принялась с ощутимым энтузиазмом описывать свой будущий заказ, ради которого ей придётся переехать полстраны к завтрашнему дню.       Минато слушал её, иногда подавая голос — ей его ответы были не нужны, она позвонила, чтобы рассказывать. Иногда где-то рядом с ней плескалась вода и раздавался звон посуды о кафель, и это по-своему успокаивало.       Поэтому, когда в дверь постучали, Минато едва не подпрыгнул в кресле.       Разговор уже подходил к концу, поэтому вошедший без особого пиетета Какаши услышал только краешек эмоционально речи Кушины. Дождался, пока Минато отложит умолкший телефон, и сказал хмуро:       — Мне надо уехать.       — Тебе-то куда? — устало переспросил Минато, потирая переносицу. Отмахнулся от вопросительного взгляда, уточнил: — Когда?       — Через пять дней, — мужчина повёл плечами, будто в душном кабинете ему было холодно. — Орочимару-сан настоял, что мне надо быть в Осаке. Не имею понятия, зачем.       — Судя по твоему виду, тебя это не очень устраивает, — заметил Минато. Какаши только закатил глаза. — Ничем не могу помочь, ты же понимаешь. Если Орочимару что взбрело в голову, это неоспоримо.       — Ма-а, мне ваша помощь в этом и не нужна, — отозвался Какаши. — Сами знаете, куда бы я послал эту конференцию и всю Осаку, но Рин взбрело в голову, что мне надо вытащить с собой Обито. А это уже сложнее.       — Хочешь, чтобы я его попросил? — Минато покосился на оживший телефон. Кушина писала, что Наруто переночует у Учих. Предупреждать о его перемещениях между квартирами прочно вошло у неё в привычку.       — Хочу, чтобы вы отпустили его с дежурства, — поправил Какаши спокойно.       Минато возвёл глаза к потолку. Эта троица всё ещё считала, что из него можно вить верёвки, хотя вроде бы он не так много позволял им в детстве.       Тем не менее, он всё же был согласен с Рин — Обито в последнее время слишком уж редко куда-то выбирался из больницы без повода. Конечно, очередная нудная конференция, с которых обычно сбегал Минато и которые обожал какой-то маниакальной любовью Орочимару, была для этого не лучшим вариантом.       — Если Асума согласится выйти вместо него, делайте, что хотите, — не стал возражать Минато. Было бы славно, если бы его кто-то мог отпустить с работы… Накопившаяся за неделю усталость уже давила виски болью.       — Согласится, — тут же заверил Какаши, подтаскивая к себе у Минато из-под руки почти полностью исписанную бумажку, — Куренай тоже дежурит, он всё равно будет торчать в больнице, — а потом как бы между делом сообщил: — Выглядите ужасно, сэнсэй.       Минато про себя улыбнулся.       Раньше, когда Какаши был подростком, он говорил эту фразу примерно раз в сутки. Потом научился держать свои остроты при себе, чему в частности Минато был достаточно рад — язвительность внука Джирайи кого угодно могла довести до белого каления даже сейчас, когда он не очень-то старался. В кого Какаши был такой занозой, сказать было сложно. Наверное, в мать, потому что отец его запомнился Минато как рассудительный и исключительно спокойный человек.       В детстве это стало его попыткой защитить себя, а после привычка огрызаться прилипла к нему слишком крепко.       Когда Минато сам был ещё подростком, он нечасто виделся с семьёй Джирайи. В основном их навещала тётка, Минато же названные родственники не слишком интересовали. Он знал по рассказам старших, что невестка Джирайи и его жена разбились, знал, что не справившийся с машиной на обледенелой дороге Сакумо и его маленький сын сейчас одни и Джирайя им много помогает. Но всё это тогда не коснулось его в полной мере.       А вот когда умер Сакумо, Минато уже учился на первом курсе. И волна чужого горя захлестнула его с головой, некстати напомнив о собственном детстве и гибели родителей.       У него не было своих детей, но он не представлял, как можно было покончить с собой, если твой сын спит в соседней комнате. Но у Сакумо рука не дрогнула — очевидно, груз вины за погибших жену и мать оказался сильнее его любви к ребёнку.       Тело, истёкшее кровью, нашла следующим вечером уборщица, которая приходила помогать хозяину прибираться. Слава всем ками, она догадалась сразу же выпроводить из комнаты прибежавшего на её вскрик Какаши. Но он всё равно увидел. И, Минато мог поспорить, до сих пор помнил эту картину достаточно ярко.       Когда тётке позвонили, она даже ничего толком не объяснила, просто потащила Минато за собой. Разобраться, что к чему, ему удалось уже на пороге чужой квартиры. Они провели там по меньшей мере два часа.       Какаши отрешённо следил, как тётка ругается с хмурым, затянутым в форму полицейским. Взгляд его будто нарочно блуждал по лицам людей вокруг, минуя Минато и дверь в комнату отца. Минато молчал, только кутал ребёнка в свою куртку плотнее. Вклиниваться в крики тётки было самоубийственно, и им обоим оставалось только ждать.       Наблюдая, как из комнаты Сакумо выносят накрытое простынёй тело, Минато почему-то вспоминал, что завтра на первой паре его ждал опрос, к которому он абсолютно точно не готовился. Да и вряд ли он бы успел вернуться в Осаку.       — Наверное, он жутко выглядит, — негромко предположил Какаши. Минато опустил взгляд на его светлую макушку, точь-в-точь как у отца, и не нашёлся с ответом.       Последний раз он видел сына Джирайи на ужине у тётки. Месяц назад? Кажется, больше. На вид он был вполне здоров. Шутил, рассказывал о коллегах. А теперь…       — Так, вы ещё здесь? — вдруг вспомнила о них тётка. Велела Минато: — А ну марш в машину!       — Подождите, но мальчик… — попытался было снова протестовать полицейский. Минато услышал, как Какаши вздыхает.       — Мальчик — мой внук! — гаркнула, потеряв терпение, тётка и недобро засверкала глазами.       Конечно, она врала.       Конечно, Джирайя не был виноват, что его сын решил покончить с собой, когда его самого не было в стране, и расхлёбывать всё пришлось тётке.       Конечно, Какаши не стоило всего этого видеть. Не стоило видеть тело отца, не стоило видеть споры и скандалы.       Минато подтолкнул Какаши прочь из квартиры. Когда они проходили мимо скорой, высокий сутулый врач, смутно знакомый Минато лицом, обернулся к Какаши и негромко произнёс:       — Я соболезную.       Какаши молча кивнул.       Дальше с ним возилась тётка. Вернулся Джирайя, но забирать его не стал, просто прописался дома у друзей. Объяснял он это тем, что ребёнку всё равно нужно женское внимание, неизменно поглядывая на Цунаде. И Какаши, как в своё время Минато, торчал у неё на работе до позднего вечера. Бродил по больнице и вроде как был под присмотром. Всё это Минато, почти постоянно находящийся в другом городе, знал только по рассказам самого Какаши.       Когда же мальчик подрос, а Минато вернулся в Токио, обязанность следить за «племянником» (и его не менее бесхозными друзьями) как-то сама собой перешла ему.       Ребёнком Какаши был замкнутым и немного нелюдимым, помимо Обито и Рин, с которыми он сдружился во время своего невольного пребывания в стационаре, друзей у него не было до самого университета. И если Обито действительно с детства хотел быть врачом, а Рин поступила за компанию, Какаши обозначал свой выбор профессии как «привычку». Он так и сказал тётке, когда та насела на него с вопросами о поступлении:       — Если я постоянно в больнице, где ещё мне быть?       Минато такая формулировка была знакома, он сам в определённый момент своего детства искренне считал, что других профессий кроме врача просто нет. Но иногда ему всё же казалось, что Какаши тогда просто не стал заморачиваться с объяснениями, вот как сейчас.       — Ты же знаешь, я не люблю зиму, — ответил ему Минато, ловя пристальный, почти оценивающий взгляд серых глаз.       — Снег уже сошёл, заканчивайте хандрить, — медленно напомнил Какаши. — Вашего сына вон ничем не проймёшь.             — Это он в маму, — Минато приподнял уголки губ. — Раз уж ты здесь, не хочешь помочь?

⟨—⟩

      Бабушка Обито умерла, когда он был на втором курсе.       Минато узнал об этом почти через месяц, и то совершенно случайно. Будь воля Обито, он бы, кажется, так никому и не сказал. Он вёл себя как обычно, шутил и улыбался, бросал на Рин влюблённые взгляды и отвечал глупости на вопросы преподавателей. И Минато, при всей его наблюдательности, действительно мог бы не заметить… Мог бы, но Обито немного прокололся. Минато по настоянию тётки и Сарутоби-самы тогда уже читал лекции в университете и видел подопечных даже чаще, чем им хотелось бы. Но даже его вполне оживлённый рассказ и не самая лёгкая тема не помешали Обито уснуть посреди пары.       Какаши, сидящий рядом, попытался было растолкать друга, но Минато только покачал головой. Обито не реагировал ни на громкие обсуждения, ни на шум собирающихся студентов, ни на тычки Какаши, которого Минато просто отправил домой, пообещав:       — Оставь, я сам с ним разберусь.       Какаши посмотрел на него с сомнением, но, что удивительно, в тот раз спорить не стал и молча ушёл.       Минато осмотрел опустевшую аудиторию и вернулся за свой стол. Уже темнело, на улице только-только унялся дождь, и тишина вечернего университета действительно нагоняла сонливость.       Обито не просыпался по меньшей мере два часа. И только когда Минато уже стал задумываться, не подошло ли время ехать на смену, он, наконец, зашевелился. Сел одним резким движением, повёл затёкшей шеей и поднял на Минато слезящиеся от света глаза.       — Выспался? — Минато покосился на часы, поманил его к себе.       Обито, уже открывший было рот, чтобы оправдаться, залился краской и промолчал. Молча же собрал со стола свои вещи, молча спустился и сел рядом со столом, прижав рюкзак коленом.       Всё же пробормотал:       — Простите, этого больше не повторится.       — Что случилось? — просто спросил его Минато. Руки хотелось чем-то занять, и он машинально складывал накопившиеся от трёх других хозяев аудитории бумаги в ровные стопки.       Обито попытался было отпираться, но вышло у него плохо, Минато, не став слушать, повторил свой вопрос. И рассказать всё же пришлось. История о тихо уснувшей и уже не проснувшейся старушке, которая растила Обито с малых лет, была рассказана без единой эмоции. Так мог бы рассказать её Какаши, которому такой тон был свойственен, но не Обито.       — Наша квартира теперь моя, а я там даже спать не могу, — закончил он, подперев щёку рукой.       Минато видел много смертей за свою жизнь и много людей, столкнувшихся со смертью. Наверное, лучше бы Обито тогда бился в истерике, но он молчал. Просто смотрел на Минато и молчал. И вид у него самого был как у покойника.       Сейчас Обито выглядел точно так же, как в тот вечер. И тоже молчал, глядя куда-то мимо, в тёмное окно. Минато от этого сравнения, пришедшего в голову совершенно внезапно, стало на секунду дурно.       — Эй, вы чего такие тихие сегодня? — улыбка Наруто была даже ярче обычного.       Сын уселся рядом, всунул ему в руку горячую кружку и затащил к себе на колени кота, который с видом божества свернулся поперёк его бёдер и свесил на диван огромный хвост.       Обито, будто очнувшись, улыбнулся тоже, и наваждение исчезло — лицо его снова сделалось живым, а синяки под глазами оказались обычными тенями от волос. Минато ощутил, как спину покрыл холодный пот, и торопливо отхлебнул чая — горечь обожгла горло.       — Эй, а этому рыжему монстру и собаки Какаши нестрашны.       — Собаки Какаши-сэнсэя вообще нестрашные, ттебайо. Курама явно круче, — почёсывая рыжего монстра за ушами, ответил Наруто. Обито спорить не стал, но Кураму предпочёл не нервировать, убравшись из зоны досягаемости его длинных когтистых лап.       Минато протянул коту руку. Курама брезгливо обнюхал его пальцы, раздумывая, и благосклонно боднул его в ладонь. Даже позволил почесать себя, прежде чем недовольно заворчать.       Обито проследил за ними с завистью, из всех возможных гостей этого дома почему-то именно его кот не любил особенно сильно. Очевидно, у него был зуб на всех с фамилией Учиха, ведь Саске и его родителей он тоже не переваривал.       — Наруто, живо иди сюда! — требовательно позвала из спальни Кушина. Сын тут же подскочил снова и, подхватив Кураму под лапы, направился на её голос.       А Минато, решив пока что проигнорировать недовольный голос женщины из-за стенки, снова присмотрелся к Обито. Стоило Наруто уйти, в комнату вернулась напряжённая атмосфера.       — Вы чего, Минато-сэнсэй? — шире улыбнулся Обито, но Минато слишком привык доверять своим предчувствиям, чтобы повестись на его хорошее настроение. Признал вполне честно:       — Ты немного странный в последнее время. Что-то произошло на конференции?       — Что там может произойти? — непонимающе переспросил Обито. — Как обычно, ужасная скука. Могу поспорить, Какаши просто не хотел страдать один. Вы знаете, вот в Осаке всё уже такое зелёное, а у нас только грязь, это несправедливо.       — Там было солнечно, — пожал плечами Минато, позволяя отвлечь себя от изначальной темы.       Он не знал, чем вызваны его подозрения, Обито вёл себя как обычно. Но что-то в нём… Что-то было не так. В любом случае, продолжать спрашивать было бессмысленно.       Минато даже не был толком уверен в том, что именно заметил, но что-то в поведении мужчины царапало и не давало покоя. Такое чаще было с Рин, когда она грустила по очередным не сложившимся отношениям с мужчиной, который ей действительно понравился, и мастерски делала вид, что всё в полном порядке.       Как будто глаза и улыбка не совпадали друг с другом.       Минато уже почти было отложил эту мысль, но весь его настрой сбила Кушина, когда под вечер, выдворив с кухни сына и Обито и снова разлив чай, спросила:       — Тебе не показалось, что он вернулся какой-то странный?       Из комнаты Наруто послышался хохот, и Минато с Кушиной переглянулись.       — Тоже заметила? — вздохнул Минато. Женщина покивала, зашептала, наклонившись к нему:       — Я, конечно, тоже, бывает, возвращаюсь из всяких поездок под впечатлением, но на Обито это не похоже. Про что вообще была эта чёртова конференция?       — Регенеративная медицина, всё как любит Орочимару, — поймав непонимающий взгляд, Минато поправился: — Про замену больных клеток клонами здоровых.       — Фу, ужас какой, — сморщила нос Кушина. — Действительно, всё как любит Орочимару-сан. Зачем они вообще туда потащились? Это разве их профиль?       — Какаши вместо Орочимару, — пояснил Минато. — А Обито — чтобы развеялся.       — Он неправильно развеялся, ттебане, — Кушина задумчиво постучала кончиком указательного пальца по столу.       — Стало ещё хуже, чем было, — кивнул Минато. — Только я не могу понять, что.       — Надо спросить у Какаши! — осенило вдруг Кушину. Но она тут же оборвала сама себя: — Хотя нет, этот не расскажет. Рин?       — Вряд ли она знает, лисица, это безнадёжно, — расстроил её Минато. Кушина поджала губы и опять задумалась.       — Нет, — сказал серьёзно. — Переживать пока не стоит. Если бы там произошло что-то плохое, Какаши бы сказал, так?       — Конечно, — убирая ей за ухо выбившуюся прядку рыжих волос, согласился Минато, хотя не мог утверждать этого со стопроцентной вероятностью.       — Значит, надо ждать, — заключила Кушина и кивнула сама себе. В этом Минато не мог с ней не согласиться.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.