Heavy Hopes

Майк уже некоторое время не спит, когда видит, как тень пересекает его дверь, следуя за звуком шагов в тихом коридоре их квартиры. Остатки его собственного кошмара отброшены, растворились в небытии раннего утра, и он ждет, почти затаив дыхание, почти в отчаянии, стука. Тень колеблется. Зависает. Он наблюдает, как тень поднимает руку, готовится и останавливается. Ждет. Опускает руку. Ждет. Тень отступает назад, поворачивается и начинает уходить. Прежде чем Майк успевает подумать о том, что он делает, он встает с кровати и тянется к лампе на столе, все еще не включенной в розетку с прошлого раза. Он доходит до двери и, открыв ее, видит тень, следующую за Уиллом обратно в его спальню. — Уилл, — он шепчет, но его шепот пересекает комнату и достигает Уилла, его рука застывает на дверной ручке. Уилл поворачивается к нему лицом, хмурясь. — У тебя действительно самый чуткий сон в мире. — Виноват, — говорит он, пожимая плечами. Смешок Уилла едва слышен в неподвижном воздухе квартиры. — Все в порядке? — Да, извини, я не хотел тебя будить. — Кошмар? Он бросает смущенный взгляд в сторону. — Да. — Ладно, пойдем. — О, все в порядке, — говорит он, махая рукой. — Я буду... — Уилл, — прерывает Майк. — Пойдем. Он рад, что его не нужно больше убеждать, и Уилл возвращается в комнату Майка, сгорбив плечи и выглядя пристыженным. Его колет, крошечные уколы по поверхности кожи, то, что Уилл все еще не доверяет ему полностью. Если бы он уже не проснулся, Уилл вернулся бы в постель в одиночестве, вынужденный разбираться с этим самостоятельно. Ему хочется схватить его за плечи, встряхнуть и закричать, что Уилл может будить его. Что он никогда не будет злиться на него за то, что он попросит о помощи, даже в три часа ночи. Что ему все равно, что это то, для чего он создан, что это то, что у него получается лучше всего, что иногда единственное, что заставляет его чувствовать себя хорошо, – это осознание того, что он может помочь другим. Что он может помочь Уиллу. Что он хочет этого. Он не делает ничего из этого. Вместо этого он молчит, пока Уилл проходит мимо него в его комнату. — Ты действительно выбрал настольную лампу в качестве оружия, да? — говорит Уилл, когда Майк ставит ее обратно на стол, заставляя свой голос звучать легкомысленно. — Оглянись вокруг! — говорит он, жестом указывая на свою темную комнату. — Скажи мне, если найдешь что-нибудь получше. — Я могу показать тебе, как стрелять из ружья. Образ Уилла, стоящего в центре Изнанки с ружьем в руках и окутанного дымкой и темнотой, снова встает перед ним. Он наблюдал, как ловкие руки Уилла заряжают, разряжают и чистят оружие с величайшей осторожностью, и это вызвало непонятный и пугающий прилив эмоций, которым он тогда не знал названия. Теперь, задним числом, у него есть для этого название. Но оно все равно немного пугает. — О, — он вспоминает, как покраснел, когда Райан стоял у него за спиной, обучая его бросать мячик для пинг-понга, и задумывается, сможет ли он сохранить самообладание, если Уилл сделает что-то подобное, держа в руках оружие. — Хм. Может быть. Уилл забирается в кровать, а Майк идет в угол, чтобы включить ночник. Он действительно никогда им не пользуется, несмотря на собственные кошмары, но всегда держит его включенным в розетку. На всякий случай. Он присоединяется к Уиллу на кровати, и они натягивают на себя одеяла. Уилл устраивается лицом к центру матраса, руки сложены на груди, взгляд отрешенный. Похоже, он не в настроении для разговоров, чего, наверное, и следовало ожидать, но Майк не может не чувствовать себя немного разочарованным. Просто у него всегда есть настроение поговорить с Уиллом, особенно после его последнего откровения, и есть что-то такое в разговорах в три часа ночи, отчего они кажутся гораздо более интимным. Прошло уже много времени с тех пор, как он влюбился – или, по крайней мере, с тех пор, как он узнал, что влюблен, – и от этого, честно говоря, захватывает дух как на американских горках. Его все еще мучают постоянные сомнения, и каждый раз, когда он ловит взгляд Уилла, когда они смеются над внутренней шуткой, или когда их руки соприкасаются, пока они вместе идут в класс, его мысли тут же превращаются в «Ты не должен так себя чувствовать» и «Это другой мужчина, что с тобой не так». Но с каждым днем становится все легче и легче отодвигать этот голос в сторону, особенно когда он смотрит на Уилла и чувствует, что сердце вот-вот выскочит из груди. Потому что это не просто какой-то мужчина. Это Уилл. Он долго размышлял о том, что Уилл сказал ему на днях, и о том, что он всегда как бы знал. Но у Майка никогда не было такой роскоши: он провел девятнадцать лет своей жизни, зная, что ему нравятся женщины. И они ему действительно нравятся. Может быть, это делает его ошибкой природы или идиотом, раз он не понял этого раньше, но... это Уилл. Он не понимает, как он может испытывать к нему какие-то другие чувства. На самом деле, за последние несколько месяцев он достаточно много думал и накручивал себя, чтобы понять, что это ни к чему его не приведет. Он мог бы потратить недели, пытаясь понять, на сколько именно процентов его привлекают мужчины, или как отреагируют его родители, если узнают об этом, или отправится ли он из-за этого в ад, как любит кричать прохожим тот человек на углу кампуса возле библиотеки. В конце концов, ничего из этого не имеет значения. Он хочет поцеловать Уилла. И, возможно, это должно быть чем-то страшным, или греховным, или злым, или что там еще они хотят ему сказать, но он просто хочет поцеловать Уилла. И он не понимает, почему он должен чувствовать себя плохо из-за этого. Взгляд Уилла все еще где-то далеко, пока он считает вдохи, и все, что Майк может сделать, это не обнять его и не притянуть к себе. — Наверное, это было плохо, — говорит он вместо этого. Уилл, кажется, вспоминает, где он находится, и переводит взгляд на Майка.  — О. Да, — он нерешительно пожимает плечами, плечи прижимаются к простыням. — Это время года. Ты знаешь, как это бывает. — Я рад, что ты пришел ко мне, — говорит он прежде, чем успевает остановиться. Брови Уилла сходятся вместе. — Да? — Да, — он делает паузу, уже краснея. — Мне нравится... помогать. — Даже несмотря на то, что я тебя разбудил? — Я уже не спал, — говорит он. — Кроме того, мне не нужен сон. Уилл немного потягивается, прежде чем натянуть одеяло ближе к подбородку. — Нет, что тебе нужно, так это обогреватель. Почему в твоей комнате на двадцать градусов холоднее, чем в остальной квартире? — Я же говорил тебе! Это безумие. — Неудивительно, что ты никогда не проводишь здесь время. Мы должны позвонить кому-нибудь. Пусть починят. — Да, мы должны, — он поворачивает голову и смотрит на вентиляционное отверстие на потолке. — Кому мы должны позвонить? — О, — Уилл хмурится. — Без понятия. — Круто. Ну, а до тех пор, я не просто так взял все эти одеяла, — он тоже перекладывает одеяла, вытаскивая одно из более тяжелых с изножья кровати. — Ты хочешь поговорить о своем сне? Уилл делает долгий вдох, раздумывая. — Нет, — наконец говорит он, звуча сухо, но не расстроено. Майк старается не допустить, чтобы это ужалило его слишком сильно. — Ты хочешь поговорить о чем-нибудь еще? Уилл поднимает одну бровь. — А ты? — Я здесь только для того, чтобы помочь. Я имею в виду, если ты хочешь еще о чем-то поговорить, я не против. Все это полная и абсолютная правда. И если Уилл захочет поговорить о предполагаемой ссоре с Дэнни, подробности которой Майк до сих пор не знает, он готов его выслушать. Потому что он действительно хороший друг. Уилл смотрит на него в течение долгого неподвижного мгновения. — Почему бы тебе просто не спросить? Майк изо всех сил старается не скривиться, смущаясь самого себя. Уилл всегда становится более чувствительным и раздражительным после всего, связанного с Изнанкой, включая кошмары, и, очевидно, Майк ведет себя не так тонко, как он думал. Нет смысла плясать вокруг да около. Это никогда не работало ни с одним из них. — Что происходит между тобой и Дэнни? — спрашивает он. — Ничего, — отвечает Уилл просто, быстро и отрывисто. Майк смотрит на него, затаив дыхание и отчаянно желая узнать больше. Он долго молчит, прежде чем наконец сжаливается над Майком и продолжает. — Мы... ну, мы не встречались, так что не то чтобы мы расстались. Но мы, гм, больше не видимся, я думаю. Он ждет, что Уилл расскажет подробнее, объяснит, почему, но тот больше ничего не говорит. Он знает, что если он хочет получить ответ, ему придется спросить. — Это из-за меня? Рот Уилла искривляется в небольшой печальный гримасе. — Да. Если бы вы спросили Майка накануне, он подумал бы, что будет прыгать от восторга от таких новостей, радуясь победе. Но видя Уилла, подавленного, пассивного и даже не злящегося на него за это, он чувствует себя дерьмом, чувство вины вырывается из его груди и расползается по его телу ползучими щупальцами. — Черт, Уилл, мне так жаль. — Все... нормально, я думаю. То есть, это отстой, но неважно. Он должен это исправить. Уилл снова замолкает, и Майк не хочет давить на него еще больше, чем он уже надавил, но он не может все исправить, если даже не знает, что пошло не так. — Ты расскажешь мне, что случилось? Уилл обдумывает свой ответ в течение минуты. — Он не большой твой поклонник. — Да, это я понял. — Когда я пришел к нему после нашей ссоры, он... много чего сказал о тебе, — в паузе между словами Уилл кладет большой палец на нижнюю губу, слегка прикусывая ноготь в приступе старого нервного тика. — Я позволил ему выговориться некоторое время, потому что ты вел себя как мудак, и я был зол на тебя. Но он просто не мог остановиться. Даже я не был так расстроен, как он, а ведь это я тот, кого ты на самом деле обидел. И, наверное, я просто был раздражен из-за всего этого, потому что в конце концов я сказал ему прекратить, и дальше все как бы пошло само собой. Есть тысяча вещей, которые он должен сказать. Он должен извиниться за то, что поставил Уилла в такое положение. Он должен еще раз извиниться за ссору в целом, просто на всякий случай. Он должен сказать Уиллу, что Дэнни – мудак, и он может найти кого-то в тысячу раз лучше, чем он. Вместо этого он останавливается на: — Ну, вот что он получает за то, что слушает музыку кантри. Уилл, явно не ожидавший такого ответа, заливается смехом. — Майк! — укоряет он, слегка шлепая его по груди. — И это все? Он все еще злится из-за того, что я был немного груб? — Ну, типа того. Он не мог понять, почему я защищал тебя. Я не мог понять, почему я защищал тебя. — Почему ты защищал меня? Вопрос застает Уилла врасплох, и его лицо опускается. — Я не знаю. Наверное, из соображений выгоды. — Мне жаль. Я действительно не пытался... — Я знаю. Все... хорошо, — говорит он так, что это звучит гораздо скорее смиренно, чем так, будто все действительно хорошо. — Мы никогда не сработаемся в долгосрочной перспективе. Я знал это, и он знал это. Я бы не хотел, чтобы все так развалилось, но... неважно, я думаю. Ничто другое, что мог бы сказать Уилл, не заставило бы Майка чувствовать себя настолько виноватым, как это. Ему действительно, действительно нужно извиниться. Снова. Еще тысячу раз, чтобы загладить свою вину за то, что заставил его чувствовать себя так. Он открывает рот, чтобы сделать именно это, и говорит: — Боже, к черту Дэнни. Он отстой. Уилл переворачивается на бок и смотрит на него долгим жалобным взглядом. — Что? — говорит Майк, не собираясь извиняться. — Если это все, что нужно, чтобы он ушел, то он отстой. — Майк. — Я серьезно! Я не понимаю, что ты в нем нашел. — Это потому, что ты ничего о нем не знаешь. — Я знаю достаточно. — Назови хоть один факт о нем. Он копается в своей памяти, выискивая хоть что-то, что он мог бы помнить о самом скучном человеке на свете. — Он изучает искусство, — наконец говорит он. Уилл смотрит на него, его губы сжаты в тонкую линию. — Вау. Отличная работа. — И ему нравится музыка кантри. — Господи, — говорит Уилл с раздраженным стоном, но за ним следует неохотный смешок. И действительно, что еще Майк должен знать? Не его вина, что пытаться вести разговор с Дэнни так же интересно, как пытаться вести разговор с манекеном. Вообще-то, это несправедливо, потому что манекен, по крайней мере, может быть одет в интересный наряд. — Я просто говорю, что думаю, что ты можешь найти кого-то получше. — Хорошо, тогда дай мне знать, когда найдешь другого парня, с которым у меня много общего, который мне действительно нравится, и который еще и заинтересован во мне. Майку требуются всего его силы, чтобы не закричать. — Да, конечно, я буду смотреть в оба. — Хорошо, — говорит Уилл, уже не пытаясь скрыть раздражение в своем голосе, — если у меня когда-нибудь все получится, может, ты постараешься не прогонять никого на этот раз? Пауза между ними тяжелая. — Уилл, я... — Не бери в голову. Прости. Я просто… — он прижимает ладони к глазам и делает несколько глубоких вдохов, прежде чем снова повернуться и посмотреть на него. — У меня все по-другому, понимаешь? У меня нет кучи вариантов. Я не... хочу расстраиваться из-за тебя. И я не жалею о том, что сделал. Но у меня не так много шансов. Я не могу... ты не можешь разрушить их все для меня. — Я не разрушу, — говорит он, стараясь звучать как можно искреннее. — Я серьезно. Я обещаю. Уилл испускает долгий вздох. — Хорошо. Они оба молчат в течение долгой минуты, и Майк знает, что если он перевернется и продолжит молчать, они заснут и никогда больше не будут говорить об этом. Это было бы так просто. Но что-то заставляет его смотреть на Уилла, и где-то в тихой темноте утра он находит в себе мужество спросить: — Ты не жалеешь... что выбрал меня? Глаза Уилла, кажется, смотрят прямо ему в душу. — Конечно, нет, — говорит он, и что-то растет в груди Майка, теплое и цветущее, и он не может сдержать улыбку. Уилл улыбается в ответ и наклоняется, полусмеясь, чтобы сказать, — унас еще десять месяцев аренды. Майк усмехается в притворном оскорблении. — Вот и все. Я тебя выгоняю. — Ты не можешь, — говорит он, безуспешно пытаясь побороть ухмылку. — Мое имя в договоре об аренде. — Нет, из моей кровати, дурачок. — Ладно, — говорит Уилл, перекатываясь к краю и садясь. — Может быть, я смогу поспать, не замерзнув до смерти. Они оба шутят, и оба знают это, но это не останавливает краткую вспышку разочарования при мысли о том, что Уилл уйдет из его комнаты. Он бросается к нему, хватает его за руку и тянет к центру кровати. — Вернись сюда, — говорит он между смешками, дергая его так, что он падает на спину. Уилл поворачивается, чтобы отмахнуться от него, но Майк ловит его запястье другой рукой и выкручивает его настолько, что это должно раздражать. Уилл смотрит на него со смесью недоверия и раздражения, понимая, что Майк задумал, но, когда он пытается оттолкнуть его свободной рукой, Майк ловит и ее и пытается прижать его к кровати Даже будучи детьми, они никогда особо не боролись, а если и боролись, то обычно это начинали Лукас или Дастин. Они с Уиллом всегда были нежны друг с другом, и их стычки обычно длились не дольше нескольких минут. Но это не сдерживает ни одного из них сейчас, когда они борются за то, чтобы прижать друг друга к кровати, костлявые конечности стучат друг о друга в перерывах между смехом. По правде говоря, Уилл сильнее его. Да, Майк немного выше, но он всегда был тощим, что не помогает в физических поединках любого рода. Именно поэтому, когда он обхватывает коленом бедро Уилла, он с удивлением обнаруживает, что они падают обратно на кровать, а Уилл оказывается под ним, придавленный. — Окей, — говорит Уилл, закатывая глаза. — Ты меня поймал. — Хорошо, — ухмыляется Майк, предпочитая наслаждаться своей незаслуженной победой. — Не пытайся снова уйти. — Ты сказал мне уйти! — Уилл смеется, пытаясь вывернуться из-под него, но Майк использует небольшой рычаг, который у него есть, чтобы толкнуть его обратно вниз, не давая ему вырваться. Уилл задыхается от удивления, его губы раздвигаются, глаза расширяются, прежде чем он снова разражается смехом, и, боже, он хочет поцеловать его. Он мог бы сделать это. Это было бы так легко. Уилл прямо здесь, прямо под ним, улыбающийся, раскрасневшийся и смотрящий на него снизу вверх, как когда они были детьми, яркие и не скованные ничем вокруг. Он мог бы сделать это. Он мог бы медленно наклониться, давая ему достаточно шансов отступить, если бы он захотел, но Уилл не стал бы этого делать. Не стал бы? Майк не уверен. Ему хотелось бы думать, что нет. Майку хотелось бы думать, что он сможет наклониться вниз, уверенно и целенаправленно, ровно настолько, чтобы увидеть, как щеки Уилла вспыхивают тем же красноватым цветом, что и прошлой ночью, ярким, теплым и ужасно соблазнительным. Ему хотелось бы думать, что он сможет сдвинуть пальцы вверх, всего на прикосновение от того места, где они лежат, обвившись вокруг запястий, и скользнуть ими чуть дальше, пока они не встретятся с пальцами Уилла, чтобы он смог переплести их вместе, запутать так крепко, что их никогда не удастся расцепить. Ему хотелось бы думать, что он может поймать губы Уилла своими, что он может вдавить их обоих в матрас, что он сможет целовать его до самого утра, не задумываясь, не заботясь ни о чем на свете. Это было бы так легко. Он мог бы сделать это. Уилл смотрит на него так, словно знает, что мысли Майка где-то в другом месте, задает вопрос, ничего не говоря. Их взгляды встречаются, и глаза Уилла расширяются на полсекунды, и этого достаточно, чтобы выбить ветер из его парусов, разрушить все фантазии, которые он создал, и он скатывается с него и ложится рядом, а внутри все бурлит от страха, желания и чего-то, чему он не знает названия. Блять. Он такой глупый. Он такой глупый, что упустил свой шанс, и такой глупый, что думал, что у него вообще есть шанс. Уилл только что сказал ему, как он расстроен тем, что Майк разрушил его отношения, а теперь он – что? Чего он ожидает? Что Уилл смирится с тем, что Майк вдруг решил, что влюблен в него? Это так похоже на него – раздуть свою важность и убедить себя, что есть хоть какая-то вероятность того, что что-то произойдет. То, что Уиллу нравятся парни, не означает, что ему нравится Майк. Он поворачивается обратно к центру кровати и видит, что Уилл смотрит на него с выражением, которое он не может прочитать. Его брови нахмурены, глаза широко раскрыты, рот искривлен, и он кажется... Уилл не разочарован. Это нелепая, глупая, тщеславная и совершенно идиотская мысль, поэтому он перестает ее думать. — Нам пора спать, — говорит он, потому что если он уснет, то сможет остановить свои мысли, стучащие в его голове, как те игрушечные обезьянки с тарелками. Уилл соглашается без споров. — Да, пора. Спокойной ночи, Майк. — Спокойной ночи, — шепчет он в ответ. Он лежит с закрытыми глазами, желая, чтобы его мозг отключился и дал ему какое-то облегчение, что-то, что поможет ему расслабиться и не сойти с ума от мысли о том, что его очень красивый лучший друг спит всего в нескольких дюймах от него. Они оба молчат, но Уилл продолжает ворочаться под одеялом еще несколько минут, и Майк не может уснуть, зная, что ему некомфортно. — Все хорошо? — наконец спрашивает он, открывая глаза, и видит, что Уилл слегка покраснел и выглядит смущенным, как будто его застали за чем-то неправильным. — Как ты спишь здесь каждую ночь? — спрашивает он, натягивая на себя одеяло. — Тебе не холодно? — Нет, обычно мне жарко, когда я сплю. Вообще-то это даже приятно. — О. Ну, тогда я рад, что это твоя комната, а не моя. — Тебе все еще холодно? — спрашивает Майк. Уилл тут же качает головой. — Я в порядке. Он ведет себя глупо. Он знает, что это так. Он знает, что это только навредит в долгосрочной перспективе, дав ему ложную надежду без какой-либо отдачи. Он знает, он знает, он знает, что это плохая идея, но Уилл рядом, и ему холодно, и Майк может помочь, и прежде чем он понимает, что делает, он протягивает руку через темноту и говорит: — Иди сюда. Он хватает руку, вдавленную в матрас, так что, когда он подтягивает Уилла ближе к себе, тому приходится повернуться лицом в ту же сторону, что и Майк. Он тянет Уилла, пока его спина не касается его груди, и обвивает его руками, прижимая к себе. Майк сразу же ощущает собственное тепло, кожа горит везде, где она касается кожи Уилла, и он успокаивает дыхание и поправляет одеяла вокруг них, прежде чем снова устроиться на кровати. — Лучше? — спрашивает он, стараясь не звучать слишком надеющимся. — Лучше, — шепчет Уилл. Он ожидал, что Уилл будет напрягаться под ним, чувствуя себя некомфортно на незнакомой территории, на которую они ступают, но вместо этого он льнет к нему, податливый, расслабленный и измученный. Уилл так долго притворялся, убеждая всех и даже самого себя, что с ним все в порядке, что ему не нужна помощь, что никто не должен его опекать. Майк прекрасно знает, как трудно ему позволить кому-то так заботиться о нем, даже если это что-то настолько простое, как помочь ему заснуть, что его сердце, кажется, сейчас выскочит из груди. Уилл доверяет ему. И он может быть единственным человеком, который понимает, насколько это особенно. — Нам действительно лучше пойти в твою комнату, — говорит он, чтобы предложить ему выход. Чтобы дать ему понять, что выбор все равно остается за ним, если он хочет, чтобы Майк ушел. — Все в порядке, — он не может точно видеть, что именно происходит, потому что их руки находятся под одеялом, но он чувствует, как Уилл сдвигается, одна его рука нависает прямо над ними. Он ждет мгновение, потом два, затем медленно опускает руку, чтобы накрыть ладонь Майка, которая лежит, обвившись вокруг его талии. Проходит еще один вдох, прежде чем Уилл переплетает их пальцы и притягивает обе руки к своей груди. — Так лучше. И Майк заставляет себя заснуть, прежде чем он сможет сделать что-то по-настоящему глупое, например, поцеловать его. Все в порядке. На данный момент это так. Это хрупкий баланс на стороне обоюдоострого меча. Майк провел месяцы, годы, желая, чтобы все между ним и Уиллом вернулось на круги своя, и они могли погрузиться в легкость своей дружбы. Никто не знал его лучше. Никто не знает его лучше. И теперь, когда они наконец-то вернулись к тому, чем были, когда они снова стали лучшими друзьями, Майк чувствует себя плохо. Теперь, когда он наконец получил то, что хотел, он хочет большего. Это не должно быть так чертовски трудно. Он взрослый человек, и глупая влюбленность не должна так портить ему день. Он не должен мечтать на парах, не обращая внимания на слова преподавателей, потому что слишком занят мыслями о том, как хорошо было бы провести еще одну ночь в объятиях Уилла. Он также не должен метаться между этим и жалким страхом перед тем, что Уилл решит, что Дэнни все-таки идеальный парень для него, или, что еще хуже, мыслью о том, что Уилл найдет кого-то другого, кто действительно идеален, и с кем у Майка нет никаких шансов конкурировать. Он не знает, как с этим бороться. Все, что он знает, это то, что рядом с Уиллом все имеет смысл. Он знает, что каждый раз, когда они пытаются отстраниться друг от друга, что-то магнитом притягивает их обратно, сила, которую никто из них не может контролировать. Он знает, что каждый раз, когда он видит Уилла с кем-то другим, в его животе что-то сжимается, болезненно ноет и грызет до тех пор, пока он не сможет положить руку ему на плечо. Он знает, что каждый раз, когда Уилла нет рядом, он скучает по нему, как луна скучает по солнцу, потерянный и опустошенный, вечно гоняющийся за ним. Он знает, что когда он с Уиллом, он счастлив. И не только это, но и... хорошо. Он не эксперт в эмоциях, он это знает, но иногда он ловит взгляд Уилла и думает, что Уилл, возможно, думает то же самое. Может быть, он выдает желаемое за действительное. На данный момент они лучшие друзья уже полтора десятилетия, поэтому, конечно, Уиллу нравится проводить с ним время. Но так ли нелепо думать, что, может быть, возможно, он тоже делает Уилла счастливым? Так ли уж безумно думать, что им было бы хорошо вместе? Что полтора десятилетия дружбы могут что-то значить здесь? Что он знает, что может быть лучшим парнем, чем гребаный Дэнни, который, очевидно, никогда и не мог быть парнем? Майк – хороший парень. Может быть, не идеальный – все знали, что у него и Оди были свои проблемы, и уж точно не стеснялись сообщать им об этом – но Майк может быть хорошим парнем. Это то, в чем он хорош. Маленькие подарки и знаки внимания, планирование веселых свиданий и все те романтические вещи, которых Уилл хочет и заслуживает, но думает, что никогда не получит. Он может это сделать. Конечно, он может это сделать. Он хочет это сделать. Он может быть таким хорошим парнем для Уилла. И разве не этого Уилл заслуживает больше всего на свете? Кого-то, кто относится к нему правильно? Он мог бы сделать это. Он может сделать это. Он хочет сделать это. Видит ли Уилл это в нем? Не будет ли для них слишком странным сделать скачок и изменить смысл их дружбы? Майк знает, что он не самый привлекательный парень в мире (особенно когда он проглатывает свою гордость и сравнивает себя с Дэнни, чьи темные кудри и подтянутые руки заставляют его стыдиться), но Уилл никогда не был таким поверхностным. И, если бы он смог преодолеть это, если бы он смог не обращать внимания на все многочисленные недостатки Майка, разве они не могли бы стать чем-то большим? Чем-то лучшим? Потому что это они. Они – Майк и Уилл. И если они прошли через ад и обратно, путешествуя по многочисленным измерениям, чтобы вместе спасти мир, они смогут разобраться в этом. Майк принимает решение. На следующий день он подкупает двадцатиоднолетнего парня из своего класса по маркетингу, чтобы тот сбегал для него в магазин пива и вина, заплатив, возможно, вдвое больше, чем он заплатил бы, если бы эта страна не была оскорблением самой идеи свободы и он мог бы купить все сам. В обмен на мойку машины и полный бак бензина их соседи по этажу одалживают ему свою машину, чтобы он мог купить остальное, что ему нужно, и он проводит свободное утро четверга, бегая по городу, чтобы собрать все необходимое. На следующий день он уходит с занятий в полдень, за несколько часов до того, как закончатся пары Уилла, и использует это время, чтобы все подготовить. Все должно быть идеально. Он рискует всем ради этого, этой несбыточной мечты о схеме, которую он придумал. Если это не сработает, если Уилл скажет ему, что он сумасшедший, и решит, что их дружба закончилась навсегда, он потеряет не только потенциальный роман. Он потеряет все. Своего лучшего друга. И как бы ему ни было страшно, как бы он ни не хотел потерять все, что у них есть, он должен попробовать. Это стоит риска. Потому что он не может просто вернуться к тому, что было раньше, бесцельно бродя изо дня в день без направления, надеясь, что хоть что-то пробудит его от однообразия. Он провел так много времени в путах того, что должно было быть нормальной жизнью, увязая во всех своих самых тяжелых надеждах, неспособный вырваться и понять, кем он должен быть. И, возможно, быть с Уиллом – это не цель его жизни, возможно, это не ответ на все его проблемы, возможно, это ничего не исправит для него. Но они с Уиллом всегда заботились друг о друге, и, возможно, это еще один шаг вперед для них. Кроме того он просто очень, очень хочет поцеловать его. К тому моменту, как Майк слышит звук поворачиваемого в двери ключа, проходит уже около часа, и его желудок сжимается от новой волны нервов. Он вскакивает и встает посреди гостиной, неловко раскачивая руками взад-вперед в ожидании, пока откроется дверь. — Привет! Ты вернулся! — говорит он в супер непринужденной и нормальной манере, как только Уилл входит. — Да, что все это значит? — О, просто подумал, что это будет весело, — говорит он слишком быстро. Он делает глубокий вдох, успокаивая себя. — У нас больше не бывает ночевок, понимаешь? Как раньше. Я имею в виду, мы живем вместе, так что да. Я просто подумал, что было бы весело не спать всю ночь, играть в видеоигры и смотреть фильмы, пока мы не заснем в гостиной. Как раньше, — он беспомощно взмахивает руками, указывая на сооружение. — Ты в деле? Не сразу, это занимает мгновение, но на лице Уилла медленно появляется искренняя улыбка. — Да, звучит весело. Только дай мне переодеться. Через несколько минут он выходит из своей комнаты, выглядя гораздо более комфортно в спортивных штанах, и присоединяется к Майку на полу, заползая в форт из одеял, который простирается по всей длине их дивана, кресла и обоих стульев. — Сколько времени это заняло у тебя? — Не так уж и долго, — лжет Майк, потративший с нарастающим разочарованием больше часа на то, чтобы убедиться, что конструкция из одеял не развалится. — Огни – приятный штрих, — говорит Уилл, указывая на гирлянды, на развешивание которых по внутренней части форта Майк также потратил слишком много времени. — Они были по скидке! — взволнованно объясняет он. — Я увидел их на распродаже и просто обязан был их взять. Создает настроение, верно? — И какое же настроение? — спрашивает Уилл между приступами смеха. — Настроение для Марио, я думаю. Уилл бросает взгляд на светильники. — Да, это работает. Они снова смеются, и это помогает успокоить нервы, взрывающиеся внутри него как ракеты, яркие и головокружительные. Он вытаскивает Нинтендо в центр комнаты и включает ее, протягивая контроллеры так, чтобы они доставали до форта, и, несмотря на то, что это его консоль, передает Уиллу контроллер игрока номер один. Любовь действительно заставляет вас делать безумные вещи. Буквально через несколько минут Майк вскакивает и бросается к холодильнику, вспомнив о двух бутылках шампанского, за которые заплатил непомерную сумму. Уилл бросает на него странный взгляд, когда он приносит их и садится обратно. — Я не помню, чтобы мы делали это на какой-нибудь из наших ночевок. — Заткнись. Я просто… — он делает паузу, чтобы справиться с пробкой. — подумал, что это будет весело. — Я не жалуюсь, — говорит Уилл, придвигаясь ближе, чтобы посмотреть на бутылку, и заглядывая через плечо Майка, наклоняясь к этикетке. — Шампанское, — резко читает он, его дыхание обжигает шею Майка. По его позвоночнику пробегает дрожь. — Что за повод? — Повода нет. Просто подумал… — он снова останавливается и изо всех сил дергая пробку. Его лицо хмурится, когда она не сдвигается с места, и он немного сдувается. — Что это будет весело? — заканчивает Уилл за него. — Что-то вроде того, — он поворачивает бутылку к себе и наклоняется к ней, осматривая горлышко в попытке понять, почему это оказалось так сложно. Пробка вылетает ему в лицо. — Майк! — вскрикивает Уилл в то же время, когда Майк издает придушенный вопль. Пена и алкоголь вырываются из бутылки, забрызгивая их шипучим месивом. Несколько мгновений они сидят ошеломленные, прежде чем Уилл разражается хохотом и, смахнув часть шампанского, направляется на кухню. Майк остается сидеть, замерев с полупустой бутылкой шампанского, капающего ему на колени. В районе виска, куда попала пробка, пульсирует боль, и он думает, что должен быть благодарен за то, что она не попала ему в глаз. Уилл возвращается, забирает бутылку из рук Майка и заменяет ее бумажными полотенцами. Он подавляет очередной смешок, вытирая стекло, а Майк начинает вытирать себя. — Ты в порядке? — Великолепно, — ворчит Майк. Уилл ставит сухую бутылку на место и, опустившись на колени, берет Майка за подбородок и поднимает его лицо вверх, чтобы лучше рассмотреть. — С твоим лицом все в порядке? Пробка, наверное, больно ударила, — он проводит большим пальцем по покрасневшему пятну, озабоченно хмурясь. Майк забывает, как дышать. — А, да, эм, все в порядке. Уилл позволяет своей руке задержаться на секунду, прежде чем опускает ее и поднимается. — Ладно, хорошо, я собираюсь переодеться. Снова. — Да, я тоже. Когда дверь его спальни захлопывается за ним, у Майка хватает сил только на то, чтобы сбросить с себя промокшую до нитки рубашку, прежде чем схватить подушку и издать один короткий, но сильный крик. Боже, он еще даже ничего не сделал, а уже все испортил. Может, это не самая лучшая идея. На самом деле ему не нужно ничего говорить Уиллу. Его оправдание достаточно правдоподобно, и они могут просто провести хороший, нормальный вечер вместе, как раньше, и Уилл ничего не узнает. Эта мысль немного ослабляет давление, и он заканчивает переодеваться, чтобы снова встретиться с Уиллом в гостиной. — В нашей следующей квартире должна быть стиральная машина, — говорит Уилл, теперь уже в совершенно новой паре спортивных штанов. — Мне так надоело торчать в подвале по два часа каждую неделю, чтобы убедиться, что никто не украдет мою одежду. Что-то в словах «наша следующая квартира» заставляет сердце Майка трепетать. Он хмыкает в знак согласия, а потом они расстилают одеяло поверх мокрого места, где шампанское впиталось в ковер. У них нет бокалов для шампанского. У них также нет бокалов для вина. К тому же у них вообще нет стеклянных стаканов, поэтому они наливают свое дурацкое игристое вино в дурацкие пластиковые стаканчики, которые мама Уилла купила им в магазине «все за 1$». Они допивают остатки первой бутылки, и, несмотря на то, что есть определенные способы наслаждаться шампанским, а игра в Марио в форте из одеял с лучшим другом детства, в которого вы, возможно, влюблены, точно не один из них, они оба, кажется, не возражают. Майк сразу же понимает, почему Уилл предпочитает его пиву: терпкие, острые пузырьки лопаются у него на языке, когда он делает еще один глоток. Они по очереди пытаются пройти уровни, все время шутя и разговаривая. Это похоже на старые добрые времена – еще до того, как монстры стали пытаться убить их каждые пару месяцев, когда они могли просто провести все выходные в подвале, ни о чем не беспокоясь, пока в понедельник не приходила пора идти в школу. Когда приходит время открывать вторую бутылку, он заставляет Уилла сделать это над раковиной, все еще чувствуя легкую пульсацию в виске. Каким-то образом Уиллу удается откупорить пробку с идеальным хлопком, и, хотя из бутылки вылетает струйка мягкого белого дыма, ни капли жидкости не проливается. — Выпендрился, — бормочет Майк. Уилл улыбается ему. Проходит несколько часов. Они добираются дальше, чем когда-либо прежде, но по мере того, как уровни становятся все сложнее, они становятся все пьянее, совершают глупые ошибки и умирают быстрее, чем десятью уровнями ранее. Каким-то образом каждая смерть становится все смешнее, и они застревают, смеясь все сильнее и сильнее, пока не оказываются распростертыми на полу, бездыханные и бесполезные. Майк ловит себя на том, что просто смотрит на Уилла, на его раскрасневшиеся щеки, яркую улыбку и глаза, блестящие от слез смеха. — Что? — спрашивает Уилл между хихиканьем, слегка сгорбив плечи – старый нервный тик, который Майк сразу же узнает. — Ничего, — говорит он, пожимая плечами. — Ты пялишься. Наверное, ему должно быть стыдно за это. Если бы он выпил чуть меньше шампанского, то, возможно, так и было бы. Вместо этого он снова пожимает плечами, отказываясь отводить взгляд. Глаза Уилла расширяются, когда он встречает взгляд Майка, румянец на его щеках углубляется, прежде чем он опускает голову и отводит взгляд. Уилл берет контроллер и начинает новый уровень, оставляя Майка продолжать беззастенчиво пялиться, любоваться тем, как свет бликует на прядях волос на его затылке или сильном изгибе его носа. Проходит несколько минут, прежде чем Уилл оглядывается и замечает, что Майк все еще смотрит на него. — Прекрати, — фыркает он, пихая его в плечо, что дает Майку разрешение толкнуть его в ответ, и не успевают они опомниться, как снова хихикают на полу. — Думаю, я понял, — выпаливает Майк прежде, чем успевает остановить себя. Уилл поворачивается к нему лицом, наклоняя голову в замешательстве. — Что понял? Стоп. Блять. Он не собирался этого говорить. Все кажется немного размытым, немного слишком ярким, во рту пересохло, и он не хотел, чтобы все это произошло, но, черт возьми, он не может придумать другого выхода. — Почему мне было так... некомфортно. И почему я был так расстроен из-за Дэнни. — О, — говорит Уилл, заметив смену тона, и снова садится. — Хорошо. — Я просто… блять. Ладно. Слушай. Я просто много думал об этом, и ты был прав. Я вел себя странно, и мне было некомфортно, и мне потребовалось время, чтобы все понять, но я думаю, теперь я знаю, почему. И это не то, что ты думаешь. По крайней мере, я так не думаю. Уилл выжидающе смотрит на него. — Хорошо, — повторяет он. — Эм, точно, ладно, правда в том, что, эм, дело было вовсе не в Дэнни. Дело было во мне, и то, что произошло на самом деле... правда в том… — нет смысла сдерживаться, верно? Он сделал все, что мог. Ничто из того, что он скажет сейчас, не изменит ответ Уилла. — Я ревновал. Вот так. Он сказал это. Он сделал это. Он выложил все, он сказал Уиллу, и теперь он знает, а остальное зависит от судьбы. Но он сделал это. Он прошел самую трудную часть. Он испускает крошечный вздох и смотрит на Уилла, ожидая его ответа. Уилл хмурится, переводя взгляд с него на контроллер.  — Майк... мы уже говорили об этом. Я имею в виду, ты не говорил слово «ревновал», но, как бы, контекстные подсказки. Ты сказал, что боишься потерять меня из-за кого-то другого. Я понимаю. Тебе не нужно продолжать извиняться или пытаться загладить свою вину передо мной. Все в порядке, — он дарит ему мягкую, искреннюю улыбку. — Я уже сказал тебе, что ты никогда от меня не избавишься. Подождите, что? — Нет, нет, я не это имел в виду. То есть, да, все, что я сказал в кафе, было правдой. Но это еще не все. — О. Волны горячего стыда захлестывают его, и он смущен тем, что ему снова приходится объяснять, но теперь уже открыто.  — Да. — Я имею в виду, в этом есть и твоя вина, — говорит Уилл с легким смешком. Майк смотрит на него, ошарашенный, но тот, кажется, не замечает, продолжая говорить. — К тебе подкатывают как будто бы каждый раз, когда мы выходим на улицу. Я знаю, что ты не любишь случайных связей, но держу пари, что нам не потребуется много времени, чтобы найти тебе кого-нибудь. — Нет, нет, нет, ты не понимаешь. Брови Уилла сходятся вместе, теперь он полностью сбит с толку. — Что? Блять. Уилл не понимает. Ему нужно объясниться, нужно сказать Уиллу, что именно он имеет в виду, но его язык кажется таким тяжелым во рту, и он не может вспомнить ни одно из слов, которые должен был использовать, и почему Уилл просто не знает? Почему он такой трудный? Неужели он не видит, как тяжело Майку, неужели он не понимает? — Слушай, могу я просто… — он струсит, если ему придется это сказать. Он придвигается ближе, пока они не оказываются бок о бок, и наклоняется вперед, упираясь одной рукой в бедро Уилла. — Могу я просто попробовать кое-что? Взгляд Уилла отрывается от его руки и поднимается, чтобы встретиться со взглядом Майка. — Эм, разумеется? — Просто… окей… Он может это сделать. Это всего лишь поцелуй. Он целовался много раз. И это всего лишь Уилл. И он много раз представлял, как целует Уилла. Он может это сделать. Он поднимает вторую руку, чтобы взять Уилла за подбородок, пальцы скользят по его шее, и он слышит, как у Уилла перехватывает дыхание. Между ними нет воздуха. Глаза Уилла прикованы к его глазам. — Майк, — шепчет он. Кожа Уилла такая теплая под его рукой. Один палец лежит на точке пульса, и он чувствует, как сердце Уилла бьется так же быстро, как и его, отбивая бешеный ритм, который только учащается, когда Майк наклоняется. — Ты мне доверяешь? — спрашивает он. Какое-то время никто из них не двигается. Майк может сосчитать каждый удар сердца под своим пальцем. Затем, так медленно и так слабо, что он почти пропускает это, Уилл кивает. Все его существо болит от желания броситься вперед, схватить Уилла, притянуть его к себе и никогда не отпускать. Но он не может. Ему требуются все силы, чтобы сдержать себя, заставить свои движения быть контролируемыми, и он наклоняется вперед с мучительной медлительностью. Последнее, что он видит – как глаза Уилла закрываются, и он следует его примеру, позволяя своей руке вести его остаток пути. Тем не менее он останавливается перед поцелуем, позволяя их лбам соприкоснуться. Электричество искрится везде, где соприкасается их кожа, пропуская через него ток, который заставляет его отчаянно желать большего. Уилл делает один дрожащий вздох, горячий воздух вырывается из его приоткрытых губ, и это становится последней каплей. Майк сокращает разрыв, бросаясь вперед, прижимается и наконец, наконец, целует Уилла. Это совсем не то, чего он ожидал. Он думал, что это будет похоже на поцелуй с Оди, сладкий и пузырящийся, как первый глоток газировки в летний день, легкий и освежающий. Он не хочет их сравнивать, но это так по-другому, так отличается. Не в плохом смысле, но неожиданно. Уилл гораздо более крепкий, от острой линии его челюсти до небольшой щетины на подбородке и прочности его формы, непоколебимой, когда Майк наклоняется ближе. На вкус он напоминает смесь шампанского, яркого и терпкого, и чего-то настолько знакомого, настолько отчетливо уилловского, что у него нет другого способа описать это. Его губы двигаются напротив губ Майка, но все это неуверенно. Он колеблется, сомневается во всем, думает так громко, что Майк практически слышит его. Он целует его в ответ, но едва-едва, так нерешительно, что Майк не может вынести продолжения. Он видел, как Уилл целуется, когда хочет кого-то поцеловать, и это... это не то. Лед тает от его горла до желудка. Уилл не хочет этого. Он отстраняется, упирается лбом в лоб Уилла и вздыхает, сердце разрывается. — Я могу остановиться, — шепчет он, пытаясь дать Уиллу самый простой выход. — Ты хочешь, чтобы я остановился? — Майк, — его голос такой тихий, едва слышный, и он не поднимает глаз, устремив взгляд на ковер между ними. — Что ты делаешь? Ну, он целовал его. Он думал, что это очевидно. Однако это не похоже на ответ, который ищет Уилл. — Это... это шутка? — продолжает Уилл, голос дрожит от сдерживаемых слез. — Ты смеешься надо мной? — Нет! — Майк отстраняется, садится прямо. — Уилл, нет, я бы никогда. Я… — Тогда почему ты это делаешь? Почему он это делает? Потому что он идиот, который не знает, когда нужно оставить все в покое. У них все было хорошо. Все было хорошо, у них все было хорошо, они были лучшими друзьями, а он просто должен был пойти и снова все испортить, как он всегда делает. — Я... ты сказал, — пытается объяснить он. Может быть, если он сможет объяснить все так, чтобы это имело смысл, Уилл не будет ненавидеть его до конца жизни. — Ты сказал, что тебе нужен кто-то, кто знал бы, что тебе нравится, и... заботился бы о тебе достаточно, чтобы сделать это. И я знаю, что ты любишь Нинтендо, форты из одеял и возможность тусоваться вместе, как мы делали раньше, а потом Райан сказал мне, что ты любишь шампанское, и... блять, — стонет он, в разочаровании проводя руками по волосам. — Я забыл про клубнику. У меня в холодильнике есть клубника в шоколаде, потому что я знаю, что ты любишь клубнику, и я знаю, что мы шутили, когда говорили о ней, но все любят клубнику в шоколаде, и… — его голос обрывается, когда он оглядывается на Уилла, который все еще смотрит на него с какой-то смесью неверия и чего-то, что он не может определить. Это вырывает дыхание из его легких. — Почему? — Уилл снова говорит, так тихо, что он едва слышит его за тихим помехами телевизора. — Потому что я… я достаточно забочусь о тебе, чтобы попробовать, — это все, что он может сказать. Но, кажется, этого не достаточно. Уилл откидывается назад, опираясь на руки, и смотрит куда-то вдаль. Он не выглядит расстроенным этим ответом, но и не выглядит взволнованным. Молчание тянется между ними все дольше и дольше, пока Майк не выдерживает. — Пожалуйста, скажи что-нибудь, — шепчет он, почти умоляя. Уилл словно застыл, не в силах пошевелиться и заговорить. Каждая прошедшая секунда кажется еще одним отказом, и он сглатывает дрожащее тошнотворное чувство, поднимающееся в его желудке. Блять. Ему просто нужно, чтобы Уилл сделал это, чтобы он заткнул его, чтобы он мог уйти валяться в своей комнате в размышлениях о том, как он разрушил всю свою жизнь за один вечер. — Это не смешно, — наконец говорит Уилл, голос трещит, как целлофан. — Ты не можешь просто так говорить такие вещи, Майк. — Я не шучу. О чем ты говоришь? Почему это должно быть смешно? Я так много работал над этим, я так нервничал весь день, как это может быть смешным? Он думает, что может рассердиться. Честно говоря, он слишком растерян, чтобы сказать. Он знает только, что все его тело дрожит, как будто он вот-вот взорвется, и ему так неловко, и он чувствует себя чертовым идиотом из-за то, что вообще пытался, а теперь Уилл говорит ему, что его чувства – шутка? Уилл смотрит на него самыми большими глазами, которые он когда-либо видел, покрасневшими, как будто он вот-вот заплачет. — Ты все еще не знаешь? — Знаю что? — Я провел, — Уилл делает глубокий, судорожный вдох, — так много лет, пытаясь преодолеть это. И мне это удалось. Я был... Я... я пошел дальше. У меня появились друзья, я нашел парней, которые были заинтересованы во мне, и у меня все было хорошо. А потом я позволил тебе убедить меня быть соседями по квартире. И я знал, что это была плохая идея. И я знал... я не знаю. Потому что ты отпускал все эти глупые шутки о том, что я всегда возвращаюсь домой к тебе. Или... или что ты хочешь, чтобы я провел ночь с тобой. И это просто сводило меня с ума. Я почти подумал, что ты делаешь это специально. Чтобы помучить меня, может быть. И ткнуть мне в лицо. Потому что как ты мог говорить это так просто, так небрежно? Как ты мог не знать? Он так увлечен своими словами, что забывает дышать. — Знать что? — спрашивает Майк снова. — Майк, — говорит он, голос низкий и хриплый. — Ты не можешь говорить такие вещи, если не имеешь их в виду. Я серьезно. Это не... ты не можешь просто... — Знать что, Уилл? Уилл тяжело вздыхает, поворачивается лицом к телевизору, отказываясь смотреть в глаза. — Как сильно я хотел тебя. Слова на мгновение зависают между ними. Все вокруг кажется тяжелым, отягощенным какой-то внешней силой, и ему требуется больше времени, чтобы осмыслить то, что сказал Уилл. Хотел. Это крутится у него в голове, снова и снова. Почти идеально. Почти то, что он хотел услышать. — Хотел? — спрашивает он едва слышным шепотом. Уилл делает длинный, дрожащий вдох. Сглатывает. Смотрит прямо на Майка. — Хочу. Он целует Уилла прежде, чем тот понимает, что происходит. Где-то на задворках сознания Майк думает, что ему должно быть стыдно за то, с каким нетерпением он обхватывает лицо Уилла обеими руками, притягивая его к себе. Но он никогда не отличался сдержанностью, и уж точно не собирается начинать это делать сейчас. Не тогда, когда Уилл целует его в ответ. Это совсем не похоже на первый поцелуй, который был таким неуверенным, словно он окунул палец в бассейн, чтобы проверить, достаточно ли теплая вода. Этот поцелуй – пушечное ядро, бесстрашный бросок головой вперед без подготовки, дикое и волнующее ощущение падения в воздухе перед тем, как попасть в резкий холод воды. Каждый раз, когда он делает шаг вперед, Уилл делает шаг навстречу, такой же нетерпеливый, словно он жаждал этого так же долго, как и Майк. И это так много всего сразу – так тепло, как горячий шоколад, который Уилл готовит ему прохладным утром, пока наливает кофе; так ярко, как мерцающие над ними огни; так сладко, как приглушенный вкус шампанского, который все еще остается между ними, что он почти ошеломлен, почти не знает, что делать. Но это Уилл. А разве они всегда не знали, что делать? Разве они не были идеальной парой, неразлучные столько, сколько себя помнят? Разве это не было неизбежным финалом для них с самого начала? Разве им не суждено было найти друг друга именно так? Майку хотелось бы думать, что это так. Нет, он уверен в том, что это так. Они выбирали друг друга снова и снова, до такой степени, что выбора больше нет. По крайней мере, не для него. Он придвигается, и это заставляет Уилла откинуться назад и потянуться одной рукой к полу, но вместо него он ставит руку на свой контроллер. Он выскальзывает из-под него, заставляя его приземлиться на спину, и они смотрят друг на друга в течение мгновения, прежде чем разражаются смехом. — Ты в порядке? — спрашивает Майк. Щеки Уилла красные, но Майк не уверен, от смущения это или от чего-то другого. — Я в порядке. Он собирается сесть, но Майк наклоняется и нависает над ним, и он снова ложится на пол. По лицу Майка расползается ленивая ухмылка, и он прижимает один долгий, медленный поцелуй к губам Уилла, прежде чем отстраниться. — Это было похоже на шутку? — спрашивает он задыхающимся голосом. Он едва успевает рассмеяться, как пальцы Уилла впиваются в его рубашку, и его снова тянут вниз. Он действительно не может найти в себе сил пожаловаться. К тому времени, когда будильник Майка звонит следующим утром, они не спят уже час, уставшие, с осипшими голосами, но слишком увлеченные друг другом и новизной их отношений, чтобы снова заснуть. Они вместе свернулись в холодном воздухе его спальни, сплетя ноги, обхватив друг друга руками, оперевшись спинами на его подушки. Все его дополнительные одеяла все еще стены их форта, что только дает им повод прижиматься ближе под единственным одеялом, которое у него осталось. — Не могу поверить, что ты ревновал, — говорит Уилл, вертя в руках простыню. — Если бы я знал, что есть шанс, я… — кажется, Уилл не может закончить предложение. Он сглатывает и смотрит на Майка с такой силой, что тому приходится отвести взгляд. — Я имею в виду, я даже не знал, что ревную, — вместо этого отмахивается он, чем вызывает смех Уилла. — Не могу поверить, что ты ревновал и не знал. — Эй, тебе не позволено смеяться надо мной, не после того, как ты был влюблен в меня в течение десяти лет. — Это не… эй! — говорит Уилл, слегка толкая его плечом. — Это не то, что я сказал. — Ты только что сказал, что влюблен в меня со средней школы! — Я сказал, что был влюблен в тебя в средней школе, а не с тех пор. — Верно, и когда ты это преодолел? — спрашивает он, не пытаясь скрыть свою ухмылку. Он ведет себя самодовольно, потому что знает, что это заставит Уилла заволноваться, что так… мило. Это мило. И теперь ему позволено так думать. На мгновение кажется, что это сработало, но потом Уилл снова прищуривается и говорит:  — Неважно. Насколько нам известно, ты был влюблен в меня десять лет и буквально не знал об этом. О. Хм. Он никогда не думал об этом раньше, но, честно говоря, он не помнит, чтобы его чувства к Уиллу когда-либо менялись, по крайней мере, заметно. Может быть, это было слишком постепенно, чтобы он мог заметить, маленькие кусочки их дружбы переходили во что-то другое, знакомое, но достаточно отличающееся, пока она не превратилось в это. Или, может быть, он действительно был влюблен в Уилла столько, сколько себя помнит. — Вообще-то, это, наверное, правда. Уилл отстраняется, явно не ожидав такого ответа.  — Что? — Я не знаю. В этом есть смысл. Я был твоей первой влюбленностью. Может быть, ты тоже был моей все это время. — О, — Уилл выглядит так, будто он понятия не имеет, как обработать эту информацию. — Может быть? — Ну, я не знаю! Я имею в виду, я всегда… как будто… это ты, понимаешь? Так что я думаю, что я мог бы, ну, знаешь... — Нет, не знаю. — Заткнись. Это просто... это ты. Он не хотел, чтобы его слова звучали так слащаво, но, опять же, он чувствует себя именно так. Все его слова имеют липко-сладкий привкус во рту, капают медом и растекаются между ними, прежде чем он успевает их обдумать. Он бы рассказал Уиллу каждую глупую мысль, пришедшую ему в голову, если бы мог придумать, как сказать их связно. — О, — снова шепчет Уилл, отворачиваясь, чтобы скрыть свою растущую улыбку. Он снова прижимается к руке Майка, зарываясь в одеяло, а затем поворачивается и приподнимается, чтобы поцеловать его в нижнюю часть челюсти. Это первый раз, когда Уилл целует его, и это заставляет бабочек в его животе порхать. Несмотря на то, что он был более чем добровольным участником, когда Майк целовал его, это все еще так… так много – представить себе возможность того, что Уилл хочет этого так же сильно, как и он. Но это не воображение, это не просто возможность, это реальность и это настоящее, и если Уилл думает, что это сойдет ему с рук, то он сумасшедший. Майк наклоняется и захватывает губы Уилла своими, борясь с головокружительным желанием рассмеяться, когда Уилл обхватывает его шею руками. Ему кажется безумным, что они не занимаются этим уже целую вечность. Почему они не делали этого вечность? Уилл внезапно отстраняется, брови сведены вместе в беспокойстве. — Ты не был моей первой влюбленностью. Бабочки в его животе умирают быстрой, внезапной смертью. — Что? Кто был? — Лукас. — Что? — Расслабься. Она была просто небольшая. Еще в первом классе. Вот почему я всегда хотел, чтобы он играл с нами на переменах, — Уилл борется с очередной ухмылкой, наклоняясь назад, одним пальцем проводя по волосам на затылке. — Не ревнуй. Майк откидывает голову назад и издает низкий стон.  — Мне никогда не отделаться от этого, не так ли? — Никогда, — шепчет Уилл ему в губы, прежде чем притянуть его к себе для еще одного быстрого поцелуя. Майк только начинает наклоняться, когда Уилл снова отодвигается, что очень быстро надоест ему, если это не прекратится в ближайшее время. — Как ты вообще понял? — Что? — Как ты понял, что ревнуешь? Ты сказал, что тебе понадобилось много времени, чтобы разобраться. Мне просто интересно, когда ты понял. Майк немного откинулся назад, нахмурившись. — О. Вообще-то я говорил об этом с Нэнси. Это она указала на это. — О, да. Джонатан упоминал. Он мотает головой, готовый совершить убийство.  — Джонатан знал? — Никаких подробностей. Он просто сказал, что Нэнси упомянула, что ты звонил, что странно, потому что ты никогда не звонишь Нэнси. Он откидывается назад с очередным стоном, проводя рукой по волосам. — О, нет, это не сработает. — А? — Мы встречаемся, пока они встречаются. Это уже слишком. Когда он поворачивается лицом к Уиллу, он видит, что тот смотрит на него с маленькой, недоверчивой улыбкой. — Мы встречаемся? Майк удивленно смотрит на него. Неужели он недостаточно ясно выразился? Разве они не обсуждали это вчера? Ну, теперь, когда он думает об этом, на самом деле он не успел спросить, а Уилл не ответил. Они просто целовались. Много. Что, в общем-то, тоже ответ, если подумать. — Нет, пока они встречаются. Мы должны их разлучить, — он пытается говорить об этом легкомысленно, но, судя по тому, как опускается лицо Уилла, это не то, над чем он может шутить. — Да. Боже. Я имею в виду, я бы очень хотел. То есть, если ты хочешь. — Да, — сразу же говорит Уилл, после чего его щеки становятся ярко-розовыми. — Да, хочу. Хочу встречаться с тобой, я имею в виду. Он изо всех сил старается быть непринужденным, но не может удержаться от глупой улыбки, которая появляется на его лице. — Круто. К счастью, улыбка Уилла совпадает с его. — Круто. И действительно, что еще остается делать, кроме того, что он так хотел сделать уже несколько месяцев? Он проводит рукой по щеке Уилла, притягивая его к себе, и, несмотря на прохладный воздух вокруг, он никогда не чувствовал себя так тепло. Он целует его медленно и лениво, потому что торопиться некуда, потому что он может потратить на это все время, потому что сейчас ему позволено делать это, когда он захочет. Смутно, где-то на задворках сознания, он думает, что это лучший поцелуй в его жизни. Это заставляет его отстраниться с неловким чмокающим звуком, оставляя Уилла с немного разочарованным видом. — У меня есть вопрос, — говорит он, звуча немного более взволнованно, чем хотел бы. — Да? — Кто лучше целуется? Выражение лица Уилла меняется от обеспокоенного до раздраженного за удивительно короткое время. — Ты серьезно? — Мне просто интересно! Это нормальный вопрос. Уилл выглядит так, будто готовится сказать сотню разных вещей, и ни одну из них Майк не хочет услышать. Вместо этого он пожимает плечами и говорит: — Я не знаю. — Что? — Да, я не помню, — говорит он, злобная ухмылка расползается по его лицу. — Тебе придется мне напомнить. Ну, это определенно то, что он может сделать. Но, когда он наклоняется, чтобы закрыть брешь, Уилл отклоняет голову назад, его опасное выражение лица только усиливается. — Мне придется позвонить Дэнни, чтобы я мог сравнить... Продолжить фразу Уилл уже не может, так как губы прижимаются к его губам и его вдавливают в матрас. Майк знает, что это шутка, но он ни за что не позволит Уиллу думать, что это когда-нибудь случится. Действительно, единственное решение – целовать его до тех пор, пока он не забудет о существовании Дэнни. И это, опять же, определенно то, что он может сделать. Он старается изо всех сил, но Уилл усложняет задачу, по-детски и беззаботно смеясь ему в губы. Это так чертовски очаровательно, что ему хочется прижать Уилла к своей груди и никогда не отпускать его. Он не может поверить, что когда-то мог отказать себе в этом. Он не может поверить, что было время, когда он думал, что не хочет этого. Он меняет тактику, прижимаясь губами к впадинке на шее Уилла, и наслаждается дрожью, пробегающей по его телу. И он делает это снова, и снова, и снова, просто чтобы посмотреть, сколько раз он сможет заставить Уилла издать этот мягкий, трепетный вздох. И если это оставит след там, где кто-то еще может увидеть, что ж. Это просто бонус. Руки Уилла, запутавшиеся в его волосах, тянут его назад, пока они не оказываются на одном уровне. Он пытается вернуть Майка к своим губам, но вместо этого Майк настаивает на том, чтобы сначала поцеловать каждый второй дюйм его лица, осыпая поцелуями щеки, нос и лоб, пока Уилл снова не начинает смеяться. Наконец, он возвращается к его губам, и Уилл приподнимается и встречает его на полпути. Это новое, это другое, но это все еще они. Это безопасно, тепло и так похоже на дом, что Майк никогда не хочет уходить. Что-то тихое и спокойное поселяется в нем. Впервые за долгое, долгое время все хорошо.