Розы, пауки и кости

Энид обижается - Уэнсдей часто уходит из Невермора и никогда не говорит, куда и к кому именно. Энид уверена, что все дело в парне, однако Уэнсдей самодостаточна и ей совсем не обязательно терпеть рядом чье-то присутствие; Ксавьер зачастую ее раздражает, а Тайлер... с Тайлером проще. Они оба заинтересованы в Уэнсдей, и при желании она могла бы отвести их в дом Старой Ветоши, откуда они уже не выйдут, но девушка этого не хочет. При всем циничном отношении к жизни, Уэнсдей не видит острой нужды в убийствах во славу черноглазого, который так к ней и не пришел, и убивать ради какой-то эфемерной цели она не собирается. Причина должна быть простой и понятной; умение слышать сквозь стены и не промокать под дождем, которые дарят амулеты, конечно, занятны, но не настолько, чтобы варить однокурсников в котле. А Вера Морэй, кажется, готова ради черноглазого опустошить весь город. Она и в самом деле безумная старуха. Черноглазый должен быть по-настоящему особенным, чтобы ради него так сходили с ума. Уэнсдей хочется узнать, какой он, что в черноглазом такого, чтобы захотеть во имя него убивать детей. В библиотеке Невермора о нем ничего нет, только несколько странных картин наталкивают на мысль, что происходит нечто необъяснимое: на первой - бритый налысо мужчина с окровавленными глазами и язвами на лице в окружении чумных крыс, а на второй - человек без лица парит на фоне пустоты. Имя художника - Антон Соколов, - ни о чем не говорит Уэнсдей; о нем не знает даже Google. Но точно знает Вера. Девушка несет для нее кусок кровяной колбасы и немного мягкого сыра; Старая Ветошь почти не ест, вся еда в ее доме достается крысам, прожорливым тварям, способным за секунду обглодать труп. Это явно не обычные грызуны; Уэнсдей справедливо опасается сталкиваться с ними и не спускается в подвал. И старается не поворачиваться к Вере спиной и не упускать ни слова из ее бессмысленной на первый взгляд болтовни. Из разговоров со старухой Уэнсдей понимает, что есть и другие, как она. "Банда мальчишек-хулиганов" и "невоспитанные девицы"; и все они здесь, в Джерико. Едва ли они, как и Ветошь, просто ищут материалы для амулетов, иначе бы они давно пришли в домишко Веры, чтобы забрать ее украшения. Каждый использует силу оберегов в своих целях; кому-то они пригодятся, чтобы забираться в чужие дома, а Уэнсдей с их помощью смогла выяснить замыслы Бьянки касательно предстоящего проекта по искусствоведению. Еще одна причина побольше узнать об Антоне Соколове. Девушка идет через лес в одиночестве; Вещь остался в комнате листать каталоги колец, браслетов и перчаток, Энид ушла на подготовительные занятия по истории, а Ксавьер занят на репетиции. Все, кто мог бы решить проследовать за Уэнсдей, заняты; и все же она чувствует чей-то взгляд. Беглый осмотр округи не выявляет ничего подозрительного, однако по коже бродит озноб, который Уэнсдей находит крайне неприятным. Она безоружна и успела отойти достаточно далеко от Невермора, но и до дома Ветоши путь неблизкий; Уэнсдей знает, что это не Вера, присутствие старухи ощущается совсем по-другому. Это кто-то чужой и не менее опасный. Логичный страх несколько меркнет под нездоровым хищным любопытством. Листва шевелится как от порыва ветра, однако воздух недвижим, а трава и ветви кустарников качаются, волнуются, но Уэнсдей не различает никого, хотя и понимает, что больше не одна в лесу. Она степенно идет вперед, не показывая, что уловила присутствие постороннего, и останавливается только когда из-за дерева, раскидистого старого дуба, к ней навстречу выходит женщина. Темная бровь Уэнсдей вопросительно приподнимается. - Сегодня не Хэллоуин, - замечает она, оглядывая наряд женщины: по вороту красной блузы цветут розы, шипастые побеги оплетают шею, грудь и руки, на пышно уложенных волосах ловко сидит шляпка, маленький цилиндр со щегольским черным пером. Женщина льстиво улыбается; подходя ближе, и Уэнсдей видит свисающий ей на бедро тесак в ножнах из плюща. - Привет, малышка, - слащаво щебечет женщина, как будто перед ней младенец, - что ты делаешь так далеко в лесу? Хочешь, я отведу тебя в безопасное место? Женщина, не переставая улыбаться, протягивает Уэнсдей кисть в лайковой перчатке; невольно девушка отмечает, что Вещи бы перчатка точно понравилась. - Дай мне руку, - просит она, - со мной тебе нечего бояться. - Я не боюсь ведьм, - спокойно отвечает Уэнсдей; улыбка женщины становится хитрой. - А стоило бы. Знаешь, что ведьмы делают с маленькими девочками? - То же самое, что и с маленькими мальчиками? Ведьма, хлопнув ресницами, вдруг звонко смеется и упирается ладонью в бедро, манерно отставив ногу, обутую в остроносую туфлю с пряжкой. - И это тоже. Но мальчики у нас долго не живут. С девочками дружить куда приятнее. - Ведьмам нужны друзья? - Уэнсдей не может скрыть своего пренебрежения. - Какая посредственность. - У каждого своя компания, - произносит женщина, вдруг оказываясь справа от Уэнсдей; девушка резко оборачивается, взмахнув косами, но ведьма уже задорно болтает ногами, сидя на дубовой ветке, и смотрит на Уэнсдей сверху вниз. - У кого-то - это сестры, а кому-то ближе животные. Например, крысы. Ведьма коварно щурится. - Ты ходишь к старухе Морэй. Мелинда видела тебя с ней. Это не самая подходящая компания для молодой девушки. Ведьма исчезает с тихим хлопком и появляется перед Уэнсдей; лицо женщины выражает легкий интерес, глаза смотрят оценивающе, настолько, что девушка чувствует неловкость и нарастающее раздражение. - Это не касается ни тебя, ни Мелинды. Я сама решаю, к кому мне приходить, - с тихой уверенностью заявляет Уэнсдей; женщина беззлобно усмехается. - Неужели тебе с ней интересно? - Мне полезно проводить с ней время. - Любишь бабушкины сказки? - понимающе усмехается ведьма, касаясь роз на своей блузке. - А как на счет того, чтобы послушать истории взрослых девочек? Я могу рассказать много интересного... - Не трудись, - чеканит Уэнсдей, - меня не волнуют сплетни. - Какая серьезная малышка, - женщина смеется и протягивает руку к Уэнсдей; девушка отступает, однако оказывается спиной к ведьме, которая кладет ладони ей на плечи. Уэнсдей замирает, стискивая в пальцах ремень сумки; сердце начинает отчаянно ломиться в грудную клетку, а когда дыхание ведьмы щекочет щеку, кожа предательски покрывается мурашками. - В нашем ковене ты можешь научиться куда большему, чем прозябая в этой жалкой академии или слушая россказни Старой Ветоши. Уэнсдей невольно сглатывает. - И чему ты собираешься меня учить? Безвкусно одеваться? - Нахалка, - хмыкает ведьма и растворяется в воздухе, вновь появляясь на дубовой ветке; несколько прядей выбиваются из ее прически и ниспадают на иссиня-бледное лицо с проступающими венами. - Далила таких любит. - Приму к сведению, - роняет Уэнсдей и непоколебимо продолжает идти. Ее руки едва заметно дрожат, легкие горят от частого сбивчивого дыхания, а воздух кажется сладковатым из-за аромата роз, который не пропадает, даже когда Уэнсдей добирается до дома Веры. На крыше заброшенной автозаправки, расположенной неподалеку от обиталища Старой Ветоши, Уэнсдей мерещится женский силуэт в шляпке, надетой на пышно взбитые локоны, однако он пропадает, стоит девушке моргнуть.