Розы, пауки и кости

Статуя кажется Уэнсдей несколько вульгарной: лицо женщины, выточенной из мрамора в полный рост, привлекательное и отталкивающее одновременно, одежду украшают розы и плетистые побеги, узкая ладонь прижата к груди, на губах - легкая, насмешливая полуулыбка. Изваяние стоит в самом дальнем углу кабинета искусств, возвышаясь над остальными скульптурами, и весь зал, от ученических столов до места преподавателя, перед ней как на ладони. Уэнсдей дергает уголком рта; как будто статую поставили сюда со стратегической целью шпионажа, но вряд ли мрамор может поведать что-то интересное. Зачарованные вещи, как правило, не болтливы, а камни и минералы и вовсе необщительны, однако рядом с кичливым изваянием Уэнсдей ощущает напряжение; как будто собирается выстрелить из пистолета, зная, что он может взорваться прямо в руке. В кабинете кроме девушки и многочисленных предметов искусства никого нет; Уэнсдей специально искала уединения, чтобы закончить доклад: в спальне ураганом эмоций мечется Энид, в библиотеке высок шанс столкнуться с Ксавьером, а Уэнсдей не хочется никого видеть, поэтому пустой кабинет она считает надежным временным убежищем. Пока статуя женщины не поворачивает голову. От движения со скульптуры сыплется пыль, поверхность мрамора идет трещинками, когда ее улыбка становится шире, веки по-настоящему моргают, и Уэнсдей пятится, пока не упирается спиной в угол стола. Статуя жеманно приглаживает волосы и слегка подается вперед под сухой треск породы. Уэнсдей прижимает к груди незаконченный доклад по истории искусств и жалеет, что под рукой у нее нет кувалды. - Здравствуй, Уэнсдей, - голос женщины звучит гулко и протяжно, - рада, что нам наконец-то удалось побыть наедине. Тебе говорили обо мне, верно? Я - Далила. Девушка с оттенком презрения щурит темные глаза. - Ты - статуя. Скульптура манерно взмахивает рукой. - Прости за эту вынужденную меру, - говорит она без следа раскаяния, - вашу школу хорошо защищают, и мне и моим сестрам сюда не попасть. Я бы хотела увидеться с тобой лично, но разделяющее нас расстояние настолько велико, что я не готова преодолевать его даже ради встречи с тобой. Уэнсдей равнодушно пожимает плечом. - Зачем? - Чтобы выяснить, чему тебя успела научить Старая Ветошь, - Далила переступает с ноги на ногу по постаменту, - если старуха решила собрать свой ковен, то мне придется принять меры. Опасно, когда в округе собирается слишком много ведьм. Это неминуемо ведет к... Статуя проводит пальцем по губам, делая задумчивый вид. - К столкновению интересов, - изрекает она и одергивает мраморные манжеты; камень двигается и собирается складками как настоящая ткань. - И какие же у тебя интересы? - спрашивает Уэнсдей без ажиотажа; Далила деланно не замечает ее равнодушия. - О, они намного шире, чем у старухи Морэй. Она только и может, что копаться в мусоре, - черты женщины гадливо искажаются, - сомневаюсь, что она учит тебя серьезным вещам. Ее амулеты имеют силу, но глупо растрачивать силу на такую ерунду. Уэнсдей хмыкает; если амулеты для нее ерунда, то что же Далила считает стоящим и чем занимается со своими подружками? Шьет уродливые жакеты с розами для масс-маркета? Это по-настоящему жестоко и бесчеловечно. - У тебя есть потенциал, - продолжает Далила, - поэтому глупо проводить время с Верой, перебирая ее хлам. Тебе же не нравится, Невермор, верно? Изабель может проводить тебя в наш дом. Сестры радушно примут тебя, и уже за день ты научишься большему, чем за месяцы обучения в этой школе или под опекой слепой, полоумной старухи. - Научусь - чему? Плести браслеты дружбы? - Уэнсдей не мигая смотрит на статую. - Энид мне уже показала, как. Крайне бесполезное занятие. И я терпеть не могу розы - они пахнут собачьим жиром. - О, да ты ядовитый цветочек, - усмехается Далила и тут же мрачнеет, сводя брови над переносицей, - понимаю, заниматься магией даже на таком кустарном уровне увлекательно, только все это далеко не игры. Если я решу, что ты и Старая Ветошь станете угрозой для меня, я вас уничтожу. - Смелое заявление, - кивает Уэнсдей, не демонстрируя ожившей статуи некоторой нервозности, которую испытывает в данный момент. Присутствие в Джерико целого ковена ведьм настораживает; одна Старая Ветошь способна на многое, а эта компания ворожей с замашками чирлидерш, похоже, готова закатить шабаш. На шабашах принято приносить в жертву младенцев и истязать мужчин; не то, чтобы Уэнсдей этого не одобряет, но Веру Морэй она знает, а Далилу с кошачьими повадками и губительной самоуверенностью видит впервые, и то - в виде статуи. - Ты похожа на королеву школы, - замечает Уэнсдей; Далила лениво улыбается. - Предпочту быть императрицей. - Заносчивая, высокомерная, - бесстрастно продолжает девушка, - одинокая и закомплексованная, на фоне этого - болезненно амбициозная, от того и окружаешь себя прихвостнями и пытаешься подавить тех, кого считаешь слабее. Уэнсдей обходит стол, приближаясь к статуе, которая мрачно следит за ней без прежней усмешки. - Наверное, когда-то тобой часто пренебрегали. Не замечали, - спокойно продолжает девушка, - поэтому так жаждешь власти. Чтобы тебя, наконец, увидели и услышали. - Пронырливое отродье, - выплевывает Далила, досадливо поморщившись, - не доросла еще, чтобы меня учить. А будешь и дальше испытывать чужое терпение, то не дорастешь. Изваяние передергивает плечами. - Ненавижу детей. Мелкая, шумная, избалованная девчонка. Сначала она говорит, что вы лучшие друзья, а потом даже не пытается заступиться, когда за ее проступок тебя вышвыривают из дворца, как нашкодившую дворняжку. Поначалу Уэнсдей кажется, что речь идет об ее матери; Мортиша Аддамс во времена своего девичества была весьма деятельной и знаменитой особой, вполне могла столкнуться и с Далилой, однако ведьма продолжает, и Уэнсдей понимает, что речь идет о ком-то другом: - Мое происхождение не делает меня хуже. Эмили - такая же, однако она - наследница, а меня бросили, мной пренебрегли... Глаза статуи зло сужаются; она рассекает рукой воздух, гневно кривя губы. - Я предупредила тебя, девчонка. Не стой у меня на пути, иначе я тебя уничтожу, и Старая Ветошь тебя не спасет. - Мне и не нужно спасение, - отрезает Уэнсдей; Далила, прежде, чем вновь замереть, глумливо усмехается. Через мгновение о том, что скульптура была живой, напоминает только мраморная пыль на полу.