Розы, пауки и кости

Ночью в комнате множество звуков: Энид во сне рычит, скулит и повизгивает, перебирает ногами, словно куда-то бежит, ее мобильный вибрирует от входящих оповещений, Вещь шуршит то под столом, то под кроватью, старые стены стонут на разные голоса, однако когда Уэнсдей просыпается, в комнате висит тишина, глухая, как в заброшенном склепе. Несколько секунд девушка просто наслаждается ею; чужое присутствие выматывает, а Уэнсдей крайне ценит уединение, но вынуждена терпеть толпы незнакомцев и невежд, населяющих Джерико. С Энид она уже свыклась, но за окном непроглядно темно, а кровать соседки заправлена без единой складки, словно она и не ложилась, хотя Уэнсдей помнит, как Энид валялась в пижаме поверх смятого одеяла и с кем-то оживленно переписывалась. Энид ждала, что Уэнсдей начнет расспрашивать, но девушка хранила безразличное молчание, и соседка немного обиделась. Перед сном Энид съела целую пачку печенья и напилась молока, однако на прикроватной тумбочке нет ее любимой кружки, несмолкающего телефона, беспроводных наушников, зеркальца и расчески. Комната и вовсе кажется полупустой, лишенной большей части вещей. Уэнсдей ощущает неприятную, тянущую судорогу в животе; она возвращается к постели, просовывает руку под матрас и сглатывает, не обнаружив там амулетов. Дверь с противным скрипом приоткрывается, как от сквозняка, и в комнату пробивается бледный голубоватый свет. Уэнсдей, босая и в пижаме, идет к двери, почти убежденная, что это сон. Энид не могла так легко пропасть, не предупредив соседку и не позвав ее с собой. И Вещь не мог оставить Уэнсдей; Энид была не права, когда сказала, что он член семьи. Он - часть Уэнсдей, такая же, как Пагсли, Фестер и даже родители. Без них она не ощущает себя целой; с появлением Энид, Тайлера, Ксавьера и Бьянки, Ветоши, Изабель и Далилы девушка ощущает почти болезненный избыток и не всегда понимает, что с ним делать. А, распахнув дверь, Уэнсдей испытывает удивление на грани парализующего: вместо хорошо знакомого холла она видит лазурную пустоту, в которой парят громадные киты и кофейные столики. Среди звезд и облаков плывут гигантские суда, на маленьких островках цветут розы, над головой проплывает стая крыс, кружащая хоровод, а паркетные плиты тянутся вперед, убегая куда-то вдаль, к сломанным башням и рухнувшему мосту; похоже, именно туда Уэнсдей и следует идти. Половицы не скрипят под ногами, Уэнсдей не слышит собственного дыхания, только чувствует, как сердце мечется в груди. Она не ощущает холода пола, под босыми ступнями лишь текстура дерева и линии витиеватого узора; это не страшно, но так странно, что живот сводит спазмом, однако девушка продолжает идти вперед. Не просто же так она здесь. Ветошь говорила Уэнсдей о месте, где живет ее черноглазый друг, место, где есть все и нет ничего, где застыла вечность, где есть начало и конец. Бездна поначалу представлялась Уэнсдей бездонной ямой, доверху забитой оскверненными духами и неупокоенными душами, однако здесь девушка словно парит в невесомости, несмотря на твердость пола под ногами. Дом Старой Ветоши с черными провалами окон, прохудившейся крышей и забором, похожим на чей-то беззубый рот, стоит на каменном островке, и Уэнсдей видит Веру, согнувшуюся под тяжестью лопаты. Из ямы, которую она засыпает землей, торчит бледная человеческая рука. Уэнсдей едва заметно морщит нос; когда это было? Ей известно обо всех жертвах старухи, но при девушке она никого не хоронила; Вера ей лжет? Неудивительно; глупо и наивно ждать честности от старой ведьмы. Девушка идет, однако башня с часами не приближается, и сама Уэнсдей не чувствует усталости; времени здесь нет, она будто идет вне его сквозь мягкий мерцающий свет, приглушенный, словно просачивающийся сквозь воду. Когда впереди появляется тень, Уэнсдей, практически сливаясь с местным безмолвием, думает, что ей мерещится, однако из пустоты перед ней появляется человек с мрачно-скорбным лицом, и девушка останавливается, не сводя с него взгляда. Хрусталик и радужка у него одного цвета - черного, словно залитые чернилами. Уэнсдей не улыбается, но голос ее полон ленивого сарказма: - Темноглазый. До чего тривиально. - Здравствуй, Уэнсдей, - флегматично произносит он, складывая руки на груди; голос человека низкий, слегка вибрирующий, у девушки вдоль спины носятся мурашки, пока человек говорит: - не любишь перемены, не так ли? Особенно, когда они зависят не от тебя, а обстоятельства вынуждают подчиняться. - Все в этом мире переменчиво, - отвечает Уэнсдей, не желая откровенничать с этим парнем, который парит перед ней, будто оседлал воздух; отчего-то девушке становится неловко, что она босая и в пижаме, но пока не замечает в черноглазом ничего такого, от чего можно было потерять голову. - Я наблюдал за тобой, - продолжает человек; Уэнсдей сдержанно вспыхивает. - Подсматривал?! На бледных мужских губах появляется слабая улыбка. - В этом нет нужды. Меня привлекают поступки, а у тебя очень неоднозначный склад ума, и ты сделала крайне интересный выбор. - Когда пришла к Старой Ветоши? - догадывается девушка; человек кивает. - Она посвятила мне жизнь в обмен на мой знак. - Мне не нужен твой знак, - заявляет Уэнсдей, отпрянув; темноглазый склоняет голову набок. - Прими его как подарок. - Тогда я должна буду отдать тебе что-то взамен? - Уэнсдей поджимает губы. - Не люблю быть обязанной. - У тебя нет передо мной долгов. Моя метка не обяжет тебя пилить и полировать кости, этого довольно сделали и до тебя. Но то, как ты распорядишься этой силой, будет зависеть лишь от твоих решений. - А если я не захочу? - щурится Уэнсдей; черноглазый разводит руками. - Тогда выброси амулеты и расскажи полиции о телах в подвале Веры Морэй. Уэнсдей не находится с ответом; в голове множество мыслей ни о чем, ей сложно сосредоточиться; девушка так хотела увидеть черноглазого, который довел до сумасшествия Веру, позволил Далиле собрать свой ковен, благословил амулеты из человеческих костей, а он на деле оказывается таким... холодным, отчужденным, безразличным к тому, что Уэнсдей будет делать с его меткой. Это как-то неправильно. Это ей нравится. - Наверное, тебе здесь очень скучно, раз ты раздаешь свои метки для того, чтобы посмотреть, кто какой сделает выбор, - отмечает Уэнсдей, оглядываясь по сторонам. - Ты заперт здесь, верно? Совсем один в пустоте, где твоя сила бесполезна. - Я часть этой силы, так же как эта магия - часть меня. И мы с ней едины с Бездной, - черноглазый протягивает к девушке ладонь; порыв вложить руку в его пальцы Уэнсдей безжалостно в себе подавляет. - Будь осторожна, - продолжает черноглазый, - мои последователи не будут к тебе добры, как и мои ненавистники. - Мне и не нужна их доброта, - бросает девушка, ощущая жжение и зуд на обратной стороне шеи; Уэнсдей прижимается пальцами к коже, трет и морщится, когда покалывание усиливается. - Я буду внимательно следить за тобой, Уэнсдей. Надеюсь, ты меня не разочаруешь. Девушка на долю мгновения прикрывает глаза, когда уши закладывает мерным гулом; шею печет, все тело непривычно легкое, сердце рвется из груди. Когда она приподнимает веки, надеется увидеть перед собой темноглазого, но видит потолок своей спальни и слышит, как Энид напевает в душе.