Розы, пауки и кости

Темное зрение дается Уэнсдей легче Переноса, который тратит много сил; девушка быстро устает, теряется в пространстве, не сразу может сориентироваться и устойчиво встать на выбранную точку опоры. Если долго использовать Перенос, голова начинает кружиться, тело не слушается, конечности немеют, просыпается зверский аппетит; после Темного зрения глаза слезятся, становится сложно смотреть на свет, но это быстро проходит; растревоженной Энид Уэнсдей говорит, что в глаз попала соринка, и отмахивается от соседки, которая назойливо предлагает помочь. Энид ни о чем не знает; тогда, на биологии, она громким шепотом сетовала, что выдирают такие красивые розы, а Уэнсдей отмалчивалась в ответ; то, что садовник, оцарапавшийся о розовые шипы, заболел так сильно, что едва не умер. Мнительность директрисы, понимающей, что в академии что-то происходит, вынуждает девушку почти перестать навещать Старую Ветошь. Вера еще не знает, что Уэнсдей видела черноглазого, и Аддамс предполагает, что старуху это не обрадует: слишком она им одержима, чтобы делить внимание Чужого. Но рано или поздно ведьме станет известно, что и Уэнсдей доступна темная магия, как, впрочем, и ковену Далилы. И тогда, возможно, Изабель снова придет в Невермор, но тогда уже не отделается одной только оцарапанной щекой. Дождавшись, пока Энид сморит сон, Уэнсдей выскальзывает из постели, полностью одетая, со связкой костяных амулетов на поясе. Вещь, быстро устроив подушку на месте девушки, укрывает ее одеялом, создавая эффект присутствия, и запрыгивает на плечо Уэнсдей. Стараясь не шуметь, Аддамс открывает окно и с ногами забирается на подоконник; когда она напрягает глаза, метка на обратной стороне ее шеи слегка зудит. Желание перенестись с подоконника на ветку дерева отзывается головокружением и помутнением взгляда. Уэнсдей размеренно дышит, ночной воздух, пахнущий жухлой листвой и сырой землей, наполняет легкие. Ей нужно тренироваться, учиться управлять своими способностями; не просто же так черноглазый дал ей свой знак. В ушах шумит, когда девушка переносится по воздуху в клубах темного тумана. Едва ноги касаются ветки, она цепляется ногтями за жесткую древесную кору, щекой прижимаясь к стволу; Вещь впивается пальцами в девичье плечо, метка мягко пульсирует сдержанным теплом; Темное зрение не улавливает поблизости ни одного живого силуэта, и Уэнсдей перемещается на мощеную камнем дорожку, чтобы с нее в один невесомый прыжок оказаться за живой изгородью. Перед глазами слегка рябит, однако девушка приходит в себя спустя секунду; ее окружает ночь и тишина, Вещь дрожит от напряжения, а губы Уэнсдей щекочет непривычная, широкая улыбка. У нее все получается; это непросто, но и не так сложно, как могло бы показаться. Нужна только практика; и амулеты из человеческих костей. Руны с начертанным знаком Чужого это далеко не так страшно, но найти или смастерить их намного тяжелее: в округе Джерико не водятся киты. Восстановив силы, Уэнсдей крадется вдоль кованого забора; она бережет энергию на случай, если ей встретится кто-то из преподавателей или персонала академии; или ведьмы Далилы снова решат выяснить с ней отношения. Далила кажется злопамятной и тщеславной, а Изабель не забудет, что ее сумела прогнать какая-то соплячка, толком не обученная. Розы дали понять, что ведьмы следят за территорией Невермора, и это явно не нравится Ларисе Уимс. Оказаться между ними Уэнсдей совсем не хочется. От прыжка с газона на карниз воздух свистит в ушах, от бесшабашного настроения девушка шире распахивает глаза. Вещь хватается за воротник, повисает на ткани, оттягивая, а едва девушка приземляется, вскарабкивается ей на голову. Уэнсдей фыркает, щуря один глаз, когда Вещь дергает ее за волосы, вытягивая редкие прядки из кос, и берет его в ладони. Вещь, холодный, словно отрезанная у мертвеца рука, немедленно сплетает с ней пальцы. - В следующий раз оставлю тебя в комнате, - грозит она, поглаживая фалангу среднего пальца Вещи; во время стычки с Изабель она была сломана, а несколько ногтей вырваны до мяса; пришлось солгать Энид, что он подрался с кошкой. Соседка даже не поняла тогда, что ее усыпило; визит ведьмы прошел для нее незамеченным. Вещь ловко вбегает по руке Уэнсдей ей на плечо, игриво щекочет мочку, поддевая сережку, накручивает на палец смоляную прядку, щекотно касается шеи. Девушка передергивает плечами, едва не скидывая Вещь с высоты, и позволяет ему перебраться себе на грудь; когда она садится на карниз, спуская ноги, амулеты бьются друг о друга с тихим стуком, высекая искры. Вещь тут же спрыгивает ей на колени. - Ну, чем займемся? - спрашивает она. - В Неверморе так скучно, но из-за подозрений директрисы лишний раз покидать территорию школы неразумно, а узнавать мелочные секреты Бьянки и ее подруг... как-то по-детски. Вещь согласно перебирает пальцами, пока Уэнсдей отрешенно массирует его ладонь. - Уимс точно знает о Чужом. Может, у нее есть книги... Или она сама ему поклонялась? Хотя едва ли, - девушка качает головой, - может, маме что-то известно?.. Но мне она точно не расскажет. Уэнсдей коротко вздыхает. - Столько мороки из-за какого-то знака на коже. Вещь утешающе пожимает руку девушки, однако вскакивает, выставив пальцы словно разъяренный, атакующий паук - лапы, когда в ночи раздается звон разбитого стекла. Он доносится со стороны оранжереи; по крышам туда добраться будет намного быстрее, чем по дорожкам, и Уэнсдей направляет линию Переноса на каменную горгулью. Статуя опасно трещит под весом девушки, но она тут же взлетает к кирпичной трубе, а оттуда - на балкон и вниз, на черепичную крышу малого крыльца. Шаги звучат слишком громко, почти оглушительно, Уэнсдей досадливо кривит губы, поняв, что забыла надеть амулет легких шагов, и замирает, когда ее слуха касается приглушенный женский вскрик. В оранжерее мечутся тени, всполохи света похожи на блеск молний: вспыхивают и тут же гаснут, а двери заперты, все окна закрыты. Если пробираться внутрь, то только разбив стекло. Этого еще не хватало. Уэнсдей сжимает зубы; что делать? Звать на помощь? Попытаться привлечь внимание преподавателей? Темное зрение позволяет ей различить среди растений две фигуры, кружащие в смертоносном танце: одна из них размахивает коротким мечом, а вторая, с пышными кудрями и маленьком цилиндре с пером, орудует тесаком. Это... Изабель? Или другая ведьма? И кто еще с ней? Девушка сердито встряхивает головой; похоже, любая активность Чужого - это приманка для его фанатиков. Как хорошо, что Уэнсдей не такая. Вещь трясет, и девушка берет его в ладони, прижимая к гриди. Она боится оставлять его одного на крыше, ровно, как и брать с собой в оранжерею. Амулеты поют, исходятся черным дымом и искрами, будто тлеют без огня, а тонконогий черный паук спускается вниз на тонкой нити паутины, мерцающей тусклым серебром в лунном свете. Уэнсдей провожает его взглядом, ощущая странное внутреннее беспокойство, нарастающее с каждой секундой. Оно ширится, распирает грудь и выплескивается со вздохом, когда Уэнсдей внезапно начинает видеть мир шире и больше, чем он есть. Ее восемь ног неслышно ступают по черепице; вскоре ее зрение охватывает ее больше, она чувствует себя множеством, которое ловко спускается вниз, теряется в траве, проскальзывает в щели, надежно укрытые мраком. Уэнсдей видит оранжерею с земли, из-под полога широких листьев и дремлющих в сумерках соцветий. Все вокруг кажется таким огромным, особенно - человек в потертом кожаном макинтоше с патронташем через грудь. Он отскакивает, держа меч наизготовку, а Изабель в красной блузе с бугристыми рубцами на щеке несется на него с криком. Человек уклоняется от удара и выбрасывает вперед левую руку. Короткий болт полностью входит в грудь ведьмы, которая с хрипом падает на колени, роняя тесак. Уэнсдей, задохнувшись, бьется коленями о твердую черепицу. От слабости девушку мутит; метка Чужого прожигает ей кожу.