Полевые цветы

      — Где твоя сестра? — первым делом спрашивает Хидан, когда спешно подходит к крыльцу кафе.       Вопрос кажется Дейдаре странным. Какое вообще кому дело, где эта мелкая шляется? Недоуменно нахмурившись и отлепившись от деревянной балки, которую он подпирал последние полчаса, Дейдара достает из кармана шорт телефон.       — Не знаю, хм, — говорит он, а сам пишет Ино сообщение в мессенджере.       — Ты хотя бы видел ее сегодня?       — Ну, видел, утром.       — А вчера?       — Да к чему эти вопросы? — не выдерживает Дейдара, взмахнув руками, — Что случилось-то? — В этот момент пиликает телефон, Дейдара глядит на экран и показывает его Хидану, в качестве подтверждения: — Вот, дома она.       — Пошли, — Хидан крутит в руках ключи от доджа и поворачивается, — Нужно поговорить с ней и быстро.       — Да что…       — Я сейчас еще трупешник видел, — тихо шепчет Хидан, в два шага оказавшись к Дейдаре вплотную и хватая его за футболку, — Это та мелкая с розовыми волосами. Сакура.       — Твою мать!       — Вот именно, так что иди за мной!       Дейдара не раздумывая спешит за Хиданом, даже не подумав о том, что сбегает с работы. Из кафе высовывается голова владельца и он, опешив от такой наглости, громко свистит.       — Куда пошел, Тсукури!!       — Простите, мистер Клэнси, сэр, я скоро вернусь! — кричит ему в ответ Дейдара, уже садясь к Хидану в машину.       Хидан выворачивает с парковки, замечая, что владелец закусочной наблюдает за ними и недовольно качает головой. Дейдаре за это, конечно, влетит, но причина у него действительно уважительная. Лучше уж перестраховаться.       — Так, погоди, хм, — вдруг говорит Дейдара, поразмыслив слегка, — Почему ты этим занимаешься? Разве это не работа копов?       — Ну я просто хочу помочь, — отвечает Хидан и спазмически икает, тут же морщась, — Бля, да что ж такое-то… В желудке какая-то химическая война все утро.       — Нажрался вчера?       — Да если бы…       Они быстро проезжают улицу с магазином цветов и прачечной, сворачивают перед домом Конан и едут до конца улицы. Дом Дейдары был довольно далеко от центра, но на такой быстрой машине ехать всего-ничего. Глядя в окно, Дейдара думает, что последние несколько дней выдались какими-то абсолютно ненормальными. После происшествия он стал хуже спать, стал пугаться всего подряд, вздрагивая от собачьего лая на улице и снова начал бояться темноты. Бабушка только усугубляла — ее тихие, заунывные песни нагоняли тоски, и от шуршания в ее комнате по ночам становилось жутко. Она цыганка и для нее происхождение и история семьи не пустой звук, так что даже не смотря на то, что сейчас век прогресса и технологий, она продолжала соответствовать. В их доме полно всяких странных мистических штучек, постоянно царит полумрак, пахнет благовониями. Каждый вечер перед сном бабушка гадает на картах Таро и пытается озвучить Дейдаре свои предсказания, но он, закрыв уши руками, просто уходит в свою комнату, только бы не слушать эту чушь.       В целом бабушка была в здравом уме, она готовила утром вкусные панкейки на завтрак, ездила на автобусе в магазин, забирала Ино из школы и ходила с ней и ее подружкой Сакурой на озеро. Смотрела по телеку новости, любила старое кино с Марлоном Брандо и слушала Аббу. Но это все одна часть ее личности, а вот вторая периодически замирала, не мигающим взглядом глядя в стену, а потом изрекала какую-то несусветную чушь, которая на ее взгляд имела огромный смысл. Ну и постоянные гадания на картах, на кофейной гуще, на костях… Она пыталась научить этому Дейдару, чтобы тот не просрал свой дар, но он отказывался, не желая иметь с этим всем ничего общего и пытаясь оградить Ино. Девчонке первое дело было интересно рассматривать карты и ковыряться в замысловатых бусах, перьях и камушках, но потом она открыла для себя инстаграм и другие социальные сетки, и цыганские штучки ее интересовать перестали. Впрочем, бабка не настаивала, она только пренебрежительно брюзжала, что в этой мелкой бестолочи ни капли способностей, в отличие от Дейдары.       Хидан резко тормозит, чиркнув колпаком по бордюру, Дейдаре аж приходится упереться руками в приборку от неожиданности, настолько он задумался. Выйдя из машины, Хидан опирается на нее рукой и несколько раз глубоко вздыхает.       — Тебе настолько херово? — спрашивает Дейдара, щурясь. Черт дери, опять очки забыл надеть, а солнце как обычно слепит, не щадя.       — Уже вроде полегче, но как в машине потрясусь, так опять… Пиздец какой-то, — проведя по волосам руками, Хидан вздыхает еще раз и прокашливается, — Ладно, пошли.       Дейдара открывает дверь своим ключом и заходит, пропуская Хидана за собой. Тот останавливается в прихожей, недоуменно оглядываясь. Это не очень большой дом, но в нем три этажа, если считать весьма немаленький чердак за этаж. На стенах прихожей темные узорчатые обои и целый ряд фотографий в витиеватых рамках, у двери огромное зеркало в мощной, широкой раме и деревянный комод под ним, какой-то явно антикварный. Такой мебели Хидан давненько не видел и то, только если в ломбарде или музее. Проход справа завешен плотной бархатной шторой с какими-то висюльками, а слева, похоже, гостиная, совмещенная с кухней, на манер квартир-студий.       — Мрак, — тихо говорит Хидан, часто моргая. После яркого солнца на улице здесь совсем темно и нужно привыкнуть.       — Ага, — Дейдара убирает небольшую шторку с двери, чтобы в прихожую попадал хоть какой-то свет, — Это бабка все, хм.       — Она дома?       — А где еще ей быть? — вздыхает Дейдара и хочет позвать Ино, но слышит из-за шторы шуршание и какой-то грохот.       — Дейдара! — зовет его скрипучий, но очень властный голос. Хидан даже вздрагивает от неожиданности и прислоняется к стене плечом, нетерпеливо вздыхая.       — Чего, ба!       — Иди сюда, дам кой-чего.       — Ща, опять там у нее карты че-нидь говорят или кости шепчут, — закатывает глаза Дейдара и откидывает штору. Из комнаты разливается мягкий желтый свет, похоже, от свечей. Честно говоря, Хидану нравятся такие обстановки — мрачные, мистические, это в некоторой степени даже уютно. До носа доходит запах благовоний, трав и кофе и он глубоко его вдыхает, чувствуя какое-то облегчение от преследовавшей его все утро тошноты.       Дейдара подходит к массивному креслу, обитому высококлассным бархатом, и выжидающе складывает на груди руки. Он всегда терпелив и никогда не ссорится с бабушкой, предпочитает не скандалить, а просто молча выслушивать ее бредни, все-таки она не плохая, ну немножко двинутая, подумаешь, разве можно ее за это винить. Просто немного терпения — она выговорится и успокоится, а он, как всегда, пропустит все мимо ушей, не придавая ее словам никакого значения.       Старая цыганка крутит в руках бумажный сверток — она складывает его, плотно сминая, и заматывает пеньковой веревочкой. Поднеся его к губам, она шепчет что-то тихонько и резким движением протягивает его Дейдаре.       — Отдай своему другу, которого мучает тошнота, — строго говорит она, покачивая головой, от чего ее крупные серьги с рубинами позвякивают, — Развести в воде и выпить. И пусть больше не ест в ресторане. Ты тоже.       — Я не хожу в ресторан, хм, — равнодушно отвечает Дейдара, забирая сверток.       — Вот и не ходи, — еще раз кивает она и какое-то время молчит, — Ничего хорошего кости не сулят, даже птицы молчат.       — Это все? — слегка раздраженно спрашивает Дейдара, — Нам пора уже, мне на работу надо вернуться.       — Иди, — бабушка взмахивает рукой и браслеты на ее руке звенят, перекатываясь и сползая, — И прекрати бояться темноты, черт тебя дери!       Фыркнув, Дейдара мотает головой и спешит выйти из комнаты. У него уже мозг будто затуманился от всех этих приторных запахов и непонятной ерунды, которую бабка несла без остановки. Честное слово, как же это достало.       — На, бабка передала, — усмехнувшись, он протягивает Хидану сверток, чувствуя, как в нем пересыпаются и шуршат какие-то сушеные травы, — Говорит, от тошноты.       — Заебок, — довольно кивает Хидан, на что Дейдара только недоуменно поднимает брови.       — Ты реально это выпьешь?       — А че нет? Старые колдуны шарят в снадобьях, — Хидан широко улыбается и подмигивает, — Где тут кухня у тебя?       — Туда иди, — Дейдара взмахивает рукой, — Я пока Ино приведу.       Поднимаясь по лестнице, Дейдара раскрывает шторы на окне между пролетами — с них слетает пыль, принимаясь клубиться в лучах солнечного света. Он ступает по мягкому ковру, которым обиты ступеньки и вдруг задумывается, чуть не споткнувшись — а откуда бабка знает, что Хидана тошнит? Он же не жаловался об этом вслух, а она не могла услышать этого с улицы, у нее в комнате все окна закрыты наглухо и занавешены все теми же плотными шторами. Он вроде даже не икал, когда они зашли. Ладно, Дейдара был готов признать, что у нее был какой-то дар, все-таки она каждый раз знала, когда он врал в детстве, да и ее своеобразные лекарства всегда ему помогали, когда он болел… но это все мелочи, явно не тот масштаб, на который она претендует.       — Ино! — зовет он, поднявшись на второй этаж. Девчонка не отзывается, и он стучит в дверь ее комнаты.       — Чего тебе! — наконец открывается дверь и Ино, насупившись, скрещивает на груди руки. Она в том самом идиотском возрасте, когда все вокруг враги и никто ее не понимает, так что она автоматически разговаривает со всеми, как с врагами, кроме своих друзей, конечно же. Ей четырнадцать, а Сакуре было двенадцать.       — Пойдем вниз, надо поговорить, хм, — приглашает Дейдара, — Давай, не упирайся, это важно.       Ино вздыхает слишком наигранно и закатывает глаза. Бунтарка, блин, нашлась. Она явно без удовольствия тащится за Дейдарой и когда они спускаются вниз, с кухни доносится громкий надрывный кашель.       — Ебаааааать, — мощно прокашлявшись, голосит Хидан и зажимает рот рукой, когда видит заходящих Дейдару и Ино, — Пр… кхе-кхе, простите.       — Думал, ты помираешь тут с бабкиных травок, — невзначай говорит Дейдара, усаживаясь на диван. Ино с интересом разглядывает Хидана, позабыв манерно кривиться и гримасничать.       — Чувак, это реальная мощь, — восторженно говорит Хидан, наконец отдышавшись, — Передай бабуле респект, мой стаф рядом не стоял.       — Что такое «стаф»? — спрашивает Ино, вздернув бровь.       — Неважно, — цедит сквозь зубы Дейдара и делает страшные глаза, глядя на Хидана. Тот как-то нелепо пожимает плечами и, потянувшись, садится в кресло напротив. Вообще он изрядно повеселел, это невооруженным взглядом видно, будто даже синяки под глазами пропали, бодрость вернулась и щеки порозовели.       — Садись, мелкая, — жестом указав на место рядом с Дейдарой, говорит Хидан, — Разговор есть.       Ино садится в полном недоумении, бросает на Дейдару взгляд и принимается теребить браслетик из бисера на руке. Среди мелких бисеринок, на нем нанизаны бусины в виде разных цветов и птичек и она, изредка поглядывая на Хидана, сосредотачивается на перебирании бусин, заметно волнуясь.       — Что вы вчера делали с Сакурой вечером? Где гуляли?       — Мы пошли после школы к театру, там ярмарка приехала, — отвечает Ино, приклеившись взглядом к браслетику, — Купили печеных яблок и пошли в парк.       — Печеные яблоки летом? — Дейдара брезгливо морщится, — Как вы их ели в такую жару, фу.       — Да яблоки пох, какая к чертям ярмарка? Ты слышал что-нибудь о ярмарках вообще последнее время?       — Не, не видел ни одного объявления, — задумывается Дейдара, — Что за ярмарка?       — Ну там… Миссис Чиё продавала печеные яблоки, а еще вот браслеты, Сакура купила два, один мне, другой себе. А еще там был мим!       — Че? — Хидан недоуменно задирает брови.       — Ну мим, вы чего? — Ино смотрит то на Хидана, то на Дейдару как на недалеких и закатывает глаза, — Это такой клоун, но он типа немой. Его зовут Цветочный принц, так Чиё сказала.       Переглянувшись с Хиданом, Дейдара хмурится. Он теперь тоже смотрит на браслет, который перебирает Ино и не понимает, какого черта происходит. Какая к чертям собачьим ярмарка? Такое событие не может пройти бесследно для жителей города, о приезде какого-нибудь цирка-шапито, ярмарки или маркета всегда все знают, потому что весь город в афишах. Последние пару недель Дейдара не видел никаких афиш, а ведь он ходит на работу через центр города.       — Ты видела, как Сакура вернулась домой? — Хидан первым выныривает из задумчивости, все еще выглядя озадаченным.       — Конечно, мне все равно мимо ее дома идти, — пожимает плечами Ино и уточняет, сморщив нос от любопытства: — А что, случилось что-то?       — Не, — отмахивается Хидан и встает с кресла, — Дай браслетик, а.       — С чего это, — Ино прижимает к себе руку и накрывает браслет ладонью.       Дейдара сначала смотрит на Хидана с возмущением, но до него быстро доходит, что это не просто так и Хидан-то не будет отбирать у мелкой девчонки побрякушки только ради прикола. Вздохнув, он поворачивается к сестре и улыбается, задействуя все свое добродушие.       — Ино, я тебе новый принесу, и этот верну, обещаю. Ты нам очень поможешь.       — Помогу тем, что отдам свой браслет? — девчонка смотрит на них, как на больных и уже собирается встать, но Дейдара хватает ее за запястье и резким, ловким движением снимает украшение, тут же зажимая его в ладони.       — Отдай! Отдай, гадина, Дейдара!       — Я сказал, я верну, хм! — рявкает тот, выходя из комнаты, — И не гуляй одна, поняла меня?       — Да пошел ты!       — Зря ты так, — тихонько говорит Хидан, когда они выходят в прихожую, — Она же обидится и назло попрется шляться по улице.       — Не, она ссыкуха, — хмыкает Дейдара и закрывает за собой дверь, — Если я сказал не гулять, она не пойдет.       Они оба замирают на крыльце на какое-то время, сгибаясь и пряча в ладонях лицо — после уютного полумрака на улице просто фантастически ярко и глаза не выдерживают. У Хидана даже слезиться глаза начинают и он, чертыхаясь, спешит к машине.       — До работы докинуть тебя?       — Не, — Дейдара подходит к машине и опирается на дверь, — Пройдусь. Заодно зайду к Чиё, спрошу про ярмарку, — он уже отходит от машины, но вдруг разворачивается и бросает Хидану браслет сестры, — Чуть не забыл.       — Точняк, — Хидан крутит украшение к руке, разглядывая бусины с цветами, — Заеду к Кисаме, расскажу ему об этом.       — Он не обвинит нас в каких-нибудь неправомерных действиях? Мы же не мешаем следствию или типа того, хм?       — Если он нормальный чувак — не обвинит.       Немного помедлив, Дейдара задерживает на Хидане взгляд.       — Зачем все-таки ты это делаешь? — спрашивает он, не в силах скрыть подозрение во взгляде. Хидан замечает это, вздыхает как-то обреченно и, заведя машину, улыбается.       — Хочу доказать Какузу, что я не бесполезный идиот.              -              Вообще вся эта самодеятельность ничего хорошего не предвещала. Пока Дейдара шел к главной улице, он вспоминал, что грозит за «самовольное» расследование и насколько это вообще плохо. Ему казалось, это что-то уровне самосуда, но все-таки пришел к выводу, что ничего страшного не произойдет, если они с Хиданом просто немного разузнают. Какая разница, они ведь не собираются утаивать сведения, все, что узнают они расскажут Кисаме, получается, даже сэкономят сотруднику полиции время, это ведь хорошо?       Дейдара сворачивает за угол, выходя на главную улицу и тут же останавливается, вжавшись в стену. Мимо него проносятся школьники на велосипедах, а в след за ними катится пластиковое пустое ведро. Везде разлита вода и Дейдара сразу ее узнает — та же зеленая цветочная вода, которая чуть не испортила ему кеды. Он осматривается — на улице никого, все сидят по домам и заведениям, наслаждаясь прохладой кондиционеров и только старушка Чиё выходит из своего магазина и сокрушенно взмахивает руками. Дейдара поднимает ведро и подходит к цветочнице.       — Вот хулиганье, — причитает Чиё, — Носятся, как угорелые, чуть не снесли мою витрину!       — Это ваше, хм, — Дейдара протягивает ей ведро и старушка, охнув, забирает его. Она крутится на месте, словно не знает, за что браться в первую очередь, то ли воды налить в ведро, то ли поднять рассыпавшиеся на асфальт цветы. Не выдержав суеты, Дейдара подбирает цветы, осторожно собирая их в букет, и отдает ей.       — Мерзкие сволочи, — тихо бормочет цветочница и не глядя забирает у Дейдары цветы. Она его будто вообще не замечает, смотрит куда-то в даль и ворчит, перебирая в руках стебли цветов. Подобные высказывания его, если честно, немного удивляют — старушка никогда не выражалась настолько категорично и оскорбительно.       — Миссис Чиё, — мягко коснувшись ее плеча, Дейдара пытается привлечь ее внимание, — Я слышал, вчера была ярмарка?       — Ярмарка? — переспрашивает Чиё и удивленно смотрит на Дейдару, словно только что его заметила, — Была, а как же.       — Почему не было никаких объявлений?       — А зачем? Ярмарка пятничная, она каждую неделю проходит, молодой человек, об этом все знают.       Дейдара борется с желанием заехать себе по лбу. Как он мог забыть о пятничной ярмарке? Ладно Хидан не в курсе, его мало интересуют подобные мероприятия, да и в городе он появляется только по вечерам, но Дейдара-то мог бы и знать! Он как-то неловко отходит назад и сдержанно улыбается.       — Совсем забыл, хм, — пожимает он плечами, — А что за мим там был? Сестра сказала, что его звали Цветочный принц.       — Да да, милейший парнишка, — цветочница улыбается добродушно и поправляет сползшие очки, — Очень талантливый. Говорил, случайно оказался на ярмарке, проездом, и решил бесплатно дать представление, представляешь? Даже не взял с театра денег.       — Как мило, — скептично замечает Дейдара, — И получается, он уже уехал?       — Наверно. Говорил, сегодня утром у него автобус.       — Что ж, спасибо, миссис Чиё. Мне пора на работу, — Дейдара легонько взмахивает рукой и выходит на тротуар.       Не сказать, что он вызнал у цветочницы что-то важное, но хотя бы с ярмаркой разобрался. Теперь, конечно, ситуация немного прояснилась, но вот так называемый Цветочный принц не давал Дейдаре покоя. Загадочная личность, которая дает представления бесплатно (это в нынешние-то времена) — по меньшей мере это странно. С другой стороны, возможно, это просто стечение никак не связанных друг с другом обстоятельств, но Дейдара чувствовал нутром, что-то тут не так. Его бабуля сейчас потрясала бы пальцем с грузными перстнями — «прислушайся к себе, Дейдара, в тебе румынская кровь, твое шестое чувство не будет врать!», но он очень не хотел вестись на это. Пусть бы у него и есть чутье, но он будет называть его «интуиция», а не «цыганская чуйка».       Санрайз — довольно мелкий городишко, здесь все друг друга знают и о том, что бабка Дейдары цыганка знают тоже. Люди здесь не особо суеверные, но, черт возьми, никто не любит цыган. Дейдаре все-таки повезло, что он родился блондином, да и сестру его цыганская внешность миновала, но от бабки никуда не денешься.       В любом случае слухи о том, что и он-то небось уродился ненормальным, как и его бабка, ходили беспрепятственно. А уж если б у него еще и волосы черные были… Осталось бы только обвешаться украшениями, накинуть на плечи цветастый платок и усесться с картами таро на крыльце дома. Конокрадом его перестали дразнить классе в шестом, а просить погадать — в девятом, когда он не выдержал и разорался на чистейшем румынском, причем, на самом деле ничего плохого он не сказал, но звучало это как самое настоящее проклятье. От Дейдары наконец отстали. Да и общаться перестали тоже.       Только когда он окончил школу все вроде бы устаканилось. Он рос обычным пацаном, каких сотни, на румынском больше не ругался (потому что почти все ругательства забыл), да и одноклассники повзрослели — дразниться стало неинтересно. Люди просто знали, что в их городе живет цыганка, вот и все. Это не хорошо и не плохо, но никто не боялся, что его проклянут ненароком или у кого-то украдут коня, в конце концов, лошади были только у Какузу, а он, как известно, индеец, так что сам проклянет кого хочешь.       Дейдара пытался вспомнить, как его дразнили в школьные времена, но это, похоже вылетело из головы, как ненужная информация. А жаль, кличка была довольно-таки забавная, если не воспринимать ее всерьез. Залипая в экран телефона, он уже почти дошел до закусочной. Не так уж и долго его не было на самом деле, можно надеяться, что мистер Клэнси не сильно злится. Подходя к крыльцу, Дейдара ненароком обращает внимание на свои кеды.       — Ну вот я же говорил! — восклицает он, взмахивая от досады руками. Белоснежная подошва конверсов окрасилась в травянистый зеленый цвет и некрасиво пошла разводами, но хотя бы до тканевой части не дошло, все-таки воды, в которую он случайно наступил, было не так уж много.       — Вернулся? — владелец кафе выглядывает на улицу, услышав возмущенный возглас Дейдары, — Бегом работать!       — Уже иду, — насупившись, отвечает Дейдара и фоткает покрасившиеся кеды, чтобы отправить Сасори. Прикладывая фотку к сообщению, он ставит недовольный смайлик и жмет кнопку отправить.       Вот непруха-то.              -              Хидан сразу едет к Кисаме, раздумывая, чем заняться потом. Ему стало так хорошо, когда тошнота отпустила, что он испытывал неистовое желание что-нибудь делать. Можно поехать поработать, в сервисе стоит тойота мисс Баксли, но там делов на час, максимум. Еще была идея выдернуть Учиху из дома и сгонять в соседний город прошвырнуться без особых планов, или постараться залезть на высокий холм за городом до темноты, чтобы залипнуть под звездами. Короче, душа требовала движухи.       В любом случае, сперва надо поделиться с Кисаме информацией и догадками. Когда Хидан останавливается у полицейского участка, ему пришло сообщение от Дейдары, в котором он рассказал о разговоре с цветочницей. Хидан цыкает языком — он понятия не имел о пятничных ярмарках, хотя ему на любые ярмарки было в целом плевать.       — Здарова, Уилкинс, — Хидан машет рукой тучному полицейскому, идущему ему навстречу в коридоре управления, — Как дела на фронте уничтожения вражеских пончиков?       — Пошел ты, — шипит коп и враждебно хмурится. Хидан только смеется, самодовольно откидывая голову.       — Где Хошигаки?       — У мамки своей спроси, — грубит Уилкинс, открывая дверь.       — Слышь, туша, ты сперва похудей, потом выебывайся, — парирует Хидан и ускоряется, чтобы у толстяка не возникло желания его догнать. Успевая показать Уилкинсу средний палец, Хидан исчезает за дверью, попадая в главный офис. Большой зал типа опенспейса сейчас пустует, часть сотрудников в отпуске, а остальные наверняка толкутся в столовой, не желая париться на рабочем месте. Здесь открыты все окна и гудят вентиляторы, но кондиционера нет, так что духота стояла невероятная. Хидан оглядывается и не видит никого, у кого можно было бы спросить про Кисаме, но замечает отделенный прозрачными перегородками кабинет в дальнем конце офиса. Там будто кто-то был, силуэты размытыми пятнами двигались за матовым стеклом.       Даже не посчитав нужным постучать, Хидан дергает стеклянную дверь кабинета и замирает. Две пары глаз смотрят на него возмущенно и вопросительно, а спустя секунду заминки, раздается громкий собачий лай. Хидан вздрагивает сильнее, чем хотелось бы — он словно в оцепенении сжимает дверную ручку со всей силы и нервно сглатывает. Собака, рыча, бежит к нему, принимаясь обнюхивать ногу.        — Фу, Вафля, к ноге, — командует Какузу, и собака мгновенно возвращается к хозяину, ложится на пол у его ног и зевает, впрочем, не сводя с Хидана внимательного взгляда.       — Ты чего тут, — как-то нелепо спрашивает Кисаме, замерев с листком бумаги в руке. Он смотрит на Хидана сперва удивленно, а теперь выжидающе, брови ползут вверх и, понимая, что Хидан серьезно завис, он покашливает.       — А, я… — Хидан смотрит на собаку не моргая, будто боится разорвать зрительный контакт, и заходит в кабинет, — Просто хотел рассказать… Мы тут с Дейдарой разузнали кое-что.       — Собак боишься? — спрашивает вдруг Какузу, выставляя ногу так, чтобы заслонить собачью морду. Хидан тут же поднимает взгляд, выглядя растерянным.       — Да не, — неопределенно отмахивается он, дернув плечом и быстро подходит к столу, чтобы не видеть собаку вовсе, — Смотрите, — он кладет на стол цветастый браслет Ино и принимается рассказывать обо всем, что услышал от нее и что ему рассказал Дейдара.       Кисаме слушал внимательно и серьезно, все сильнее хмурясь и записывая все в свои заметки на планшете. Он действительно серьезно отнесся к информации и, похоже, не собирался ругаться на самовольные действия этих двоих. Какузу же, казалось, делает вид, что весь исполнен скепсиса и слушает в пол уха. Он смотрит то перед собой, то на Вафлю, склоняя голову, то достает из кармана пакет с табаком, но сразу убирает, будто вспоминая, что здесь нельзя курить. Вообще все сказанное Хиданом имело вес и вполне значительный, это рождало хоть какие-то зацепки — все лучше, чем ничего. И все-таки… это же Хидан. Какой процент этой информации может оказаться чушью, выдуманной от балды.       Когда Хидан замолкает, а Кисаме поднимает взгляд на Какузу, тот смотрит на него, как-то скептично скривившись и пожимая плечами. Может, он зря придирается, но должен же быть хоть кто-то, кто подвергает сомнению все, что слышит и видит.       — Я не помню такого браслета у Сакуры, — Кисаме задумчиво вертит в руках маленькое украшение, — Она наверняка не снимала его, это же… ну, девчонки обожают такие побрякушки и никогда не снимают.       — Да, его не было, — соглашается Какузу, — Вафля бы его нашел, если бы он валялся где-то поблизости.       — Вафля… — Хидан чуть не прыскает со смеху, вовремя зажимая рот рукой. Кисаме и Какузу тут же поворачиваются к нему, и он поднимает перед собой руки, кое-как сдерживаясь, чтоб не рассмеяться. Что это, черт возьми, за имя для собаки? Какузу, красноречиво покачав головой, вздыхает.       — Ты закончил? — угрюмо спрашивает Какузу, пренебрежительно глядя на Хидана.       — Ага, — Хидан кивает, улыбаясь как-то неловко, — Я, в общем, всегда готов помочь, если надо, — переведя на Кисаме взгляд, он кивает, — Все равно заняться особо нечем.       За дверью раздается довольно громкий бубнеж и шаги, приближающиеся к кабинету. Дверь открывается, сразу становится шумно и внутрь врывается густой, жаркий воздух. Мужчина, открывший дверь, сперва обводит всех присутствующих взглядом и, заприметив явно лишнее лицо, вздергивает бровь.       — Господа, — обращается он к Какузу и Кисаме, — Надо обсудить кое-что. Я гляжу у нас тут лишние уши.       — Понял, понял, — Хидан не спеша идет к двери и оборачивается через плечо, бросая на Какузу какой-то нерешительный взгляд, — До встречи.       Какузу, закатив глаза, подходит к двери и нетерпеливо закрывает ее. Он был заметно раздражен присутствием Хидана, но теперь его понемногу отпускает. Честно говоря, он признавал, что это не самая достойная черта его характера — вот так безапелляционно беситься из-за человека, который лично ему ничего плохого не сделал. Да, он был предвзят и не хотел даже разбираться, оправдана ли его неприязнь или нет. В этом, конечно, маловато достоинства, но он не собирался оправдываться ни перед кем, кроме самого себя, а уж его-то как раз все устраивало.       — Сай, — Кисаме кивает зашедшему в кабинет мужчине и садится в офисное кресло, приготовившись слушать.       С этим местным судмедэкспертом они быстро нашли общий язык, хотя поначалу казалось, что это будет трудно. Сай показался Кисаме слишком молодым для такого занятия, но на деле вышло, что внешность обманчива — тот выглядел лет на двадцать, не больше, а оказалось ему почти тридцать уже, вот через полгода стукнет. «Умываюсь формалином по утрам» — пошутил как-то Сай и едва заметно улыбнулся, тогда Кисаме понял, что общение наладить будет не трудно. Сая, похоже, в управлении недолюбливали за его странное чувство юмора, необщительность и чудны́е привычки, но Кисаме всегда смотрел глубже, находя в людях что-то интересное, и верил первому впечатлению — хоть он и ошибся с возрастом, зато не ошибся в дружелюбной натуре.       — Я завершил осмотр, — Сай складывает на груди руки в черных латексных перчатках и встает у стены, — У девчонки на животе шов, очень тонкая работа, почти идеальная. Наощупь не хватает печени и, возможно, селезенки, но точно сказать не могу, вскрытие нужно проводить. Разрешение уже взяли?       — Да мы еще даже родителям не сообщили, — Кисаме опускает голову и трет лицо руками. Его слишком быстро закрутило в этом водовороте полицейской работы, сразу бросив в самые тяжелые обстоятельства. Он никогда не сообщал людям о смерти их родственников — так это еще и ребенок, о смерти которого нужно сказать родителям. Как это делается? Такому никто его не учил.       — Если хочешь, я могу сообщить, — говорит Сай, словно прочитав его мысли, и улыбается уголком губ, — Мне не привыкать.       — Ты бы меня очень выручил, — отвечает Кисаме, не отнимая рук от лица.       — Чем зашит разрез? — спрашивает Какузу, глубоко задумавшись.       — Обычными нитками шерстяными. Но шов аккуратный, хотя и не профессиональный.       Какузу вздыхает. Час от часу не легче, мало того, что убийства необычные и сопровождаются кучей бутафории, так теперь еще и это, словно им недостаточно трудностей. В городе завелся какой-то психопат, ломающий все границы и пределы, но совершенно не понятно, как его искать, если он не оставляет следов.       — Ладно, поехали, — Кисаме резко выпрямляется, хлопает себя по бедрам ладонями и смотрит на Сая, — Че толку откладывать. Сначала к родителям, потом заедем к цветочнице, спросим про пикап… А, и еще одно дело есть… Ты не против помотаться по городу немного?       Тот пожимает плечами: — Можно.              Все разъезжаются в разные стороны от полицейского управления — Кисаме с Саем спешат к дому Сакуры, машины Хидана на стоянке уже нет, а Какузу едет домой, думая только о том, чтобы не забыть в этот раз выпустить живность из курятника и амбаров, и лошадей бы еще вычесать не помешало. А потом нужно в лес, вчера он не обходил территорию, хотя раньше не пропускал ни дня — в конце концов это его работа. В груди теперь селилась тревога практически постоянно и ему это совершенно не нравилось. Пусть он недолюбливал американцев, их дети ни в чем не виноваты и не заслуживают умирать вот так, из-за чьих-то больных, фанатичных загонов. Он, конечно, не обязан ввязываться в это, но совесть не позволит стоять в стороне.