Полевые цветы

      Стены давили со всех сторон, выкрашенные в мерзкий зеленоватый цвет, они нагоняли жуткой тоски. Какой противный цвет. Холодный, бездушный и какой-то безыдейный — наверно, в этом и весь смысл, в такой обстановке не получается о чем-то думать, только раздражение накрывает с головой. Кого-то, может, еще и страх, но Какузу не боялся, только злился. Казалось, его посадили в банку, как пойманного на улице жука. В этой комнате даже звук становился глуше, никакого эха, словно и воздуха здесь толком нет. Отвратительно.       Руки опять неудобно стянуло наручниками. Цепь слишком короткая и приходилось держать руки на столе, так что раздражение только нарастало. Все-таки это сделано нарочно. Одно только нахождение в подобном помещении способно вывести из себя кого угодно, а слабых сломать окончательно. Лампа под потолком надрывно жужжала, выдавая мертвый и холодный, но яркий свет. Двадцать минут в одиночестве в этом гребанном аквариуме — черт подери, даже у Какузу терпение могло закончиться. Он был уверен, зеркало справа от него прозрачное, это уже давно всем известно из фильмов и сериалов. Только вот зачем пялиться на него столько времени, если уж копы и так уже все решили, совсем непонятно.       Наконец дверь противно скрипит, открываясь, и этот резкий, громкий звук бьет по ушам, заставляя недовольно поморщиться. Пожалуй, некоторый эффект этой комнаты все-таки достигнут — у Какузу нет никакого желания с кем-то спорить и оправдываться. Ну правда, просто озвучьте уже его приговор и отъебитесь, оставьте в покое, темноте и тишине.       За стол напротив Какузу садится полицейский, Какузу его не знает, да что уж, этой морды он точно не видел никогда. Коп явно в возрасте, но откуда он взялся? Обычно сотрудники полиции предпочитают уйти на пенсию, чем продолжать работать в другом участке, да и берут их неохотно, если это не светила дедукции и гении розысков. Этот не был похож ни на то, ни на другое. Наглое, широкое лицо, прищуренные глаза, густые брови, одна из которых прервана грубым шрамом, тянущимся через лоб. Честно говоря, харя какая-то уголовная.       — Что ж, индеец, дела твои плохи, — говорит коп, снимая фуражку. Короткий ёжик волос, сломанное ухо. Он больше похож на боксёра или уличного бойца, чем на хранителя правопорядка.       Какузу вздергивает бровь, удивляясь такой фамильярности. Что ж, он действительно не особо ладил с жителями этого города, но полиция никогда не мешала ему, местные копы его знали и уважали, как и он их. Либо здесь произошли какие-то серьезные кадровые перестановки, либо в участке кто-то занялся самоуправством. Где хотя бы тот же Джон, старик, которому до пенсии от силы год? Он бы общался совсем иначе.       — У меня есть имя, — огрызается Какузу, понимая, что, вообще-то, лучше не говорить лишнего, но сдержаться слишком трудно. Он прекрасно понимает, как этот коп к нему относится и это не исправить, но вместо привычного смирения почему-то вскипает злость.       — Это значения не имеет, — сотрудник кладет на стол тонкую папку, медленно развязывает на ней веревки, открывает и делает вид, что читает. Просто тянет время, играет на нервах и, Какузу уверен, жаждет, чтобы эти нервы не выдержали. Нет уж, такого удовольствия Какузу не доставит и он, вздохнув, старается расслабиться, откидывается на спинку металлического стула и поднимает взгляд на эту гребанную жужжащую лампу.       — Так что, тюрьма или резервация?       — Вы что, даёте мне выбор? — Какузу легко усмехается уголком губ, — С чего такая щедрость?       — Не беси меня, — цедит сквозь зубы коп, — Моя бы воля, запихнул бы тебя в тюрягу и дело с концом. Так что подумай, как следует, прежде чем снова открыть рот.        Неплохим этот выбор может показаться только на первый взгляд и, что-то Какузу подсказывает, коп прекрасно об этом осведомлен. Он едва заметно лыбится, а в глазах читается издевка. В этой тонкой папочке наверняка до сих пор хранится та скудная информация, которую собрали много лет назад по приезду Какузу в город. Эти пара-тройка абзацев текста призваны вызывать сочувствие или презрение, все зависит от взглядов того, кто их читает и во взглядах этого конкретного копа Какузу не сомневался.       Тюрьма — простая переменная в уравнении, здесь все просто и ясно. Резервация — переменная сомнительная и для Какузу это было бы шагом в неизвестность, причем он не был уверен, что из этого вышло бы что-то хорошее. В его положении лучше уж отправиться в тюрьму и не испытывать судьбу, но страх где-то в глубине души заставлял сомневаться. Проблема только в том, что он чужой везде, и здесь, и среди своих, его не примут назад. Прокажённый, где бы ни оказался, ему не будет покоя нигде, кроме очередного маленького городка с лесом на окраине, но лишённый прав и осужденный, он не сможет просто переехать.       Ему не хотелось ничего решать. Это очередной приём от полиции — дай выбор, заставь выбирать свою судьбу, человек сломается, хотя сейчас для этого нет повода, коп просто издевается. Для него это, наверно, весело. Какузу не видит в этом особого выбора, но знает, что отличия все-таки есть. В резервацию его отправят моментально и, судя по всему, даже вещи собрать не дадут, не говоря о том, чтобы найти хозяев его многочисленной живности и нового владельца дома. Процесс перевода в тюрьму же займет больше времени — документы, юридические вопросы, суд, обвинение, хоть какое-то время это займет. Он толком не понимает, на что надеется, но ему кажется, что он просто обязан потянуть время. То ли внутреннее чутьё, то ли слепые надежды, черт знает, но Какузу, вздохнув, выдерживает долгий встречный взгляд и, прикрыв глаза, говорит:       — Тюрьма.       Коп присвистывает, словно удивился. Захлопнув папку, он встает и стучит по двери костяшками пальцев.       — Значит своих боишься больше, чем нас, — пренебрежительно говорит он и выходит из комнаты.       Какузу опускает голову, глядя на свои руки. Какого же черта его втянуло в это, думал ли он, что когда-нибудь окажется в подобном положении? Он просто хотел спокойно жить вдали от других, чтобы ему не мешали, не трогали, чтобы вообще не знали о его существовании, разве это не прекрасно? Всё, чего он добился, всё, чем дорожил, снова отнимали, не спросив. В сознании закрутилась тревога и обида, смешивалась, заставляя пальцы мелко подрагивать. Глупо думать «а что, если», но сейчас не получалось думать о чем-то другом. Если бы Хидан был рядом, если бы сейчас с ним было всё в порядке, он бы наверняка поднял на уши весь город, он бы вытащил Кисаме откуда угодно, не дал бы ни минуты покоя этим гребанным копам. Конечно, он бы помог, бросил бы на это все силы, несмотря на обиды.       Боги, как же гложет совесть.       До боли кусая губу, Какузу едва сдерживается, чтобы не побиться лбом о металлический стол. Он сам себя довёл, сам вверг в пучину этого эгоистичного одиночества и сам виноват во всём. Эта гордость, рождённая от ощущения собственной несостоятельности, не позволила впустить в свою жизнь единственного человека, исполненного такой искренностью. Столько лет Какузу обманывал сам себя, называя это самодостаточностью — ведь всё он делал сам, не распалялся на эмоции и не тратил их, был так горд за себя и свои неприступные стены, которые просто наросли сами собой, как лёд в неисправной морозилке. Пора назвать вещи своими именами — он просто боялся, что недостоин хоть какого-то человеческого отношения к себе, боялся быть обманутым и преданным, боялся остаться один. Преврати свои слабости в достоинства — так он и сделал — а результат всё равно один.       Как же, чёрт подери, ему не хватает Хидана.              -              Сасори повернул голову на звук подъехавшей полицейской машины. Ждать помощи пришлось немало и, что самое примечательное, Дейдаре пришлось звонить в местную службу спасения несколько раз. После первого звонка прошло не менее двадцати минут, что, вообще-то, может обернуться фатальными последствиями. Не выдержав, Дейдара позвонил еще раз и в красках описал произошедшее, не забыв уточнить, какие именно машины здесь разбились, и кто конкретно пострадал. Любопытно, но после этого звонка хватило минут пяти, чтобы подкатила патрульная машина. Сасори это показалось весьма занятным.       Впрочем, приехавший полицейский тут особо не помощник. Странно, что он совсем один. Коп вышел из машины, прошелся вокруг покореженных автомобилей, заглянул внутрь, пробубнел что-то по рации и остановился, сверля Сасори строгим взглядом.       — Это вся помощь? — возмущенно воскликнул Дейдара, подходя к нему, — Где врачи?       — Скоро будут, — коротко ответил коп, — А вас тут быть не должно. Ситуация под контролем, можете проваливать.       — Там наш друг вообще-то! — упирается Дейдара, но он слишком эмоционален, чтобы заметить, как недобро на него глядит полицейский. Сасори замечает это и подходит, осторожно подцепляя Дейдару под локоть. Он многозначительно поднимает брови и одним взглядом пытается убедить его замолкнуть.       Их отвлекает еще одна подъехавшая машина. Вышедшего из нее Сая Сасори узнает сразу и немного расслабляется. Знакомое лицо в стрессовых ситуациях всегда действует благотворно. Сай же, оглядев эту компанию озадаченно и настороженно, медленно подходит к доджу. Он заглядывает внутрь и, взглянув на Хидана, хмурится. Дотянуться до него и не изрезаться о покореженный металл не получится, так что он переходит к мерседесу и оценивает состояние его водителя. Брови поднимаются от удивления, когда Сай видит владельца ресторана, уткнувшегося лицом в руль. Гнетущая тишина прерывается только треском аккумулятора и капающим на землю маслом.       — Вам тут делать тоже нечего, — вдруг заявляет полицейский, глядя на Сая. Он прищуривает глаза, кладет руку на кобуру и всем своим видом демонстрирует враждебность. Сай резко выпрямляется, недоуменно глядя на копа. В его голове мысли мелькают одна за одной и ему необходимо, черт возьми, поговорить с этим человеком, когда врачи окажут ему помощь. Он может знать, где Кисаме, он должен внести хоть какую-то ясность. Если, конечно, выживет. Только вот полицейский, судя по всему, не собирается позволять Саю торчать тут до прибытия врачей.       Дейдара зависает с открытым ртом и по всем присутствующим водит растерянным взглядом. До него начинает доходить, что здесь что-то не так и обстановка становится какой-то вязкой, напряженной и холодной, несмотря на ярко светящее солнце. По коже вновь пробегают мурашки, он вздрагивает, делая шаг назад от полицейского. Его даже, кажется, мутит — приложив ко рту ладонь, Дейдара отходит от машин на обочину и закрывает глаза. Бабушка говорила, что он научится отличать эти ощущения, но пока получается не очень. Только внезапность и неуместность их появления наводит его на мысль, что это «оно», потому что не может ему быть холодно в такую жару. Уловить источник не получается, причины ускользают от него, как плохой сигнал телевизора, в ушах шумит собственный пульс, но он нутром чувствует — там есть что-то ещё.       Сай обходит его, направляясь к копу, достает из кармана удостоверение и раскрывает его в поднятой руке:       — Я судмедэксперт, я…       — Вот и занимайтесь своими обязанностями, — перебивает его полицейский, — Это не место преступления, а дтп. Пожалуйста, не вынуждайте меня связываться с начальством.       — Каким начальством, о чём вы вообще…       — И этих заберите, — сотрудник кивает в сторону Дейдары и, подкатив глаза, отворачивается.       В полном замешательстве Сай идёт к своей машине. Всё это похоже на какое-то массовое помутнение сознания, какого чёрта все резко сошли с ума и ведут себя так, словно он не работает тут уже много лет. Ну, конечно, его нельзя назвать компанейским сотрудником, с постовыми он пересекается недостаточно часто, чтобы знать, как кого зовут, сколько у кого детей и есть ли собака. Странно, ведь даже этого копа он не узнаёт — должен же он был видеть его в участке хоть раз, разве нет?       Сейчас Сая больше всего волновало, куда запропастился Кисаме. Состояние Хидана его тоже беспокоило, но оказать помощь ему, очевидно, не позволят. Влезать в конфронтации с этим копом не хотелось, мало ли чем это может грозить, к тому же отчасти он прав… Нарываться на внутриведомственные разборки себе дороже, так что Сай жестом подозвал Сасори с Дейдарой к себе и завёл машину. Он запомнит всё это. Запомнит и обязательно проверит, оказали ли пострадавшим всю необходимую помощь и, как только Ями придёт в сознание, он обязательно явится к нему на разговор, а пока он должен проверить единственный адрес, который хоть как-то связан с Ями и Кисаме.       — Они же Хидану помогут? — нервно спрашивает Дейдара, усаживаясь на заднее сиденье. Сасори тактично касается его руки, вроде как, чтоб не задалбывал Сая вопросами по чем зря. Встретившись взглядом с ним, Дейдара выдыхает и опускает плечи, окончательно сдаваясь.       — Должны, — Сай разворачивает машину и выжимает газ, направляясь к городу, — Будьте осторожнее, вы двое. Тут что-то не чисто.       — Мне показалось, я слышал кого-то еще там, — говорит Сасори задумчиво и как бы невзначай, — Будто есть еще пострадавшие.       — Я не видел никого.       — Я тоже, но…       Их взгляды встречаются в зеркале заднего вида и будто бы понимают друг друга без слов. Сай серьезен, тонкие темные брови все это время сведены к переносице, и он даже не замечает, что хмурится последние полчаса. Он и без замечания Сасори чувствовал, что такое странное внимание со стороны полиции к этой аварии ненормально, задержка врачей и спасателей тоже не совсем понятна. Возможно, это глупо, но ему казалось, что всё из-за Ями, не может же это быть совпадением. Всё, что происходило, косвенно и, хоть и натянуто, но вело к нему. Теперь он просто обязан опередить и полицию, и самого Ями, чтобы наведаться к нему домой. Хер с ним с ордером, он никому ничего не скажет и сделает это незаметно. Какой же идиотизм, что иногда, чтобы добиться справедливости приходится самому нарушать закон.       — Да че ж так холодно, — Дейдара ёжится, растирая руки.       Сасори многозначительно смотрит на него, а Сай поглядывает в зеркало. Он пытается найти в чужом облике какие-то признаки наркотического или еще какого опьянения, потому что сейчас просто физически не может быть холодно. Впрочем, его друг не выглядит обеспокоенным, скорее уставшим, они не нервничают и ведут себя вполне адекватно, так что эта версия отпадает. Сай решает не задавать вопросов. Возможно, паренька просто трясёт от стресса и ему кажется, что он замёрз.       Всю дорогу Сай был погружён в свои мысли, с неудовольствием замечая, что его беззаботное существование определенно закончилось. Он уже и забыл, когда нервничал последний раз, ведь до этого работы у него было не так чтобы много. Можно было бы даже сказать, что его должность — формальность, необходимость для каждого участка лишь на бумаге, ведь в этом городе за последние пару лет самым громким преступлением была драка двух пьянчуг, в процессе которой они здорово покалечили друг друга и разбили витрину винного магазина. Впрочем, и там его работа ограничилась осмотром и устным согласием обоих участников, что драка состоялась по обоюдному согласию. Вот и вся экспертиза. Сай вообще-то хороший специалист, он закончил университет, училище, повышал квалификацию, а в итоге осел здесь, получая свой немалый оклад и особо-то и не работая. Если бы он с кем-нибудь общался, его бы обязательно спросили «зачем это всё?», а он бы просто отшутился, как всегда. Но теперь, после общения с Кисаме, он бы ответил так же, как он — захотелось покоя. Но жизнь умеет подкидывать сюрпризы.       Высадив Сасори и Дейдару у придорожного кафе, от которого до центра города рукой подать, Сай отправился по адресу, который ему передала ассистент начальника. Ехать пришлось минут сорок, оказалось, это территория соседнего города и уже на этом этапе начинали закрадываться сомнения. Жить здесь и мотаться в свой ресторан в другой город? У богатых, конечно, свои причуды, но все-таки…       Жара начинала спадать, солнце ушло из зенита и медленно ползло к горизонту, небо пронизывали яркие лучи, отражались от окон оранжевыми всполохами. По дороге Сай не встретил ни единой машины, а свернув с шоссе на нужную улицу и вовсе затерялся среди заброшенных, пустующих домов. Улица казалась нежилой и дома, судя по всему, готовились под снос. Нужный дом выглядел таким же пустым, как и остальные, даже уличный фонарь поблизости, который уже накренился, никто не чинил. Теперь даже Сай начал ощущать тревогу. Сомнений не осталось, этот кондоминиум явно собирались сносить, судя по желтой оградительной ленте и стоящим неподалеку строительным вагончикам. Трудно представить, чтобы кто-то здесь мог жить, но Сай вознамерился проверить наверняка. Он поднялся по лестнице на второй этаж, отыскал апартаменты под номером 15 и прислушался. В вечерней тишине не раздавалось ни звука, только за домом кто-то шуршал подошвами ботинок по гравию, наверно, рабочие. Дверь, разумеется, заперта, но Сай ловко поддевает простенький замок своей магнитной карточкой от работы, в любом случае, жаловаться на взлом вряд ли кто-то будет.       В просторной комнате довольно простая обстановка, если не сказать ничтожная. Сай включает свет, который на удивление работает, и сразу замечает слои пыли на всём, что видят глаза. Старый пузатый телевизор, застеленная каким-то застиранным пледом кровать, кресло, проеденное молью, шкаф и тумба с отслоившимся лаком, все это словно из прошлого века. Пройдясь по гостиной, Сай заходит на кухню и здесь, как ни странно, наблюдаются следы прибывания человека. Микроволновка достаточно новая по сравнению с остальной техникой, в раковине стоит невымытая кружка с рисунком пчелы, холодильник шумно тарахтит. Открыв его, Сай находит то, что и ожидал найти — несколько пакетов с беленой, точно такие же, как у Чиё. Оглядевшись, он замечает приоткрытую дверцу навесного шкафчика и распахивает ее. На полках в ряд выстроены флаконы из темного стекла, заполненные, очевидно, отваром из белены.       Только вот Кисаме здесь нет.       Сай для верности обходит комнаты более пристрастно, заглядывает под кровать, в шкафы, проверяет санузел, но никаких намёков на то, что Хошигаки был здесь, не находит.       Выйдя на улицу, Сай закуривает сигарету. Он встает рядом с машиной, облокачивается на нее и задумчиво курит, глядя на мертвое, заброшенное здание с пустыми окнами-глазницами. Это не дом Ями, он уверен. Либо в личные дела закралась ошибка, либо этот адрес Кисаме дали намеренно, лишь бы отмахнуться, потому что он задолбал всех своим расследованием. Что-то подсказывало, что эти апартаменты могли принадлежать Ханзо, в конце концов эти запасы белены были красноречивее любых подозрений.       Толку от всего этого всё равно пока мало.       Сай приседает на корточки у машины, опираясь на нее спиной. Впервые в жизни он чувствует такое опустошение — он даже не понимает, что теперь делать. Кисаме чувствовал себя так всё последнее время, теперь-то Сай понимает, как сильно было его отчаяние и как шалили нервы. Это противное, тянущее ощущение — ты должен что-то делать, но не знаешь, как. Сай шумно выдохнул и выбросил сигарету на обочину с истоптанным газоном. Черт, как бы ему хотелось услышать дельный совет, хоть какой-нибудь...       Что ж, здесь делать в любом случае нечего. Нужно вернуться в управление, проверить, как там Ями и Хидан, возможно, поговорить с ними, но даже это сейчас воспринималось как имитация деятельности, от которой не будет проку. Страшно было признавать, но Сай был готов сдаться, потому что все пути, по которым они с Кисаме ходили, приводили к тупикам.       Уже почти стемнело, когда он доехал до участка. В голове крутилась какая-то заунывная джазовая композиция, которая пришла в голову сама по себе. Напевая что-то неразборчиво, Сай доходит до офиса и удивленно оглядывается — никого на местах нет, хотя еще не настолько поздно, чтобы все разошлись. Света в кабинете начальника нет, его ассистентки тоже. Сегодня какой-то государственный праздник или день независимости? Какого черта никого нет? Впрочем, и из этого можно извлечь пользу — Сай сразу двигает к изолятору, чтобы перекинуться с Какузу парой слов.       Свет горит только в коридоре, камеры погружены в полумрак. Какузу растянулся на лавке, подложив под голову руки и, кажется, дремал. Выглядит он довольно-таки безмятежно для своего положения, но Сай списал это на стресс и безысходность, все равно нервничать сейчас бесполезно.       — Эй, — зовёт он, — Прояснилось что-нибудь?       Какузу открывает глаза и какое-то время просто лежит, пялясь в потолок. Повернувшись к Саю, он кивает и встает, разминая руки.       — Срок еще не озвучили, — хмыкнув, отвечает он, — Тебе виднее, что дальше будет.       — Значит, время еще есть.       — Есть, непонятно только, для чего. Ты нашёл Кисаме?       — Нет, — Сай опускает голову и хватается за один из прутьев решетки, словно хочет его погнуть, — Я вообще не понимаю, что происходит. Меня выперли с места аварии так, словно я какой-то рядовой, не дали дождаться врачей, — заметив обеспокоенный взгляд, Сай торопливо продолжает, — Хидан жив, но я не знаю, насколько всё серьёзно.       — Ты должен узнать.       — Я постараюсь.       Из коридора вдруг доносится какой-то шорох, звенит опрокинувшееся мусорное ведро, слышно что-то неразборчивое, похожее на ругательства. Сай прислушивается настороженно, вглядывается в открытую в конце коридора дверь и замечает мелькнувшую тень.       — Есть кто? — раздается голос откуда-то из глубины участка. Сай переглядывается с Какузу и делает жест рукой, обещая скоро вернуться. Нужно проверить, кого занесло сюда так внезапно.       Стоит ему только сделать шаг в холл, как перед лицом вдруг возникает растрепанная копна седых волос и воздух вокруг сгущается, расходясь ароматами вишневого бренди и табака. Джирайя, заприметив Сая, тут же метнулся к нему и теперь, стоя перед ним и потрясая в руке полупустой бутылкой, скрипуче посмеивался.       — А где все? — удивленно восклицает он, слегка пошатываясь, — Никого не… эт самое…       — Ты чего хотел-то? — спрашивает Сай, моментально расслабляясь. Конечно, старику тут находиться не положено, но, черт возьми, в участке похоже кроме них ни одной живой души, так что какая разница.       — Кто-то упёр с крыльца бара мои кресла! — Джирайя активно жестикулирует, взмахивая руками и чуть было не расплескивая свой напиток, — Вот час назад были, а сейчас нету! Я звоню, звоню, не отвечает ник-… никто. Решил сам прийти, так сказать… А тут это.       — Как видишь, — как-то беспомощно разведя руками, отвечает Сай, — Честно признаться, я им сам не знаю, где все.       — О как, — на какое-то время Джирайя задумывается, сведя кустистые брови, делает глоток бренди и, взглянув Саю поверх плеча, округляет глаза, — А там чего? Кого там держите? Ну-к покажи…       — Нельзя, старик, там изолятор.       — Ну и ч-чего, нету никого, дай пройти что ль, — довольно резво для своего состояния Джирайя отталкивает Сая в сторону и прорывается в коридор, уверенно выставив руку с бутылкой перед собой, — Я ж одним глазком, че ты… А, Какузу!       Опустив голову, Какузу активно трёт лицо руками. Вот не хватало ему только этого охламона сейчас, да еще и пьяного. Поток его сознания не заткнешь, как ни старайся, и если Сай не выведет его отсюда, придется им слушать его стариковские истории, пока солнце не взойдет. С другой стороны, заняться особо больше нечем, так что может и чёрт с ним, Джирайя всё-таки умел поднять настроение.       — Посадили птицу в клетку, — уныло тянет Джирайя, тут же делая глоток бренди и протягивая Какузу бутылку, — Хочешь?       — Нет, спасибо, — усмехается Какузу. Не хватало ему тут только напиться для полного счастья. Совсем крыша поедет.       — А я видал карету неотложки, — с какой-то нелепой гордостью в голосе заявляет старик, — Неспокойно сегодня, да? Что с мальчишкой приключилось?       — В аварию попал, — коротко отвечает Сай, но между тем задумывается, почему Джирайя видел всего одну машину скорой. Разве не должно их быть две?       — Хидан и в аварию?! — живо удивляется Джирайя, — Чт-что… ж такое должно случиться, чтобы он позволил себе такое?!       Звучало так, словно старик винит Хидана, но на деле все понимали, что он поражён до глубины души. Все в городе знали — Хидан лучший водитель из всех, лучше всех разбирается в машинах и никогда бы не допустил такой ситуации, при которой пострадал бы его додж. Это нонсенс, решительно невозможно. Понимали это все, но Какузу знал чуть больше. И ему всё ещё стыдно за это.       — Не ты ли виноват, су… ик…сутулый ты волчара? — прищурившись и не сводя с Какузу взгляда, Джирайя медленно двинулся к решётке камеры, — Вижу по глазам, совесть тебя жрёт, виноват. Ляпнул чего?       — Не твоё дело, — огрызается Какузу, тут же пряча взгляд.       — Ошибся я значит, — Джирайя делает паузу, сверля Какузу напряженным, расфокусированным взглядом, — Ошибся, что тебе его доверил тогда! Такие же вы, как… как и все, индейцы, тоже мне!       — Я тебя не просил этого делать! — тут же взвивается Какузу, подходя к решётке, — Навязал мне подростка и что думал, носиться с ним всю жизнь буду? Ты вообще знаешь, что он помешался на мне, как больной!       — А ты и рад был от него отмахнуться, да? Гордая индейская морда, говоришь, как белые к вам относятся, а сам что, лучше? Думаешь, лучше нас?       — Джирайя, не зарывайся, — угрожающе гудит Какузу, вставая напротив старика, — Это не имеет никакого отношения к делу.       — Не имеет, тут ты прав, — покачнувшись, Джирайя кивает и, чуть помолчав, продолжает, словно обдумал сказанное, — Но бросать Хидана так подло ты не должен был.       Какузу открывает было рот, чтобы ответить что-нибудь резкое, но осекается. Джирайя прищуривается, в его глазах словно что-то блеснуло — Какузу был уверен, тот догадался. Старик разбирался в людях и всегда верил, находил в них только хорошее. Вот и сейчас он искал это и, кажется, нашёл — Какузу трудно было скрыть своё сожаление.       — Любовь бежит от тех, кто гонится за нею, а тем, кто прочь бежит, кидается на шею, — задумчиво бубнит Джирайя и ловит недоуменный взгляд Какузу, — Это Шекспир, чтоб ты знал.       Какузу закатывает глаза, а Сай, стоящий поодаль, хотел было уточнить, из какой это пьесы, но вовремя решил промолчать. Сейчас это вряд ли имеет какое-то значение, к тому же эти двое наверно даже позабыли о его присутствии. Не стоит их отвлекать, похоже, в их споре рождается что-то важное.       — Поверь мне, ещё не всё потеряно, — говорит Джирайя, заметно смягчившись.       Взмахнув рукой, Какузу отходит назад: — Я здесь, а он там, и я даже не знаю, как он. Что толку, старик? Я виноват, но даже не могу извиниться.       — Так в чём же дело, чёрт возьми! — рявкает вдруг старик и Сай даже вздрагивает от неожиданности, — Тебе просто нужно выбраться отсюда. Где ваш бравый солдат, а? Где Хошигаки?       Он переводит взгляд с Какузу на Сая и обратно, всё выше задирая брови. Эти двое просто пожимают плечами и выглядят, словно нашкодившие школьники. Возмутительно! Джирайя, махом допив свой бренди в пару глотков, хотел уже картинно бросить бутылку об пол, но остановил себя, вовремя вспомнив, где находится.       — Похерили единственного мозговитого копа? — угрожающе говорит он, глядя на Сая, — Пару дней тому назад он, как истукан, у ресторана сидел, а тут всё, пропал?       Сай, поморщившись от досады, сложил руки на груди и попытался защититься: — Я пытался его найти, я ездил…       — Плохо искал! Думай, дурья ты голова, куда он подеваться мог?       — Да откуда я знаю! — тут уже даже Сай не сдержался, взмахнул руками и принялся нервно расхаживать по коридору, — Что ты хочешь от меня, Джирайя! Я не ищейка, я вообще никогда…       Вдруг мысли стали опережать одна другую, Сай даже остановился, чтобы не упустить их. Кисаме несколько дней дрючил весь отдел, пытаясь найти хоть кого-то, кому известен адрес владельца ресторана, в конце концов, и начальник участка об этом узнал. Стоит ему исчезнуть, как ассистентка находит адрес, который в итоге оказывается липой. Совпадение это или нет, но Сай чувствовал, что это неспроста. Есть ещё часть архива, до которой Сай не добрался, думал, ни к чему, не пригодится. Выходит, зря.       — Вам обоим есть о чём подумать, — погрозив пальцем, Джирайя направился к выходу. Он промаршировал мимо Сая как настоящий командир, но у двери вдруг остановился и суетливо вернулся назад, вспомнив, что забыл пустую бутылку. Что-что, а мусорить он не привык.              -              Итачи проснулся среди ночи от странного звука. Что-то тихо щелкало, монотонно, как тиканье часов, действовало на нервы. Он встал, чтобы выпить воды и прислушался — звук доносился из комнаты Саске. Учитывая его состояние последнее время, не удивительно, что ему не спится, но все же стоит выяснить, чем он занят в три ночи. Тихонько открыв дверь, Итачи выходит в коридор и стучится в дверь соседней комнаты. Щелканье не прекращается, ответа не следует. Решив не дожидаться приглашения, Итачи приоткрывает дверь. В комнате полумрак, на столике у кровати включен ночник. Гора мягких игрушек, из которых Саске уже давно вырос, зачем-то свалена в углу комнаты, на столе, за которым он когда-то делал уроки, царил настоящий бардак из валяющихся на нем скомканных бумажных листов и карандашей.       — Саске? Чего не спишь? — спрашивает Итачи абсолютно нейтрально, чтобы брат не принял слова в укор себе, но тот не обращает на него внимания. Саске сидит на кровати, скрестив ноги, и держит что-то в руках.       Закрыв за собой дверь, Итачи подходит поближе. Какое-то время он просто наблюдает, стоя рядом, но предмет в руках брата что-то ему напоминает. Итачи садится на край кровати и протягивает руку.       — Дашь посмотреть, что тут у тебя? — с улыбкой произносит он. Саске прекращает щелкать и расслабляет пальцы. Маленькая пирамидка, собранная из веточек, выпадает из рук.       — Откуда это? — Итачи вертит в руках пирамидку, рассматривает ее и вдруг понимает, что она ему смутно знакома. Он слышал об этом от Хидана. Практически потеряв дар речи, Итачи резко поднимает взгляд.       — Саске, откуда это у тебя? — настойчиво спрашивает он, держа пирамидку перед лицом брата, — Ты должен мне сказать, слышишь? Это очень важно.       — Я сам делаю их, — бормочет Саске, разглядывая собственные руки.       — Зачем?       — Украшение.       — Украшение для чего? Брат, пожалуйста, — Итачи кладет ладонь Саске на плечо, сдерживаясь, чтобы не сжать слишком сильно, — Соберись. Для чего это?       — Правильно говорить не «для чего», а «для кого».       У Итачи вдруг холодеют руки. Он силится понять, как это возможно, как это все случилось, но в его голове вдруг образовался вакуум с одной лишь мыслью, бьющейся как муха в окно. Саске все знает, но молчит. Как давно? Кто заставил его? Непомерной тоской сковало руки — его младший брат всё это время был так близко, буквально за стеной, но никто не имел понятия, что его мучает. Итачи не мог знать, не мог догадаться, и всё равно чувствовал себя виноватым.       — Ты можешь сказать мне, для кого эти пирамидки? — осторожно спрашивает он, понимая, что спешка только все испортит. Нужно задавать наводящие вопросы, не сбивать тему, иначе Саске упустит нить и запутается, замолчит снова и все будет бесполезно.       — Для детей, — говорит Саске и Итачи едва сдерживает эмоции, — Мне разрешают их украшать.       — Кто разрешает?       Саске хмурится, опускает голову, словно ему стыдно. Он шевелит губами, будто бормочет что-то неразборчивое, но ничего услышать не удаётся, и вдруг он поднимает взгляд. В глазах страх и беспокойство, Саске часто стыдливо моргает, будто понимает, что виноват, но не похоже, чтобы понимал, из-за чего именно. Его пальцы переплетаются, он ковыряет ногтем заусенец и беспокойно подрагивают плечи от частого дыхания. Итачи кажется, что он и без слов понимает, кто именно так запугал Саске, в конце концов выбор-то не велик, но он обязан получить этому подтверждение.       — Сосредоточься, Саске, тебе нечего бояться, — говорит Итачи, обеими ладонями накрывая руки брата, — Ты дома, я тебя защищу. Расскажи мне, что происходило у тебя на работе?       Какое-то время Саске молчит, только шумно дышит. Он словно справляется со своей тревогой сам, борясь с ней в голове, погруженный в собственный разум, это заметно по меняющемуся выражению лица, по вздрагивающим ресницам и шевелению губ. В нём явно копился стресс, не способный отпустить его, страх зациклился, как постоянная величина, к которой Саске привык и принял как данность. Вдруг он успокаивается, плечи перестают дрожать и взгляд становится осмысленнее.       — Седой мужчина очень громко разговаривал, он сказал, что если я расскажу кому-то об этом, то меня уволят.       Итачи с трудом держал своё выражение лица спокойным, но не мог контролировать поднявшиеся от удивления брови. Напугать Саске такой мелочью… это кем надо быть, зная, что это единственная его радость и для него потеря работы — это действительно трагедия, нарушение порядка и полный хаос, который привёл бы к ступору и неизбежной депрессии.       — Он привозил детей, они играли с ними. Потом мистер Ями говорил, что это несчастные дети, без родителей, брошенные, им нужно помочь. Они разрешали мне украсить их пока они спали, мне нравилось подбирать цветы, получалось красиво, — на лице Саске скользит скромная улыбка, а взгляд блуждает по комнате словно мечтательно, — А вечером тот седой человек приносил мне на кухню свежие продукты и просил приготовить что-нибудь особенное. Я всегда старался.       У Итачи вдруг прерывается дыхание, и он зажимает рот рукой. В его голове роятся самые страшные предположения из возможных и он, стараясь не пугать Саске своим волнением, вздыхает и старается успокоиться. Ему не хочется задавать еще какие-то вопросы, кажется, он и так всё понял.       Горло сводит спазмом, Итачи пытается не подавиться слюной с привкусом желчи и его бы, наверно, вывернуло, если бы он так старательно не сдерживался, что аж слёзы на глазах выступили. Сколько это продолжается? Сколько раз жители этого города могли… черт подери, даже думать об этом отвратительно страшно. Чтобы не выдавать свою панику, Итачи кое-как выдавливает из себя сдержанную улыбку, похлопывает Саске по плечу и медленно встаёт, неторопливо выходя из комнаты, а стоит ему закрыть дверь, он срывается с места, бежит в свою комнату за телефоном и трясущимися пальцами ищет в контактах номер Кисаме.       Он слушает автоответчик почти пять минут, перезванивая снова и снова. Зверский ужас одолевает его, в горле стоит ком и дрожат руки, он нетерпеливо перезванивает ещё и ещё, но на этот раз бездушный робот говорит ему, что номер недоступен, больше даже не предлагая оставить сообщение. Не придумав ничего лучше, он просто звонит в полицейское управление по общему номеру. Дозвониться удаётся тоже не сразу, казалось, что он разбудил единственного во всём здании сотрудника. Он просит позвать к телефону Кисаме, но ему отвечают, что его нет. Колючая беспомощность сковывает Итачи руки, и он не знает, что делать. Он мог бы изложить свою информацию оператору из участка, но почему-то казалось, что никто не послушает его и не воспримет всерьез, уж он-то знаком с тем, как работает полиция в этом округе. Задумавшись, он забывает сбросить звонок и слышит, как оператор переговаривается с кем-то на фоне. Похоже, кто-то из коллег услышал, что звонят в поисках Кисаме и заинтересовался. Его голос слышится все ближе и вот он уже забирает у оператора трубку.       — Кто говорит? Вы ищете Кисаме?       — Да, я… Итачи Учиха. Он говорил звонить ему, если у меня будет, ну, знаете, информация.       — Вы не против, если я вам перезвоню? — в тоне говорящего Итачи чувствует подтекст. Он явно не хочет обсуждать это при рядовом операторе, его голос безэмоционален и расслаблен, словно он собирается говорить о чем-то донельзя нудном.       — Конечно, — соглашается Итачи и звонок тут же сбрасывается. Спустя пару минут его телефон оживает, принимая звонок с незнакомого ему номера.       — Меня зовут Сай, — сходу представляется собеседник, — Я ищу Кисаме уже второй день.       — И я не могу до него дозвониться, — подтверждает Итачи, — Но я узнал кое-что, я обязан—       — Давайте встретимся, — Сай не даёт ему договорить, слышно, что он торопливо идёт, чеканя каблуками ботинок по кафелю, — Не против, если я заеду? Понимаю, время позднее, но раз уж вы сами звоните…       — Да, пожалуйста. Пересечение Шэрил и Охара стрит. Буду ждать вас во дворе.              -              Звонок от Итачи заставил Сая немного встряхнуться, вернуться к мыслительному процессу и работе. В три часа не звонят просто так, поэтому он предположил, что это будет действительно важная информация и ради неё есть смысл и сорваться с места. Отъезжая от участка, он вдруг подумал, что не спал уже сутки, но усталость его будто и не брала. Ему всегда хватало пяти-шести часов сна, он не был любителем проваляться в постели до обеда, но сейчас он чувствовал какое-то лёгкое помутнение в голове, словно черепную коробку забили мягкой ватой.       Нужно сконцентрироваться. Может, Итачи расскажет о чем-то, что изменит ход всего происходящего, возможно, поможет найти Кисаме. Неспеша тащась по ночным улицам, Сай закуривает сигарету и открывает в машине окно. Ночная прохлада до безумия приятна, тишина, глубокие темные тени у домов — всё действует умиротворяюще, заставляя поверить, что помимо этого сумасшествия, в которое пришлось окунуться, существует и другая, спокойная жизнь. Люди спят в своих постелях, не задумываясь у пропавшем полицейском, о пропавших и погибших детях, о Хидане, покалеченном и бессознательном, о заключенном в клетку Какузу. Люди просто спят, им плевать, утром их ждут на завтрак блинчики с мёдом и чашка горячего кофе, а Сая только рассвет и утренний ветер, которые неизменны всегда, независимо от обстоятельств.       Но он всё равно надеется, что будет что-то ещё.