Полевые цветы

      — Я не совсем уверен, как правильно передавать такие показания, — Итачи скрещивает руки на груди, чтобы выглядеть спокойнее, но нервное подёргивание колена сдержать не в силах, — Может, мне стоило записать его слова на диктофон, не знаю…       — Ну я не прокурор, а мы не в участке, — Сай пожимает плечами, — Я хочу услышать это первым, потому что последнее время… В общем, не важно, не буду загружать вас подробностями.       Сай как-то мельком улыбается и опускает взгляд, перелистывая свой исписанный блокнот в поисках чистого листа. Ему не хочется рассказывать Итачи, какой бардак сейчас творится в управлении, да и жаловаться на то, что доверять сейчас банально некому, тоже не стоит, это лишнее беспокойство, а тот, судя по всему, и так на взводе. Они сидят во дворе дома практически в полной темноте, Итачи не стал включать уличное освещение, чтобы не разбудить родителей, к тому же отец только вернулся из командировки и страшно не выспался. Света луны хватает, чтобы видеть друг друга, а блокнот Сай подсвечивает телефоном. Когда он двигается, старое деревянное кресло скрипит под ним, нарушая тишину, а Итачи принимается нервно оборачиваться.       — Думаю, можно на «ты», — вежливо уточняет Итачи, чуть улыбаясь, но в его голосе подрагивает беспокойство, — В общем, все ведь в курсе, что мой брат работает поваром в «Рут». Сам-то он немного странный, там долгая история… Но последнее время его состояние явно ухудшилось, я всё не мог понять, почему.       Коротко записывая услышанное, Сай поднимал время от времени взгляд, кивал и всем своим видом старался взбодрить Итачи, которому, похоже, рассказ давался как-то непросто. С другой стороны, если он чувствует необходимость поделиться этим прямо сейчас, посреди ночи, то там очевидно что-то нехорошее, так что и волнение оправдано.       — Я увидел у него деревянную пирамидку, — словно собравшись с силами, выпалил Итачи. Сай резко выпрямился и уставился ему в глаза, не скрывая своей настороженности.       — Ты имеешь в виду…       — Да, именно ту самую пирамидку. Он сказал, что сам делает их, чтобы украшать детей.       Глубоко вздохнув, Сай трёт ладонью шею и всё его сознание принимается работать на полную. Это самое настоящее доказательство, живой свидетель, единственное что огорчало — Саске, похоже, был соучастником. Деталь, которую не получится скрыть, но не похоже, чтобы Итачи беспокоился из-за этого.       — Я знаю, в полиции могут подумать, что он причастен к этому, — словно уловив чужие мысли, говорит Итачи, — Но он ведь не в себе, можно сказать, он инвалид, он внушаем. Я не боюсь, что его привлекут, сейчас это меньшая из проблем.       — Но случаи были, ты должен понимать, — Сай задумчиво кусает кончик ручки, — Если докажут, что он вменяем, может быть что угодно.       — С этим я справлюсь… отец справится, — Итачи твёрдо кивает, — Сейчас главное покончить со всем. Саске сказал, там был какой-то седой мужчина, который запугивал его.       — Наверняка Ханзо, — покачав головой от досады, Сай делает паузу, — Значит, и Ями в этом замешан.       — Пойми, — чуть придвинувшись и подавшись вперед, Итачи смотрит Саю прямо в глаза, в которых холодной решимостью блестит вера в сказанные им слова, — Этих детей разбирали на части, как туши животных. Что-то продавали, что-то… — зажмурившись, переплетает нервно пальцы, — Их ели.       Смысл доходит не сразу. Сай словно не хочет верить в то, что услышал, что-то в нём отвергает это и вызывает желание усомниться в адекватности Итачи. Сжав в руках блокнот, Сай откидывается на спинку скрипучего кресла и смотрит на Итачи с неконтролируемым отвращением на лице. От одной мысли ему сводит желудок, и это, пожалуй, самая паршивая причина исчезновения и смертей детей, которую он только мог представить.       — И Саске это готовил? — он наконец находит в себе силы задать вопрос, первым пришедший в голову.       — Для всех.       — Твою мать…       — Этот Ями всегда казался мне козлом, — Итачи выпрямляется, вдруг взмахнув возмущенно руками, — Грубый, заносчивый, резкий человек. Но такого я представить не мог.       — Не мог же он начать этим заниматься внезапно, — задумчиво говорит Сай, — Такие наклонности не появляются просто так.       Итачи пожимает плечами, беспомощно опуская взгляд. Вообще-то он примерно понимает, как устроен этот мир и подобные ужасные события не редкость. Что самое паршивое, редко когда человек занимается этим в одиночку, ведь вся эта «экзотика», запретный плод привлекает слишком уж многих, а извращённые вкусы и фантазии нередки у людей, у которых и так всё есть. Богачи тешут себя чем-то запрещённым, ведь всё разрешённое уже не приносит удовольствия. Сай, как и Итачи, понимал, что добиться справедливости в таком деле очень непросто и даже отец Учихи, весьма влиятельный человек, может и не справиться. Нечего и думать — всё свалят на Саске, страдающего от своей ненормальности, а потому и спрос с него небольшой. Хорошо, если ограничатся психиатрической лечебницей, а то ведь…       — Я поеду в архив, — заявляет Сай, вставая со скрипучего кресла, — Пожалуй то, что в управлении сейчас никого, мне на руку.       — Я могу поехать с тобой? — обеспокоенно спрашивает Итачи, потирая ладони, — Не могу сидеть без дела, боюсь ляпнуть лишнего кому-нибудь.       — Возможно, ты даже пригодишься, — кивает Сай, — Пойдем.       По дороге к участку Сай встречает патрульную машину, проехавшую ему навстречу. Интересно, значит хоть кто-то сегодня работает? Впрочем, этот факт ему никакого облегчения не приносит, напротив, начинается казаться, что он очень зря попался кому-то на глаза именно сейчас. Дурное предчувствие покалывает кожу, начинает развиваться паранойя — хоть он и имеет право находиться в участке в любое время дня и ночи, сейчас ему хочется прокрасться туда незамеченным.       Остановившись у полицейского участка, Сай просит Итачи дождаться его в машине, а сам спешит в архив. Он двигается аккуратно, обходя камеры, и спускается в помещение через лестницы черного хода, которыми давно никто не пользовался. В этом деле что-то не то — он чувствует, как это засело в голове навязчивой мыслью — он просто обязан докопаться до сути. Проблема только в том, что сейчас, среди ночи, он не сможет взять ордер на арест или обыск, его попросту никто ему не выдаст. Хотя что-то подсказывало, что и днём он его не получит. Как бы то ни было, время терять не хочется, но прежде, чем делать что-то безрассудное и незаконное, Сай обязан перестраховаться.       Он залезает в базы данных полиции. Найти личное дело Ями Оффрейна не составляет труда, этот «честный» бизнесмен не скрывается, все его дела прозрачны, с виду всё, как у всех, за исключением полного отсутствия его личных данных. Сай решает пробить его по отпечаткам. Старый компьютер трещит и долго соображает, полоса поиска еле ползет и Сай успевает нервно скурить две сигареты, пока, наконец, на экране не появляется окно совпадения. «Данзо Шимура» написано у фотографии Ями. Мужчина на ней явно моложе, подтянутее, темные глаза смотрят исподлобья холодно и раздраженно, а шрам на подбородке выглядит свежим, не до конца сформировавшимся. Данзо привлекался полицией почти двадцать пять лет назад за изнасилование, совращение малолетних и разбойное нападение практически на другом конце страны. Помимо этого, отдельной строкой значится особая отметка под грифом «секретно» и доступа к ней с рядового архивного компьютера нет, но Сай по опыту (и по тому, что услышал от Итачи) мог сказать, что там что-то действительно паршивое. По доступной ему информации, Данзо отсидел десять лет и вышел по амнистии. Какая к чёрту амнистия за подобные преступления!? А после он просто пропал с радаров полиции, ни перемещений, ни данных какой-нибудь зарегистрированной на него карты, ни купленных на его имя билетов, ничего.       Нетрудно предположить, что Данзо сделал себе новую личность, состряпал поддельные документы и пересёк почти всю Америку незамеченным, чтобы осесть в Сансете, только вот от своих наклонностей он, видимо, не отказался, только стал осторожнее, опытнее. Нашел себе соучастника в лице Ханзо и бог весть кого ещё, а с Саске ему и вовсе несказанно повезло — что может быть проще, чем запудрить мозги слабоумному мальчишке?       Теперь Саю стало понятно, что медлить нельзя. Данзо попал в аварию, но отчего-то уверенности в том, что он сейчас в городском госпитале, нет. Его прикрывают, это точно. Кто знает, может у него еще пара паспортов в запасе и готовые пути для отступления, чтобы скрыться снова, как только его состояние стабилизируется. К тому же, Сай вовсе не знает, насколько сильно он пострадал в аварии. Выключив компьютер, он быстро поднимается наверх, забирает из ящика стола пистолет и выходит на улицу. По одному его выражению лица Итачи понимает, что дело дрянь, и не задает вопросов.       Ресторан, как бездыханная громадина, темнеет в конце улицы. Света в окнах нет, иллюминация на крыльце выключена, на стоянке ни одного автомобиля. Что, если Кисаме нашёл доказательства, что, если догадался раньше и пошёл напролом? У него давно сдавали нервы, его терпение заканчивалось, и он мог поступить неосмотрительно, пойти к Ями и надавить на него. Неужели всё это время Кисаме был здесь, почти под носом? Это вселяло некое облегчение, но в то же время один вопрос никак не хотел уходить из головы. Жив ли Кисаме?       Сай оставил Итачи в машине, попросив наблюдать на всякий случай за улицей и, в случае чего, незамедлительно звонить в полицию. Хоть и вряд ли это будет полезно, но поднять шум не помешает. Главные двери закрыты, приходится обойти здание с другой стороны. Незаметная, выкрашенная в цвет фасада дверь спрятана за мусорными баками и Саю приходится поднапрячься, чтобы сдвинуть их. Чистое везение, но дверь оказывается не заперта. В узком коридоре трудно двигаться, потому что у стен свалены какие-то мешки со стройматериалами, рулоны обоев валяются прямо под ногами, всё разбросано как попало, но Саю удается протиснуться и выйти в небольшой коридор, ведущий к туалетам. Он включает фонарик и осматривается.       В обстановке ресторана ничего необычного, везде идеальная чистота, даже в туалетных комнатах убрано и приятно пахло освежителем воздуха. Сай проходит по залу к двери офиса, дергает ручку, но она закрыта. Замерев у кухни, Сай прислушивается, но не слышит ровным счетом ничего. Он светит фонарем на металлические поверхности кухонных шкафов, холодильника, плиты. Всюду порядок, металл блестит, идеально натертый, на полу ни соринки. В глубине кухни Сай видит дверь холодильной камеры и, поскольку неисследованных мест не осталось, направляется к ней. Он кладет руку на железную ручку, чувствуя, какая она холодная, и тянет на себя. К его удивлению, дверь поддается, грузно и тяжело открываясь. Снизу бьет яркий свет, Сай жмурится, выключает фонарик и достает вместо него пистолет, а спускаясь вниз, несколько раз оборачивается, просто на всякий случай.       Ступив на серую кафельную плитку, он замирает, округлив глаза. Перед ним, прямо посреди комнаты, сидит на стуле Кисаме, со сведенными за спину руками. Сай медленно идёт вперёд, не забывая оглядеться, держа в вытянутой руке пистолет, но чьего-то еще присутствия не обнаруживается. Протянув руку, он касается пальцами шеи Кисаме и с облегчением выдыхает, почувствовав пульс. Он трясет Кисаме за плечо, заглядывает ему в лицо, но тот, очевидно, без сознания, а гадкий травяной запах, на который Сай сразу обратил внимание, кажется знакомым. Опять проклятая белена.       Перерезав жгуты у Кисаме на руках, Сай пытается поднять его со стула, но быстро понимает, что не справится. Не так-то просто поднять такого здоровяка в бессознательном состоянии. Он быстро поднимается наверх, звонит Итачи и, открыв главные двери, впускает его внутрь. Это необдуманное, импульсивное решение, ведь светиться здесь нельзя, если только их кто-то заметит… Но адреналин гонит вперёд и Сай не успевает обдумать последствия. Итачи, спустившись в холодильную комнату, замирает на миг, осматривается, его воображение рисует самые паршивые картины, учитывая слова брата, но думать над этим некогда. Сай торопит его и вдвоем у них получается поднять Кисаме со стула, но тащить его вверх по лестнице всё равно тяжело. У Сая сводит больные колени, Итачи еле справляется, но сдаваться нельзя. Выбравшись, они оба чуть не падают на пол, успевая только уложить Кисаме на спину.       Что делать теперь?       Кисаме нужна медицинская помощь, но Сай не может решиться отвезти его в больницу. Конечно, он не может сказать наверняка, что вся полиция, все власть имущие связаны и весть о произошедшем долетит до них моментально, но всё равно опасается возможных последствий. Никогда не знаешь, кто именно надел овечью шкуру и прячет свою хищную натуру. Паранойя практически достигает пика и Сай, усевшись у стены, опускает голову, закрываясь руками. Нужно подумать, просчитать возможности, нельзя лишний раз светиться на людях, пока на руках нет достаточно веских доказательств. Но и сидеть в этом чёртовом ресторане посреди ночи с Кисаме, которому всё ещё грозит опасность, тоже нельзя.       — Ему нужно в больницу, — тихо говорит Итачи, пытаясь разглядеть Сая в темноте.       — Знаю, — отвечает тот, заметно нервничая.       — Ты не хочешь его туда везти?       — Не могу решить.       Итачи понимающе кивает. Его и самого одолевает эта подозрительность, кажется, словно каждый человек в этом сраном городе замешан и никому доверять нельзя. Впрочем… есть еще человек, который мог бы помочь и вполне способен держать язык за зубами.       — Конан учится на врача, — говорит Итачи, — Она может хотя бы осмотреть его.       Сай поднимает голову и смотрит на Итачи, задумавшись и взвешивая все возможности. Пожалуй, это действительно неплохой вариант, по крайней мере, Конан и сама успела пострадать в этой всей истории, к тому же она не болтлива и довольно рассудительна. Судить о ней, Сай, конечно, не может, он совсем с ней не знаком, но Итачи наверняка знает о чём говорит и его выбору можно довериться.       — Попробуем, — решительно кивает Сай, — Нужно дотащить его до машины.              -              Легкая шёрстка щекочет лицо, щеки касается лапа. Конан открывает глаза, тут же морщась и отплёвываясь от кошачьей шерсти. Она поднимает голову, вопросительно глядя на кошку, не менее вопросительно уставившуюся в ответ. Черные зрачки блестят от скудного света, кошка тихонько муркает и топчется на месте.       Конан бросает взгляд на часы, хмурится, недоумевая, почему Бумажка подхватилась в такое время и что-то от неё требует. Попыталась было прогнать кошку, но та упрямо лезла в лицо и не могла усидеть на месте и секунды. Раздраженно откинув покрывало, Конан села и строго взглянула на кошку, пытаясь вспомнить хоть одну достойную причину для такого настойчивого поведения. Среди ночи выпрашивать еду в привычках не было, чистить лоток тоже ни к чему, ведь их для всеобщего удобства сразу два, вода в кошачьем фонтанчике закончиться тоже не могла. И когда Конан уже собиралась улечься спать дальше, она услышала хлопнувшую дверь автомобиля где-то поблизости.       Родители не могли вернуться, их командировка окончится только через неделю.       Волнение накатило мгновенно, обдав до самой шеи теплом. Конан посмотрела в окно и заметила пятно света на стоящем поблизости дереве. Это явно автомобильные фары. Непонятно, чего именно она вдруг начала бояться — стоящая на улице машина не обязательно представляет какую-то опасность, мало ли на улице ещё домов, но каким-то шестым чувством Конан знала, что-то должно случиться. Она встала с кровати, нащупала в темноте халат, валяющийся на кресле, оделась и вышла на балкон. Отсюда хорошо видно улицу даже за забором, так что безликий, темный автомобиль она заметила сразу. Как и двух людей, суетящихся вокруг. Выглядело это крайне подозрительно, а когда она выволокли с заднего сидения что-то крупное, с чем явно едва справлялись, Конан действительно забеспокоилась. Она даже хотела вызвать полицию, но вдруг замерла, когда свет фонаря попал на одного из незнакомцев. Прищурившись, моргнув пару раз и мотнув головой, чтобы убедиться, что она не спит, Конан так и открыла от удивления рот, когда узнала Итачи.       Без промедлений она спустилась вниз, выбежала во двор и открыла калитку, выскочив на улицу как фурия, которую кто-то побеспокоил неловким движением. Волосы, растрепавшиеся во сне, спутались в неряшливом пучке и торчали по бокам, халат развивался, как флаг на ветру, а она, сердито уставившись на Итачи, громко кашлянула, привлекая всеобщее внимание.       — Ты чего творишь, Учиха, — шипит она, чуть не скрежеча длинными ногтями по деревянной калитке.       Итачи вздрагивает, замирает, от чего Сай чуть не роняет Кисаме на землю. Они оба поддерживают его под руки, но стоять на месте и держать его вес слишком долго тяжеловато. Сай торопит, шагает вперед и Итачи помогает ему, сдержанно улыбаясь и поворачиваясь к Конан.       — Я хотел тебе позвонить, прости, — он смущенно качает головой, — Нам тут нужна помощь по части твоих врачебных способностей.       — Я всего лишь студент! — протестует Конан, рассматривая Кисаме поближе. Ей становится страшно, потому что и так видно, что ему нужна помощь, но справится ли она? Её одолевает мандраж, она суетливо отходит в сторону, пропуская Сая и Итачи по двор, оборачивается и закрывает калитку. Что ей делать? Почему-то именно в такие моменты все знания улетучиваются из головы, словно она не сдавала все экзамены и практику идеально каждый год. Она пыталась успокоить себя, что к такому просто невозможно быть готовым, но ей необходимо собраться.       — Уверен, ты справишься, — подбадривает её Итачи.       — Его травили беленой, — говорит Сай и Конан смотрит на него в ответ с немым ужасом. С одной стороны, отравления не самая страшная проблема, с другой… возможных последствий для организма слишком много, как и нюансов, которые необходимо знать.       Конан провожает их в дом, указывает на широкий диван, а сама спешит в кабинет отца. В семье врачей лекарства на каждом шагу, она уверена, что всё необходимое найдёт в аптечке отца, которой служил ему металлический картотечный шкаф. В голове судорожно перебирались варианты, словно листались страницы толстенного медицинского справочника. Она знала, что нужно делать, но трясущиеся руки отвлекали, вынуждая паниковать. Нужные лекарства найти удалось сразу, а уходя из кабинета Конан вдруг подумала, что совсем забыла про отцовскую лабораторию. Там можно сделать анализ крови — лучше, чем ничего, но едва ли она справится с чем-то большим.       Вернувшись в гостиную, Конан вывалила всё, что нашла, на кофейный столик и села у дивана на колени. Проверила у Кисаме пульс, просветила фонариком зрачки, принюхалась. Дотронулась до его щеки и отдернула руку, кожа у него совсем холодная, практически как у трупа, но всё же он жив. Дышит слабо, реакции организма заторможенные, но это, пожалуй, даже хорошо.       — Ему повезло, что он замёрз, — говорит Конан.       Сай, стоявший рядом, опустился на корточки и кивнул, соглашаясь, но Итачи недоуменно уставился на них обоих. Заметив его взгляд, Конан чуть улыбнулась, стараясь сбросить своё волнение.       — Процессы в организме замедлились, отравление происходило медленнее обычного, — поясняет она, пока готовит катетер, чтобы взять немного крови на анализ, — Надеюсь, его везение на этом не заканчивается.       Всё приходится делать в спешке. Конан спускается в лабораторию на цокольный этаж и загружает колбу с кровью в аппарат. На анализ потребуется время, чёрт подери, ей бы не помешала пара рук и, возможно, было бы здорово, если бы родители были сейчас дома, но выбора нет, приходится справляться одной. Пока она занимается анализом, мозг словно сам по себе выуживает нужные знания. Отравление беленой… ведь в этом ничего серьёзного, нужно промыть желудок и выпить молока, казалось бы, куда проще, но очевидно, что Кисаме не листья жрал и цветочки, ситуация явно серьёзнее.       Когда Конан вернулась, Сай подошёл к ней и объяснил, что случилось с Кисаме на самом деле и её подозрения подтвердились. Честно говоря, она понятия не имела, что может произойти с организмом при прямом введении такой отравы, но ясно одно — у Кисаме очень сильный организм, раз до сих пор он не задохнулся из-за угнетения нервной системы. Похоже, ему снова повезло.       — Я вколю общий антидот, — комментирует свои действия Конан, — и попробую привести его в сознание, — она оборачивается к Саю, бросая на него мимолётный взгляд, — Вы не хотите везти его в больницу, я правильно понимаю?       — Да, — отвечай Сай, решая, что утаивать это ни к чему, — Я не уверен, что это безопасно.       — Но ему нужно наблюдение с нормальной аппаратурой, которой у меня нет, — Конан, сделав укол, разводит руками, — Мозговая деятельность, пульс, сатурация, нужно обследовать печень…       — Мы могли бы отвезти его в соседний город, — предлагает Итачи.       — Нет, слишком долго. У меня в больнице есть подруга, она работает в ночную смену, — замечая, что Сай мотает головой, Конан начинает говорить торопливо, — Да послушай, она надёжный человек, мы можем положить Кисаме в палату, никто и не заметит.       Несколько минут они сидят в тишине, пока Сай, бесшумно шагая по мягкому ковру, обдумывает сказанное. Всё приводит его к тому, что выбора у него нет, медлить нельзя, а Кисаме, чёрт возьми, действительно нужна помощь. Он не имеет права рисковать чужой жизнью из-за опасений и даже если утром кто-то обнаружит Кисаме в больнице, его жизни уже ничто не будет угрожать. А со всем остальным придётся разбираться в моменте и решать проблемы по мере их поступления.       Размышления Сая прерывает резкое движение, которое он замечает краем глаза. Конан подзывает его рукой, и они все втроём зависают у дивана, глядя на Кисаме. Тот шевельнулся, двинул рукой, вздохнул натужно и закашлялся сухим, свистящим кашлем. Конан тут же подала ему стакан воды и вцепилась в его запястье, продолжая следить за пульсом, который сразу же поднялся.       Кисаме растерянно огляделся. Он медленно переводил взгляд, всматривался в лица перед ним и хмурился, выглядя абсолютно обескураженно. Голова раскалывалась, в затылок будто гвоздь вбили, губы высохли и потрескались, во рту было горько и даже выпитые полстакана воды ситуацию не исправили. В мыслях творилась полнейшая чушь, что-то Кисаме вообще вспомнить не мог, что-то, стоило напрячься, понемногу обретало очертания. По крайней мере он сразу узнал всех присутствующих, но вот почему они здесь и где вообще он сам — понять было трудновато. Попытавшись сказать что-нибудь, он снова закашлялся, словно легкие сдавило, Конан подхватилась и исчезла в темноте дома, а после вернулась сразу с кувшином воды.       — Ты как? — спрашивает Сай, понимая, что вопрос звучит так же нелепо, как «Ты в порядке?». Потому что ясно, что Кисаме нихрена не в порядке, а ответить на подобный вопрос ему сейчас вряд ли удастся, но Сай не хочет его грузить более серьёзными вопросами.       — Какого чёрта… — кое-как выговаривает Кисаме, каждый раз морщась от боли из-за потрескавшихся губ. К мерзким привкусам добавляется железный.       — Что ты помнишь?       — Только то, что попался, как последний кретин.       Сай усмехается, радуясь, что у Кисаме осталась здоровая самоирония. Значит, не всё потеряно.       — Погодите со своими вопросами, — отрезает Конан, взмахивая небрежно рукой, словно отгоняя Сая, — Кисаме, — она внимательно вглядывается ему в глаза и светит фонариком, — Что ты чувствуешь? Боли есть?       — Голова болит ужасно, — Кисаме пытается приподняться на локтях, но висок тут же простреливает, словно пулей, и он, кряхча, заваливается обратно, — Дышать как-то сложно.       — Давай, попытайся встать, нужно всё проверить, — выпрямившись, Конан взмахивает руками и командует: — Помогите ему.       Стоять ровно самостоятельно у Кисаме не получается, так что Сай и Итачи поддерживают его под руки. Пожалуй, это самое поганое ощущение, которые Кисаме когда-либо испытывал — он чувствовал себя каким-то беспомощным, слабым и стоило ему выпрямиться, как болью свело правый бок, о чём он сразу поведал Конан. Та кивнула, задумалась, поджав губы, посмотрела ему в глаза и, вздохнув, достала из кармана халата телефон.       — Его нужно везти в больницу, хотите вы того или нет. Я позвоню Карин, она встретит нас у пожарного выхода.       — Кисаме, — Сай помогает ему сесть на диван и садится напротив на кофейный столик, — Что случилось? Ты нашёл что-нибудь?       — В холодильной было тело ребёнка, — Кисаме морщит лоб, вспоминая всё то, что предшествовало его потери сознания. Сейчас он понимает, что за всё это время он несколько раз приходил в себя, но, кажется, его преследовал бред и галлюцинации, потому что эти моменты бодрствования кажутся спутанным сном.       — Его уже не было, когда мы нашли тебя.       — Неудивительно… Ями колол меня этой дрянью, потому что я отказался выпить её. Он уехал? Где он?       — Попал в аварию на шоссе, — Сай замечает, что на миг лицо Кисаме просветлело, словно рефлекторно, — Но я не знаю, где он сейчас и что-то мне подсказывает, что в нашей больнице его нет.       — В ресторане наверняка есть камеры…       — Думаешь, он не стёр записи?       — Кто знает… если он спешил, мог и не стереть. Не помешает проверить, — говоря это Кисаме запоздало понимает, что делать это придётся не ему и его одолевает досада. Хотелось бы вернуться к работе, ведь теперь у него есть доказательства.       — У меня есть показания Саске, — говорит Сай и пристально глядит Кисаме в глаза, — Свидетель. Теперь есть и ты, твои показания. Я нашёл в архиве информацию из общей базы, которая не оставит Ями и шанса соскочить.       — Но он не один.       — Наверняка, — Сай трёт лицо, устало вздыхая, — Поэтому мы скормим всё это журналистам и прокурору штата.       — Должно сработать, — Кисаме слишком энергично кивает и тут же ловит новый приступ головной боли, — Главное, чтобы они не поняли, что мы собираемся сделать. Иначе разбегутся, как крысы с корабля.       — А, ещё кое-что… — лицо Сая становится угрюмее, — Они загребли Какузу.       — Блядь, так и знал, — Кисаме сжимает кулаки, — Надо вытащить его. Уверен, они даже документов никаких делать не стали, можно не беспокоиться.       — Даже если они что-то и составили, я сотру это. Я хотел дождаться тебя, чтобы сделать всё, как положено, чтобы твои показания…       — Нет нужды, — прерывает его Кисаме и какое-то время молчит, словно пытаясь усмирить свою злость, — Шеф тоже в этом замешан. Это он меня вырубил.       — Что?       — Грёбанный Гнарли. Я его поганый одеколон узнаю за версту.       — Ты уверен? — настаивает Сай. Он, конечно, понимал, что кто-то из полиции завязан в этом деле, но чтобы сам шеф местного участка… Теперь многое становится на свои места. Похоже и отсутствие сотрудников в управлении тоже связано с этим, возможно, он намерено создал какой-то повод для этого, чтобы в городе не осталось ни одного копа и даже если что-то случилось бы, даже если бы внезапно Кисаме явился в участок, никто бы ему не помог. Но тот коп на шоссе, который первым приехал к месту аварии, кто он? А те двое в патрульной машине, которую Сай встретил сегодня?       — Как никогда, — твердо отвечает Кисаме, — Так что первым делом вытащи Какузу, чтобы они не могли до него дотянуться. Если он останется у них, они сделают всё, чтобы повесить на него всю эту срань, сделав их с Саске соучастниками.       — В таком случае, я поеду за Какузу, а вы езжайте в больницу, — Сай поворачивается к Конан, — У тебя же есть машина?       — Да, но… У меня кабриолет, — как-то растерянно отвечает Конан, пряча руки в карманах халата.       — Всегда хотел прокатиться на кабриолете, — усмехается Кисаме, улыбаясь сквозь ноющую в боку боль.              -              Вообще-то Какузу хотел просто поспать в этой тёмной, сырой камере, ожидая своей дрянной участи, но в итоге не смог глаз сомкнуть. Слова старика Джирайи стояли у него в голове, как сраный нерушимый маяк, который мигал своим лучом с завидным постоянством. Возможно, Какузу того и было нужно в конце концов, чтобы кто-то сказал ему всё как есть, чтобы встряхнул и развеял сомнения. К тому же Какузу доверял Джирайе, уважал его возраст и накопленный опыт, старик знал толк в этой жизни. Конечно, от одной только мысли, чтобы сказать такие необычные для себя слова, чтобы извиняться, волнение тут же накрывало с головой и отчаянно протестовало. Тяжело изменить себя, когда годами обрастал плотной стеной, тяжело изменить принципам, свыкнуться, что ты не так счастлив, как всё это время думал. Точнее, обманывал сам себя.       Только вот толку от этого всего маловато, когда сидишь в камере в полицейском участке.       Лёжа на скамье, Какузу пялился в тёмный потолок, словно в какую-то чёрную дыру, разверзнувшуюся над ним. Он даже будто бы видел, как в ней мелькают тени, воссоздавая его же воспоминания — кажется, в этой тьме вырисовывается холм, с которого видно весь город, Хидан, сидящий рядом и курящий свои противные сигареты. Дождь и ветер, дерево, опустившее от тяжести ветки. Конечно, всё это просто живое воображение, воспоминания, к которым теперь было приятно возвращаться. Даже к тем, которые отдавались досадой и злостью. Почему должно пройти столько времени, чтобы понять чувства другого человека? Сейчас, вспоминая случившееся и наблюдая, словно со стороны, Какузу понял, насколько он тогда поступил подло. Аж тошно стало от самого себя.       Его отвлёкло бряцанье ключей в коридоре. Вздохнув, Какузу уже приготовился выслушивать трёп очередного самодовольного копа, но за решёткой нарисовался запыхавшийся Сай. Выглядел он паршиво — глаза потемнели, на лице застыла обеспокоенность — и от чего-то он явно сильно устал. Звеня ключами, он суетливо принялся ковыряться в замке, пробуя то один, то другой ключ.       — Чего творишь? — спрашивает Какузу, переворачиваясь на бок и подпирая рукой голову.       — Выпускаю тебя, а на что ещё это похоже, — нервно отвечает Сай и продолжает, чертыхаясь, перебирать ключи.       — Что? Почему?       — Потому что мы все в жопе, — Сай поднимает взгляд, — Мы нашли Кисаме и теперь действовать надо быстро.       — Он в порядке? — Какузу встаёт и подходит к решётке. Чувствует, как окончательно растрепавшийся пучок сползает и стягивает резинку, собирая волосы заново. Он даже нащупывает перо, которое зацепилось за прядь волос и возвращает его на место.       — Относительно, — многозначительно подняв брови, отвечает Сай, — Тебе нужно исчезнуть. Не знаю, будут ли тебя искать, возможно, всем будет не до того, но тебе не помешало бы…       — Мне нужно к Хидану.       — Какузу, у нас нет времени на это.       — У вас нет, у меня есть, — угрожающе понизив голос, говорит Какузу, — Занимайтесь своим делом, я помогу, чем смогу, но сейчас отвези меня к нему.       Очередной ключ вдруг проворачивается и замок щёлкает. Сай открывает дверь и, кусая губу, смеряет Какузу серьёзным взглядом.       — Тебе сегодня везёт, — усмехается он вдруг, — Я как раз туда еду.       — Чудно, — кивает Какузу, улыбнувшись слегка язвительно. Будто бы он вообще Сая послушался бы и смылся из города, как ему сказано. Нет уж, его чёртов эгоизм и гордость никуда не делись, просто теперь он ясно понимает, когда это выгодно и нужно, а когда подобным эмоциям нет места.       Пока они едут к больнице, Какузу с интересом наблюдает, как Сай выбирает тёмные улицы без уличного освещения и петляет, словно за ними кто-то следит. Он не задаёт вопросов, в конце концов, если Сай так делает — значит, так нужно, а почему именно, Какузу даже знать не хочет. Ему достаточно того, что он уже знает, чтобы теперь стараться держаться от этого подальше. Хотелось бы забыть вообще всё, но, поскольку это невозможно, он будет просто избегать новых проблем. И надеяться, что Сай с Кисаме знают, что делают.       — Пока ты был в камере, ты не слышал ничего о том, куда делись все копы? — спрашивает Сай, подъезжая к больнице.       — Они обсуждали какую-то конференцию, типа слёт полицейских со всего штата. Грандиозное бухалово, я бы это так назвал.       — Что за бред, — бубнит Сай, злобно проматерившись одними губами, — Похоже шеф закатил какой-то корпоратив, чтобы убрать всех из участка.       — Кроме пары ублюдков, которые весь день плевали в потолок, — замечает Какузу, — Они приехали за мной.       — Не думаю, что они из нашего управления, я одного из них тоже встретил и я никогда не видел его раньше.       Остановившись у пожарного выхода, Сай позвонил Итачи. Спустя пару минут дверь открылась, впуская их в коридор больницы. Карин подобрала для Кисаме палату в закрытом на ремонт крыле больницы, благо сам ремонт ещё толком не начался, работы затеяли пока что только в коридоре. Здесь его никто не должен обнаружить, но вот палата Хидана была в действующем крыле, а там вероятность нарваться на персонал повышалась в разы.       — Как там он? — спрашивает Сай, на что Итачи кивает и улыбается уже не так натянуто, как раньше.       — Лучше. Лекарства и кислород помогают, сейчас Карин занята анализами. Говорит, ему очень повезло.       — Что ж, он точно исчерпал всё своё везение, чтобы остаться в живых. Пойдем, — Сай поворачивается к Какузу, — Возможно, Карин сможет провести тебя к Хидану.       В закрытом больничном крыле отключен свет, но электричество отключать не стали, впрочем, Карин обходилась настольным светильником в палате и плотно задёрнула шторы, чтобы не привлекать лишнего внимания. Она сидела за столом, согнувшись над микроскопом, время от времени бросая взгляд на мониторы и показатели. Услышав, что кто-то вошёл в палату, она обернулась, не выдавая ни капли волнения, но всё же облегчённо выдохнула, встретив знакомые лица.       — Вам совсем не обязательно тут всем толпиться, — слегка ворчливо сказала она, — Он поправится и без вас.       — Нам многое нужно обсудить, — говорит Сай извиняющимся тоном, — а Какузу нужно попасть к Хидану.       Карин скептично взглянула на него поверх очков и подняла брови.       — Парень после сегодняшнего дтп, он ещё в реанимации? — уточняет Сай, понимая, что Карин не имеет понятия, о ком он говорит.       — А, тот бледненький, — Карин кивает, — В интенсивной терапии лежит. Провести могу, но ненадолго.       — Он в сознании?       — Нет. Медикаментозная поверхностная кома, у него переломаны рёбра.       Какузу на миг прикрывает глаза, словно боясь даже думать об этом. К тому же, он столько всего хотел сказать, хотел попросить прощения, как бы это ни было самонадеянно. Но увидеть его тоже важно, чтобы принять всё, на что решился и больше не отступать. Кто знает, увидятся ли они ещё когда-нибудь.        Идти приходится в обход, Карин ведёт Какузу своими путями, избегая врачей и медсестёр. Они поднимаются на самый верхний этаж, обходят коридоры по внешним балконам, потом снова спускаются. Перед одной из дверей она останавливается и оборачивается, смеряя Какузу строгим взглядом.       — Сейчас зайдем в фойе, первая дверь направо. Иди вдоль стены рядом со мной, опусти голову. Если кто-то попадётся, я уйду и отвлеку, а ты иди в палату. У тебя минут пять, не больше, скоро придут делать перевязку.       Какузу кивает и Карин открывает дверь. Яркий свет ламп дневного света заставляет поморщиться, Какузу послушно склоняет голову и шагает рядом, спрятав руки в карманы куртки. Врачи ночью особо не шляются по отделению, предпочитая отсыпаться в комнатах отдыха, но напороться на медсестру всё ещё можно. На первый взгляд никого на этаже нет и Карин, взмахнув рукой, призывает Какузу поторапливаться. Он вваливается в царящий полумрак, тут же закрывая за собой дверь. В маленькой двухместной палате темно, только узкая полоса подсветки над койкой освещает бледное лицо, да огоньки мониторов и аппаратов мигают время от времени. Мерно попискивает пульсомер.       У Хидана синяки на лице и ссадины, заклеенные пластырями, гематомы на руках и трубка в носу. Повязки на груди и животе, бинты, уже снова пропитавшиеся кровью. Какузу не разбирался в показателях и цифрах на мониторах, смотреть на них было бесполезно, он только надеялся, что они хорошие. Подойдя ближе к больничной койке, он аккуратно садится на её край и смотрит на Хидана, совершенно не понимая, чего ожидал. Он хотел поговорить, но сейчас это невозможно, так что он тут делает?       Даже с разбитыми губами, опухшим носом и ссадинами Хидан всё ещё такой по-своему красивый. Под бледной кожей на руках виднеются вены и даже игла катетера на сгибе локтя. Он кажется невесомым, прозрачным, словно сливается с белой простынёй, исчезает, но Какузу не хотел бы этого. Хидану не нужно исчезать, больше не нужно.       Дотронувшись до его руки, Какузу чуть вздрагивает, как от статического электричества. Как всегда холодные руки с сухой, словно бумажкой кожей, кажется, она хрупкая и способна рассыпаться в прах от одного касания. Какузу кладёт на руку ладонь, чувствуя разницу температур и вдруг испытывая необходимость её уменьшить, согреть замёрзшее и не давать замёрзнуть, но сейчас он ничего не может поделать. Он замечает вдруг, что по предплечьям у Хидана бегут мурашки и ему становится кристально ясно, что он должен сделать.       Раздаётся стук в дверь и Какузу, поднявшись на ноги, снимает свою рейнджерскую куртку. Он осторожно кладёт её на Хидана, закрывая голые плечи и руки, а потом как-то импульсивно наклоняется, касаясь губами его лба.       — Прости, — тихо говорит он одними губами, быстро выходит из палаты и скрывается за углом коридора вместе с Карин.