Арканум

      Кроули пошатнулся, но устоял на ногах, когда Бальтазар не просто резко вырвался, но и с яростью его оттолкнул. Сила взвилась, когда глаза Бальтазара вновь засветились. Кроули усилием воли сдержал порыв ударить на упреждение. Осознание, что сдержанность оправдала себя, пришло в момент, когда Бальтазар отступил на шаг, а свечение исчезло из его глаз.        — Я жду объяснений, Кроули, — фраза прозвучала с угрозой, но Бальтазар явно пытался подчеркнуть, что полностью контролирует себя.        — Даже не приласкаешь, а сразу нагибаешь, пташка? — привычный насмешливый тон дался сложно как никогда. Лицо Бальтазара исказила гримаса ярости, и Кроули счёл за лучшее не продолжать нагнетать обстановку. Ситуация и без того нервировала тем, что окончательно и бесповоротно вышла из-под контроля. — Бог с тобой, пернатое. Смотри, — Кроули развёл руками, что выглядело приглашающим жестом лишь отчасти.        — Что? — Бальтазар нахмурился, и в груди странно кольнуло. Воспоминания о том, как яростно Бальтазар жаждал вернуться на Небеса, и насколько он был полон желания вновь стать безупречным представителем ангельского стана, пронеслись в голове лентой картинок. От осознания, что даже возвращение в ангельскую обитель не стёрло вполне человеческие привычки, приобретённые за то время, что они были вместе, будило намного больше эмоций, чем ему следовало бы. Кроули мимолётно поморщился. — Ты предлагаешь мне свои воспоминания? — уточнил Бальтазар таким тоном, будто бы не верил сам себе.        — Лапуля, ты выглядишь как шлюха, которой вдруг предложили руку и сердце, — осознание, что сарказм не просто вышел весьма сомнительным, но и неуместным до крайности, пришло только тогда, когда Бальтазар уловимо сжался и явно неосознанно сделал пару шагов назад. — Дерьмище, — выругался Кроули, не задаваясь вопросом, в который раз за встречу употребляет привычное выражение. — Пташка, просто залезь уже мне в мозги, пока я добрый и предлагаю.        — Я для тебя и был?.. — неожиданно начал Бальтазар резко помертвевшим тоном, но оборвал сам себя, мгновение смотрел странным взглядом, а затем переместился и вскинул руки.        — Балти, — Кроули перехватил запястья Бальтазара, который уже тянулся к его вискам, и секунду помедлил. Объяснять что-то словами, зная, что Бальтазар уже через миг получит возможность всё увидеть сам, было в высшей степени глупо, но оставить заявление без прямого ответа оказалось непосильной задачей. — Нет, не был, — тон получился слишком серьёзным, но Кроули только чуть качнул головой, отдавая себе отчёт, что время шуток прошло. — Ты был средством для достижения цели. И я убеждал себя, что я заинтересован исключительно эгоистично, но… — Кроули чуть скривил губы и усмехнулся, будто бы годы спустя впервые признавая своё поражение. — Я заигрался, пташка. Охотник стал дичью. Можешь собой гордиться, — уже более привычный тон, пробивающийся сквозь только усиливающуюся тяготящую серьёзность ситуации, показался до отвращения неуместным.        — Я не хочу… Только не так, — на лицо Бальтазара, которое исказила гримаса, словно легла тень. — Я хочу… тебе поверить, Кроули. Хочу настолько, насколько ангелу желать не положено. Это… Я должен тебя ненавидеть. Но я…        — Так смотри, пташка, — Кроули сам приложил пальцы Бальтазара к вискам и прикрыл глаза. — В стан пернатых я, может, добровольцем и не записывался, но… — Кроули умышленно не закончил фразу и максимально сконцентрировался на событиях многолетней давности, воскрешая их в памяти в деталях.       Судорожный вздох через несколько минут, который Бальтазару не требовался вообще, лучше прочего подсказал, что тот не ожидал увидеть то, что нашёл. Кроули сжал веки сильнее, оставляя себе секунды на то, чтобы вернуть невозмутимость, прежде чем придётся встретиться взглядами. Но оттягивать момент вечно было невозможно. Кроули растянул губы в беспечной улыбке и открыл глаза.        — Нет, — Бальтазар, побледневший настолько, что мог бы сойти за призрака, опровергая все постулаты, что ангелам недоступны человеческие реакции, попятился назад. Кроули машинально дёрнулся к нему, внутренне вздрагивая при виде трясущихся рук, которые для ангела выглядели откровенной дикостью. — Это ложь. Ложь. Ты… Это не может быть правдой, — отчаянное бормотание, за которым стояла обречённость, познанная тем, мир кого рухнул в одно мгновение, добралось до того, спрятанного глубоко, что когда-то было человеческой душой, и Кроули со свистом втянул в себя воздух.        — Пташка… — слова не шли с языка, застревали в горле, и Кроули мысленно выругался, отстранённо отмечая, что косноязычие в числе его пороков никогда не числилось.        — Наоми и Азазель… Это ложь. Они не могли… Она не могла так поступать со своими братьями и сёстрами, — Бальтазар как будто дошёл до некоторой степени безумия, а его взгляд стал откровенно диким. — Просто аукцион…        — Ну, технически не совсем аукцион, скорее… — Кроули заставил себя прикусить язык, когда сразу же нашедшиеся слова заставили Бальтазара дёрнуться как от физической боли. — Пташка, твоя пернатая семейка, несмотря на нимбы над головой, никогда не отличалась чистоплотностью, — попытка утешить явно провалилась с треском, и Кроули с досадой едва слышно выдохнул: — Дерьмище. Балти, — позвал он уже громче и осторожно сократил расстояние между ними. — Бальтазар, — добавив в голос командных и резких нот и уже значительно повысив голос, окликнул Кроули, когда никакой реакции не последовало вообще. — Да чтоб его всё…        — Чего ты хочешь? — безупречно мёртвый, лишённый даже намёка на любую эмоциональную окраску тон заставил вздрогнуть уже не внутренне, а полноценно. — Ты сказал, что у тебя есть ко мне дело, — сталь стремительно проявлялась во всём облике Бальтазара, отражалась в его глазах и голосе. — Какое?        — Пташка… — Кроули невольно сжал пальцы в кулак, осознавая, что желание любой ценой разрушить стену, которую Бальтазар быстро возводил между собой и всем миром, включая и его, отодвигает на задний план даже здравый смысл.        — Что ты от меня хотел? — едва ли не чеканя слова, повторил свой же вопрос Бальтазар в несколько иной формулировке, но с сохранением смысла. — Либо я получаю чёткий ответ, либо возвращаюсь на Небеса, Кроули.        — Дерьмище, — губы дрогнули, выражая крайнюю степень раздражения, которое являлось верным предвестником злости. — Как пожелаешь. У нас тут проблемка, если ты не заметил. Твои старшенькие возжелали устроить конец света прямо сейчас. А наш любимый падший жаждет не просто стереть с лица Земли людей, но следом порешить и черноглазых, а там, полагаю, не откажется и на пернатых замахнуться. Мне, знаешь ли, моя шкурка ещё дорога.        — Ты думаешь, что сможешь остановить Михаила и Люцифера? — изумление пробилось даже сквозь металлический лёд, в который, казалось, обратилась сама сущность Бальтазара.        — Я думаю, что я лучше сдохну, пытаясь, пташка, — Кроули не стал сдерживать эмоции и яростно сверкнул глазами. — Чем умру от руки капризного ребёнка в перьях, который обижен на своего папочку и братишку иже с ним и бьётся в истерике даже спустя тысячелетия.        — Я тебя знаю, Кроули, — Бальтазар сложил руки на груди и равнодушно повёл плечом. — Если бы у тебя не было плана действий, мы бы сейчас не беседовали.        — План — это громко сказано, пташка, — Кроули оживился, тонко улыбнулся и задавил сожаление от понимания, что невольно принял правила игры, навязанные Бальтазаром. — Может, у меня есть пара идей. Но в твоей небесной песочнице их явно не одобрят.        — Я тебя внимательно слушаю, — Бальтазар едва заметно прищурился и решительно вскинул подбородок.       

***

      

      Дин вдавил педаль газа в пол сильнее и бросил нервный взгляд в зеркало заднего вида. Погони не просматривалось, что позволило не расслабиться, но хотя бы сосредоточиться на обдумывании ситуации. В голове настойчиво вертелась дата, увиденная на табличке. Дин стиснул зубы и уставился на дорогу перед собой. Подозрение, что странным путешествием он обязан ангелам, крепло с каждой минутой.        — Пандемия Кроатона достигла Австралии, — голос Захарии всё равно стал неожиданностью, и Дин резко повернул голову. Захария, сохраняя привычно-раздражающий напыщенно-надменный вид, невозмутимо расправил газету и поднял её чётко на уровень глаз. — Президент Палин оправдывает бомбардировку Хьюстона. Это выгодный рынок недвижимости.        — От этого назад в будущее так и несло твоей вонью, — бросил Дин, мгновенно убеждаясь, что подозрение о причастности ангелов не было беспочвенным.        — Посмотрим, что происходит в спорте, — продолжил Захария всё с той же невозмутимостью, выводящей из себя. — Да, спорта же больше нет. Запамятовал, — с притворным сожалением констатировал Захария и даже сокрушённо качнул головой. — Конгресс отменил право на собрания. То, что осталось от конгресса. Кворума у них нет, — почти доверительно сообщил Захария, чуть склонившись ближе.        — Как ты меня нашёл? — требовательно спросил Дин, не желая в полной мере вникать в бедствия мира, в котором уже не ожидал увидеть ничего хорошего.        — У тебя очень приметная машина, Дин, — Захария едва заметно приподнял брови и бросил на него мимолётный взгляд. — Человеческий метод, не спорю с тобой, но какие времена, такие и методы. Оказалось, что найти твою груду металлолома проще простого.        — Не смей так говорить о детке, — с яростью бросил Дин, быстро просчитывая в голове, как добиться от Захарии возвращения в реальность. Логичная мысль, что для начала неплохо выяснить, какой у того план, толкнула перейти к требованию с места в карьер: — Ладно, хорошо, ты развлёкся. А теперь верни меня обратно, сукин сын, — отдавая себе отчёт, что Захария, разумеется, не согласится, Дин всё равно замер, напряжённо ожидая ответа, который мог прояснить хоть что-то.        — Ты вернёшься, — Захария даже как-то оживился и заговорил очень уверенно, со странным оттенком предвкушения. — Но не сразу. Всему своё время, Дин. Мы немного помаринуем тебя.        — Помаринуете? — со здоровым опасением уточнил Дин, произнеся слово едва ли не по слогам.        — Три дня, Дин, — непререкаемым тоном заявил Захария, отвечая на вопрос чуть ли не раньше, чем он был закончен. — Чтобы ты увидел, к чему ведут твои поступки.        — И что это значит? — Дин не стал скрывать раздражение, которое разгоралось всё сильнее с каждой фразой Захарии.        — Значит, что твой выбор имеет последствия, — Захария приподнял газету, которую по-прежнему держал в руках, расправил её, так, чтобы крупный заголовок первой полосы был хорошо виден, и даже кивнул на неё головой, очевидно, для полной наглядности. — Вот что будет с миром, если ты откажешь Михаилу, — нравоучительным тоном заметил Захария, и Дин, глядящий в этот момент на него, закатил глаза, почти не удивляясь предсказуемому заявлению. — Что это там? — неожиданно поинтересовался Захария, переведя взгляд на дорогу.       Дин машинально посмотрел в том же направлении, нахмурился, не увидев ничего, кроме пустынной трассы, и повернул голову обратно к Захарии, намереваясь высказать тому всё, что крутилось в голове. Пассажирское кресло оказалось пустым. Дин, поднявший руку, только махнул ей и с досадой скрипнул зубами, нехотя признавая, что ожидать от Захарии подобного исчезновения стоило.       В затылке занялась боль. Дин машинально потёр его, что не принесло никакого облегчения, и вернул своё внимание дороге, параллельно прокручивая в голове последние воспоминания о своей реальности. Голос Бобби, который настаивал, чтобы он поспал хотя бы несколько часов, прежде чем устраивать потасовку с архангелом, прозвучал как наяву вместе с собственными ответными возражениями.       Дин на долю секунды прикрыл глаза. В голове вертелись фразы неожиданной поддержки от Кастиэля. Желание подышать свежим воздухом, а на самом деле просто собраться с духом перед тем, как звать Михаила с помощью молитвы, на которую, как они все предполагали, он бы однозначно ответил, тоже помнилось чётко. Дин скривился, понимая, что Захария как раз и застал его возле машины.        — Проклятье, — раздражённо выдохнул Дин, крепче сжал руль и невольно прибавил скорости.       Осознание, что по правилам Захарии сыграть придётся, неприятно кололось и побуждало совершить любую глупость, которая сможет это изменить. Здравый смысл, который изредка всё-таки напоминал о себе, резко воспротивился подобным порывам, приводя логичные аргументы, почему имеет куда больше смысла поплыть по течению. Дин только с досадой мотнул головой.       

***

      

      Адам лениво проводил взглядом эффектную брюнетку, которая подмигнула ему на прощание, и раскинулся на огромной кровати. Изрядно затуманенное алкоголем сознание отказывалось в полной мере верить в то, что он не только склеил двух сногшибательных красоток за один вечер, но и успел испробовать несколько видов крепких алкогольных напитков и сыграть в казино.       Чуть расфокусированный взгляд прошёлся по номеру, роскошь которого чуть пугала. Адам прикрыл глаза, силясь отогнать широкую улыбку, и мысленно позвал Михаила. Смущение проснулось неожиданно, когда Адам резко вспомнил, как он просил Михаила забрать контроль, испугавшись, что просто опозорится перед девушкой, которая сама затащила его в туалетную комнату в клубе.       Воспоминания закрутились перед глазами калейдоскопом картинок, отражая изобилие полученных эмоций. Адам хмыкнул, когда в голове мелькнула удивительно здравая для плывущего сознания мысль о том, что завтра он явно сочтёт это всё нереальным сном. Запоздалое понимание, что Михаил не отозвался, побудило встрепенуться. Нега, переполняющая тело вместе с лёгкостью, нехотя отступила.        — Михаил, — настойчиво и чуть встревожено позвал он вслух. — Или у меня глюки, или ты… пропал, — собственная фраза почему-то вызвала приступ неконтролируемого смеха, и Адам зажал себе рот ладонью.        — Адам, я отвечал тебе трижды, — абсолютно человеческий тяжёлый вздох рассмешил ещё больше. Адам честно попытался остановиться, но задача оказалась непосильной. — Полагаю, мне стоит снизить уровень алкоголя в твоей крови, — странный тон Михаила неожиданно заставил встряхнуться.       Адам сел на кровати, втянул в себя воздух, силясь прекратить икоту, которая началась, казалось, в одно неуловимое мгновение, и заставил себя сосредоточиться настолько, насколько это в принципе было возможно. Взгляд прояснился, и Адам моргнул, сообразив, что в данный момент проекцией является не он, а Михаил. Удивление было таким сильным, что частично отрезвило.        — Погоди-ка, — Адам покачнулся, почти потерял мысль, когда понимание, что кровать плывёт по волнам, спровоцировало новый приступ смеха, но замотал головой и заставил себя уцепиться за реальность. — Мих… Михаил, а ты-то вообще трезвый? — неуверенно уточнил Адам. — То есть хрен вас ангелов знает, как на вас влияет пьяная тушка, но я, кажется, немного переборщил.        — Не способно пагубное пристрастие сосуда сказаться на ангельской сущности, которая обитель свою обрела в нём, — фраза прозвучала настолько высокопарно, что Адам прыснул в кулак, а затем посмотрел на Михаила внимательнее и тут же вздрогнул, заметив что глаза того смотрят одновременно на противоположные стены. — Дух тлетворному влиянию молекул соединений не подвержен, — продолжил Михаил всё с тем же пафосом, который значительно смазался от нечёткого произношения слов.        — Ага, я так и понял, — громко фыркнул Адам, окончательно уверяясь в том, что алкоголь подействовал и на Михаила. Попытка подсчитать, сколько раз они менялись в отношении контроля, провалилась, и Адам, мысленно махнув на бесполезное занятие рукой, жизнерадостно резюмировал: — Чувак, у меня для тебя плохие новости. Не знаю, что у тебя там с духом, но набрался ты здорово.        — Алкоголем отравлен ты, — упрямо возразил Михаил. — Я же должен с Дином поговорить.        — Стоп, стоп, стоп, — Адам подпрыгнул и с сожалением отметил, что трезвеет куда скорее, чем ему бы хотелось. — Какое нафиг поговорить? В таком состоянии? Да он тебя одной левой сейчас уложит. То есть меня… Ну в смысле моё тело, — нужная формулировка заставила шумно выдохнуть с облегчением, когда была найдена.        — Действия, что описал ты, осуществлять я не намерен, — уверенно заявил Михаил, и Адам прыснул с новой силой, сам не понимая, почему. Михаил, казалось, задумался, а потом медленно выдал: — Вещаю я о том, что драться с Дином я не желаю. Лишь сожаление ему выразить своё.        — Сожаление? — Адам с трудом свёл брови, смутно припоминая, что жест помогает выразить непонимание, а потом решительно тряхнул головой. Остатки здравого смысла упрямо подсказывали, что веселье закончилось. — Так дело не пойдёт, — огорчённо признал Адам вслух и тяжело вздохнул. — Ты можешь меня протрезвить? Ну и было бы ещё супер, если бы ты при этом меня не покалечил.        — Запрашиваемое тобой действие никакого труда не представляет для меня, — почти обиженно выдал Михаил, но на этот раз Адам поймал себя на мысли, что смеяться перехотелось.       По телу прошла неприятная дрожь, едва Михаил как-то неуклюже шевельнул рукой. Желудок сделал странный кульбит, а к горлу на мгновение подкатила тошнота, которая, впрочем, тут же отступила. Адам глубоко вдохнул, стараясь не пугаться тому, как стремительно сначала темнеет, а затем резко светлеет перед глазами. Михаил зачем-то выпятил губу и пристально смотрел на него.        — Так, — растерянность мешалась, но не желала уходить и только усиливалась по мере того, как воспоминания подгружались в уже протрезвевшем разуме. Адам провёл рукой по лицу, чувствуя, как оно начинает полыхать. — Боже… — не сдержавшись, обречённо прошептал он.        — Отец мой покинул нас всех, — незамедлительно отреагировал Михаил, и за простой фразой почудилась такая боль, сейчас не спрятанная за ледяной бронёй невозмутимости, что Адам резко проглотил ироничный комментарий, который почти сорвался с языка. — Но, быть может, прощение нам дарует он, если…        — Эмм, Михаил, давай-ка лучше о Дине, — быстро перебил Адам, когда щемящая тоска и болезненная, отравляющая надежда разлились в пространстве и, казалось, наполнили собой комнату вместо воздуха. В голове пронеслась догадка, что сейчас он сам ощущает эмоции Михаила так чётко потому, что тот никак их не сдерживает, но принесла не облегчение, а горький комок, мгновенно застрявший в горле. Адам с трудом сглотнул, стараясь не вспоминать, как отчаянно ждал каждого визита Джона. — Михаил, слушай, я без понятия, что ты там себе придумал, но к Дину тебе сейчас нельзя.        — Почему? — почти детская непосредственность и такая же обида, моментально проступившие в голосе Михаила загнали в тупик окончательно. Адам нервно облизал губы, пытаясь сообразить, какой ответ нетрезвое сознание Михаила хоть как-то воспримет. — Целью нашей было понять его. И я понял. Но теперь потребность есть у меня, что требует удовлетворения. Поговорить я должен с ним. Донести до него, что жалость я к нему испытываю.        — Так, стоп, — Адам вскинул руки в останавливающем жесте и окончательно выбросил из головы идею о подборе слов. — Чувак, вот как раз это очень плохая идея. Понятия блин не имею, что ты считаешь, что понял, но если ты заявишься к Дину настолько пьяный и начнёшь ему заливать о жалости, то в лучшем случае он просто снова куда-нибудь тебя телепортнёт, а в худшем — наделает в тебе, то есть в моей тушке, лишних дырок. Я, может, и не знаю Дина, но тут не надо много мозгов, чтобы предсказать его реакцию.        — Понял я, что глубоко несчастен он, — Михаил, казалось, пропустил мимо ушей большую часть весьма экспрессивной речи, и Адам только зажмурился, понимая, что, скорее всего, так и было. — Всё это, — Михаил пространно взмахнул рукой, и Адам нахмурился, не понимая, имеет тот в виду обстановку номера отеля или их развлечения в целом. — Удовлетворения душе никакого оно не несёт. Радость, что случается в обретения момент, скоротечна, и не может подлинного счастья дать. Очевидно, Дин сбежать пытается от самого себя, изыскивая развлечения всё новые и новые. Но не могут принести они ему счастья настоящего.        — Нифига себе, — Адам моргнул. — Ладно, это… явно больше, чем я надеялся, — признал он и заставил себя встряхнуться. — То есть я рассчитывал, что ты хотя бы задумаешься, но сейчас ты походу реально готов понимать.        — Знал изначально ты, что времяпровождение, тобой предложенное, понять Дина по-настоящему мне не поможет? — в голосе Михаила не было угрозы, только какая-то грустная растерянность, и Адам, напрягшийся в начале вопроса, с облегчением выдохнул. — Зачем тогда ввёл меня в заблуждение ты?        — Да не вводил я… — раздражённо начал Адам, но тут же сообразил, что тон лучше сменить. — Михаил, ты не обижайся, — уже куда осторожнее и спокойнее продолжил он, — но ты реально нифига не ориентируешься в мире людей. Похоже, совсем. Потому что ты на полном серьёзе согласился с тем, что я предложил и даже не спросил, а не лучше ли нам заглянуть в Ад, например? Я не к тому, что хотел бы, но ты реально не видел, что важно на самом деле, а что — нет.        — Но вижу я теперь, — медленно кивнул Михаил. Адам дёрнулся, когда глаза того вновь уставились в разные стороны, с такой естественностью, словно это было абсолютно обыденным явлением. — Это целью твоей являлось? Позволить мне самому понять, насколько заблуждался я?        — Ну не прямо так, — Адам вздохнул, не особо задумываясь, в который раз это делает. — Просто есть вещи, которые реально не объяснишь на пальцах, Михаил. Я тебе мог бы сколько угодно рассказывать, что за легкомыслием Дина стоит дофига всего, но это бы ни черта не поменяло. А сейчас ты это и сам понимаешь. Ну и вообще-то было весело, — намного тише добавил Адам, отчаянно отгоняя воспоминания, заставляющие щёки пламенеть.        — У Дина истёрзанная душа, — неожиданно удивительно трезво, с ранящей едва ли не физически горечью констатировал Михаил. — Я могу её исцелить. Мне необходимо увидеть его. Поговорить с ним желаю я в момент этот сильнее, чем желал чего-либо, когда позволял себе это.        — Так, это всё, конечно, классно, — Адам поднялся на ноги и подошёл к Михаилу. — Ну, типа будет здорово, если ты с Дином будешь просто разговаривать. Вроде как знаешь, в драке обычно участвуют две стороны, и если одна этого не хочет, то и драка вряд ли будет. Ну, то есть в любом другом случае это было бы избиение, но ты же типа архангел… — Адам резко оборвал себя, заподозрив, что Михаил протрезвил его не до конца. — Короче, я просто пытаюсь сказать, что давай-ка мы лучше двинем на Небеса. Ты сам говорил, что там время течёт по-другому, здесь и пары минут не пройдёт, пока ты там… эмм, избавишься от влияния алкоголя и разберёшься с сосудом.        — Должен другим сосудом воспользоваться я, — Михаил будто бы опомнился. — Понимаю теперь я, что Дину лишь боли добавил, когда в качестве сосуда использовал тебя. Правота сейчас тебе принадлежит, — Михаил кивнул и так и оставил голову склонённой.        — Ну, вау теперь. Офигеть однако, насколько ангел может прозреть, если напоить его смесью джина, виски и текилы, — Адам криво улыбнулся, гадая, уж не вздумал ли Михаил спать стоя. — Эмм, Михаил, Небеса, — напомнил он, максимально сокращая набор слов, чтобы чётче донести суть.        — Да, — Михаил резко встрепенулся, а в следующий момент Адам почувствовал, что земля уходит из-под ног, сменяясь невесомостью.              

***

             Сэм медленно выплыл из удивительно приятного сна, в котором огромный моллюск, чудом обретший способность говорить, увлекательно рассказывал ему о временах, когда человек ещё не появился на Земле. Нехотя разлепив глаза, Сэм усмехнулся, признавая, что, несмотря на сюрреализм ситуации, рассказ был потрясающе логичным и увлекательным.       Понимание, что подбородок упирается в чью-то макушку, едва не заставило подскочить над кроватью. Остатки сна улетучились моментально. Сэм судорожно сглотнул и едва обречённо не застонал, когда окончательно пробудившаяся память выдала в красках ночной разговор с Ником и его последствия. Сэм неспешно, сам не понимая, чего именно опасается, приподнял голову и осмотрелся.       Ник, который выглядел спящим, умудрился прижаться к нему всем телом. Сэм подавился вдохом, когда взгляд дошёл до их причудливо запутавшихся ног. Понимание, что привычный утренний стояк упирается Нику в бедро, заставило кровь прилить к голове с такой силой, что щеки разве что чудом не загорелись буквально вместе с шеей. Беспомощный стон вырвался непроизвольно.        — Сэмми? — Ник мгновенно поднял голову и поймал его взгляд. Сэм замер, глядя в голубые глаза, где не было ни намёка на сонливость, но отчётливо читалась умеренная тревога. — Кошмар? — лаконично, но на удивление серьёзно уточнил Ник, встрепенувшись сильнее прежнего.        — Если только наяву, — неслушающимися губами едва слышно прошептал Сэм, но уже через мгновение сообразил, что Ник, разумеется, услышал. Обида, моментально отразившаяся в глазах Ника, только подтвердила опоздавшее на критичную долю секунды понимание. — Проклятье. Я не имел в виду тебя, Ник. Дело не… Мне нужно в ванную. Прости.        — Сэмми… — неподдельная растерянность в голосе Ника почти заставила остановиться, когда ноги уже коснулись пола.        — Ник, пожалуйста, — взмолился Сэм и практически вскочил с кровати. Стыд, который он ни разу в жизни не испытывал настолько полно, жёгся тугим комком в районе солнечного сплетения. — Я не могу… Я просто не могу об этом говорить с тобой. Просто дай мне десять минут. Пожалуйста.       Не дожидаясь ответа, Сэм преодолел расстояние до ванной трусцой и рвано выдохнул, едва дверь захлопнулась за его спиной. В голове вертелась настойчивая мысль, что ничего непонимающий и явно обиженный Ник сейчас просто уйдёт, но даже она не могла заставить выйти обратно и попытаться прочесть лекцию по биологии. Сэм вжался спиной в стену около двери.       Сердце билось как сумасшедшее, периодически сбиваясь с ритма, а член болезненно ныл, требуя к себе внимания. Отчаяние, проявившееся лёгкой тошнотой, толкнуло ощутимо приложиться затылком о холодную плитку, но действие не принесло даже намёка на облегчение. Уверенное знание, что обычно утренняя проблема решалась несоизмеримо проще, не добавило спокойствия.       Возбуждение явно не собиралось идти на спад, и Сэм сдался, горько признавая, что ещё более стыдно ему стать уже просто не может. Рука легко скользнула под резинку пижамных штанов, натянутых вчера наспех прямо на голое тело. Воображение услужливо начало рисовать образ симпатичной брюнетки, но неожиданно засбоило. Сэм задушено всхлипнул, когда в итоге в голове сложился образ Ника.       Здравый смысл хладнокровно попытался привести доводы о том, что это не более чем последствие непривычно близкого контакта, но Сэм только отмахнулся. Отвращение к себе, едва в памяти всплыло то, как Ник с какой-то почти детской непосредственностью и невинным трепетом изучал его с помощью прикосновений, перешло предел выносимости. Сэм вцепился зубами себе в запястье, сдерживая крик.       Мысли метались как взбесившийся рой пчёл. Возбуждение наконец-то схлынуло, но оставило после себя едкую горечь понимания, до чего он докатился. Сбежать из собственного тела хотелось нестерпимо. Отказываясь разбираться, что бьёт больнее: осознание, что его может привлекать мужчина или то, что этим мужчиной оказался Ник, Сэм подошёл к раковине, дёрнул кран и плеснул на лицо ледяной воды.       Щеки обожгло снова и неприятно закололо от разницы температур. Глаза подозрительно защипало. Присущая обычно решимость настойчиво требовала прекратить вести себя как кисейная барышня и принять свалившееся откровение достойно, но сил на это не находилось. Сэм зажмурился, ловя себя на желании утопиться, что могло хотя бы избавить от объяснений, к которым он не был готов.       Осторожный стук в дверь заставил не просто вздрогнуть, но подпрыгнуть на месте. Паника обрушилась волной, заставляя пульс ускориться, а дыхание — стать прерывистым. Одной рукой зачем-то пытаясь пригладить волосы, второй Сэм схватил зубную щётку, но тут же отбросил её в сторону. Стук повторился. Сэм дёрнулся, а затем неожиданно для себя глубоко и ровно вздохнул.       Все эмоции, которые раздирали на части, словно вдруг слились воедино и одним махом преодолели барьер, за которым скрывалось смирение. Дыхание медленно начало выравниваться, а нервная дрожь, успевшая охватить всё тело, постепенно отступала. Сэм нехотя бросил взгляд в зеркало и с удивлением понял, что за исключением чуть розовеющих щёк, он выглядит вполне обычно.        — Пару минут, Ник, — Сэм не стал повышать голос, памятуя, что абсолютный ангельский слух позволит Нику без труда разобрать сказанное.       Молчание послужило единственным ответом, но тихие шаги, подсказавшие, что Ник удалился куда-то вглубь комнаты, показались хоть сколько-то хорошим знаком. Сэм честно признался себе, что шелест крыльев он ожидал услышать больше. Подхватив отброшенную ранее щётку, Сэм потянулся к тюбику с зубной пастой. В голове неожиданно воцарилась блаженная пустота.       Идеи, что делать дальше и как продолжать общаться с Ником, не выдавая при этом свои неожиданно вспыхнувшие желания, отсутствовали. Машинально чистя зубы, Сэм попытался успокоить себя тем, что у него будет целый день на работе на размышления. Какая-то полуосознанная мысль проскользила по краю сознания и заставила нахмуриться. Сэм сосредоточился.       Цепочка выстраивалась нехотя, разматываясь с конца. Бар. Визит Ника туда вчера днём. Дорога к отелю после первого рабочего дня и встреча с вампирами в переулке. Разговор с Ником в том же переулке. Сэм застыл, забыв выплюнуть пасту. Рот жгло, но это не шло ни в какое сравнение с обжигающим холодом, который быстро распространился по телу от случайной догадки.       Сэм замотал головой, отказываясь верить сам себе, но слова Ника о том, что сюда его привёл поиск сосуда, звенели в ушах так чётко, будто он стоял рядом и произносил их прямо сейчас. Сэм автоматически всё-таки прополоскал рот водой, пока разум быстро перебирал факты, отложил щётку на полочку и с шумом втянул в себя воздух. Догадка стремительно превращалась в уверенность.       Ник явно не искал никаких знакомств и не выглядел заинтересованным в осмотре города ни на гран. Но был подозрительно заинтересован лично в нём. Горечь подкатила к горлу на осознании, как чётко предположение объясняет странную потребность Ника и его неиссякаемую заботу. Сэм закрыл лицо руками, отказываясь верить, но и интуитивно ощущая, что это правда.       К двери он подошёл на негнущихся ногах. Рука легла на ручку, показавшуюся вдруг чужеродным, будто бы никогда и незнакомым предметом. В висках медленно зарождалась боль. Мозг бодро утверждал, что заторможенность вполне нормальное последствие эмоциональных потрясений, пережитых за убийственно короткий срок, но Сэм практически не воспринимал информацию.        — Сэмми? — Ник впился в него взглядом, едва Сэм распахнул дверь, а в следующий миг оказался рядом, похоже, переместившись перелётом.        — Я твой сосуд, да? Тот, который ты здесь искал? — не найдя в себе сил ни на какие словесные реверансы, Сэм задал вопросы прямо. В голове пронеслась отвлечённая, но уместная мысль, что если Дин может быть сосудом для архангела, то нет ничего удивительного в том, что он сам сгодится какому-нибудь рядовому ангелу. Сэм перевёл взгляд на лицо Ника, с которого разом схлынули все краски, заметил бурю в его глазах и почувствовал, как внутри что-то обрывается. — Зачем, Ник? — бессильный шёпот сорвался с губ то ли мольбой, то ли обвинением. — Зачем было позволять мне верить, что я могу быть нужен сам по себе? Это…        — Сэмми, нет, — Ник, застывший каменным изваянием после первого вопроса, отмер так неожиданно, что Сэм вздрогнул.        — Нет? Что именно нет, Ник? — ровный тон не давался, хотя Сэм прикладывал титанические усилия. Никак не желающая умирать надежда яростно царапалась в груди, сражаясь за своё существование, и толкала допустить иные варианты: — Я чудовищно ошибся? Ты пришёл искать сосуд, но встретил меня и забыл первоначальную цель? Ник, я просто… Скажи, что это неправда. И я тебе поверю. Серьёзно, я готов…        — Сэм, я не… — Ник перебил, но умолк едва начав говорить, и сжал губы настолько, что они превратились даже не в тонкую линию, а в едва заметную глазу нить.        — Значит, правда, — Сэм кивнул, выражая горькое понимание, и нашёл в себе силы выдавить кривую усмешку. — Мне жаль тебя разочаровывать, но кофе с другого конца земного шара будет недостаточно, чтобы я дал тебе согласие использовать моё тело. Ничего не будет достаточно, Ник.        — Сэмми, я не пытался… — безграничное отчаяние в голосе, который резко начал казаться чужим, хотя успел стать привычным, отозвалось болезненным уколом внутри, но Сэм только упрямо стиснул зубы. Понимать, что всё, что делал Ник, было только ради того, чтобы расположить к себе свой сосуд, было невыносимо. Кислотная обида мешалась со стыдом за утро, который после осознания собственной глупости и слепоты ощущался ещё ярче. — Я… — Ник, которого колотила заметная дрожь, шагнул к нему, и Сэм невольно попятился.        — А что ты тогда пытался, Ник? — разговор не хотелось продолжать катастрофически. — Будешь утверждать, что твоей целью не было получение моего согласия? — Сэм зажмурился на мгновение, когда Ник обречённо мотнул головой в знак отрицания.       Воздуха резко показалось мало. Холодный голос разума безразлично подсказывал, что он предупреждал, но легче от этого не становилось ни на йоту. Глаза вновь угрожающе зачесались. Ник неожиданно вскинул откровенно дрожащую руку и потянулся к нему. В горле мгновенно образовался ком. Сэм отвёл взгляд, не в силах смотреть на жест откровенной мольбы, на который не мог ответить.        — Сэмми… — в голосе Ника звенело что-то настолько похожее на слёзы, что Сэм сжал кулак, до боли впиваясь ногтями в собственную ладонь.        — Уходи, Ник, — ценой чудовищного усилия воли выдавил из себя Сэм, задыхаясь от потребности остаться в одиночестве. — Если ты хоть что-то… — голос сорвался, а Сэм с удивлением осознал, что щеки у него мокрые.        — Ты просил меня не уходить, — глухо и без какого-либо выражения отозвался Ник и медленно опустил руку, на которой Сэму причудился ожог.        — А теперь прошу уйти, — эмоции взорвались, заставляя повысить голос. — Я не могу, Ник. Я не могу… Сейчас я вижу только то, что каждый твой поступок был просто средством очаровать глупую обезьяну, которая более заманчивый костюмчик, чем имеющийся. И я не могу даже злиться на тебя, потому что слепым был я сам. Ты не лгал и сразу сказал, зачем ты здесь. Мне стоило догадаться раньше.        — Сэмми, ты не обезьяна…        — Не называй меня так, — терпение, которое к удивлению Сэма ещё оставалось, лопнуло с треском, и голова взорвалась болью. — И не надо выделять меня так. Только не так. Не потому, что я подходящий… — горло пережало спазмом, и фраза повисла незаконченной, оставляя тягостный шлейф в пространстве. — Уходи, Ник. Пожалуйста. Если ты действительно испытываешь хоть что-то… настоящее ко мне, уходи. Я не… — Сэм тяжело опёрся о стену, когда Ник исчез с места, не оставив после себя даже шелеста крыльев, и прошептал окончание мысли уже в пустоту, — могу. Не могу… — бессмысленно повторил он, глотая злые едкие слёзы.              

***

      

      Ад в буквальном смысле падал на голову. Люцифер полубезумным взглядом окинул тронный зал, потолок которого осыпался вниз неровными кусками, и замер, когда заметил скрюченную фигуру в нескольких ярдах от трона, который оставался целым только потому, что на нём сидел он сам. С грохотом обрушилась одна из колонн. Люцифер прищурился, когда сознание неожиданно прояснилось.       Мэг, перепачканная кровью от макушки до пят, прикрывала голову, но даже не пыталась покинуть зал. В мыслях размытой вспышкой пронеслось воспоминание, что демонов в зале, когда он явился, было намного больше. Небрежный щелчок пальцев не просто остановил разрушение, но и восстановил помещение в первозданном виде, а Люцифер, не узнавая свой голос, позвал:        — Подойди, дитя.        — Отец, — обращение прозвучало всхлипом, но Мэг тут же сомкнула губы и, то ли не имея возможности встать, то ли опасаясь это делать, поползла к трону на коленях. Сцена почему-то отозвалась уколом отвращения к себе. Люцифер дёрнул щекой. — Отец, чем бы мы ни прогневили тебя, я…        — Встань, — мягко велел Люцифер, ещё одним небрежным щелчком исцеляя любые повреждения, которые у Мэг могли иметься. — Где остальные? — поинтересовался Люцифер теперь умышленно ласковым тоном, таящим в себе опасность, когда Мэг вскочила на ноги и явно собиралась начать благодарить.        — Они… — Мэг резко замерла на месте и, казалось, готова была начать пятиться в любой момент. — Они сбежали, когда гнев твой обрушился на нас, — наконец на одном дыхании выпалила она.        — Сбежали? — ласковее прежнего уточнил Люцифер, чувствуя, как внутри занимается безудержная радость от осознания, что ярость можно сорвать на ком-то, кто на самом деле этого заслуживает. Обдумывать, с каких пор его беспокоит справедливость, Люцифер категорически отказался и позволил глазам полыхнуть краснотой ярче прежнего. — Приведи их сюда. Каждого. И предупреди, что того, кто ослушается, ждут муки, которые их скудные мозги вообразить не могут.        — Отец, я… — Мэг запнулась, сильно вздрогнула, когда Люцифер позволил каменной крошке вновь посыпаться с потолка, и скороговоркой выдала, прежде чем метнуться к дверям: — Я немедленно всё сделаю.        — Вот и умница, — Люцифер сверкнул глазами и расплылся в широкой улыбке, предвкушая возможность сжать в руке трепещущее человеческое сердце.              

***

      

      Михаил внимательно осмотрел свой новый сосуд, который на удивление подходил весьма неплохо, и обернулся к Адаму. Тот этого явно даже не заметил, как-то недоверчиво ощупывая себя. Михаил свёл брови, не до конца понимая, является ли поведение следствием сомнений Адама в том, что он действительно полноправный хозяин своего тела. Мысли всё ещё незначительно путались.        — Адам, ты в порядке? — уточнил Михаил вслух, замер, анализируя звучание нового голоса, но быстро вернул своё внимание беседе.        — А? — растерянность, отразившаяся в вопросе, и полное непонимание в глазах Адама, когда он вскинул голову, задержались лишь на мгновение. — А, да, — уже осмысленно добавил он и широко улыбнулся. — Всё вообще супер. У меня чувство такое, что я горы могу свернуть, столько энергии.        — Я обещал, что когда я уйду, ты останешься лучше, чем новым, — кивнул Михаил, подчёркивая само собой разумеющийся для него, но, очевидно, не для Адама факт. — Наоми приведёт твою мать, и я доставлю вас в ваш дом. Все проблемы с ним уже улажены.        — Серьёзно? — Адам с заметным недоверием приоткрыл рот и уставился на него с восторженным изумлением. Михаил слегка нахмурился, когда понял, что ощущает неловкость. Эмоции, разбуженные в полноценном спектре за часы, проведённые на Земле, не желали полностью поддаваться контролю. Михаил поджал губы, осознавая, что это недопустимо, но не находя достаточно желания исправить сбой. — Чёрт, я просто… Ладно, это как в сказке. И я… Спасибо, — Адам неожиданно порывисто вскочил на ноги, почти бегом преодолел разделяющее их расстояние, и явно хотел обнять, но в последнее мгновение ограничился тем, что вцепился в его плечо. — Михаил, я правда… Спасибо тебе за всё. И если тебе когда-нибудь будет нужна помощь, я всегда готов.        — Надеюсь, мне больше не придётся тебя беспокоить, Адам. Но я благодарен тебе за предложение, — Михаил кивнул.        — Эмм, ладно, — Адам явно пытался скрыть счастливую улыбку, но не слишком преуспевал. — Слушай, а кто этот сосуд? В смысле я понял, кто-то там из предков, но… — Адам осёкся, когда отворилась дверь, резко развернулся, а затем неверяще выдохнул: — Мама.        — Кейт Миллиган, — официально отчиталась Наоми, но её явно никто не услышал.        — Адам? — Кейт, женщина средних лет приятной внешности, выглядела растерянной, но сразу же протянула руки к Адаму, который бросился к ней. Михаил замер, не понимая, почему сцена человеческих объятий вызывает такую гамму чувств. Наоми смотрела абсолютно равнодушным взглядом. — Сынок, но ты же… Я… Я ничего не понимаю. Что происходит?        — Мам, я всё тебе объясню, хорошо? Вернёмся домой и будем разговаривать хоть до глубокой ночи, как привыкли, ладно? — Адам смеялся и плакал одновременно и только крепче цеплялся за предплечья Кейт, словно опасаясь, что она сейчас растает в воздухе. — Михаил, я…        — Закройте глаза, — безличным тоном, который позволял скрыть недопустимые эмоции, посоветовал Михаил, кивнул Наоми, отпуская её, и сжал плечо Адама.       Крылья послушно взметнулись за спиной, видимые лишь тенью, пока сущность была ограничена сосудом. Перелёт, в котором утонул изумлённый женский крик, привёл в неброско, но уютно обставленную комнату. Память, после короткого мига сомнения, подсказала, что люди называют её гостиной. Адам задохнулся и завертел головой, очевидно, пытаясь рассмотреть всё и сразу.        — Мы дома? — голос Кейт дрогнул, а её глаза расширились. — Но как это возможно? Почему?.. Ведь те твари…        — Мам, нет больше никаких тварей, всё хорошо, — Адам сглотнул с такой силой, что его кадык дёрнулся. — Чёрт, я… Михаил, я просто… Спасибо, — Михаил с недоумением моргнул, когда Адам, на этот раз без колебаний, подошёл к нему и неловко обнял. — Спасибо.        — Удачи, Адам, — подходящая фраза уместно слетела с губ, а Михаил сорвался в полёт, чувствуя, как где-то глубоко внутри разрастается отчаяние, которое он в принципе не должен был ощущать.       Собственный кабинет неожиданно показался чужим. Михаил тяжело опустился в кресло и прикрыл глаза. Внутри стремительно разрасталась пустота, появившаяся после ухода из тела Адама. Желание увидеть Дина жгло сильнее, чем могла бы обжечь любая звезда даже в непосредственной близости. Тоска по Адаму нарастала с каждым проходящим мгновением.       Пальцы невольно сжали подлокотники. На миг промелькнуло яркое желание вернуться в гарнизон на Земле, обернуть время вспять и не отпустить никуда хотя бы Адама. Михаил стиснул зубы, в который раз напоминая себе, что эмоции недопустимы, но никакого эффекта это не возымело. Холод, когда-то сдерживаемый контролем, а затем теплом, исходящим от Адама, стремительно захватывал в свой плен.       Разум настаивал, что сбой случился в тот момент, когда взгляд остановился на Дине, который с отчаянной абсолютной решимостью убивал вампира, и должен быть устранён немедленно. Всё существо отзывалось протестом, апеллируя к тому, что настолько живым оно ощущало себя в те времена, когда Люцифер ещё не пал, и это ни в коем случае нельзя уничтожать.       Веко непроизвольно дёрнулось, и Михаил не сразу понял, что реакция принадлежит ему самому в силу того, что теперешний сосуд был лишь телом, лишённым души. Рациональное рассуждение, что расставание с ним хотя бы не будет иметь таких последствий как с Адамом, перекрылось болью от того, что он не находится рядом с Дином. Остатки выдержки разлетелись стеклянной крошкой.        — Захария, — имя прозвучало вслух лишь для обозначения цели призыва, который Михаил использовал как самый быстрый, хотя и отнюдь негуманный способ. Захария рухнул на пол уже через мгновение и закашлялся. — Где он? — сразу же перешёл к сути Михаил, не утруждая себя ожиданием, которое грозило если и не уничтожить, то свести с ума. Холод стремительно утверждал своё господство. — Дин, — всё-таки уточнил Михаил, отказываясь размышлять о том, что будет делать, если Захария не успел воплотить свою последнюю идею в жизнь.        — В альтернативной реальности, — несмотря на улавливаемый гнев, Захария отчитался поспешно, выдерживая уважительный тон. — Я не причинял…        — Покажи, — потребовал Михаил, сдаваясь незнакомому ранее нетерпению. Картинки пронеслись перед глазами вереницей, а крылья сорвали в полёт раньше, чем в пространство упало веское и непререкаемое: — Оставайся здесь.              

***

      

      Люцифер с отстранённой, умышленно преувеличенной задумчивостью оглядел ещё пульсирующее сердце, которое сжимал в окровавленной ладони, и небрежно отбросил его в сторону. Хищный взгляд прошёлся по залу, и внутри вспыхнуло разочарование. За исключением Мэг, которая напоминала высеченную из камня статую, все демоны были мертвы.       Переступив через чью-то ногу, Люцифер равнодушно осмотрел пол, залитый кровью настолько, что он казался поверхностью красного озера, и склонил голову к плечу, рассматривая Мэг. Любопытство временно потеснило ничуть не утихшую ярость и сопровождающую её жажду разрушения. Хладнокровие, которое изо всех сил старалась продемонстрировать Мэг, позабавило. Люцифер прищурился.       Странная мысль о том, что Мэг можно использовать не только в качестве толковой ассистентки, промелькнула в голове, но вызвала только отторжение. Люцифер скривил губы, когда допущение, что он сам будет прикасаться к Мэг или она к нему отозвалось почти физической тошнотой. Люцифер дёрнул щекой и вскинул руку. Все последствия расправы над демонами исчезли по щелчку.        — Новости? — буднично поинтересовался Люцифер, окончательно отодвинул ярость, что потребовало изрядного усилия воли и, задумчиво оглядев себя, ещё одним щелчком привёл практически полностью пропитанную кровью одежду в порядок. — Мой дорогой братец действительно обновил гардероб?        — Б-братец? — Мэг заикнулась, вздрогнула, но удивительно быстро вернула себе самообладание. — Я… я проверила информацию, она подтвердилась, — лаконичный, выданный едва ли не скороговоркой ответ натолкнул на мысль, что больше Мэг не произнесёт при нём ни единого лишнего слова.       Люцифер поморщился, ощущая раздражение. Здравый смысл холодно напомнил, что у него больше нет того, из-за кого ему вообще были нужны советы или их подобие. Ярость полыхнула с новой силой мгновенно, поглощая собой боль и давая возможность её не чувствовать. Зал затрясло. Мэг отступила на шаг, но явно заставила себя остановиться и не двинулась дальше.        — Значит, Мишель теперь в новеньком костюмчике. Чудно, — Люцифер растянул губы в улыбке. Попытка обдумать новость и просчитать её последствия провалилась под треск ярости, рвущейся оставить от мира выжженную пустыню. Идея, на ком можно выместить хотя бы какую-то, пусть и мизерно малую часть злости, пронеслась в голове озарением. Улыбка стала шире. — Как ты сказала, зовут жалкого кровососа, который замутил с пернатыми?        — Кровососа?.. — Мэг моргнула, а затем быстро, словно опасаясь, что за неправильный или недостаточно расторопный ответ её испепелят на месте, выпалила: — Карлайл. Глава…        — Да хоть задница, — улыбка переросла в предвкушающую недобрую усмешку. — Достань мне его. И проследи, чтобы демоны осуществляли наш план живее. Разумеется, если они хотят остаться в живых, — Люцифер перешёл на доверительный шёпот, пропитанный притворной заботой.        — Я… Отец, я выполню любой твой приказ, но это неподалёку от Гарбера, и ты велел…        — Тебе что-то непонятно? — вкрадчивым тоном перебил Люцифер и удовлетворённо сверкнул глазами, когда Мэг отрицательно замотала головой и попятилась к дверям. — И притащи кого-нибудь из тех, кто ошивается с Голодом. По-моему, наш драгоценный всадник недопустимо отлынивает от своих обязанностей, ты так не думаешь?        — Я… — Мэг явно силилась выдавить улыбку, но не преуспела. — Я не знаю, отец. Но я выполню все твои… — она с заметным облегчением умолкла и выскользнула за дверь, заметив разрешающий жест.       Люцифер нехотя опустился на трон, поерзал и приподнялся. Рука быстро нашла палец, который необъяснимым образом остался после уборки. Закатив глаза, Люцифер превратил его в кровавую пыль и опустился обратно, ожидая, когда появится цель крупнее. Где-то внутри нарастал бунт, требующий не питать холод, а любой ценой вернуть тепло, но Люцифер только стиснул зубы и усилил контроль.              

***

      

      Сэм, устав мерить шагами комнату в очередной раз, тяжело опустился в кресло и с трудом подавил порыв тут же с него вскочить, когда память услужливо подбросила образ сидящего в нём Ника. Взгляд самовольно метнулся к будильнику на прикроватной тумбочке. Тот безразлично подсказал, что с момента исчезновения Ника прошло тридцать семь минут. В груди жгло.       Откинувшись на спинку, Сэм с силой зажмурился. Голова казалась тяжёлой, как выбранная не по размеру гиря, а мысли спутались в ядовитый клубок, откуда едва получалось вычленить что-то отдельное. Не иначе как чудом сохранившийся здравый смысл подсказывал, что в его состоянии нет ничего нормального, и, с высокой вероятностью, Ник как-то на него воздействовал.       Вдох получился надрывным. Сэм машинально запустил пальцы в волосы, прочесал их и нехотя открыл глаза. Понимание, что он чувствует себя так, словно потерял близкого человека, с которым за плечами совместно проведённые годы, заставляло прислушиваться к доводам рассудка и хотя бы пытаться анализировать ситуацию. Но данных для анализа не хватало катастрофически.       Споткнувшись на очередном вздохе, Сэм честно признался себе, что на самом деле ему не хватает желания. Первая обида, слишком яркая и острая, превосходящая всё, что он чувствовал после ссор с Дином, поблёкла достаточно, чтобы перестать затмевать простую истину: Ника хотелось вернуть немедленно, не считаясь ни с чем. Сэм с силой втянул воздух носом.       Противоречивые желания, теснящиеся в груди, необъяснимо яркие эмоции и почти болезненная тяга, — всё это располагало задаться вопросами. Сэм покрутил в голове мысль, что его состояние может быть как-то связано с тем, что он является, очевидно, идеально подходящим Нику сосудом. Чувства тут же отбросили мысль, яростно убеждая, что без самого Ника рассуждения не стоят ничего.       Закричать хотелось нестерпимо. Подавив порыв титаническим усилием воли, Сэм вскочил на ноги, надеясь обрести хотя бы иллюзию действия, в котором остро нуждался, и возобновил движение по комнате. Телефон, когда-то ранее небрежно брошенный на столик возле коробки с китайской лапшой, притянул взгляд как магнит. Сэм сглотнул, не понимая, хочет ли позвонить Дину на самом деле.       Разум хладнокровно заметил, что попытка жить нормально уже феерично провалилась, и с этой точки зрения отдельный путь больше не имел смысла. Эмоции воспротивились, утверждая, что делать он может всё, что будет душе угодно, но ситуация, сложившаяся с Ником, Дина не касается абсолютно. Сэм вцепился в волосы теперь обеими руками и потянул за них, умышленно причиняя себе лёгкую боль.       Образ Дина всё равно ассоциировался с опорой, которая была сейчас необходима. Сэм стиснул зубы, когда осознал, что в воображении Ник упрямо оттесняет брата. Мысль, что телефона у Ника, в отличии от Дина, нет, как ни странно оказалась переломным моментом в принятии решения. Резко схватив аппарат, Сэм так и замер с ним в руке. Сомнения не отступали.       Взгляд с недоумением остановился на дрожащих пальцах, и Сэм с опозданием осознал, что тело попеременно бросает то в жар, то в холод. Наблюдение не добавило хорошего настроения, а пальцы сами пролистали список контактов. Посмотрев на номер телефона Дина ещё несколько секунд, Сэм решительно нажал кнопку вызова. Отвращение к себе тут же накрыло до тошноты.       Не умея сдаваться на полпути, Сэм всё-таки выждал семь долгих гудков, сбросил звонок, на который никто так и не ответил, и отшвырнул телефон в район кровати с такой яростью, словно тот был ядовитой змеёй, уже изготовившейся к броску. Желание хотя бы просто увидеть Ника обострилось до предела. Сэм бессильно ударил стену кулаком и решительно направился в душ.       Ледяная вода отрезвила, но не принесла облегчения. Заставив себя остаться стоять под холодными струями, Сэм сжал кулаки. Мысль, что Ник не стал ни на чём настаивать и ушёл по первой же просьбе, сильно подтачивала уверенность в том, что дело было только в сосуде, хотя полностью сломить её и не могла. Кожа покрылась мурашками, но внешний холод не заглушал тот, что возник внутри.       Нежданно проснувшееся чутьё напомнило, что одно является установленным им же фактом: какими бы мотивами не руководствовался Ник, он был искренним в каждом своём действии и порыве. Сэм сжал голову руками. Изобилие чувств, мыслей, эмоций и дефицит объяснений сводили с ума и грозили довести до исступления. Противоречия рвали на части изнутри.       Сэм на ощупь схватил с полочки бутылку с гелем и вцепился в неё так, будто она могла выступить якорем или подарить спасение от самого себя. Доведённый до автоматизма алгоритм побудил выдавить гель на ладонь и начать растирать его по рукам и груди. Сэм замер, когда палец зацепился за раковину, по-прежнему висящую на тонком шнуре на шее. Короткий диалог на острове пронёсся в голове.        — Ник, — отчаянный лихорадочный шёпот заставил Сэма усомниться в том, что он ещё в здравом уме. Кровь в венах моментально вскипела, а весь окружающий мир показался какой-то жалкой декорацией. В груди занялся ураган. Не отдавая себе до конца отчёта, что он делает, и что будет делать, если Ник отзовётся, Сэм сжал раковину так сильно, что она оцарапала кожу. — Ник, если ты меня слышишь, я… Я не знаю… Я думал, что я не могу с тобой. Но я не могу и без тебя… Я просто… Мы можем поговорить? Я не…       Едва уловимое движение воздуха заставило вздрогнуть и оборвать бессвязный лепет, который срывался с губ и заставлял ощущать себя бредящим больным лихорадкой. Сэм вгляделся в пространство, не разбираясь, застилает глаза вода или слёзы. Знакомый силуэт в дверном проёме заставил очередной вдох превратиться во всхлип. Понимание, что он выиграл и проиграл одновременно, отравляло.        — Сэм, — холодный безразличный тон, который Ник выдерживал то ли умышленно, то ли потому, что теперь ничего другого и не осталось, ударил наотмашь.       Сэм отшатнулся к стене, вжался спиной в ледяной мокрый кафель, открыл рот, но тут же закрыл его, понимая, что слова резко закончились. К Нику хотелось броситься немедленно, прижаться и больше никогда его не отпускать. От Ника хотелось сбежать туда, где получится полностью вернуть контроль над своими чувствами, сила которых пугала и явно была далека от нормальности.        — Ник, я… — страх, что молчание приведёт только к тому, что Ник исчезнет снова, но в следующий раз не ответит и на зов, толкнул говорить хоть что-нибудь. Желание коснуться обожгло до полной потери здравого смысла, и Сэм неосознанно подался вперёд и вытянул руки. — Я сам не понимаю, что… Но я… Пожалуйста, — просьба, не до конца понятная даже самому себе, прозвучала откровенно жалобно, а Сэм сдался окончательно, лишь краем затуманенного сознания признавая, что делает это добровольно.        — Сэмми, — резко изменившийся тон Ника заставил двинуться к нему, мысленно отметая любые остающиеся сомнения и возражения.       Дрожащие руки обхватили его с такой силой, что рёбра отозвались слабым хрустом, но Сэм только всхлипнул снова, ощущая, как внутри всё переворачивается от остро необходимой близости. Ощущение провала в невесомость оказалось неожиданным, но даже не напугало настолько, насколько должно было бы. Сэм моргнул, когда осознал, что он теперь лежит на кровати, а Ник — на нём.       Из горла рванулся нервный смех. Ник обхватил его руками и ногами, вжал в матрас и всем своим видом демонстрировал, что не собирается менять позу. Сэм не без труда высвободил руки и устроил их на лопатках Ника, этим жестом давая понять, что отпускать не собирается и он. Странный звук, напоминающий урчание, который издал Ник, вопреки всякой логике будто стал некой точкой.       Сэм глубоко вдохнул, отмечая, что надрыв исчез, и сжал руки крепче. Мир наконец-то перестал напоминать беснующийся океан, в котором волны нещадно швыряли из стороны в сторону, и обрёл правильность, замыкаясь в моменте. Понимание, что разговор всё равно предстоит и вряд ли сложится просто, заставило крепнущую радость чуть померкнуть.        — Ник, я… — Сэм облизал губы, и в момент просветления с сильным опозданием осознал, что обнажён. То, насколько неважным это показалось на фоне всего остального, загнало в тупик едва ли не вернее, чем предстоящая беседа. — Я хотел бы поговорить, — Сэм заставил себя собраться, понимая, что от Ника инициативы ждать глупо. — Не только о том, что я… твой сосуд, но и… Я никогда не ощущал так эмоции. Для людей в целом не слишком нормально за пару дней привязываться к кому-то с такой силой, и…        — Привязываться? — Ник приподнял голову и впился в него настолько голодным взглядом, что Сэм невольно ощутил, как к щекам уже почти привычно приливает кровь, заставляя их вспыхнуть. — Сэмми, я… — Ник с явной неохотой отнял руку, но, похоже, мгновенно переключился, когда дотянулся пальцами до его щеки.        — Привязываться, — на выдохе подтвердил Сэм, подаваясь навстречу ласковым пальцам и отказываясь воспринимать замечание от разума, что он тает от нежных, хотя и ощутимо нерешительных сейчас прикосновений Ника разве что ещё только не буквально. — Ник, я… Не знаю, насколько ты в курсе, но больно делают только те, кто действительно… важен, — Сэм в последний момент проглотил рвущееся с языка слово «дорог». — Но обычно это не так… Сейчас мне кажется, что я даже на ссоры с Дином реагировал спокойнее. А брат для меня самый близкий человек в мире. И я…        — Тебя это пугает? — неожиданно перебил Ник, против обыкновения заканчивая фразу.        — Да, — твёрдо пообещав себе не лгать Нику даже в мелочах, Сэм отозвался предельно честно, задушив опасение перед возможной ответной реакцией в зародыше. — Ник, это напугало бы любого. Слишком близко за короткий промежуток времени. Да, мне доводилось испытывать… скажем, сильную симпатию к кому-то, с кем я был знаком пару-тройку дней, но это… Она была несколько иного рода. А когда ты ушёл сейчас, я… Мне казалось, что я действительно схожу с ума.        — Сэмми, я не хотел, — воскликнул Ник так запальчиво, словно был абсолютно уверен, что ему начнут возражать. — Но ты просил, а я… — лицо Ника исказила гримаса, и Сэм тут же, лишь частично осознавая свои действия, потянулся к его лицу и аккуратно погладил скулу. Ник замер, а потом отчаянным шёпотом выдал: — Я не могу тебе отказать. Возможно, никогда и не смогу, — признание звучало так, словно Ник подписывал себе смертный приговор.        — Эй, — Сэм и сам изумился тому, насколько ласковым стал вдруг его тон. — Не надо. Я не собираюсь использовать это против тебя, Ник. Вообще ничего из того, что ты захочешь мне доверить. Я… Мне не стоило тебя прогонять. Но сама мысль, что ты… всё это… — Сэм сглотнул и прикрыл глаза, когда губы сложились в кривую улыбку. — Мне оказалась невыносима сама мысль, что ты был рядом только из-за того, что я твой сосуд. Невыносима настолько, Ник, что смотри я на ситуацию со стороны, я бы уже искал ведьму или любые другие объяснения такой стремительной и сильной привязанности.        — А если… они есть, Сэмми? — резко потухшим тоном неожиданно спросил Ник и попытался подняться.        — Что? — Сэм моргнул, но не позволил Нику встать, решительно притянув его обратно. — О чём ты говоришь?        — Взаимодействие… ангела с его истинным сосудом… оно может иметь… некоторые последствия, — Ник, казалось, выталкивал из себя слова, а в его глазах промелькнула горечь. — Для обеих сторон, — нехотя, но без уже становящихся привычными пауз добавил он.        — Так, — Сэм тряхнул головой и пресёк очередную попытку Ника выбраться из объятий. Думать о том, насколько странно они сейчас выглядят, хотелось в последнюю очередь. — Хочешь сказать, что то, как ярко и сильно я всё ощущаю рядом с тобой, связано с тем, что я твой сосуд?        — Вроде того, — с ещё большей неохотой, чем прежде отозвался Ник и отвёл взгляд. Сэм нахмурился, переместил одну руку и ухватил Ника пальцами за подбородок, побуждая вновь посмотреть на него. — Я не знаю, как объяснить это словами, Сэм. Обезьяны придумали их бессчётное множество, но они бесполезны, — что-то неуловимо изменилось, и Сэм попытался отогнать навязчивое подозрение, что Ник, говорящий с неприкрытой досадой и какой-то странной обречённостью, сдался, даже смутно не представляя, кому или чему тот бы мог. — Разве что я мог бы показать.        — Показать? — Сэм заставил себя проигнорировать холодок, моментально возникший где-то под ложечкой, не столько от слов, сказанных Ником, сколько от только усилившейся обречённой интонации, с которой тот их произнёс. — Как тогда, когда ты показывал мне свои… чувства, ощущения? — всё-таки уточнил Сэм, стараясь придерживаться спокойствия, которое резко зашаталось.        — Нет, — горечь, проступившая теперь и в голосе Ника, отозвалась вспышкой едва отступившего отчаяния, и Сэм нервно облизал губы. — Единственный способ показать это безопасно для тебя, это находиться в тебе. Тогда я смогу полностью контролировать процесс и убрать любые последствия, если они будут.        — Серьёзно? — неверяще выдавил из себя Сэм. Здравый смысл моментально взвился, крича, что позволять себе дальше обманываться верой в искренность Ника, это самоубийство. Сэм замер, не находя в себе сил пошевелиться. Тепло, исходящее от Ника и до крайности располагающее к нему тянуться, напоминало о том, насколько Нику хотелось верить. И только это удерживало от крика и нового взрыва эмоций. — Сейчас. Ты предлагаешь мне дать тебе согласие именно сейчас. Серьёзно, Ник? Когда я и без того всеми возможными и невозможными способами пытаюсь убедить себя тебе верить? Цепляюсь, как идиот за что-то, чего, возможно, вообще нет. А ты просто… не можешь по-другому объяснить. Ну, разумеется. Я что, действительно?..        — Сэмми, не надо, — Ник перебил резко, и неподдельный испуг в его голосе загасил намерение продолжать высказывать всё, что бушевало внутри. — Я… Это просто… Я хотел бы, чтобы ты знал. Но я не… Это не способ, Сэмми. Не способ, — отчаяние Ника, казалось, разлилось в воздухе и заполнило собой всё пространство.        — Проклятье, — Сэм с силой провёл рукой по лицу и попытался максимально восстановить спокойствие, что виделось невыполнимой задачей. — Ник, слушай, я не хочу… повторения. Не хочу, чтобы ты уходил. Никогда. И мне жаль, что я заставил тебя это сделать. Но сейчас мне, мягко говоря, сложно…        — Сэмми, не надо, — повторил свою же фразу Ник, но на этот раз на несколько порядков проникновеннее. — Ничего… Только… — Ник сжал его в объятии до боли, неожиданно вжался лбом в его плечо и застыл. Сэм стиснул зубы, понимая, что любые возражения мгновенно испарились из головы. Руки, будто бы живя своей жизнью, вернулись на спину Ника и пустились в осторожное изучающее путешествие по ней. — Забудь, Сэмми. Это неважно, это всё неважно, — едва слышный шёпот ложился на кожу невидимым шлейфом, запуская мурашки по всему телу. — Просто… будь.       Даже не испытывая уверенности, что последняя просьба, произнесённая искренним пронзительным тоном, ему не пригрезилась, Сэм всё равно согласно кивнул и повернул голову так, чтобы прижаться щекой к виску Ника. Начатая тема тяжело повисла в воздухе. Но потребность закончить разговор проиграла желанию уцепиться за миг, в котором Ник у него гарантированно был.              

***

             Адам остановил взгляд на фотографии с отцом, но на самом деле не видел её. Разговор с матерью на удивление занял намного меньше времени, чем предполагалось. Из кухни донёсся соблазнительный аромат. Машинально принюхавшись, Адам констатировал, что мать затеяла блины. Желудок заурчал, а настроение неожиданно поползло вниз. Адам опёрся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.       Множество мыслей, которые будто бы поджидали момент, завертелись в голове. Образы Сэма и Дина всплывали перед глазами самовольно и будили множество противоречивых эмоций. Почти зависть к тому, как легко мать, выслушав новости, собралась и решила готовить, накладывалась на быстро усиливающуюся тоску по Михаилу. Адам тряхнул головой и нахмурился.       Первая эйфория после ухода Михаила, подаренная ощущением всемогущества, пусть и в рамках человеческих возможностей, окончательно развеялась и, казалось, забрала с собой и радость. Нормальная жизнь, которая виделась единственным желанием, вдруг показалась серой, унылой и скучной. Адам попытался встряхнуться, но забыл о намерении, когда с улицы послышались крики.       Моментально вскочив на ноги, Адам, не размышляя, двинулся к входной двери. Здравый смысл, которым он никогда не считал себя обделённым, попытался воззвать к благоразумию, но безуспешно. Крики стали громче. Адам машинально обежал взглядом гостиную, ища что-то, что могло бы выступить в качестве оружия. Взгляд скользнул по фигуре матери, ушёл дальше, но вернулся.        — Адам, даже не думай, — Кейт нервно комкала в руках полотенце, но голос её прозвучал твёрдо. — Ты сам сказал мне, что пока мы в доме, мы в безопасности. Этот твой Михаил ведь сделал какую-то чудесную защиту.        — Мам, надо хотя бы посмотреть, что там происходит, — мозг быстро и на удивление послушно перестроился, подбирая максимально рациональные и успокоительные аргументы. Адам только сглотнул, понимая, что слукавить он может с матерью, но не с самим собой. Одна мысль, что он сможет принять участие в каких-то ярких событиях, а возможно, и кому-то помочь, будоражила кровь и заставляла инстинкт самосохранения умолкнуть. — Может, кому-то нужна помощь. Тогда мы просто позвоним в службу спасения…        — Адам Джон Миллиган, — непререкаемым тоном перебила Кейт и яростно сверкнула глазами. — Ты действительно думаешь, что сможешь меня заболтать? Ты туда не пойдёшь. Что бы там ни происходило, тебя это не касается.        — Мам, там явно что-то случилось…        — Я девятнадцать лет твоя мама, — оборвала Кейт, а потом неожиданно как-то устало опустила плечи и прикрыла глаза. — Адам, я не знаю всего, что с тобой успело произойти, но ты… изменился. Я понимаю, что теперь, когда ты знаешь, кем был твой отец на самом деле, знаешь о братьях, ты можешь хотеть соответствовать или… — окончание фразы утонуло в оглушительном грохоте.       Кейт явственно вздрогнула. Адам стиснул зубы и, твёрдо решив больше не тратить время на разговоры, бросился на кухню. Тесак для мяса бросился в глаза почти сразу и показался великолепным оружием. Адам схватил его с подставки, проигнорировал попытку матери его удержать и распахнул входную дверь, до которой добрался за несколько секунд. Грохот почти оглушил.       Дыхание перехватило, когда мозг осознал открывшуюся картину. Первым внимание привлекло странного вида существо, едва ли не вдвое превосходящее ростом среднестатистического мужчину, которое передвигалось зигзагообразными скачками. Двое мужчин, весь вид которых кричал о том, что они либо бандиты, либо охотники, беспрестанно палили в него из ружей, что явно не давало эффекта.       Адам нервно облизал губы, когда заметил перевёрнутый грузовик прямо посреди дороги. Мозг быстро выдвинул предположение, что его могли взорвать, чтобы попытаться преградить путь существу. Тесак, крепко зажатый в руке, неожиданно показался абсолютно бесполезным. Странный свист раздражал слух. На улице нарастал ветер. Тихий всхлип матери всё-таки заставил обернуться.        — Мам, зайди в дом, — напряжённо попросил Адам, с трудом сдерживая желание вбежать туда первым и забаррикадировать вход всей мебелью, что только найдётся. — Пожалуйста. И, наверное, самое время всё-таки звонить. Только не в службу спасения, а Дину или Сэму…        — Ты знаешь, что это такое? — с недоверием уточнила Кейт и слабо махнула рукой в сторону существа, возле головы которого быстро разрасталась непонятная чёрная клякса, пугающая одним своим видом.        — Нет, но это явно не наш сосед мистер Таггер, — понимание, что грубить матери не стоит, оттеснилось страхом, который усиливался с каждым мгновением. — Чёрт, я просто… — свист стал оглушительным, вынуждая невольно закрыть уши руками, а часть грузовика вдруг прямо на глазах полностью исчезла в черноте. Зрелище заставило кровь в венах похолодеть. — Твою мать. Мам, в дом, быстрее, — закричал Адам, панически пытаясь вспомнить, где видел свой телефон последний раз.              

***

      

       — Пытки? — неверяще уточнил Дин, машинально тронул свой подбородок, сдержал порыв прочистить уши и поднялся на ноги. — Так значит, мы снова взялись за пытки. Отлично, — горечь разлилась внутри подобно смертоносному яду. — Просто классика жанра…        — Я прямо тащусь от тебя из прошлого, — Кастиэль рассмеялся, чуть запрокинув голову и глядя на Дина из своего времени, и Дин в очередной раз с трудом подавил порыв поверить, что всё это кошмарный сон, из которого необходимо выбраться любой ценой.        — Довольно, — холодный голос раздался раньше, чем кто-нибудь успел продолжить разговор.       Дин вздрогнул, резко обернулся и застыл подобно каменному изваянию, когда взгляд остановился на отце, каким он был в молодости. Мозг тут же запустил идею, что Захария вышел на новый уровень издевательства, но чутьё упрямо подсказывало, что всё не так просто. Ступор отпускал, и Дин, всмотревшись внимательнее, начал подмечать не значительные, но принципиальные отличия.        — Ты не мой отец, — выпалил Дин, когда заметил не крупную, но чёткую родинку на виске, которой у Джона не было. — Кто ты к чёрту такой? — сложенные пальцы коснулись почему-то не его лба, но щеки, когда последнее слово вопроса ещё только звучало.       Картинка сменилась резко, словно невидимый волшебник взмахом руки убрал одну декорацию и сотворил новую. Дин стиснул зубы, напоминая себе, что волшебники в его жизни встречались куда реже ангелов. Быстро осмотревшись, Дин открыл рот и моргнул. Насколько хватало взгляда, простиралась водная гладь. Утренняя заря расцветила небо во все возможные оттенки красного.        — Дин, — на удивление осторожный тон взвинтил удивление на новый уровень, и Дин резко развернулся, намереваясь получить необходимые ответы любой ценой.        — Попробуем ещё раз. Кто ты к чёрту такой? — Дин прищурился и проигнорировал голос разума, который кричал о том, что злить ангела, находясь неизвестно где по его же воле, это крайне плохая идея. — Зачем ты решил закосить, — Дин изобразил в воздухе кавычки, — под моего отца? И что тебе от меня надо?        — Я не уверен, что верно понял смысл выражения, но, полагаю, тебя интересует мой внешний вид. Этот сосуд — твой очень дальний предок. Джереми Винчестер. Скончался в 1321 году от малярии. Его душа попала в рай, где находится и сейчас. Я подумал, что такой вариант устроит тебя больше Адама.        — Михаил, — в голове щёлкнуло в то же мгновение, и Дин стиснул зубы, ощущая, как внутри занимается полноценная ослепительная ярость. Осознание, что для неё нет убедительных причин, покрутилось в голове, но благополучно ускользнуло. — Где Адам? Что ты с ним сделал?        — В своём доме с матерью. Физически он полностью здоров. И насколько я могу судить, его настроение было приподнятым, когда мы расставались, — невозмутимый ответ Михаила, создающий впечатление, что он был заготовлен заранее, заставил скрипнуть зубами.        — Да неужели? — процедил Дин, мысленно прикидывая, как выбраться с непонятного клочка суши, очевидно, какого-то острова. — Я типа должен тебе сейчас поверить, да? И что означает это твоё «его душа попала в рай, где находится и сейчас», — Дин взмахнул рукой, жестом давая понять, что спрашивает о теперешнем сосуде. — Разве вам не нужен костюмчик в полной комплектации? — злость придала сарказму странный оттенок, а мимолётно промелькнувшее в глазах Михаила явственное раздражение принесло неполное, но удовлетворение.        — Что касается Адама, то ты, разумеется, не обязан верить мне на слово, — Михаил сохранил абсолютно ровный тон и, похоже, вполне осознавал себя хозяином ситуации, что только прибавляло злости. Дин невольно сжал кулаки. — Хотя, не скрою, мне бы этого хотелось. Я перенесу тебя к нему в любой момент, если ты пожелаешь. А что касается сосуда, все немного сложнее. Использовать тело с согласия души, но без её присутствия в нём возможно, хотя реализовать подобный вариант и непросто.        — Я что-то не пойму, — Дин скривил губы, отказываясь обращать внимание на тот факт, что где-то глубоко внутри рождается не только доверие к сказанному Михаилом, для которого не было никаких оснований, но и благодарность. — Вы с Захарией решили разыграть фишку с хорошим и плохим копом? Он запихивает меня в долбанное будущее, чтобы показать, что будет, если я тебя пошлю. А ты заявляешься поразительно вовремя и изображаешь из себя ангелочка с нимбом.        — Я ничего не изображаю, Дин, — Михаил недовольно нахмурился, но явно быстро совладал с собой, ограничился только отрицательным покачиванием головой и даже не повысил голос. — Я просто… желал тебя увидеть. Поговорить с тобой.        — Да что ты? — Дин мрачно усмехнулся. — Прости, чувак, но как-то не клеится. Вариант, что вы замутили заговор пернатых задниц, нравится мне куда больше.        — Я не понимаю, Дин, — раздражение всё-таки прорвалось в голос Михаила, отразилось в нём едва уловимыми нотами, а затем повисло тенью в воздухе. — Я оставил Адама потому, что осознал, насколько для тебя неприятно то, что я использую твоего брата в качестве сосуда. Я… просто хотел с тобой поговорить. Разве это настолько странно, удивительно?        — Да нет, что ты, каждый день случается, — Дин растянул губы в фальшивой улыбке, сложил руки на груди и чуть откинул голову назад. В мыслях воцарился даже больший сумбур, чем обычно, а логическая цепочка отказывалась выстраиваться. Дин едва не ударил воздух кулаком, понимая, что допускает у Михаила наличие иных мотивов, кроме очевидного. — Ладно. И о чём ты желаешь потрепаться? — вызов в голосе заставил вопрос прозвучать откровенно агрессивно. — О конце света? Или о том, что я должен стать ангельским презервативом?        — О тебе, Дин, — Михаил отступил на шаг и как-то неуверенно сложил руки на груди, то ли копируя жест, то ли не понимая, куда ещё их деть.        — Да ты прямо джентльмен на первом свидании, — саркастичная фраза вырвалась раньше, чем Дин успел сообразить, что говорит что-то явно не то. Тряхнув головой и не желая задумываться, насколько странно всё происходящее в принципе, Дин демонстративно осмотрелся. — И чтобы поболтать о моей скромной персоне ты притащил нас… куда?        — Этот остров находится в центральной части Тихого океана. Так вы называете этот водоём, — Михаил отозвался после небольшой паузы, говорящей либо о том, что он не до конца понял вопрос, что казалось маловероятным, либо о том, что он не особо хотел отвечать, что Дин сразу же принял за рабочую версию. — В данный момент он необитаем. Я решил, что это подходящее место для беседы.        — Ага, — Дин покивал и цинично улыбнулся. — То есть ты просто взял карту мира в своей небесной обители, ткнул пальцем и решил замутить тут пикничок. Я так и понял.        — Всё не совсем так, Дин, — Михаил смотрел странным пронзительным взглядом, под которым Дин ощущал себя всё более неуютно с каждым мгновением. — Это место… — Михаил неожиданно повернул голову вбок и уставился куда-то вдаль. — Когда-то мы часто бывали тут… с братом. Он любил закаты, говорил, что в этой точки Земли они прекрасны. А я был очарован видом восходящего солнца, который тут открывался.        — Братом? — Дин нервно облизал губы, смутно понимая, что тон сменился против его воли и стал едва ли не дружественным.       К Михаилу, который неожиданно предстал излишне открытым и разом напомнил почти обычного человека, захотелось потянуться. Дин стиснул зубы, напоминая себе, что ангелам нельзя верить, а уж тому из них, кто мечтает его надеть и подавно, но помогло это недопустимо мало. От шага по направлению к Михаилу Дин удержал себя в последний момент.        — Люцифером, — лаконично отозвался Михаил, очевидно, решив не сдерживать горечь, которая тут же разлилась по пространству. Дин скривил губы и мысленно выдохнул, отмечая, что секундное очарование, которое он в целом не должен был чувствовать, развеялось. — Я должен убить его. Но мы… Так было не всегда. Когда-то у меня был брат. Я любил его, Дин. Я заботился о нём так, как большинству людей и не снилось. Я фактически сам вырастил его. И я люблю его даже сейчас. Но я убью его, ибо это правильно и это то, что я должен сделать.        — Ты же не ждёшь, что я тебя обниму, а ты поплачешь на моём плече, да? — едко осведомился Дин, изо всех сил пытаясь задавить необъяснимую тягу, которая толкала к Михаилу, едва тот начинал говорить искренне. — Потому что мне плевать, что вы там с братишкой не поделили. Нет, я могу понять. Вы поцапались, папочка приказал тебе его грохнуть, так? — дождавшись неохотного кивка и краем глаза отметив, что Михаил сжал руки в кулаки, Дин, игнорируя волну страха, упрямо вскинул подбородок. — Очешуенно. Слушай, чувак, сходи лучше к психоаналитику. Поплачься ему о семейных неурядицах. А меня и мою планету оставь в покое.        — Я не могу, Дин, — за словами Михаила почудилось неподдельное сожаление, и выдерживать вызывающий тон резко стало сложнее в разы.        — Потому что ты безропотно исполняешь приказы папули, который, похоже, чуток поехал крышей? — Дин дёрнул щекой, с недовольством ощущая, как внутри что-то ёкает на столь неуважительном отзыве о Боге.        — Да. Потому что я хороший сын, — Михаил поджал губы, но на удивление никак не прокомментировал откровенный демарш против своего отца.        — Ну, так поверь тому, кто знает по собственному опыту, — губы скривились, а память без спроса подсунула десятки болезненных воспоминаний. — Это тупик, Михаил. Независимо от того, чего ты добьёшься, в итоге ты захлебнёшься чувством, что ты проиграл.        — Наши судьбы схожи, Дин, — Михаил неожиданно повернулся и вновь поймал его взгляд. Дин нервно сглотнул, замечая бурю в глазах Михаила. — Но ты не понимаешь. Даже если бы я допустил мысль о том, чтобы отступить, чего никогда не случится, Люцифер не откажется от своих стремлений. Он жаждет уничтожить человечество, поскольку винит его в своих бедах. И, поверь тому, кто знает по собственному опыту, если Люцифер вобьёт себе что-то в голову, его невозможно остановить. Он порывист, но упрям.        — А ты прямо обладатель звания «Мистер Уступчивость», — бросил Дин, лихорадочно обдумывая всё, что успел увидеть в будущем. Яркое нежелание признавать, что Михаил может быть прав хоть в чём-то, разбивалось о факты. — Какая вообще разница, разнесёт мою планету твой братец лично или вы вместе, пока будете выяснять свои высокие божественные отношения? Так что если ты считаешь это аргументом для убеждения меня, то засунь его себе в свою нежную белую задницу. Я не дам тебе согласия. Никогда, Михаил.        — Я просто хочу, чтобы ты понял, Дин, — Михаил склонил голову к плечу и явно неосознанно облизал губы настолько знакомым жестом, что Дин вздрогнул от сюрреалистичного ощущения, что смотрит в зеркало. — Ты считаешь, что сможешь найти чудесный способ убить Люцифера самому, но ты ошибаешься. Возможно, мой брат и превратился в монстра, но он остаётся архангелом. Не твоя весовая категория, Дин. Так ведь у вас говорят?        — Да пошёл ты со своими рассуждениями, — прошипел Дин, когда слова ударили по больному. — Ты можешь сколько угодно пытаться убедить меня, что мой единственный шанс — это позволить тебе напялить меня в качестве парадного костюма, но тебе это не поможет. Ты и твой брат — такие же твари, как те, кого я убиваю всю свою жизнь. Только покрупнее будете. И я…        — Почему ты так противишься судьбе, Дин? — Михаил перебил внезапно, но спокойно, и досада от того, что он не реагирует даже на прямые оскорбления, возросла многократно. Дин сжал губы до боли. — Моей целью не было убедить тебя сейчас. Я лишь желал… побыть с тобой рядом, — едва уловимо дрогнувший голос Михаила и непонятная пауза в середине фразы разбудили множество вопросов, но Дин решительно от них отмахнулся. — Но, полагаю, мы не сможем обойти тему, которая является наиболее актуальной, чем любые другие. И я не понимаю. Я могу дать тебе слово, что отпущу тебя, как только всё будет кончено. Я осуществлю любые твои пожелания. Когда я уйду, ты останешься лучше, чем новым. Почему ты настолько не желаешь выполнить то, что предначертано и тебе, и мне? Часть людей погибнет во время нашей битвы, это так. Но те, кто выживет, смогут в дальнейшем жить в мире. Когда я убью Люцифера, человечеству никто не будет угрожать ни со стороны демонов, ни со стороны ангелов. Я могу пообещать тебе, что мы возьмём под контроль Ад.        — Заткнись, — яростный крик рванулся из горла, силясь выразить всю глубину отчаяния, которое засосало в себя, едва разум осторожно признал, что с некоторой точки зрения в словах Михаила есть резон. — Этого не будет. Никакой долбаной предначертанной битвы, пока я жив. Я найду способ грохнуть и тебя, и твоего поехавшего братца, или сдохну, пытаясь. Но играть по правилам какого-то двинутого мудака я не стану.        — Не стоит так отзываться о моём отце, Дин, — голос Михаила похолодел, а глаза сверкнули. — Не забывай, что он дал жизнь не только ангелам, но и людям. Вы — его творение, которое он сам считал даже более совершенным, чем нас. И ты живёшь в этом мире, созданном им, только по его воле. Он определил тебе великую судьбу. Прояви к этому уважение.       Уверенность Михаила ударила наотмашь, подкрепляемая пониманием, что отрицать можно что угодно, но не факты. В груди стало тесно, будто там разверзлась чёрная дыра, поглощающая не только всё хоть сколько-то светлое, но и необходимый воздух. Безысходность обрушилась, сокрушая всё на своём пути. Дин неосознанно попятился, отчаянно желая оказаться как можно дальше.       Недоумение во взгляде Михаила то ли было, то ли померещилось, но Дин даже не попытался разобраться. Удушающая невыносимость толкала выбраться из своего тела, разбивалась о невозможность это осуществить, и умножала кипящее кислотой отчаяние в разы. Затуманенный рассудок опознал водную гладь как единственный выход, и Дин с разбега нырнул, игнорируя взвившееся чутьё.              

***

      

      Кроули чуть прищурился, рассматривая спину Бальтазара, который уже с четверть часа стоял возле окна и, казалось, бездумно вглядывался в пространство. Желание получить уже любой ответ, хотя сомнений в том, что он будет положительным, и было ничтожно мало, толкнуло громко кашлянуть, привлекая внимание. Бальтазар словно бы нехотя обернулся и смерил его непонятным взглядом.        — Я в деле, — безразличный голос Бальтазара, который звучал так, словно тот собирался начать излагать скучнейший отчёт, спровоцировал вспышку желания разрушить выводящее из себя искусственное спокойствие любой ценой. Кроули сжал кулак. — Но не советую ждать быстрого результата. Оружие тщательно охраняют. Мне понадобится время.        — Тем лучше для нас, что на Небесах оно тикает иначе, — Кроули заставил себя растянуть губы в почти безмятежной улыбке. — И что, пташка, желаешь отправиться немедленно? — напрягшись в ожидании ответа, но никак не проявив этого внешне, осведомился Кроули.        — А ты готов так просто меня отпустить? — Бальтазар склонил голову к плечу, а в его взгляде промелькнула тень любопытства. — И даже не допускаешь мысль, что я выдам твой план своим братьям и сёстрам? Небеса устроят на тебя облаву.        — Ты не настолько глуп, пташка, — Кроули повёл плечом, нашёл взглядом бутылку виски и призвал её вместе с бокалом взмахом руки. Понимание, что вопросы Бальтазара очевидны, не избавляло от раздражения по поводу того, насколько точно они попали в цель. — Но если и настолько, то вперёд и с песней. Не то чтобы я потеряю так уж много.        — Потому что у тебя, как и всегда, есть план Б? — Бальтазар коротко усмехнулся, но в этой усмешке не было ничего живого.        — Само собой, пташка, — Кроули ухватился за возможность скрыть подлинные эмоции и насмешливо отсалютовал бокалом, который успел наполнить почти до краёв. — Но на этот раз ты мой план Б. А о плане А ты узнаешь, если будешь хорошим мальчиком.        — Не сомневаюсь, — холодно бросил Бальтазар, почти неуловимо поморщился и с большим безразличием добавил: — Я сам с тобой свяжусь.       Шелест крыльев раздался раньше, чем в голову пришёл достойный ответ. Кроули манерно поморщился, признавая, что в этот раз последнее слово осталось не за ним, запретил себе размышлять о чём-либо личном в контексте с Бальтазаром и залпом опустошил бокал. Быстрый взгляд в зеркало подсказал, что выглядит он, как и всегда, безупречно.       Всё-таки оправив рукава пальто по привычке, ввиду отсутствия необходимости, Кроули небрежно отбросил бокал в сторону и телепортировался. Небольшая комната с обшарпанными стенами оскорбила чувство прекрасного одним своим внешним видом. Кроули наморщил нос и быстро оценил обстановку. Немолодой мужчина, выглядящий под стать обстановке, просверлил его взглядом.        — Бобби Сингер, — констатировал Кроули вместо приветствия, позволяя себе выверенный намёк на улыбку.        — Ты ещё кто такой? И какого чёрта тебе надо? — обрез оказался в руках Бобби мгновенно, а он уверенно передёрнул затвор.        — Я Кроули, — представление прозвучало горделиво и важно, как и было задумано.        — А я прима драмкружка, — огрызнулся Бобби, явно нисколько не впечатлённый.        — Тогда попробуем так, — Кроули позволил глазам измениться, и моргнул, когда в то же мгновение прозвучал выстрел. — Вижу, ты человек действия, лапуля, — Кроули склонил голову, рассмотрел дырку на костюме и отметил, что пуля застряла в груди. — Надо побалакать.        — Мне с тобой лясы точить не о чем, — Бобби перезарядил обрез и воинственно вскинул подбородок. — Лучше проваливай, пока я не нафаршировал тебя солью так, что ты начнёшь срать маргаритками.        — Бобби, Бобби, — Кроули наигранно сокрушённо покачал головой и тонко улыбнулся. — Как невежливо и недальновидно угрожать тому, кто может помочь тебе убить дьявола. Но, разумеется, если ты не заинтересован…        — Что ты сказал? — хрипло переспросил Бобби. Кроули только сверкнул глазами, понимая, что наживка заглочена даже раньше, чем он рассчитывал. — На кой ляд тебе, демону, идти против того, кого вы все считаете своим личным богом?        — Ну, я не все, — Кроули позволил себе широкую улыбку и, сделав несколько шагов в сторону Бобби, чуть склонился и нарочито доверительным шёпотом сообщил: — Есть личные мотивы. А ты, лапуля, я смотрю, быстро сменил гнев на милость и готов полялякать.        — У тебя тридцать секунд, — бросил Бобби, демонстративно сжимая обрез крепче.        — Как скажешь, Роберт, — Кроули выбрал подчёркнуто серьёзный тон и спрятал довольную усмешку.