***
Тьма стала милосердным избавлением, но продлилась, казалось, лишь неуловимый миг. Дин распахнул глаза и поморщился, когда перед ними оказалось не помещение, а сплошная вращающаяся карусель. Горло саднило так сильно, что отторжение вызывала сама мысль о том, чтобы попытаться что-то произнести. Сил не ощущалось ни капли, но Дин заставил себя сесть и помотал головой. — Нет, — громкое восклицание, в котором отчётливо сквозила обречённая просьба, воспринялось сознанием резко, словно кто-то включил до этого выключенный звук. Дин попытался сообразить, почему женский голос кажется знакомым. Образ Мэг нехотя выплыл из памяти, и Дин раздражённо дёрнул щекой. Понимания происходящего не прибавилось, а надежды, что Михаил отозвался, сильно поубавилось. Облегчение и разочарование занялись в груди одновременно. — Несмотря на приказ, они пытались потянуть время и сразу же явились с докладом. Михаил, — с уловимым страхом разве что не взмолилась Мэг, — прошу… — Исчезни отсюда, — голос, наполненный ледяной, явно контролируемой и сдерживаемой яростью, который куда больше подошёл бы Люциферу, определённо принадлежал Михаилу. Дин дёрнулся, пытаясь подняться на ноги, но не преуспел. — Вместе с ними, — тем же тоном добавил Михаил. — И передай Люциферу с Сэмом и Адаму, что Дин со мной и будет в порядке. Дин замотал головой сильнее, пытаясь избавиться от головокружения. Карусель замедлилась, а затем и вовсе превратилась обратно в зал ресторана. Взгляд, который обрёл окончательную чёткость, тут же остановился на знакомой фигуре. Сердце странно сбилось с ритма, будто решив сделать скачок в другую часть организма, и дыхание сорвалось. — Михаил, — ни губы, ни голос не подчинялись в полной мере, а Дин и сам себе не мог ответить, что именно он пытается выразить обращением, которое прозвучало исковерканным шёпотом. Михаил моментально обернулся к нему, обжёг взглядом, но не произнёс ни слова и отвернулся обратно. Дин стиснул зубы, мимолётно удивившись тому, что силы всё же нашлись, пусть и на элементарное действие. Помещение медленно, но верно начал заполнять ослепительный свет, чистый настолько, что на его фоне показался бы грязным самый безупречный снежный покров. — Ты не убьёшь меня, — страха в голосе Голода не было ни на йоту. — Ты знаешь, зачем я здесь. Знаешь, что когда я закончу, придут мои братья. Потому что так предначертано. Я должен закончить, и открыть дорогу остальным, — уже куда менее уверенно добавил Голод, словно вдруг разом усомнившись в своих же словах. — Ты умрёшь быстро только потому, что мне жаль тратить на тебя время, — безразлично проинформировал Михаил. Дин невольно прикрыл глаза рукой, когда свет разошёлся в полную силу и поглотил отчаянный крик Голода. Смотреть вокруг почему-то было страшно. Сглотнув и вновь поморщившись от резкой боли в горле, Дин заставил себя собраться. Сильные руки неожиданно сжали плечи и потянули вверх. Дин, оказавшись на ногах, слабо дёрнулся и встретился взглядом с Михаилом, который стоял слишком близко. — Я… — начал Дин, но быстро умолк, ощущая только беспомощность и полнейшее непонимание, что говорить. — Тише, — Михаил, казалось, едва коснулся его шеи подушечками пальцев, но боль исчезла вместе со всеми неприятными ощущениями в теле в целом. Дин замер, чувствуя себя кроликом перед удавом, и всё-таки осмотрелся. Рот приоткрылся сам по себе. Всадник или то, что от него осталось, исчез без следа, как и демоны, и все разрушения. Живые и невредимые люди сидели за столиками, играла ненавязчивая музыка, а официанты разносили заказы. Изумление захлестнуло волной, мешаясь со странным терпким ощущением благодарности. — Они?.. Что ты?.. — сформулировать вопросы внятно не получилось, и Дин только с досадой скрипнул зубами. — Они нас не видят и не слышат, — быстро пояснил Михаил. Дин дёргано сглотнул, когда Михаил прошёлся по нему внимательным, каким-то придирчивым взглядом, а затем кивнул будто бы сам себе. — Никто из присутствующих здесь не помнит о случившемся. И никогда не вспомнит. Для них вечер продолжается так, как он шёл, пока не появился всадник. Думаю, мы можем покинуть это место. Дин поймал себя на том, что машинально согласно кивает. Баюкающая невесомость тут же утянула в себя. В голове медленно приживалось понимание, что Михаил просто стёр все последствия, вернул всех, кто успел погибнуть, и в очередной раз спас ему жизнь. Дин нервно облизал губы, едва под ногами оказалась твёрдая земля. Понимание, что они на свалке Бобби, пришло уже через миг. Ясность мышления возвращалась стремительно. Дин помрачнел, когда оживившаяся память подсунула все события, упущенные из внимания за время встречи с всадником, а затем отчётливо прокрутила его слова. Грудную клетку будто сдавило невидимым обручем, и Дин, не отдавая себе отчёта, растёр ладонью то место, где его касалась рука Голода. — Спасибо, — Дин заставил себя выдавить благодарность, которая получилась сухой и невыразительной. — Надеюсь, я не отвлёк ни от чего… — Дин пространно взмахнул рукой и заставил себя остановиться, не заканчивая фразу, которая звучала ядовитым горьким обвинением. — Дин, хватит, — Михаил оказался рядом моментально, хотя и преодолел расстояние между ними обычными шагами, а не перелётом и вновь сжал его плечи. Тело напряглось мгновенно. — Пожалуйста. Я не знаю, какую именно часть нашего разговора с Адамом ты слышал, но, полагаю, ты не слышал весь. И сделал в корне неверные выводы. Я готов показать тебе любые воспоминания, ответить на любые твои вопросы и поддержать беседу на любую тему, которую ты изберёшь. Но сейчас меня беспокоит твоё состояние. Что он успел с тобой сделать? Или же, что успел тебе сказать? — Этот немощный старикашка? — привычный легкомысленный тон дался сложно как никогда, как и беспечная усмешка. — Забей, чувак. Мы с ним немножко поболтали, но… — Дин, — Михаил нахмурился и внезапно ощутимо его встряхнул. — Мне необходимо умолять тебя, чтобы ты ответил на простой вопрос? Если мне нужно просить тебя как-то по-особенному… — Да какая тебе нахрен разница? — обида на Михаила, не изжившая себя за недостатком времени, и горечь, укоренившаяся после слов Голода где-то глубоко внутри, выплеснулись в грубом вопросе. — Этот разваливающийся эксперимент эволюции просто нёс всякую чушь. Записал меня в мертвецы, — Дин дёрнул плечом, всем своим видом стараясь продемонстрировать безразличие. — В мертвецы? — Михаил посмотрел с таким недоумением, что Дин поймал себя на остром желании оказаться как можно дальше. Продолжать не складывающийся разговор отчаянно не хотелось. — Дин, если бы ты позволил мне, — Михаил переместил одну руку и почти коснулся пальцами его виска. Дин нервно облизал губы. — Я хотел бы увидеть вашу беседу. — Да делай что хочешь, — бросил Дин, на ходу соображая, что разрешение хотя бы избавит от необходимости пытаться отвечать на вопросы Михаила, которая доводила до исступления. Резко стало абсолютно всё равно, что Михаил может увидеть ещё. — Если тебе нечем больше заняться, — Дин всё-таки заставил себя выразить согласие более явно. Михаил прожёг его взглядом, но прижал пальцы. Дин зажмурился, силясь справиться с желанием податься навстречу прикосновению, которое казалось касанием пера, несущим успокоение и тепло. Напряжение разошлось от Михаила волной. Дин сбросил оцепенение и заставил себя вернуться в реальность. Выражение лица Михаила напоминало каменную маску с живыми глазами. — Дин… — Вот только не надо, — Дин вскинул руку в предупреждающем жесте, когда в едва начатой фразе Михаила почудилась жалость. — Мне плевать на то, что болтал этот трухлявый пень. Все твари одним миром мазаны. И если бы я слушал каждую из них… — Дин, — Михаил привычно бесцеремонно перебил и придвинулся ближе. Дин стиснул зубы, ловя себя на участившемся дыхании. — Всадники не лгут в буквальном смысле. Но их взгляд является однобоким, заточенным под предназначение. Они приумножают всё, что видят в человеке. — Да мне плевать, — с проснувшейся яростью повторил Дин, не понимая, что делать с желанием прижаться к Михаилу, которое неожиданно обострилось до максимума и стало практически неконтролируемым. — Даже если он прав, мне плевать, — утверждение прозвучало с преувеличенным вызовом, отразившим внутреннюю борьбу с собой, а Дин мысленно поморщился, понимая, что словарный запас резко уменьшился. — Это не так, Дин, — Михаил качнул головой с непонятным сожалением и неожиданно положил ладонь ему на грудь. — Какого чёрта ты делаешь? — тут же вскинулся Дин, одновременно ощущая страх и греющее, до боли желанное тепло. — Я хотел бы… — Михаил запнулся, а в его глазах промелькнуло что-то странное. — Дин, я не сделаю ничего, что может причинить тебе какой-либо вред, хорошо? — испытывающий взгляд требовал ответа, и Дин сам не понял, как кивнул. — Хорошо, — Михаил неуловимо расслабился и прикрыл глаза. Секунды, казалось, не происходило ничего. Дин проглотил вопрос, который сформировался в голове, но быстро исчез. Атмосферу не хотелось портить катастрофически, оставив сожаления до того времени, когда он останется один. Тепло, окутывающее всё плотнее, живое, яркое и влекущее к себе, будто бы притупляло здравый смысл и играючи рушило защитные бастионы. Дин моргнул, когда в теле начали появляться странные ощущения, а от места соприкосновения руки Михаила с его грудью начал расходиться свет, который разбил густые сумерки. Невыносимая лёгкость заполнила изнутри, разлилась по венам чистым потоком, но исходила явно не от Михаила. Губы задрожали от эмоций, которых резко стало слишком много. Желания обострились до предела. — Если это какая-то хрень вроде исцеления… — едва слышный шёпот стал всем, что удалось издать. — Это твоя душа, Дин, — в ярком свете глаза Михаила, обычные, человеческие, что сознание почему-то сочло лишним аргументом в пользу того, что тот действительно не использует силу, будто бы горели. — Я не воздействую на тебя. Но при некотором уровне доверия близкий контакт даёт возможность показать многие вещи иначе. Ярче. Так скажи мне, может ли человек, душа которого вопреки всему, включая истёрзанность пытками и болью, сияет так ярко, быть мёртв? — Я… — Дин сглотнул до судороги в горле и опустил взгляд на пальцы Михаила, которые теперь легко, но ощутимо гладили его грудь сквозь одежду. Свет, казалось, только преисполнялся силы и заполнял окружающее пространство всё увереннее. Дин признал, что чувствует себя живым настолько, насколько не чувствовал даже в беззаботные годы. Здравый смысл холодно подсказал, что таковых в его жизни не было. Память, будто бы сжалившись, подбросила детские воспоминания о Мэри, которая делала ему какао и пекла пироги на кухне. — Дин, — скорее мольба Михаила, чем зов, вернула в реальность в полной мере. Дин забыл вдохнуть, когда вновь встретился взглядом с Михаилом, в глазах которого сейчас горела неукротимая жажда, неожиданно нашедшая горячий отклик внутри. Какое-то далёкое знание, проскользившее на периферии сознания, подсказало, что надо бы воспротивиться, когда свободная рука Михаила прошлась по спине, но Дин не нашёл в себе ни сил, ни желания это делать. Губы Михаила прижались к скуле, двинулись по щеке к подбородку, и из горла самовольно вырвался стон. Уверенность, что это неправильно и отвратительно, разбивалась об интуитивное знание, что ничего более правильного с ним не случалось за всю его жизнь. Тепло обернулось жаром. Отказываясь даже пытаться думать, Дин слегка повернул голову, и вздрогнул, когда их губы соприкоснулись. Воздуха в один момент перестало хватать, но это показалось несущественной мелочью. Слабое покалывание, напоминающее несильный разряд тока, будто бы пробежало по венам, мгновенно распространяясь в руки и ноги. Сияющая кожа, что Дин отметил отвлечённо, в рамках попытки вспомнить о реальности, обрела болезненную чувствительность. Голова кружилась. Михаил даже не целовал, а скорее гладил его губы своими с такой осторожностью и каким-то чуть надрывным трепетом, словно передающимся по невидимой эмпатической связи, что поначалу пытающееся напоминать о себе отвращение трусливо спряталось в глубинах существа. Свет медленно гас, но оставлял в воздухе едва заметный глазу сияющий, мягкий, золотистый флёр. Реальность пошатнулась, размазалась, отдалилась, будто неистово желая стереть сама себя. Тело купалось в согревающем жаре правильного костра. Момент хотелось задержать и превратить в единственную вечность. В горле застрял то ли вскрик, то ли всхлип. Мелкая дрожь зародилась где-то в районе живота и быстро охватила всё тело. Дин не заметил, как вцепился в плечи Михаила. Настойчивое понимание, что позже он возненавидит сам себя, уже не могло заглушить острую нехватку всего разом. Чего-то, что только и можно было назвать настоящей жизнью, было недопустимо мало. Потребность получить больше прикосновений, взаимодействия, тепла, Михаила, воздуха, толкала вперёд, к чему-то неизведанному, но требующемуся сильнее, чем была нужна эта самая жизнь. — Нет, — горький хрип прозвучал в тот же момент, когда Михаил неожиданно отстранился. Дин не сразу сообразил, что звук исходил от него самого. Здравый смысл возвращался слишком стремительно. Дин провёл рукой по лицу, почти начал тереть губы, но заставил себя остановиться и зажмурился. — Проклятье. — Дин, я… Прости меня, — откровенно несчастно произнёс Михаил, создавая впечатление, что он ожидает как минимум смертного приговора. — Я… потерял контроль. Мне жаль. Прошу… — Михаил протянул к нему руку, что Дин заметил, едва открыв глаза. — Не трогай меня, — паника, уже в полной мере вспыхнувшая в груди, прорвалась в чуть истеричном восклицании. Мысли носились в голове как обезумевшие самоуправляемые ракеты. — Твою ж… Просто не подходи ко мне, — поспешно бросил Дин, отступив от Михаила на несколько шагов. — Дин, пожалуйста, — неприкрытая боль отозвалась порывом утешить, но Дин пресёк его на корню. Внутри творилось чистое безумие. — Если желаешь, я уйду, но позволь мне сначала убедиться, что ты… — Желаю, — Дин моментально ухватился за возможность остаться в одиночестве и хотя бы попробовать разобраться со смесью эмоций, которая только усиливалась и грозила свести с ума. — Просто оставь меня в покое. — Дин, — Михаил мгновение смотрел невыносимо пронзительным взглядом, полным сожаления и горечи, а потом исчез. Дин шумно выдохнул и попытался убедить себя, что сделал это с облегчением, но неожиданно проснувшийся внутренний голос только презрительно выдал, что врать самому себе последнее дело. Руки сжались в кулаки, но уже в следующую секунду вцепились в волосы. Дин осмотрел свалку, отдавая себе отчёт, что взгляд у него безумный. Тоска по Михаилу и презрение к себе сжигали изнутри. Тошнота ложилась горечью на язык при мысли, что случившееся может повториться или даже стать чем-то большим. Но несопоставимо более сильная горечь отравляла кровь и каждую клетку тела, на допущении, что произошедшее не повторится никогда. Бессильный крик унёсся в небо, а Дин согнулся и упёрся ладонями в колени. Без Михаила ломало так, как могло бы ломать наркомана без дозы. Идеалы, убеждения и принципы, отточенные и закалённые за годы, трещали под натиском эмоций, дошедших до ещё незнакомой концентрации. С удивлением осознав, что щёки мокрые, Дин опустил плечи, признавая, что эту битву он проиграл до её начала. Не позвать Михаила, даже с осознанием последствий, казалось преступлением. Шелест крыльев раздался за миг до того, как с губ сорвалось: — Михаил… — Дин, я обдумал ситуацию, и… — Михаил, заговоривший с уверенностью, вдруг осёкся, а затем с изумлением уточнил: — Ты звал меня? Звал, — абсолютно растерянно повторил Михаил, на этот раз как констатацию. — Дин, я… Я понимаю, насколько для тебя важна свобода, но… — Заткнись, — ослепительная радость, которую словно не могли вместить в полной мере ни тело, ни душа, накрыла волной и мощно смыла всё лишнее, обнажая суть. Дин сам не понял, как умудрился преодолеть несколько ярдов, отделяющих его от Михаила, за доли секунды. Руки, не дожидаясь сигнала от мозга и явно не собираясь интересоваться разрешением, сжались на спине Михаила. Страх напомнил о себе, когда Дин, не позволяя себе в полной мере задумывать о том, что делает, прижался к губам Михаила. Отсутствие ответа побудило отступить. — Дин, — неверящее изумление в глазах Михаила смешалось со странным чувством, которое заставило ощутить себя совершенством. Воздух вновь превратился в дефицит. Михаил неуловимо быстро переместился и неожиданно толкнул его. Дин, чудом не потеряв равновесие, впечатался спиной в какой-то фургон. Возмущения застряли в горле, когда Михаил прижался к нему всем телом и скользнул пальцами по его щеке, а затем и по губам. — Я… — слова, казалось, поглотились уже знакомой жаждой, которая теперь не просто горела в глазах Михаила, но и наполнила окружающее пространство. Дин рвано выдохнул, когда Михаил неожиданно увлёк его в поцелуй, который стирал даже намёк на целомудрие. Странное чувство, подаренное пониманием, что едва ли не впервые в жизни он является ведомым, на удивление вызвало не протест, а вспышку возбуждения. Стон прозвучал слишком громко в естественной вечерней тишине, нарушаемой лишь звуками поцелуя. — Ладно, чувак, это… — пробормотал Дин, волевым усилием заставив себя отвернуть голову. Губы Михаила тут же прошлись по линии челюсти и спустились на шею. — Немного слишком, а? Я не… — Дин с отчаянием стиснул зубы, когда оживившееся отвращение к себе сцепилось с полыхающим желанием продолжить начатое, к чему бы это ни привело в итоге. — Прости, — Михаил чуть отодвинулся, но бережно коснулся пальцами его щеки будто бы в успокаивающей ласке. — Мне не стоило… быть настолько настойчивым. Но я больше не уйду, даже если ты попросишь, Дин. Я не могу и не желаю уходить от тебя. — Ну, супер, — тише прежнего пробормотал Дин, разрываясь между желанием попросить Михаила стереть ему память и больше никогда не вспоминать об этой ситуации и потребностью оказаться в надёжных и крепких объятиях. — Проклятье, я… — Тебе нужен отдых, Дин, — Михаил явно взял эмоции под контроль и теперь говорил ровным спокойным тоном. — Я могу дать обещание не прикасаться к тебе, если это тебя нервирует, но прошу, позволь мне перенести тебя в дом. Тебе требуются еда и сон. — Только не к Бобби, — с нотой паники выпалил Дин, едва воображение подбросило одновременно отвращающую и манящую картину, что может произойти, если они с Михаилом окажутся в одной комнате, отделённой от остального мира. Совесть категорически взбунтовалась, не позволяя допустить подобное в доме названного отца. — Чёрт с тобой, что угодно, но не здесь. — Хорошо, — лёгкое непонимание всё же промелькнуло в глазах Михаила, но вопросов не последовало, и Дин поймал себя на вспышке благодарности. — Полагаю, любой отель тебя устроит? Дин быстро кивнул, не позволяя опасениям вырваться на волю в виде агрессивного ответа. Густой страх перед будущим, странное неверие в то, что поцелуй был на самом деле, и мимолётное осознание, что ниже уже падать некогда, обуяли на мгновение с неистовой силой, но ослабли, едва чистая радость, светлая настолько, что могла бы посоперничать с силой ангела, возмутилась. Момент, когда мягкие волны невесомости забрали с собой, будто бы укачивая, остался упущенным сознание. Вычурная обстановка комнаты бросилась в глаза уже через секунду. Дин невольно присвистнул, оценив окружающую роскошь, но раздражённо дёрнул щекой, когда в голове пронеслась мысль о дорогих шлюхах. Покинуть собственное тело захотелось с новой силой. — Мы что, в каком-нибудь «Ритце»? — осведомился Дин настолько беспечно, насколько только смог. — Где? — Михаил чуть свёл брови. — Если ты имеешь в виду название отеля, я его не знаю. Но могу уточнить, если это важно. — Проехали, — быстро отмахнулся Дин. Страх взметнулся сильнее, чем прежде, когда в мозг окончательно воспринял новую данность. В горле пересохло. — Эмм, душ, — Дин ухватился за мысль, показавшуюся спасительной. — Людям иногда, знаешь, надо… — Дин пространно взмахнул рукой. — Конечно, — Михаил слегка кивнул вроде бы с настоящим пониманием, а потом чуть прищурился. — Но только если ты дашь мне слово, что не предпримешь там попытку утопления. — Да какого… — возмущённо начал Дин, но умолк под непреклонным взглядом. Понимание, что Михаил оценивает ситуацию куда более полно, чем от него можно было бы ожидать, покрутилось в голове и быстро прижилось. Сухости в горле прибавилось. — Мне просто нужен гребаный душ, — почти чеканя слова, проговорил Дин в итоге. — Я не собираюсь… — Хорошо, — неожиданно покладисто кивнул Михаил и едва заметно шевельнул пальцами. Дин моргнул, когда сообразил, что его одежда в то же мгновение стала целой и чистой. Очередная элементарная благодарность застряла на губах. — Я отлучусь за едой, — предупредил Михаил абсолютно невозмутимо, словно они проводили так каждый день. Дин не нашёлся с ответом и только махнул рукой снова, на этот раз целенаправленно указывая на дверь, которая предварительно была опознана входом в ванную комнату. Михаил исчез. Дин сжал губы, когда тоска моментально подняла голову, и заставил себя двинуться к примеченной двери, отгоняя навязчивую мысль, что утопление действительно могло бы решить немало проблем.***
Сэм напряжённо сглотнул, когда Люцифер с самым невинным видом прихватил губами ягоду клубники, которая украшала его бокал с коктейлем. В горле резко пересохло. Здравый смысл, всё больше желающий тактично самоустраниться, всё-таки подбросил понимание, что поведение Люцифера изменилось слишком резко за считанные минуты, которые прошли с тех пор, как они разомкнули объятия. Подавив порыв растереть рёбра, где, как казалось, просто обязаны в будущем образоваться синяки, Сэм не стал сдерживать улыбку, которая сама наползала на губы при мысли, что у него теперь есть кто-то с кем можно просто просидеть бессчетное количество времени, обнимаясь до боли. Внутренний голос въедливо поправил, что не просто кто-то, а именно Люцифер. Улыбка невольно стала шире. — Сэмми? — вроде бы беззаботным тоном окликнул его Люцифер, но впечатление, что он вот-вот надует губы как ребёнок, сложилось само по себе. Сэм вновь споткнулся на мысли о том, что перемена пугающе внезапная, но признал, что не ощущает фальши ни на гран. — Всё нормально? — удивительно просто и без заминок поинтересовался Люцифер следом, и только в его глазах промелькнуло беспокойство. — Да, — твёрдо отозвался Сэм, передвинулся, машинально отмечая, что песок всё ещё слишком горячий, что навевало желание вернуться в тёплую, но освежающую воду, дотянулся до свободной руки Люцифера, накрыл её своей ладонью и чуть сжал. — Просто задумался. Вкусно? — Сэм кивнул на бокал, лишившийся уже не только украшения в виде ягоды, но и трети своего содержимого, но мгновенно пожалел о вопросе, когда в голове всплыло знание, что для Люцифера любая человеческая еда лишена вкуса в принципе. — Прости. Я не подумал… — Фигня, Сэмми, — Люцифер мотнул головой, умудрившись этим простым действием убедить, что ничего страшного в глупом вопросе действительно нет, и с несвойственной неловкостью, которая явно не желала маскироваться под легкомыслие, предложил: — Можешь заценить сам. — Мм, ладно, — Сэм мимолётно нахмурился, всё отчётливее понимая, что Люцифер явно хочет исправить то, что, очевидно, считает своей ошибкой, но категорически не понимая при этом, руководствуется ли тот искренним желанием. Нежелание усугублять ситуацию подтолкнуло к действию. Сэм подался вперёд, приник к блестящим от коктейля губам Люцифера в неглубоком поцелуе, отстранился, облизал губы и резюмировал: — Вкусно. Люц… Ты же понимаешь, что не должен делать ничего, чего не хочешь на самом деле? — А что хочу, можно? — неожиданный почти детский вопрос на мгновение загнал в тупик, но Сэм быстро опомнился. — Конечно, — поспешно согласился он, и только открыл рот, когда Люцифер небрежно отбросил бокал с коктейлем в сторону, переместился то ли с фантастической ловкостью, то ли перелётом, оседлал его бёдра и обхватил ладонями его лицо. — Люц… — голос моментально сел и получился скорее хриплый выдох, чем внятное обращение. — Сэмми, я не… Ты не обязан. Я… — поцелуй достался скуле, затем виску, а в следующую секунду Люцифер переместил руки на его плечи, уткнулся носом куда-то в его волосы и счастливо выдохнул. Сэм зажмурился, не понимая, плакать ему или смеяться. В голове билась единственная внятная мысль, что соблазнитель из Люцифера получится нескоро, даже если тот целенаправленно решит им стать. Руки сами по себе сомкнулись на спине Люцифера, позволяя объятию стать плотнее. — Сэмми, — шёпот, больше похожий на стон, неожиданно прозвучал прямо в губы, и Сэм распахнул глаза, сразу же встречая серьёзный и вопросительный взгляд Люцифера. Собственные выводы о навыках резко показались преждевременными. Пальцы Люцифера пробежались по плечу, казалось, умышленно не лаская, но дразня, вплелись в волосы, прочесали их, чуть оттягивая, а затем неожиданно оказались на шее. Сэм сорвался на рваный вдох, когда нежные, но настойчивые поглаживания отозвались мурашками. — Боже, — Сэм вернул шёпот, также почти касаясь губ, как до этого сам Люцифер, и изумился, когда тот вдруг положил вторую руку ему на затылок, чуть надавил, притягивая ещё ближе, и настойчиво поцеловал. Все лишние мысли вылетели из головы разом. Подозрение, что Люцифер руководствуется лишь желанием что-то исправить, перекрылось пониманием, что тот явственно дрожит и льнёт к нему так, как мог бы разве что стремиться к оазису высохший от жажды путник. По венам уже знакомо побежал ток. Сэм разомкнул губы, позволяя поцелую стать глубже. — Отец… — голос Мэг сознание распознало не сразу, но желание испепелить её на месте возникло мгновенно. Сэм с досадой стиснул зубы, когда Люцифер разорвал поцелуй, хотя обнимать его за шею и не перестал. Память отказалась выдавать момент, когда рука Люцифера вообще успела её обхватить. — Вот же чёрт. Дин с Михаилом. В порядке. А я… Меня здесь не было, — почти слитным набором букв выдала Мэг и явно собралась исчезнуть. — Где Мишель откопал эту обезьянку? — интерес в голосе Люцифера ощущался неподдельным, хотя и оттенялся изрядным раздражением. Сэм подавил усталый вздох, понимая, что настроение продолжать хоть что-либо исчезло даже слишком быстро. Отвлечённая мысль, что Мэг хотя бы больше не воспринимается настолько врагом, чтобы злиться на то, в какой ситуации она их застала, промелькнула в сознании, но не вызвала особых эмоций. Сэм аккуратно подтолкнул Люцифера в бедро, побуждая встать. — Я… Дин как-то оказался с Голодом. Демоны, которые были приставлены к нему, явились ко мне с докладом, когда тот отдал приказ его убить, — Мэг откровенно нервничала, в чём Сэм убедился, когда поднялся на ноги вслед за Люцифером, который теперь казался растерянным, и бросил на неё короткий взгляд. — Голод… Ни цента не дам за его жизнь. Михаил был… в ярости. — Демоны? — Люцифер приподнял брови, и Сэм поймал себя на том, что по мере неохотного осмысления рассказа Мэг тот же вопрос возник и у него. — Он просто велел нам всем убраться, — Мэг замотала головой в знак отрицания, будто вдруг вознамерилась поработать личным адвокатом Михаила или до сих пор не верила в то, что тот сделал. — Включая их. И сказал, передать вам и мал... Адаму, что Дин с ним и будет в порядке. Я… — Мэг запнулась, выглядя так, словно хотела провалиться сквозь землю. — Отец… — Иди, — Люцифер махнул рукой, и Мэг исчезла в тот же миг. — Сэмми… Я… — виновато начал Люцифер, создавая впечатление, что ситуацию он осмыслил не сразу, но всё-таки осмыслил. — Всё нормально, — быстро заверил Сэм и бегло улыбнулся. Недоверчивый взгляд Люцифера заставил вздохнуть. — Люц… Я не в восторге, что нас прервали, да. Но, по крайней мере, я понимаю, что дальше за Дина можно не волноваться. Это тоже важно. — Несмотря на то, что он в цепких ручонках Мишеля? — скептически поинтересовался Люцифер, осторожно коснувшись его ладони. — Именно поэтому, — Сэм вздохнул ещё раз и сам переплёл их пальцы. Раздражение, всё равно копошащееся в груди, сразу же притихло. — Исходя из всего и учитывая твои обещания, я скорее беспокоюсь за Михаила, — Сэм чуть усмехнулся, давая понять, что частично шутит. — Сэмми, я… Так не стоило делать, да? — прямой и на удивление чёткий вопрос Люцифера заставил задуматься, что состоявшийся непростой разговор поменял больше, чем могло показаться на первый взгляд. Сэм замялся с ответом. — Я не хотел… всё портить, — покаянно пробормотал Люцифер, явно расценив его молчание как согласие. — Мэг может найти меня, потому что это удобно. Но я могу это временно прекратить, Сэмми. И мы можем отправиться в замок. Там чудный вид на закат. Ужин… — Малыш, тише, — без труда улавливаемые ноты отчаяния в голосе Люцифера стёрли остатки негатива от ситуации моментально. Сэм на ощупь нашёл вторую руку Люцифера, дёрнул его на себя и прижался своим лбом к его лбу, который ощущался напряжённым, как и всё остальное тело. — Ничего страшного не случилось, честное слово. Это не особо приятно, но это мелочь. Возможно, я соглашусь на твоё заманчивое предложение по поводу Мэг. Мне бы не хотелось, чтобы нам помешали в следующий раз. И в замок тоже можно. — Следующий раз? — надежда в голосе Люцифера перекрыла все остальные эмоции, не оставляя шанса в них разобраться. — А ты не хочешь, чтобы он был? — Сэм подался назад, слегка улыбнулся и оставил на щеке Люцифера лёгкий поцелуй. — Хочу, — молниеносно отозвался Люцифер, словно опасаясь, что если не ответит достаточно быстро, то произойдёт что-то непоправимое. — Но ты… Ты уже… не хочешь? — то, что, очевидно, предполагалось утверждением, стало почти жалобным вопросом. — Люц, с тобой всего хочу, — быстро заверил Сэм и пробормотал скорее себе под нос, чем Люциферу, краем сознания понимая, что тот всё равно услышит: — Даже когда сам не знаю, чего именно. Малыш, если ты про то, что мы не продолжаем сейчас… Это вроде как момент, понимаешь? Настроение. Я не знаю, если тебе вдруг будет так проще понять, всплеск нужных гормонов в теле. То, что сейчас момент уже абсолютно не кажется мне подходящим, никак не меняет того, что я хочу быть с тобой. И ужин кажется мне прекрасной идеей, — искренне добавил Сэм, поймав себя на том, что действительно голоден. Люцифер неожиданно сдавленно фыркнул, прежде чем сжать его плечо рукой. — Эмм, тебя так забавляет, что я иногда хочу есть? — с оттенком веселья уточнил Сэм, не желая, чтобы Люцифер расценил вопрос упрёком. — Представь, как Мишель попытается накормить свою упрямую обезьянку, Сэмми, — без промедления отозвался Люцифер. Буйная фантазия быстро подбросила картинку, в которой Дин швыряет в Михаила одну тарелку за другой, и Сэм, не без труда заткнув возмутившуюся совесть, усмехнулся за миг до того, как крылья унесли их с Люцифером в мягкую невесомость, в которой всё чаще хотелось задержаться, если не остаться навсегда. Смех Люцифера в полёте, казалось, сделал светлее само пространство.***
Адам выплюнул очередные несколько зубов, понимая, что давно сбился, какие это по счёту. Вопрос, что было больнее, то, как их безжалостно вырывали с корнем, или то, как они резко вырастали во рту заново, закончился осознанием, что боль просто осталась единственной реальностью и её интенсивность уже перестала иметь значение. Михаил смотрел на него тяжёлым взглядом. — Малыш… — голос Мэг поначалу показался галлюцинацией. Смутные воспоминания о том, как они договаривались о свидании, выплыли из памяти, и Адам задохнулся от ужаса, когда сообразил, что Мэг действительно здесь. — Что тут?.. — Мэг, уходи, — сорванный голос прозвучал не криком, а сипением, но всё же слова вышли разборчивыми. — Сейчас… — Адам захлебнулся не словами, но кровью, и с ужасом понял не только то, что предупреждение всё равно опоздало, но и всю тяжесть совершённой ошибки. — Любопытно, — Михаил, который явно без малейших усилий пригвоздил Мэг к ближайшей стене, переводил взгляд между ними. — Признаться, я уже сожалел о том, что твоей мамаше досталась лёгкая смерть. Моя ошибка, — сокрушённость в самоуверенном голосе казалась до отвращения фальшивой. — Но, кажется, наш досточтимый отец решил сделать мне подарок, не так ли, Адам? Значит, это отребье тебе важно? — Да плевать я на неё хотел, — всё-таки заставил себя выплюнуть Адам, даже понимая, что никакие фразы теперь ничего не исправят. — Неужели? — Михаил прищурился. — Занятно. Значит, тебя не обеспокоит, если я, к примеру, сделаю так? — он едва заметно шевельнул пальцами, и Мэг зашлась диким криком. Адама затошнило при виде того, как на её животе появляется длинный продольный разрез, из которого немедленно вываливаются органы. — Или так, — очередное движение заставило новый разрез проявиться на горле. — Хватит, — измученные голосовые связки всё-таки оказались ещё способны на крик. От слепого ужаса колотило крупной дрожью. — Не трогай её, сукин ты сын. Делай, что хочешь со мной, но не смей протягивать свои лапы к ней. — Я так не думаю, — Михаил триумфально улыбнулся. — А знаешь, что я думаю, Адам? Наш разговор пойдёт значительно конструктивнее. Она демон, — в глазах Михаила сверкнуло торжество. — И не погибнет ни от какой человеческой пытки. Но это не означает, что они не будут причинять ей невыносимые мучения. Я прослежу за этим. Так ты не передумал? Просто дай мне согласие, и мы всё прекратим. Я исцелю тебя. Мой сосуд должен быть в безупречном состоянии. И даже её. — Я… — Адам попытался стиснуть зубы, но сообразил, что на этот раз новые не выросли, очевидно, потому, что Михаил отвлёкся. Мэг, во взгляде которой отражался чистый ужас, отрицательно замотала головой, явно пользуясь моментом, пока Михаил был сосредоточен не на ней. Адам прикрыл глаза, понимая, что ответом, который не собирался менять ни в каком случае, обречёт на ад теперь их обоих, но и осознавая, что его согласие мгновенно подпишет Мэг смертный приговор. — Пошёл ты нахрен, больной ублюдок, — выплюнул Адам и тут же рухнул в лужу собственной крови, которой уже какое-то время было явно больше, чем в целом могло найтись в человеческом теле. Треск ломающихся ребёр перестал волновать в тот момент, когда одно из них пробило лёгкое. Адам судорожно схватил ртом воздух, закашлялся кровью, и обессилено распластался по полу, когда Михаил его исцелил. Мозг, на удивление ещё не отключившийся от реальности, подсказал, что в летальном исходе тот всё-таки не заинтересован. Отчаянный крик Мэг ударил по ушам. — Значит, ты предпочитаешь продолжить развлечения, Адам, — безразлично констатировал Михаил. Адам всхлипнул, когда заметил, как руки Мэг выворачиваются из плечевых суставов и ломаются сразу в нескольких местах каждая. — Что же, у меня достаточно времени. А теперь наше развлечение стало ещё веселее. Ты не находишь? — Ты долбаный псих, — прохрипел Адам и дёрнулся, когда в воздухе вдруг появились острые железные штыри. Часть устремилась к Мэг, которая, как и он сам, теперь лежала на полу, а часть зависла на месте. Адам сглотнул, ощутил металлический привкус, который стал ненавистным, и его ту же вырвало. От вида крови тошнило уже не меньше, чем от её вкуса, который, казалось, не исчезнет изо рта больше никогда. — Поехавший маньяк… — едва слышно выдавил Адам и замер, когда в голове мелькнула идея. Понимание, что символ, который Дин использовал против их Михаила, он помнит более чем приблизительно, не остановило от обдумывания мысли, показавшейся спасительной. Соображение, что этот Михаил бесцеремонно лезет ему в голову, подтолкнуло к хитрости. Губы не слушались, покрытые коркой запёкшейся крови, которая постоянно утолщалась. — Твои оскорбления меня даже забавляют, — Михаил склонил голову к плечу. Адам задохнулся в очередной раз, когда штыри вонзились в тело Мэг, заставляя её сорваться на глубокий, протяжный, полный пробирающей боли стон. — Ты, очевидно, думаешь, что я испытываю трудности со здравым смыслом. Но это не так. — Да ты что? — Адам запоздало отметил, насколько сильно шепелявит даже тогда, когда слова удаётся произнести относительно внятно. На краю сознания продолжало прокручиваться воспоминание о встрече их Михаила с Дином. Облегчение захлестнуло волной, когда символ всё-таки нарисовался в голове чётко. Адам лихорадочно попытался максимально незаметно указать Мэг на Михаила, отчаянно надеясь, что та поймёт, что от неё требуются. Изобилие свежей крови вокруг впервые за всё время извращённо порадовало. — А с виду ты вылитый психопат с манией величия, — бросил Адам, мысленно выдыхая, когда Мэг едва заметно ему кивнула. — У меня был отец, Адам, — Михаил неожиданно заговорил спокойным тоном, будто бы вдруг действительно решив рассказать свою историю. Адам невольно сжал кулаки, понимая, что как раз лишнее внимание ему ни к чему. — Когда мы с братом… моим Люцифером сражались в моём мире, мы думали, что Бог вернётся, и ответит нам. Зачем он ушёл, что мы сделали. Но знаешь что вместо этого? Ничего. Ни Бога, ничего. — Это так трогательно, — Мэг, которая теперь, очевидно, тоже могла только хрипеть, всё равно умудрилась вложить во фразу уловимый сарказм. Адам поймал себя на неуместном, но ярком чувстве гордости и практически непреодолимом желании обнять Мэг. — Мы должны тебе посочувствовать на этом трепетном моменте? — Ты смеешь со мной говорить? — тон Михаила моментально исполнился ледяного отвращения, а он обернулся к Мэг. Адам спешно принялся размазывать кровь, делая вид, что просто извивается от боли, которая продолжала полыхать во всём теле. Сорванный вой, однозначно принадлежащий Мэг, заставил вздрогнуть. Адам запретил себе смотреть в её сторону, понимая, что у него нет права отвлекаться. Осознание, что рано или поздно, Михаил продолжит пытать его, толкало действовать. Здравый смысл участливо, но жестко подсказывал, что быстро осуществить задуманное не получится в любом случае. Адам упрямо продолжал превращать кровь в нужные линии, периодически вскидывая взгляд на Михаила, чтобы убедиться, что тот всё ещё не обращает на него внимания, и отчаянно цепляясь за крайне шаткую, но единственную имеющуюся надежду.***
Сэм титаническим волевым усилием заставил себя покинуть огромную чугунную ванну, которая вызывала восторг одним своим видом. Оставив галочку в памяти, что Люцифера стоит поблагодарить ещё раз за добавленную в воду смесь, которая сделала её удивительно приятной, Сэм огляделся в поисках полотенца и усмехнулся, когда заметил его на табурете. Большое, махровое и возмутительно розовое, оно казалось вычурно-современным на фоне обстановки в целом, но и согревало одним своим видом. Желание оказаться рядом с Люцифером только усилилось при мысли, что тот, вероятно, успел соскучиться. Сэм подавил вздох, уже и сам не понимая, почему так и не предложил принять ванну вместе, хотя порыв и имел место быть. Воздух коридора показался холодным после тёплой влажности, наполняющей ванную комнату. Сэм поежился, запоздало сообразил, что не видел своих вещей, затянул полотенце на бёдрах туже и растерянно огляделся. Полутёмный коридор, идущий в обе стороны, загнал в тупик отсутствием знания, куда двинуться. Сэм замер на мгновение, решая позвать ли Люцифера. Нежелание дёргать из-за каждой мелочи выиграло у опасения, что сам он просто заблудится. Сэм вздохнул и решил идти в левую сторону. В голове пронеслась здравая мысль, что это шанс хоть немного изучить изнутри замок, который оказался действительно очаровывающе великолепен. Острый слух выхватил стук клавиш, похоже, компьютера уже через несколько пройдённых ярдов. Сэм моргнул. Техника никак не желала вписываться в голове в обстановку в духе средневековья, и меньше ассоциировалась только с Люцифером. На долю секунду пожалев об отсутствии оружия, Сэм всё-таки отметил, что чутьё молчит, и двинулся в сторону, откуда доносился звук. Огромная гостиная предстала перед глазами уже через несколько секунд. — Сэмми, — Люцифер, который сидел в кресле, чуть склонившись вперёд, тут же оторвал взгляд от экрана ноутбука, неизвестно где взятого, и окинул его цепким взглядом. — Чего не позвал? Тряпки, если они тебе ещё нужны, там, — небрежный взмах руки указал на другое кресло, стоящее в значительном отдалении. — Определённо нужны, — Сэм тепло улыбнулся, поколебался между желанием обнять Люцифера и потребностью всё-таки одеться, и чуть неохотно всё-таки направился к вещам. — А ты решил?.. — Сэм кивком головы указал на ноутбук, не зная, как лучше сформулировать вопрос. Идей, для чего Люциферу вдруг понадобилось учиться обращаться с техникой, не было. — Кстати, если что-то непонятно или нужна будет помощь, я могу… — Нет, — моментально вскинулся Люцифер и быстро захлопнул крышку ноутбука, а затем ещё и отодвинул его от себя, будто решив сделать вид, что ничего не было в принципе. — Это фигня, Сэмми. Мне просто было скучно, пока ты изображал из себя водоплавающее. — Ладно, — протянул Сэм чуть неуверенно, обдумывая стойкое подозрение, что Люцифер откровенно смутился проявленному интересу к его занятию. Воспитание напомнило о себе, не позволив перейти к более настойчивым вопросам. Сэм только слегка вздохнул и принялся быстро одеваться, стараясь игнорировать пристальный взгляд Люцифера, который заставлял бессчетное количество огненных иголочек вспыхивать прямо под кожей. Получалось плохо. — Эмм, вообще-то я хотел поблагодарить тебя за ванну, — Сэм прикрыл глаза, понимая, что теперь смутился уже он сам. — В смысле, чтобы ты туда не добавил, оно было очень расслабляющим и… Я вообще не помню, когда последний раз не ограничивался необходимым душем, так что спасибо. Порыв подойти к Люциферу значительно пригасился вдруг возникшей неловкостью и неуверенностью в том, что самоконтроль не полетит в пропасть от первого же прикосновения. Мозг хладнокровно подсказал, что возникшее между ними сексуальное напряжение, так ни разу и получившее реализации, неизбежно будет проявлять себя в любой подходящей и не особо ситуации. — Хоть каждый день, Сэмми, — Люцифер неожиданно оказался буквально в шаге, и волна тепла окатила с ног до головы, разом согревая и побуждая податься навстречу. Мысленно махнув рукой на потенциально возможные последствия и ужин, Сэм качнулся вперёд и накрыл губы Люцифера своими. Иголочки мгновенно стали ощутимее в разы. Понимание, что Люцифер утянул их в полёт, отозвалось недоумением. Сэм отстранился, едва ощутил опору под ногами и взглядом выразил вопрос. Люцифер только предвкушающе сверкнул глазами и развернул его за плечи. Дыхание перехватило от открывшегося вида. Облака, кажущиеся чьим-то рукотворным творением, напоминали длинные вихри, которые будто бы тянулись к вершинам гор со всех сторон. Солнце, уверенно клонящееся к закату, расцветило их в разнообразные оттенки жёлтого, оранжевого и красного. Картина выглядела невероятным шедевром импрессионизма и зачаровывала. Сэм, не отдавая себе отчёта, вскинул руку, утонув в иллюзорном желании коснуться разноцветных пушистых облаков, которые скользили по лазурному небу заметно даже для обычного взгляда, но словно волей невидимого волшебника всё равно окружали пики. Солнце медленно, но уверенно начинало плавиться. Сэм слабо дёрнулся, когда Люцифер обнял его со спины. — Боже, — только и выдохнул Сэм, не сразу веря, что скучная повседневная реальность всё ещё существует. — Вообще-то старик был нытиком и занудой, — не оборачиваясь, Сэм не усомнился, что Люцифер манерно возвёл глаза к небу и сопроводил действие гримасой. Улыбка тронула губы. — Но когда он запилил вселенную, некоторые штуки у него получились круто. — Это нереально, — голос невольно упал до шёпота. Сэм чуть тряхнул головой, пытаясь хоть немного сбросить наваждение. Очарование воспротивилось и усилилось, когда взгляд зацепился за сиренево-розовое облако, похожее на диковинный цветок на длинном стебле. — Ты действительно никак?.. Прости, но поверить, что нечто настолько чудесное и необычное могло возникнуть само по себе, немного сложновато. — Я же говорил, тут зачётный вид на закат, Сэмми, — откровенно довольный голос Люцифера, который ощущался сейчас как счастливый ребёнок, побудил повернуть голову и попытаться дотянуться до щеки, чтобы оставить на ней поцелуй. Люцифер явно умышленно подставил губы, но быстро подался назад и жизнерадостно возвестил: — Обезьянкам всё ещё нужна еда для правильного функционирования. Ужин, Сэмми. — Да, — Сэм моргнул и придавил сожаление от осознания, что с потрясающей картиной придётся распрощаться. Люцифер разжал руки, возвращая свободу передвижений, и Сэм тут же обернулся к нему, намереваясь спросить, куда идти, но так и застыл с открытым ртом. Мозг удивительно бодро анализировал увиденное, но слов не находилось. Открытая смотровая площадка замка, где они находились, была достаточно большой, чтобы посадить на неё вертолёт. Размах строения осознавался медленно. Стол, кажущийся кукольным на фоне общей масштабности, радовал взгляд не только изобилием блюд, при виде которых желудок издал жалобное бурчание, но и несколькими явно старинными подсвечниками, в которых высились ещё незажжённые свечи. Широкие плетёные кресла-качалки, в каждом из которых, казалось, могут поместиться и три человека, вызвали новую вспышку восторга. — Сэмми? — Люцифер чуть нахмурился и пощелкал пальцами перед его лицом. — Если что-то не так, только скажи. — Ты с ума сошёл? — вопрос вырвался невольно, а восторг достиг своего пика. — Всё отлично, Люцифер. Более чем. Я просто… — слова застряли в горле, благодарность смешалась с желанием оказаться ближе и никогда вообще не возвращаться в реальный мир, и Сэм на ощупь нашёл руку Люцифера и сжал. — Спасибо. За всё спасибо, Люц. Никто и никогда не делал для меня столько. — Это просто ужин, Сэмми, — Люцифер заморгал и выглядел теперь неподдельно растерянным. — Я… Я хотел, чтобы тебе понравилось, но… — У обезьянок это называется забота, — мягко поправил Сэм, не удержавшись, притянул Люцифера в объятие и привычно прижался губами к его виску. — И для меня вдвойне ценно то, насколько она искренняя. Посидишь со мной? В смысле я понимаю, что еда тебя не привлекает, но… — Курицу, которая обзывается «Хули-хули», я просто обязан попробовать, Сэмми, — запротестовал Люцифер, который явно окончательно расслабился и быстро вернулся к обыденному для него легкомысленному тону. — Видимо, мне остаётся только составить тебе компанию, — Сэм рассмеялся и первым двинулся к ближайшему креслу, потянув за собой и Люцифера, руку которого так и не отпустил. Теперь осознанный взгляд прошёлся по блюдам, которые выглядели одно аппетитнее другого, и Сэм только приподнял брови. — Ты успел облететь весь мир, пока я принимал ванну? Я не эксперт, но разобраться, что здесь представлены кухни разных народов, могу. — Может, пару-тройку стран, — беспечно бросил Люцифер, явно пытаясь не показывать широкую, определённо довольную улыбку слишком явно. Сэм покачал головой и слабо усмехнулся, понимая, что вечер стараниями Люцифера уверенно превратился в идеальное свидание. Кресло на проверку всё-таки оказалось тесновато для двоих, и Люцифер с уловимой неохотой поднялся обратно на ноги. Сэм без колебаний дёрнул его за руку обратно, что привело к тому, что Люцифер оказался сидящим у него на коленях. — Даже не думай, — фраза в итоге прозвучала куда-то в шею Люцифера. Завтрак в Аду моментально всплыл в памяти, и Сэм слегка усмехнулся. — Пробовать одно блюдо, находясь на расстоянии пары ярдов, очень неудобно. Ты знал? — Сэмми, — как-то беспомощно пробормотал Люцифер, напряжённо сглотнул, но быстро вернулся к легкомысленному тону: — Если ты хотел, чтобы я тебя покормил, достаточно было просто сказать, — тарелка с курицей, которая издавала умопомрачительный аромат, оказалась в руках Люцифера через долю секунды. Сэм облизал губы, когда тот подцепил кусок и поднёс к его рту, но послушно откусил, стараясь не обращать внимания на жар, приливший к щекам. Пространство вокруг окончательно окрасилось закатными цветами. Сэм медленно прожевал мясо, показавшееся чуть излишне острым, и с сожалением констатировал, что до полного захода солнца остались считанные минуты. Вернув своё внимание Люциферу, Сэм сдавленно фыркнул, когда заметил, что тот жуёт, очевидно, ту же курицу с такой скорбной миной, словно это последнее, что он делает в этой жизни. В груди заворочалось яркое нечто от понимания, что Люцифер и не думал отказываться от своих экспериментов, призванных позволить ему ощущать вкус еды, о которых упомянул почти вскользь. — Для меня многовато остроты, — мягко произнёс Сэм, невольно стараясь подчеркнуть, что просто делится своими впечатлениями. — Но в целом всё равно очень вкусно, — поспешно добавил он, сообразив, что Люцифер вполне может сделать вывод, что ему не понравилось вообще. Люцифер неопределённо повращал в воздухе свободной рукой, а затем тарелка неуловимо быстро сменилась на глубокую фарфоровую миску. Заглянув в неё с неподдельным любопытством, Сэм с долей сомнения опознал итальянские равиоли. Солнце окончательно село, и свечи вспыхнули в тот же миг, сразу же притягивая взгляд. Сэм сглотнул, понимая, что Люцифер явно выжидал момент. В только занимающихся сумерках чуть колыхающееся от ветра пламя выглядело удивительно мягким за счёт скрадываемой яркости и, казалось, легко могло погрузить в себя. Что-то металлическое коснулось губ, и Сэм машинально открыл рот прежде, чем сообразил, что это вилка. Вкусы креветки и белого вина сняли вопрос, с чем именно равиоли, и вдохновили на порядок больше курицы. Сэм сам зацепил зубами следующую порцию, которая усилиями Люцифера оказалась на вилке. Смутное осознание, что он внезапно оказался в ожившей сказке, которая просто не может иметь счастливого финала, как не имело его ничего хорошее в его жизни, промелькнуло в голове, но растворилось в миге настоящего, который хотелось прожить полно, независимо от того, что будет дальше. Люцифер продолжал его кормить, явно не видя ничего странного в таком положении вещей. Непреодолимое желание больше никогда не возвращаться к охоте и всему, что с ней связано, вдруг накрыло с такой силой, что на глазах едва не выступили слёзы. Горло сжало спазмом. Сэм невольно поперхнулся очередной порцией еды, закашлялся и перехватил руку Люцифера, который встрепенулся. — Сэмми? — растерянное удивление отразилось в голосе, и внезапно показалось очень подходящим Люциферу. — Всё нормально, — быстро отозвался Сэм, ощущая, как кашель затихает. — Такое случается, Люц. И это точно не то, что надо исцелять. Я просто… Я не хочу, чтобы наступало завтра, — фраза вырвалась невольно, и Сэм прикрыл глаза, понимая, что прозвучала она максимально неоднозначно. — Я не к тому… Я не помню, когда чувствовал себя настолько счастливым, как сейчас. И за всё это время рядом с тобой. На самом деле я не уверен, что когда-нибудь вообще чувствовал. И я… Лучшего стимула не возвращаться к прежней жизни, у меня ещё не было. — Но тебе и не надо, Сэмми, — Люцифер быстро поставил тарелку на стол, сжал его ладонь одной рукой, а другую прижал к его щеке. Сэм чуть склонил голову вбок и слегка потёрся об неё. — Любая жизнь, какую ты только можешь пожелать. Где угодно, что угодно, Сэмми. Любые страны, континенты, измерения, планеты. Я… — Погоди, — сознание уцепилось за несоответствие где-то на упоминании стран, и Сэм свёл брови, пытаясь понять, что не так. Мысль, что они в Италии, подарила вспышку озарения. — Люц, — медленно начал Сэм, понимая, что в голове уже начала выстраиваться гипотеза, которая казалась немного фантастической. — Если я всё правильно помню о разнице во времени, тут сейчас должна быть глубокая ночь. Ты же не?.. — Сэмми, я просто хотел показать тебе закат, — Люцифер перебил и разом стал выглядеть на несколько порядков несчастнее, словно ожидал порицания или ссоры. — Обезьянки и на пушечный выстрел не подойдут к этому замку, не было… — Ты вернул нас во времени? — изумлённый восторг, полноценно отразившийся в голосе, похоже, загнал Люцифера тупик. Понимание, что кто-то способен обернуть вспять даже время просто ради ужина на закате, будило внутри что-то такое, от чего воздуха не хватало катастрофически. — Это… — Сэм умолк, когда не просто нужные, но, казалось, вообще любые слова отказались находиться. — Сэмми, ты… не злишься? — с непонятной осторожностью уточнил Люцифер, который выглядел всё более напряжённым. — Боже, за что? — Сэм моргнул от неожиданности вопроса и помотал головой в знак отрицания. — Нет, Люцифер, наоборот. Я… впечатлён, — слово не отражало и десятой доли всего, что только нарастало в груди, но Сэм подозревал, что чисто человеческими способами это выразить невозможно в принципе. — Тогда прогулка, Сэмми? — Люцифер оживился даже слишком резко, создавая впечатление, что он почему-то всё равно считает себя виноватым и стремится сгладить ситуацию. Сэм мимолётно нахмурился, не желая соглашаться с таким раскладом. — Можем осмотреть замок внутри или пройтись снаружи. Там есть одна чудная полянка… Определись, что ты предпочитаешь, и мы мо… — Тебя, — единственный верный ответ, ставший венцом эмоциональной бури внутри, сорвался с губ легко. Сэм машинально отметил, что голос резко охрип. Люцифер осёкся на полуслове и посмотрел на него широко распахнутыми глазами. — В замке, на полянке, в любых странах и измерениях, на каких угодно континентах и планетах, Люцифер. Я предпочитаю тебя, — выдохнул пропитанную искренностью фразу Сэм в приоткрытые губы Люцифера прежде, чем увлечь его в глубокий поцелуй.***
Дин в третий раз нервно одёрнул футболку и сделал глубокий вдох. Взгляд упал на рубашку, висящую на крючке, и Дин усилием воли не позволил себе к ней потянуться. Упрямое ощущение, что он голый, заставило оглядеть себя далеко не в первый раз. Пижамные брюки, которые нашлись в отеле, и привычная футболка, пусть и кажущаяся новой, всё ещё не желали подтверждать ощущение. Раздражённо тряхнув головой, Дин заставил себя открыть дверь, краем сознания понимая, что количество времени, которое он провёл в душе, располагало предположить, что он всё-таки решил утопиться. Михаил ощупал его взглядом, едва он шагнул в номер, и заметно расслабился, очевидно, удовлетворившись увиденным. Дин облизал губы и остановил взгляд на столике, уставленном едой. Желудок издал предательское бурчание, а попытка вспомнить, когда он ел последний раз, провалилась с треском. Напрягающая неловкость, возникшая при мысли, что употреблять еду придётся при Михаиле, загнала в тупик. Дин дёрнул щекой, отказываясь понимать, с каких пор подобное стало проблемой. Ноги понесли к столику сами, а рука потянулась к бургеру, едва позволило расстояние. — Эта еда не является полезной. Но, насколько мне известно, она доставляет тебе удовольствие. Я подумал, что ей ты будешь рад больше, чем салату или овсяной каше, — Михаил выглядел действительно сомневающимся, и это почему-то согрело изнутри. — Всё отлишно, чувак, — Дин, успев откусить внушительный кусок бургера, попытался ответить с набитым ртом, неожиданно почувствовал, как к щекам приливает жар, а неловкость возвращается, но расслабился, едва заметил, как уголки губ Михаила приподнялись в намёке на улыбку. — Ничего не может быть круче бургеров из закусочной Биггерсона, — добавил Дин, проглотив прожеванный кусок, и блаженно прижмурился. — Без понятия, где ты это взял, но пофиг. Вкусно, — ещё пробормотал Дин до того, как вгрызся зубами в бургер снова. — Если захочешь чего-то более полезного, здесь есть паста и томатный суп с рисом, — Михаил лёгким движением руки указал на названные блюда. — Что?.. — Дин с трудом заставил себя проглотить вторую порцию еды и поймал себя на том, что резко перестал чувствовать её вкус. — Да какого же хрена?.. — иррациональная обида наложилась на мгновенно вспыхнувшую злость. — Дин, я… Я могу просто убрать это, — быстро предложил Михаил, лишь подтверждая, что выбор блюд не был случайным. — Нет, я… — Дин невольно дёрнулся вперёд в порыве помешать, и стиснул зубы. То, с какой молниеносной быстротой эмоции сменяли друг друга рядом с Михаилом, уже всерьёз пугало. — Оставь. Просто… Знаешь, это чертовски бесит, когда кто-то знает о тебе всё и использует… — Дин умолк, глотая окончание фразы, которое неизбежно прозвучало бы очередным обвинением. — Проехали. — Дин, я не учёл, что ты можешь расценить это так, — с неподдельным сожалением отозвался Михаил. — Я подумал, что суп может тебе понравиться именно потому, что ты любил его в детстве. Но мне не пришло в голову, что поступать так не слишком честно. — Забей, — улыбка всё равно получилась натянутой, но хотя бы не фальшивой. Дин удовлетворился этим и вернулся к поглощению бургера, стараясь не задумываться ни о чём серьёзном. Получалось плохо. Навязчивые мысли и воспоминания о сцене в лесу настойчиво требовали к себе внимания, но хотя бы позволяли временно игнорировать всё случившееся после появления Михаила в ресторане. Дин вскинул брови, когда Михаил встал и протянул ему стакан. — Разве люди не сопровождают приём сухой пищи употреблением жидкости? — отблеск лукавства в глазах Михаила мешал поверить, что тот не осведомлён настолько, насколько показывает. — Это не виски, чувак, — мрачно констатировал Дин, рассмотрев содержимое бокала. — Так что, пожалуй, обойдусь. — Это молоко, — невозмутимо отозвался Михаил, одновременно соглашаясь и информируя. — И, вне всякого сомнения, оно является более полезным напитком, чем тот, который упомянул ты. Согласно многим человеческим исследованиям, оно отлично подходит для употребления перед сном. — А ты типа реально собрался уложить меня спать, — Дин мимолётно скривил губы, отложил остатки бургера, который абсолютно перестал привлекать, и хотел обтереть ладони о штаны, но машинально остановился и потянулся за салфеткой. — Ну-ну. Давай сделаем вид, что я тебе верю. — Дин? — во взгляде Михаила отразилась, казалось, неподдельная растерянность. — Я думал, мы достигли согласия в этом вопросе. Мне показалось, что ты признал, что тебе требуются сон и еда. Я не понимаю… — Ага, — Дин пару раз кивнул головой, превращая жест не в демонстрацию согласия, а в олицетворение сарказма. Успевший притихнуть страх перед будущим мгновенно разгорелся в полную силу, смешиваясь с липкой обидой, которая так и не пожелала изжить себя до конца. — Мы здесь, разумеется, для того, чтобы я мог поспать. — Дин, я был бы тебе очень признателен, если бы ты предоставил мне… больше объяснений, — Михаил нахмурился. — Полагаю, если я прочту твои мысли, это приведёт нас к очередной ссоре. Я был бы весьма благодарен, если бы избавил меня от необходимости это делать. — Да брось, чувак, — Дин дёрнул плечом, на мгновение задержал взгляд на стакане с молоком, который почему-то бесил больше всего, а потом цинично усмехнулся. — В одном малой, очевидно, прав. Тебе нафиг не сдалось моё согласие теперь. В смысле как сосуда. Ну и, знаешь, — Дин пространно взмахнул рукой, — не срослось с одним братом, всегда есть второй. Ну, или ты просто решил придерживаться расписания. Утром — Адам, вечером… — Дин, — Михаил перебил резко, моментально оказался рядом и сжал его запястье. Дин стиснул зубы. — Я могу понять, что привело тебя к подобным выводам, но я бы настоятельно попросил тебя не отзываться об Адаме в таком тоне. — Ему ты рот что-то не закрывал, — терпение лопнуло сродни бомбе, а всё, что даже не было обдумано до конца, захлестнуло ядовитой смесью, в которой не нашлось ни единой светлой искры. — Хотя, прости, — недобрый тон разбудил отвращение к самому себе. — Запамятовал. Именно этим вы и были зан… — Дин, — Михаил незначительно повысил голос, неуловимо быстро переместил руки, сжал его плечи, но неожиданно не встряхнул, чего Дин невольно ждал, а притянул в объятие. В груди моментально взорвалась ещё одна бомба, сделавшая смесь эмоций абсолютно невыносимой. Из горла против воли рванулось что-то, подозрительно похожее на всхлип. Отвращение к себе почти превратилось в ненависть. — Дин, пожалуйста, — дыхание Михаила обожгло висок. Дин зажмурился, понимая, что Михаил даже не пытается перейти грань объятий. Благодарность незначительно пригасила обиду. — Адам не возражает против того, чтобы я показал тебе воспоминание. Он сам это предложил. И если ты пожелаешь, я это сделаю, но я не думаю… — Да нахрена оно тебе надо? — Дин всё-таки предпринял попытку вырваться, но честно признался себе, что она была недопустимо слабой. — Потому что мне нужен ты, — неожиданно тихо отозвался Михаил с отчаянием, которое, как казалось, было продиктовано уверенностью, что он не сможет убедить. Дин застыл, не находя достаточно желания выпалить резкий ответ, который неизбежно прозвучал бы очередным оскорблением. — Дин. Наше взаимодействие с Адамом имело свои последствия. Я отношусь к нему крайне… — Да, я заметил, — выплюнул Дин, машинально отмечая, что недобрый тон вернулся быстрее, чем мог бы, даже если бы это было задумкой. — Ну так какого чёрта ты делаешь здесь? Если ты решил поиграть в героя, то… — Упрямое дитя, — нежность, вдруг проступившая в голосе Михаила, который обхватил ладонями его лицо, воспринялась как удар в спину и сорвала последние тормоза. — Это у нас так теперь ролевые игры начинаются? — выпалил Дин, уже слабо отдавая себе отчёт, что произносит, и ударил Михаила кулаками по груди. В голове шумело, а здравый смысл отключился полностью. Смутное понимание, что виски могло действовать до сих пор разбивалось об очевидную констатацию, которую не получалось отрицать. Эмоциональный шторм, неизбежно разгорающийся рядом с Михаилом, превосходил по силе воздействие любого алкоголя и, вероятно, превзошёл бы даже влияние наркотиков. — Дин, — успокаивающий голос, в котором улавливались странные интонации, пробился в затуманенное сознание явно не сразу. Соображение, что Михаил куда-то осторожно его тянет, пришло только тогда, когда ноги уже машинально двинулись вперёд. Дин заставил себя собраться и тряхнул головой. Взгляд ещё успел заметить кресло, а через мгновение Дин осознал, что сидит в нём. — Я там, где желаю находиться. Рядом с тем, с кем хочу быть, — Михаил продолжил говорить так, словно паузы и не было. — И ты типа не хочешь ничего взамен? — недоверие прорвалось в голосе и смягчило даже грубость. Дин облизал губы, когда заметил, что Михаил опустился перед креслом на колени, очевидно, для того, чтобы их лица оказались на одном уровне. Картина только прибавила напряжения. — Забей. Я… — Дин, я уже извинился за свою… несдержанность, — тон Михаила стал прохладнее, но выглядел он при этом откровенно виноватым. — Я… — Михаил неожиданно подался вперёд и вжался лбом в его лоб. Дин моргнул, испытывая двоякое ощущение от того, что даже не попытался этого избежать. — Я не попрошу от тебя ничего, что ты не готов дать, Дин. Единственное, чего я желаю, это чтобы ты позволил мне быть рядом. — Нечего просить, — фраза вырвалась раньше, чем Дин хоть как-то её обдумал. Бороться неожиданно расхотелось окончательно и бескомпромиссно. Свинцовая, неподъёмная усталость разлилась внутри и принесла с собой горькую, терпкую свободу. — Они правы, Михаил. Малой и этот дистрофичный ушлёпок. Я… Как бы я ни старался, мне не забыть Ад. Мне уже ничего не исправить. Я цепляюсь за заветы отца, твержу себе каждый день, что надо спасти чью-то жизнь, надо уберечь Сэма, надо предотвратить апокалипсис, надо сделать очередной вдох, но это всё… — Дин попытался сглотнуть вставший в горле ком и зажмурился, чувствуя, как жжёт глаза. — Это всё просто полная хрень. Потому что я… Чего бы ты ни хотел, этого нет. Ничего нет, — едва слышно закончил Дин, словно наяву ощущая пропасть в груди, которую почувствовал впервые задолго до того, как о ней сказал Голод. — Дин, — тихий голос, который будто бы буквально пролил исцеляющий эликсир на разворошенные раны, неожиданно заставил захлебнуться воздухом. Понимание и тепло, исходящие от Михаила так явственно, что казались осязаемыми, окутали собой, разом подтверждая, что в принципе открыть рот не было ошибкой. Ощущение, что кресло вдруг изменилось в размерах, почти разбудило любопытство, но оно стёрлось, едва сильные руки бережно обняли со спины, давая так отчаянно необходимую опору. — Это не так. Ты считаешь, что тебя ведёт исключительно чувство долга, но твои поступки говорят об ином. И как бы сильно ни была изранена твоя душа, ты видел, как ярко она продолжает сиять. Настоящая сила не в том, чтобы не упасть, Дин. Она в том, чтобы подняться. Возможно, ты считаешь, что твоя борьба бессмысленна. Но ты продолжаешь её не потому, что ты сломлен. А именно потому, что нет. Как бы долго ни заживали твои раны, однажды они затянуться, Дин. — И ты типа реально сейчас веришь в то, что говоришь? — Дин скривил губы, отказываясь замечать слёзы, которые стали вырываться на волю слишком часто. Опереться на грудь Михаила спиной неожиданно оказалось просто. Думать о том, что он абсолютно упустил момент, когда начал доверять Михаилу по-настоящему, не хотелось. — Отец не сломался. Годы… Но он… А я… — Но ты не твой отец, Дин, — Михаил прижался щекой к его виску и слегка потёрся ей. Буйное воображение, игнорируя усталость, мгновенно подбросило образ большого кота с удивительно понимающими человеческими глазами. — Рискну вызвать твоё недоверие, но всё же замечу, что мне знакома необходимость соответствовать… ожиданиям родителя. Один сильный духом человек однажды сказал мне, что это тупик. Он утверждал, что этот путь приведёт лишь к тому, что я захлебнусь чувством, что проиграл. — Да что ты? — невольная улыбка зародилась где-то в глубине существа, казалось, вознамерившись озарить его всё. — И ты ему поверил? — с притворным ужасом уточнил Дин, поёрзал, устраиваясь удобнее, и неожиданно вдохнул полной грудью, удивляясь тому, насколько легче стала давно привычная тяжесть. — Да, — просто отозвался Михаил. — Его совет побудил меня задуматься о многих вещах. Возможно, именно это привело меня сюда. И я уверен, что независимо от того, что ждёт нас в дальнейшем, я уже выиграл. Дин… Ты даже не понимаешь, насколько ты уникален. Не потому, что твоя судьба была спланирована, но вопреки этому. Твоя сила духа, воля, любовь к брату и этому миру, — они меняют всех, кто встречается на твоём пути. — Ещё скажи, что они превращают архигондонов в ангелов-хранителей, — хмыкнул Дин, тут же понимая, что напускная беззаботность не скрыла ничего из того, что на самом деле стояло за вроде бы шутливой фразой. — Если позволишь, — губы Михаила осторожно коснулись виска. Дин замер, мгновенно ощущая перемену в атмосфере. Собственная, всё ещё крайне неоднозначная, реакция порождала лёгкую панику. — Если захочешь, — голос Михаила упал до шёпота, он оставил лёгкий поцелуй на скуле, а затем отстранился, хотя объятия и не разжал, и ровным тоном добавил: — Ты можешь вернуться к еде. Хотя, с учётом всех обстоятельств, сон необходим тебе больше. Разумеется, это только моя точка зрения, — неожиданно добавил Михаил. — Ага, — Дин машинально кивнул, ловя себя на полной дезориентации. Какая-то часть разума всё равно продолжала ждать подвоха, но чутьё упрямо остановилось на том, что Михаил имеет в виду только то, что говорит. За устроенную, по сути, истерику резко стало стыдно. — Да, — растерянно добавил Дин, смутно понимая, что надо что-то говорить. — Мне надо хотя бы четыре часа сна. — Восемь, — непререкаемым тоном возразил Михаил, но уже через мгновение мягче добавил: — Пожалуйста. Дин, покровительство Фортуны имеет больше плюсов, чем минусов, но никак не отменяет того факта, что ты человек. Истязания тела не помогут… — Боже, просто скажи, что ты не всегда такой зануда, — перебил Дин и коротко усмехнулся уловимым молитвенным ноткам в собственном голосе. — Даже Кас… — Дин резко оборвал себя, понимая, что вспоминать Кастиэля сейчас почему-то неловко. — Я как-то сам разберусь, сколько мне спать, — буркнул Дин в итоге, и поморщился с досадой, когда Михаил ощутимо напрягся. — Проклятье. Не в смысле… Ну типа тушка сама знает, что ей нужно и всё такое. — Мм, — совершенно неопределённо отозвался Михаил и вновь потёрся щекой о его висок. Дин невольно прикрыл глаза, признавая, что никаких сил убеждать себя в том, что прикосновения отвратительны, не осталось. Тепло моментально оживилось и, казалось, усилилось. — Что же, посмотрим, что решит твоя тушка, — Михаил подчеркнул слово нетрактуемой интонацией, — если будет избавлена от лишних раздражающих факторов извне. — Чувак, почему это звучит так, словно ты собрался запихать меня в вакуум? — с опаской уточнил Дин, бросил взгляд на кровать и едва не сорвался на вздох, понимая, что та кажется слишком далёкой. — По крайней мере, я собираюсь проследить за тем, чтобы твой сон не прерывали звонки телефона и громкие посторонние звуки, — спокойно прокомментировал Михаил, а в следующее мгновение перенёс их на кровать. Дин моргнул и автоматически попытался вскочить, но быстро сообразил, что на кровати сидит только он, а Михаил стоит в паре футов. — Дин, я… не могу тебе указывать, но могу предложить. Я могу помочь тебе уснуть. Или… — Не надо, — Дин невольно сглотнул, когда в голове вихрем пронеслись воспоминания о том, где он оказывался после того, как его насильно усыпляли Кастиэль и Захария. — Лучше… — просьба вернуть объятия, которых начало не хватать до боли, как только Михаил оказался на дистанции, практически сорвалась с языка, но Дин заставил себя остановиться и криво усмехнулся. — Проехали. Просто… — Дин, — Михаил поймал его взгляд и чуть свёл брови. — Я действительно не желаю читать твои мысли. Но я очень хотел бы, чтобы мы могли разговаривать друг с другом. Поэтому, если это не представляет большой сложности, не мог бы ты закончить свою фразу? Я хочу научиться понимать тебя с человеческой точки зрения. — Я… — Дин стиснул зубы и машинально обнял себя руками, смутно осознавая, что по субъективным ощущениям похолодало в помещении в целом. Слова упрямо отказывались быть произнесёнными. Чувство вины быстро придавило собой, но споткнулось о гордость. Дин дёрнул плечом, надеясь, что жест в достаточной мере выразит незначительность того, что он хотел сказать, и вздрогнул, когда Михаил неожиданно приблизился. Рука легла на спину, и мгновенно вернувшееся тепло заглушило любые возмущения. — Мне показалось… — с уловимой неуверенностью начал Михаил, но осёкся, когда их взгляды вновь встретились. Дин сжал губы, не представляя, что именно Михаил прочёл в его глазах, и только с недоумением тряхнул головой, когда ощутил, что падает на кровать. Михаил, так и не продолживший говорить, что усилило благодарность, с прослеживаемой аккуратностью улёгся рядом и тут же обнял его одной рукой. Разум и эмоции попытались затеять очередной спор, но Дин пресёк его на корню. Чувство безопасности, рождённое будто бы вопреки тому факту, что он подставил кому-то незащищённую спину, принесло желанный и давно забытый покой. Тепло усиливалось с каждым мгновением, и Дин, отказываясь размышлять, чуть подался назад, вжимаясь макушкой в подбородок Михаила. Лёгкий поцелуй тут же осёл на волосах. Свет погас, и момент показался застывшей вечностью. — Просто… не отпускай, — Дин и сам не был уверен, что произнёс слова вслух, но жар, неожиданно приливший к щекам, свидетельствовал в пользу этого. — Никогда, Дин, — тихий ответ лёг на кожу шеи вместе с тёплым дыханием, и смущение вдруг рассеялось, словно растворилось в темноте комнаты. Глаза закрылись сами по себе, а дрёма навалилась без спросу, резко, но приятно. Уже видя смутные образы не наяву, Дин различил окончание обещания, в которое хотелось поверить до болезненной дрожи: — Если ты сам не пожелаешь иного, то в нашем распоряжении будет вечность.***
Кроули склонил голову и с любопытством пронаблюдал, как один из ангелов растекается кровавой лужей. Даже знание, что Посоху Моисея не под силу уничтожить ангельскую сущность, не мешало чувствовать чуть мелочное, злое удовлетворение. Осознание, что отвлекаться непозволительно, толкнуло быстро осмотреться. Три ангела, включая двойников Кастиэля и Захарии, оказались в ловушке. Удовлетворение стало ярче. Посох Моисея уничтожил ещё один сосуд, и Кроули позволил себе выдохнуть, понимая, что не обезвреженных врагов больше не осталось. Взгляд моментально заметался по помещению, не впервые ища Бальтазара и машинально фиксируя многочисленные разрушения. Кроули чуть нахмурился, заметив, что Бальтазару что-то экспрессивно объясняет Кевин. — О чём балакаете, пташка? — перемещение позволило оказаться в соседней комнате за долю секунды. Кроули чуть прищурился, заметив начерченные на полу символы, преимущественно енохианские. Бальтазар повернул голову, быстро осмотрел его с головы до ног, кивнул, видимо, сам себе и только после этого взял со стола пергамент и протянул ему. — И что это за каракули? — Кроули высоко поднял брови, бросив беглый взгляд на кривоватые строчки, написанные не особо разборчивым почерком. — Я хотел попытаться вызвать Рафаэля, используя сосуд, который он занимал, когда недавно спускался на Землю, — Бальтазар почему-то нахмурился, но тряхнул головой и быстро продолжил: — Но Кевину известен ритуал, который позволит нам призвать его прямо сюда и в достаточной степени обезопасить себя при этом. — Ты предлагаешь поверить мальчишке, который работал с этим пришлым Доктором Зло? — неверяще уточнил Кроули, невольно вчитываясь в содержимое пергамента внимательнее. — Кроули, мы рискуем в любом случае, — Бальтазар почти по-человечески вздохнул и устало опустил плечи. Кроули сжал губы, когда заметил пятно крови на пуловере Бальтазар чуть ниже сердца, до этого прикрытое пиджаком. — Но нам нужна помощь. Я изучил ритуал и могу с уверенностью сказать, что призовём мы именно Рафаэля. — Согласен я с ним, — Кастиэль со съехавшим набок галстуком и растрёпанными волосами появился рядом настолько неожиданно, что Кроули едва не подпрыгнул. Сознание быстро подбросило соображение, что после активации ловушки, Кастиэля он не видел. Два кувшина, наполненные маслом, мгновенно послужили объяснением. — Сил наших, даже объединённых, не хватит, чтобы другому Михаилу противостоять. — Кроули, риски минимальные, — Бальтазар одобрительно кивнул Кевину, который присел на корточки и продолжил рисовать символы на полу, и поймал его взгляд. — Я не уверен, насколько святое масло окажется эффективным против Михаила, но уверен, что оно сдержит Рафаэля на некоторое время. В случае если он откажется сотрудничать, нам достаточно активировать один из символов, чтобы его изгнать. — Складно поёшь, пташка, — Кроули натянуто улыбнулся, понимая, что очередной план принять придётся, несмотря на то, что он кажется ненадёжным. — Вот только если у твоего старшего братца окажется в рукаве козырный туз, от нас всех мокрого места не останется. — Именно поэтому я предлагаю призвать Рафаэля, а не Михаила, — бросил Бальтазар и отошёл на несколько шагов от странной фигуры, сложившейся из символов, которые Кевин закончил вычерчивать. — Он значительно уступает ему в могуществе. А в нашем распоряжении всё ещё оружие Небес. — Уболтал, пташка, — нехотя согласился Кроули, пытаясь подавить странное недоброе предчувствие. — И что нам надо сделать, чтобы эта птица высокого полёта заглянула к нам на огонёк? Бальтазар не ответил, но кивнул Кевину, который тут же начал читать, похоже, какое-то заклинание на латыни. Кроули, не особо вслушиваясь, но всё равно различая имя Рафаэля, отметил, что Бобби подошёл ближе, хотя и не перестал следить за ангелами в ловушке. Кастиэль отставил один из кувшинов, а второй сжал так, будто готов был выплеснуть его содержимое немедленно. В помещении взметнулся ветер, едва отзвучало последнее слово заклинания и засветились многочисленные символы. Кевин попятился к стене. Молнии, ударившие одновременно со всех сторон и во все стороны, заставили вскинуть руку, готовясь применить силу. Кроули раздражённо поморщился, понимая, что это бесполезно. Высокий мужчина появился точно в центре фигуры из символов. — Кастиэль, — холодный голос, лишённый любой эмоциональной окраски, будто бы понизил температуру в помещении. Молнии усилились, расходясь от Рафаэля, а ветер превратился практически в ураган. Несколько уцелевших лампочек взорвались. — Бальтазар. — Рафаэль, — не менее холодно и обезличенно отозвался Бальтазар и сделал пару шагов вперёд. Кроули едва сдержал порыв схватить его за руку и переместить как можно дальше. — Нам нужно с тобой поговорить. — То, что я не испепелил вас на месте, свидетельство моего безграничного милосердия, — тяжёлый взгляд Рафаэля прошёлся по помещению, а в его глазах проступило недоумение. — Зачем вы призвали меня? Откуда вам известен способ, как это сделать? — Рафаэль осмотрел символы вокруг себя, попытался перешагнуть через них, но словно налетел на невидимую стену. — Надеюсь, ты не спешишь, — Бальтазар расслабился так явно, что Кроули мысленно выругался, резко понимая, что в успехе тот был уверен куда меньше, чем старался показать. — Разговор нам предстоит долгий, Рафаэль.