Ирония судьбы

      Казалось, что все было цикличным. Съемки в кино, дом, съемки, дом. И только редкие тренировки импровизации являлись ярким красным пятном на его сером полотне. Время шло неимоверно долго, мучительно больно, потому что каждую минуту мужчина боролся с самим собой. Ему требовалось ни в коем случае не прикасаться к прошлому, ведь эти мысли клином били по его мраморной спине, разрезая ее в изящные кровавые полосы.       Он своевольно был марионеткой, чтобы не обращаться к своему истинному «я», которое уже давно таилось в пыльном уголке. Оно, прямо как маленький ребёнок в пустынной темной комнате, в полном одиночестве, плакало под одеялом, боясь чудищ снаружи. И никто к нему не подойдет, не скажет заветные слова, не поймет по-настоящему. Оставалось только дрожать от страха все время, пытаясь представить, что ему ничего не угрожает.       А ведь чудищам все равно на маленькое одеяло. Им не важно, где находится человек, чем занимается, ведь люди сами и создают их из обид, злости, непонимания, боли. Этот клубок, каждая ниточка которого отвечала за свой опыт, катился в их душах, пытаясь напугать, порезать, показать себя.       И однажды он не выдержит этих ниток, поймет, что все кончено, поехав на гору «заката». Так он назвал ту самую возвышенность, где решил дать себе время. Последние обрывки времени оставались до этой горы. Порой, пока он спал в темной спальне, светом в которой служила лишь яркая луна, он думал: «А что, если сейчас бросить все и поехать? Что, если все закончится в этот час?» Ответом на это было ощущение незавершенности.       Все же его что-то еще держало. Неясное ему чувство, как мед, растекалось по его груди. Ему от этого было отвратно, липко. Хотелось умыться, убрать это, не давать себе и мига подумать. Ужасное чувство, от которого хотелось бежать, проститься, заставить уйти, исчезнуть.       Но все же у него не получалось жить. Он снова и снова сдавался, проявляя на груди огромные алые краски, причинявшие сладкую боль. Было все равно на то, что из его глаз текут слезы с каждым новым порезом.       Это было единственным спасением и наказанием одновременно. Так было менее больно на душе, забывалось все вмиг, оставляя пятна крови.       Холодное лезвие приводило в чувства, строго разделяю жизнь от смерти. Покалывания заставляли смеяться и рыдать одновременно, чтобы потом уснуть и забыться.       И так, после подобной ночи Арсений встал с кровати, опустив тяжелые ноги, на которые повесили тяжкий груз, и отправился собираться на репетицию импровизации. Они были редкими, веселыми, интересными, но приносили и боль.       Даже видеть Антона казалось непосильной задачей, а ведь иногда им приходилось даже касаться друг друга, после чего резко, как будто от тока, одергивая руки.       Он сбегал в актерскую игру, решил лишь отыгрывать роль, забывать о настоящих эмоциях, чувствах, ненужных для этой роли вещах. Он просто пытался защитить себя, спасти от боли, забыть о том, что он был счастлив, что любил. Нет, о таких вещах ему думать и не стоило, поэтому он думал о том, когда все закончится.

***

      Антон не раз задумывался о том, что происходит в его жизни. Он не давал себе отчета в том, почему решился после университета бросить все, отправившись с командой в Питер, оставшись там на долгое время, а может и навсегда. У них со Стасом сложились прекрасные отношения, как и со всей командой. Стас же не раз говорил о желании начать выступать с концертами. Его идею одобряли и поддерживали.       Но один из участников его все же волновал больше всего в жизни. Не раз он пытался поговорить с Арсением, узнать, отчего мужчина на самом деле такой грустный, что случилось. В ответ он получал лишь мимолетное раздражение, а после улыбку и ответ: «Все хорошо, мне пора.». Казалось необходимо важным помочь ему, хоть он и не знал, с чем и как.       Было желание обнять, крепко схватить за теплую руку, коснуться щетины, обжечь горячую кожу дыханием, просто быть рядом, вдыхая его запах. Но тот будто обстроил себя каменной стеной, не подпуская внутрь совершенно никого. И кто знает, что он делает с собой в этом замке одиночества. К нему никак не подступить, не зайти, не докричаться, как бы этого не хотели. Он просто существовал, и Антона это пугало.       Конечно, он отвлекался от своих мыслей за походами в бары и клубы с друзьями, прогулками по городу, вспоминая прошлое время, знакомясь с новыми людьми. Ему все это давалось легче. Он подходил с большим оптимизмом, хоть в душе и волновался. Тревожность в принципе было единственным, что его тревожило.       Однажды он прогуливался по городу, рассматривая постройки, и ему пришла в голову идея, как обратить взор Арсения на себя. И для этого ему нужно было просто быть рядом. Не зная, к чему это все приведет, не думая о будущем, а лишь о волнующем настоящем, он улыбнулся редкому солнцу и отправил предложение Стасу о том, чтобы тренировки были почаще. Тот удивился такому порыву, но согласился, говоря в беседе его четверки о предложении встретиться на следующий день.       Пообещал себе постараться несмотря на то, что давно принял решение оставить прошлое в прошлом. Но Арсений был в настоящем, поэтому какое ему дело до того, что там было. Сейчас он может помочь человеку, а значит воспользуется этим шансом.

***

      Арсения не очень-то обрадовало сообщение Стаса о том, что на следующий день опять надо собираться, что-то снимать. Ведь для него это все - гигантские усилия, поскольку приходилось видеть Антона, от которого хотелось убежать. Тот причинял ему неимоверную боль своими воспоминаниями, хоть и делал не специально. "С другой стороны," - думал мужчина, - "там мне даже легче не поддаваться дурацким мыслям. Может, это даже и лучше, ведь мне будет проще понять, достойна ли моя жизнь свеч?"       Но деваться все же было некуда, и на следующее утро вся четверка собралась, чтобы снять хороший контент. Арс, как только вошел в студию, бросил мимолетный взгляд на Антона и почувствовал привычный укол в районе груди. Он тут же отвел от него взгляд, чтобы не бередить раны и сконцентрироваться на работе. Им была предложена импровизация: "Свидание вслепую", в которой Попов примерял на себя роль девушки, ищущей себе кавалера, а этими кавалерами являлись герои Димы, Сережи и Антона. С Димой и Сережей они поразгоняли неплохие шутки, а вот когда настала очередь Антона, Арсений отчего-то заранее внутренне напрягся. — Итак, почему же я должен выбрать вас, милая леди? — стараясь выглядеть непринужденно, спросил он.       Антону дали роль девушки-модели, которая сделала неудачную попытку самоубийства из-за того, что ей не дали съесть ее любимую шоколадку. Такой вот сценарий для придумывания комичных ситуаций. Он принял довольно такую гламурную женскую позу, кокетливо улыбнувшись. Это все, конечно, выглядело, как хорошая актерская работа, но Арс чувствовал по-другому. Он старался не концентрироваться на образе парня, не залипать, но перед очаровательной улыбкой и тем, как Шастун своей окольцованной рукой взъерошил мягкие пшеничные волосы - устоять не смог. Внутри все болезненно сжалось. Зачем он хочет привлечь его внимание? Или он просто играет, а Арсений сам себе придумывает? — Ну как же, я знаете какая худенькая! Вы же хотите девушку с хорошей фигуркой? Вот она я! На руках легко потаскаете, к примеру. Но есть большое но! Мне надо вовремя давать мой любимый... — он на мгновение задумался, какую из шоколадок назвать, — воздушный! Я без белого шоколада жизни не вижу, знаете. Но не вздумайте купить мне милку. Эти коровки, которые на пачке, будто меня оскорбляют, ну... вы понимаете, — Антон сцепил руки в замок и подпер ими подбородок, состроив Арсу глазки, на что тот почти искренне усмехнулся. — Милая, мне намного важнее, что у вас в душе, а не ваш вес, — певучим голоском начал Попов. — А вот кроме шоколада что вы любите? — поинтересовался тот. — Ой, да ничего больше не люблю. Шоколад этот свой целыми днями ем и ем, — махнул Шастун рукой. — Могу даже умереть без сладостей. Вы бы стали меня спасать, если б я из-за того, что мне снова не дали шоколада, пошла бросаться с крыши?       То, с каким веселым настроем Антон говорил о суициде, что-то всколыхнуло в Арсении. Эта тема... откликнулась у него. Несмотря на то, что все это юмор. — Я бы совершил с вами парное самоубийство, — вдруг говорит он.       С улыбкой, конечно же, но Антон, глядя в голубые глаза своего напарника по импровизации, вздрагивает, словно улавливая что-то. — Это так романтично! — невзирая на свое внутренне беспокойство такой шуткой Арса и не выходя из роли глупышки-модели, восклицает с милой улыбкой Антон, после чего их прерывают.       Дальше и вправду сложно было бы что-то придумать. Это было похоже на вполне логичное завершение истории, в которой каждый нашел для себя частичку своей правды. У них было время обдумать произошедшее, а пока их умы были нацелены лишь на игре.

***

      Уже дома Арсений думал о всех событиях, что происходили с ним сегодня. Как бы он не хотел этого, у него не получалось держать их весь день в себе. И именно сегодня, сидя в кромешной темноте, он понял, что в нем теплилась надежда на спасение его души. Понял он это из-за того, что в голове мелькали мысли о том, как ему хотелось бы снова ощутить рядом парнишку, что так запал ему в душу.       Казалось, ему это требовалось. И даже не столь, как ему, столь как его душе. Но после этого его мысли снова скатились в бездну: "Я - ничто, так зачем такому человеку быть со мной?"; "Мои желания - ложь, я все придумал"; "Что я вообще возомнил себе? Как смею даже думать о счастье, которое для меня не уготовлено?" - задавался вопросами тот, отчего горячие слезы катились по лицу, а боль, пронзающая все тело, парализовывала.

***

      Антон чувствовал упадок сил, отчего было не спокойно. Знал бы он адрес Арсения - сразу бы помчался к нему, но просить у кого-то такую личную информацию казалось странным. Голова начала болеть из-за роя мыслей, что гудели в голове, а все тело ныло. Было сложно понять, что с ним происходит, но он старался держаться. Хотя бы ради Арсения.       Сегодня он попытался быть чуточку ближе к знакомому, и у них даже начался диалог, хоть и импровизационный, однако после мужчина даже сторонился его. Он дал себе слово в следующий раз догнать его и попросить сходить в кофейню, но согласится ли Арсений...