Адвент

Когда подозреваемый, которого Коннор преследует, соскальзывает в открытый канализационный люк, это лучше любых хитроумных расчетов доказывает — если день неудачный, ждать внезапных приятных поворотов не приходится. Раздумывая одну десятую секунды, стоит ли повторить требование остановиться и поднять руки, Коннор решает — нет, это бесполезная трата аккумулятора. Так что он просто прыгает в люк следом за бегуном. Девять сказал бы, что это очень нерационально. Да что там, даже Гэвин сказал бы, что это несусветная самоубийственная тупость. Коннор, однако, не самоубийца. Просто сегодня он намерен с этим делом покончить, так что он покончит, а упрекать его за излишне дерзкое поведение сейчас некому. К счастью или увы — еще предстает понять. Ноги погружаются в ледяную воду, температурные датчики тормозят целую вечность — ну или пять миллисекунд, — настолько ошеломляющий перепад. Коннор кривится, пользуясь тем, что его лица сейчас никто не видит: заряд опасно близок к красной черте, и переохлаждение не делает все лучше. Такое долгое напряжение и стресс, а он прикован к этому делу почти одиннадцать дней, — тоже не добавляют радости. Пожалуй, решивший прочитать нотацию Девять сейчас был бы не так уж и не прав. Но Коннор не может — не хочет — это все затягивать. Он достает пистолет, рукоятка точно такой же температуры, как воздух наверху, а субъективно холод шокирует, вызывает микроскопические сбои — которые скоро, впрочем, могут из микроскопических стать катастрофическими. Коннор вызвал подмогу, но сейчас не отвлекается на входящие звонки. Никто больше не умрет, даже если у него начнет замерзать тириум. Но хорошо бы, конечно, у него ничего не замерзло. Пробравшись по трубе, он беззвучно (почти) проскальзывает в коллектор и замирает в темноте. У них нет информации, которая могла бы сказать с хорошей долей вероятности, установлено ли у этого андроида инфракрасное зрение, как у Девять. Однако инфракрасное зрение, в общем и целом, дорогая и не самая распространенная фишка, так что Коннор предпочтет считать, что они с преследуемым на равных. В темноте и холоде. Девять, естественно, заявил бы, что Коннор оптимист. В любом случае, он так сильно переохладился, что едва ли выделяется на фоне стен и воды — его противнику тоже придется ориентироваться на слух. Девять точно выйдет из себя, он считает, что ввязываться в проблемы, не обладая существенным преимуществом, очень рискованное поведение. Коннор буквально предугадывает все его раздраженные — и абсолютно справедливые — аргументы. Однако время для внутренних споров неподходящее, Коннор сжимает рукоятку и выкидывает все лишнее из головы и из журнала задач: ошибки и эмоции сейчас опасны. Переохлажденный андроид — гораздо более легкая добыча. Откровенно говоря, подкрепление сейчас было бы очень кстати. Коннор лезет в холодную воду вовсе не от какой-то там лишней смелости, кто бы что ни говорил. Просто у них четыре трупа, а этот андроид — последняя надежда на свидетеля (Коннор не позволяет себе смелых предположений, поэтому «свидетеля», хотя стал бы свидетель так настойчиво бежать от полиции?), так что все расчеты обосновывают немного риска. Коннору очень хочется в тепло и совсем не хочется пулю в лоб. Прижавшись спиной к влажной стене коллектора, он приглушает все процессы и выкручивает чувствительность рецепторов на максимум: это, конечно, тоже стоит ему заряда, но что поделать? Может быть однажды, в будущем, преступники осознают деструктивность и нелогичность своего поведения и будут сразу сдаваться полиции, а желательно, в теплом и сухом участке, неподалеку от комнат для допроса, нужного оборудования и бланков. Этот прекрасный день не сегодня. Досадно. «Ты и тогда найдешь, во что вляпаться», — мог бы сказать на это Девять — но Девять опаздывает вместе с подкреплением, так что Коннор не дает ему воображаемое право воображаемого голоса. Он слышит плеск. Это может быть и случайный плеск — крыса или, например, какой-то мусор, но Коннор тщательно сортирует базу звуков, не позволяя себе расслабляться. Не отрывая ладони от стены, он делает шаг вперед, стараясь ступать беззвучно. Температура его тела понижается довольно драматично, через восемнадцать минут это станет серьезной проблемой, но Коннор от всей своей кибернетической души надеется, что восемнадцать минут его приключение не займет. Самое время эмоционально проклясть собственную конструкцию — какого черта андроидов не сделали более устойчивыми к температурным нагрузкам? Тогда у Коннора было бы сколько угодно времени. Еще один плеск, и Коннор анализирует происхождение звука, передвигаясь медленно и осторожно. Если он спугнет преступника, то тот бросится бежать, а преследовать его в темноте слишком экстремально даже по меркам Коннора, хотя планка экстремальности у него установлена довольно высоко (неприемлемо высоко, как сказал бы кое-кто, но кое-кому не давали права голоса, как помнит Коннор). Он чувствует тепло. Коннор замирает, поднимая свободную руку и поворачивая лицо — он локализует источник тепла, и пусть тот нагревает воздух на доли градуса, этого достаточно. Здесь, внизу, никаких обогревательных приборов нет, никаких электроприборов тоже. Кроме пары андроидов, конечно. Он бросается вперед мгновенно, не давая свидетелю даже шанса сориентироваться, но все равно запаздывает на одну десятую долю секунды: проклятое переохлаждение тормозит его реакции. Андроид толкает его в грудь, и если он вывернется в сторону, то Коннор его упустит, точно… Но андроид бросается вперед, к Коннору, его цель — пистолет. От его веса они оба опрокидываются прямо в холодную воду, температурные датчики сигналят истерично прямо у Коннора в голове, а камеры наверняка отказали бы, если бы здесь и так не было бы темно. Мгновение он думает, что удача может оказаться и не на его стороне, но даже тормозящий он все еще может сражаться. Он сбрасывает с себя нападающего, несколько то ли слишком коротких, то ли слишком длинных секунд борьбы заканчиваются тем, что он заламывает руку свидетеля — а теперь уже арестованного за нападение на полицейского — за спину. Проклятье, он промок насквозь и теряет тепло еще стремительнее. Оповещение, что подкрепление рядом, приходит — как обычно — вовремя. Слишком поздно, чтобы Коннору не пришлось лезть в воду, но как раз вовремя, чтобы до участка он успел выслушать все упреки. Если бы еще Девять был не прав… — Вот и все, — говорит Коннор, дергая заключенного за скованные руки. Впереди увлекательное путешествие по трубе и наверх. — Мог бы сэкономить нам заряд. В нем говорит досада, но Коннор слишком не в форме, чтобы натягивать любезный фасад. На улице ничуть не теплее: он фиксирует повышение температуры всего на два градуса, но упорно двигается вперед, толкая задержанного перед собой. Только когда впереди появляются проблесковые маяки полицейского автомобиля, он позволяет себе самую каплю (пять процентов, не больше) облегчения. Всего несколько минут, и дело закрыто, и он сможет поехать домой — разве не восхитительно? — Отпусти меня, — цедит задержанный и дергается, в первый раз подает голос, и да, как же, именно так Коннор и поступит. Он всегда отпускает того, кто попросит вежливо. — Тебе же лучше… — Мне лучше отвезти тебя в участок, — сообщает Коннор, пока приблизившаяся машина тормозит, не взвизгнув покрышками, но как будто взвизгнув, — а тебе лучше помнить, что все сказанное может быть использовано против тебя в суде. Уровень заряда уверенно пересекает красную черту, и надо же, упреки Девять будут совершенно обоснованны. До которых, судя по всему, ждать недолго — именно в этот момент Девять выбирается из машины и меряет Коннора (и задержанного, но комфорт последнего не в приоритете) взглядом. — Коннор, — роняет он, и все его эмоции на поверхности: он даже не пытается скрыть, как зол. Но Коннор слишком замерз, чтобы оправдываться. — Я чуть-чуть задержался на работе, прости, — говорит он и встряхивает задержанного, потому что точно, слишком замерз для оправданий, но никогда не слишком замерз для сарказма. — Зато купил кое-что по дороге. Перед глазами на мгновение все меркнет — включается режим экономии электроэнергии, от сбоя пальцы Коннора слабеют всего на десятую долю секунды, но этого достаточно: рванувшись, задержанный высвобождается из хватки и бросается бежать. — Черт!.. — Коннор дергается вперед, но замирает — Девять успевает положить руку ему на плечо и удержать на месте. Целую секунду Коннор смотрит, как его задержанный форсирует глубокие лужи, и борется с красными уведомлениями. Нет, он не может упустить после всех этих мучительных приключений… — Иди в машину, — предлагает Девять, — я все сделаю. Пальцы у него замечательно горячие, и Коннору становится тепло от одного только прикосновения — даже если это иллюзия, но половина уведомлений растворяется словно по волшебству. Нет, серьезно, кроме как волшебством он такое действие объяснить не может. — Ты перегреваешься, или у меня сбились сенсоры? — спрашивает он, без особого интереса отслеживая, как задержанный огибает несколько мусорных баков и устремляется вниз по улице. И вздрагивает (это все переохлаждение, точно), когда губы Девять прижимаются к его уху. — Я всегда перегреваюсь рядом с тобой, — шепчет тот самым своим страстным тоном, от которого у Коннора тириум закипает, а провода плавятся, и совсем тут не помогает, что место и время для этого так себе. — Это сила любви. Фраза настолько неожиданная у Девять, что Коннор смеется, потому что нельзя не смеяться — нельзя не греться в этом тепле. Нет, ему совсем не хочется прыгать по лужам. Так что он разворачивается и идет в машину, пока Девять срывается с места в преследование. Иногда, думает Коннор, работа в команде имеет свои преимущества. Большие такие преимущества. На сиденье возвышается ровная стопка одежды, и волна тепла, которая теперь захлестывает Коннора, не имеет никакого отношения к нагретому воздуху в машине. Это сила любви, как сказал Девять, слова удивительно неподходящие — и удивительно подходящие. Забравшись внутрь, Коннор стаскивает куртку, джемпер, футболку, наслаждаясь повышением температуры. Под одеждой прячется аккумулятор. Девять так легко, так непринужденно проявляет заботу, делает именно то, что Коннору нужно в каждый конкретный момент, что иногда любить его почти больно. Одежда теплая, потому что лежала на сиденье с подогревом, а аккумулятор полностью заряжен. Так просто было бы заставить Коннора иметь дело с последствиями собственных решений — и он готов, он всегда готов, но… Но Девять не такой. Никакая злость не сделает его таким. Натянув теплые и сухие вещи, Коннор откидывается на спинку сиденья, наблюдая, как Девять появляется в свете фар, таща за собой вторично пойманного «свидетеля» — он ловит взгляд Коннора через стекло и слегка улыбается. Он наверняка все еще раздражен. Дверца сзади открывается, выпуская из машины тепло и запуская арестованного, закрывается, следом Девять обходит капот и садится на переднее. Пристегивает ремень. Проверяет печку, будто бы небрежно прикасается к ладони Коннора — чтобы измерить температуру. — В участок, а потом домой? — спрашивает он. Коннор кивает — ему тепло, так что все идет хорошо. Но он сжимает пальцы Девять в ответ. Просто потому что они горячие, конечно.