Welcome to Россия!

Мне приходилось вставать под вой сирены. Например, сегодня. Например, не под обычный вой сирены. Сашин рингтон, что удивительно, играл на полную минут пять и за все эти пять минут я уверовала в предупреждение о вторжении на землю инопланетного разума. И я действительно надеялась, что первым этот инопланетный разум уничтожит Сашин телефон. Поверьте, проще поверить во вторжение инопланетян, чем в то, что у Саши телефон не на беззвучном. Пока мой мозг понемногу опровергал мысль о том, что сейчас Хеллоуин тысяча девятьсот тридцать восьмого года, а я жительница Гроверс Милл и люблю слушать радио, Саша скинула трубку, но обратно не легла. Крайне точно и подробно выразив своё мнение о ситуации, для пущего эффекта я запустила в сторону Саши (её телефона, не иначе) подушку. А если бы не лень, наклонилась бы за тапком. Саша и сама долго морщилась и терла глаза, словно лампочки туда вкручивала. Никакущие внимание на обратила на меня с моими речами, только взяла телефон, чтобы перезвонить. – Я тебя услышала, – Саша прижала к груди телефон, – Но спасибо, что предупредила. А теперь будь добра, прикрой рот на несколько минут, у меня охренеть какие галимые динамики. Добра я не буду. – Да сходи ты знаешь куда со своими затыканиями... Саша закрыла ухо пальцем, как берушей. – Але, да, – сказала в трубку она, – Да, то есть, нет, это не коем случае не Анни. Даже не знаю, кто это орет, как потерпевший. Может окно открыто. – Если бы... – А? – переспросила Саша, отвлекшись на меня, – Что ты говоришь? Потом Саша поугукала, покивала, бесцельно походила туда сюда босиком по комнате, попрощалась, бросила трубку. Я, завернувшись в одеяло, исподлобья хмуро за ней следила. – И? – попадала я голос. – Вставай, мы опаздываем, – кинула на кровать телефон и удалилась. Просто супер. Краюшечку информации я выпытала только в ванной. Методом жестоким, случайным и оттого смешным. Если в красках: в ванной тесно и около раковины мы тулились, стиснутые друг с другом ванной и тумбочкой. Саша чистила зубы, а я рассматривала лицо, по обыкновению растягивая нижние веки и щеки. Над Сашей, низко нагнувшейся к раковине, висело зеркало с небольшой, но достаточно широкой полочкой. И удобства (явно не Сашиного, ведь теперь ей было бы труднее выбираться) ради я решила облокотиться на неё, думая, что это превосходная идея. Облокотилась. И полочка, до того казавшаяся мне прочной, ушла из-под моих локтей, полетела вниз. Да и лететь долго не пришлось, остановила столь грациозный полёт полки ни разу не грациозная Сашина голова. – У тебя изощрённые попытки убийства, – Саша убрала с головы на тумбочку полку и потерла затылок, – А главное подлые. – Это скорее пытка, – вывернула я, – Объясни нормально куда мы опаздываем, иначе эта доска полетит в тебя снова, но к полёту будет приложена большая сила. Между прочим, напомни мне кто эту самую полку прибивал? – Мастер просто не был заинтересован в работе, – пояснила за последнее Саша, – Ты ещё тот изверг, ты знала? Опаздываем мы на озеро, Света решила всех собрать сегодня. Интересно. На озеро зимой. После сильнейших морозов. Наверное, постоять по глаза в снегу и уйти. Отморозить конечности и загнуться на полпути домой. Отличный план. Конечно мы идём, Света, о чем речь. – И что мы там делать будем? Рыбачить? – предположила я, конечно, стёба ради. – Ну да, – нахмурилась Саша, – Ты червей ещё не копала хочешь сказать? Иди, копай, говорю же, что опаздываем. – Если я и буду что-то копать, то это будет могила твоему сарказму. – Себе копай, не так же грубо. Вот и вся краюшечка. Помогла мне обо всём узнать бабушка, обратившаяся к нам с вопросом куда мы сегодня идём. Если бы не звонок, я бы скрещивала пальцы за ответ: «никуда». – Поедем на озеро, – громко стучала вилкой Саша и слова её были расслышаны мной едва ли, – Дашь потом ключи от подвала. – Дам, – кивнула бабушка Тоня, – Анни на прошлогодних твоих покатается? У неё нога кажется меньше твоей. Покатается? Пока ни на чем кататься не собиралась. Или. Ох, надеюсь нет, ведь тогда всё как с санками. – Померит, – с полным ртом ответила Саша, – Можно по очереди, если те не подойдут, но пойдут новые. Какой у тебя вообще размер ноги? Вздохнула, откладывая вилку. Именно как с санками. – Восьмой, – ответила я. – Что? – подняла бровь Саша. – Сколько сантиметров знаешь? – спросила бабушка. – Да, двадцать пять или около того. – Вполне подойдут, – позже сделала выводы бабушка Тоня. Бабушка отдала Саше ключи прежде чем мы пошли одеваться. Многослойность, слыхала, что в моде нынче? Моде мы с Сашей следуем, поэтому всё как нужно, наряд «капуста» был на нас. И пока Саша собирала аптечку, я ждала её в коридоре, где с минуты на минуту начала бы таять. Или уже начала. Перед выходом (нам ещё предстояло спуститься в подвал) Саша напомнила мне о том, что я иду в авангарде и включаю по пути свет, а она жмётся позади. Но незачем было ей этого делать. – Коньки стоят не дёшево, – раздалось эхо, я уже включила свет и спускалась вниз, – Бабушка тратить много денег на твои увлечения. – Коньки? Может лыжи какие-нибудь, с чего ты взяла, что коньки? – спросила Саша, – Вообще-то ты угадала. Есть знакомые, они нам бэушные коньки справляют. За копейки практически. – Бэушные? – Уже использованные кем-то. Гулко стучим ботинками, направляясь по освещённому оранжевым светом коридору. – Не опасно кататься по озеру на коньках? Разве у вас нет специальных мест для этого? – Катков? – уточнила она, – Ну бывают иногда. Открытые катки, на Новый год такой аттракцион устанавливают на площади. Устанавливали́. Но уже несколько лет никаких катков нет. Да и ездить на озеро наша вроде традиция. Как "конечная", – Саша шаркнула ногой, – А насчет безопасности не переживай. Вчера был отличный мороз. В общем, он был неплохим всю неделю. Сегодня же погода лучше не придумаешь, для катания особенно. В этом есть смысл. Но риск никуда не девается. Мал, но не равен нулю. И это даёт определённый мотив для волнений. Суровые, хочу сказать, у них здесь развлечения. Специальных катков нет, едьте, детишки, на чертово озеро. На это «чертово» озеро мы опаздывали всё сильнее. В лифте Саша, наблюдая за экраном блокировки, просветила меня, сказав, что до встречи осталось сорок минут. Сорок минут не мало, но Саша продолжила просветительство тем, что рассуждала вслух на сколько минимум мы можем опоздать. Выяснилось, что до озера (до остановки, от которой через лес до него можно дойти) на автобусе, ходящим раз в полчаса, ехать минут тридцать. И ладно, если бы мы уже были на остановке. Но мы роемся в пыльном, сыром подвале. Роемся безрезультатно. – Чтобы найти коньки, нужно думать как коньки, – тяжело вздохнула Саша, под тяжестью коробки от микроволновки. И там была вовсе не микроволновка. В душе не чаю, что там было. – Чтобы найти коньки, нужно думать как тот идиот, который их так спрятал, – фыркнула я, – Как славно, что ты делаешь это постоянно. На самом деле огромное спасибо коробке от микроволновки. Под ней был чехол. Внутри чехла коньки. Белые, на шнуровке. – Твои, – кивнула Саша, – Заточенные хорошо... Вроде бы. – А ты? Твои коньки? Я взяла в руки чехол. – Вон они, – она указала на валяющийся у стены чехол, рядом с которым опирался о стену скейт. Мы с ним уже виделись (и с чехлом, и со скейтом), – Не было настроения их прятать, увы. – Не увы, а хорошо что. – Мерить будешь? – Нет, пойдём. Свои десять минут мы уже давно потеряли. До встречи осталось тридцать минут, а мы только-только вышли на улицу. Сегодня выглянуло солнце. Вчерашний снег теперь на нём сиял. Симпатично, конечно, но подошвами своих ботинок мы рушили всю эту красоту. И кто-то до нас. И кто-то до тех, кто до нас. Кое-где оставались нетронутые сахарные острова. Везет как утопленникам. Автобус был забит по самые дверцы, а у нас не было выбора. С рюкзаками и закинутыми на плечи чехлами, мы были вжаты в дверцы и держались друг за друга и порой немного за других людей. Чем дальше в лес, тем меньше людей в салоне автобуса. Саше даже удалось отвоевать нам места. За окном деревья, потонувшие в снегу, стояли согнувшись. Лес, билборды, лес. Саша, она пихала меня, не давая прикрыть глаза. Опаздывали мы неприлично. Я привыкла в таком случае никого на месте встречи уже не наблюдать. И оно было справедливо, как мне казалось. Моя вина, что не успеваю на оговоренное время. Да только всегда было, честно, обидно. То ли на саму себя, то ли нет. Пришло время отвыкать? Остановку облепили ребята. Компания ничуть не изменилась. Позвавшая нас Света переминалась с ноги на ногу, обняв себя руками. Юра легонько пинал дорожный знак. Костя с Васей сидели на лавке, вместе играли во что-то на Костином телефоне. – Вовремя, – вскинула голову Света, – Ещё чуть-чуть и я бы точно стала ледышкой. И не смотря на это нам, вроде бы, были рады. – Ох, Антуанетта, как вы себя чувствуете? – подбежал пожимать мне руку Юра, – Ошеломил ли вас подарок Александры? – А ты откуда знаешь? – я подняла бровь, продолжая трясти ему руку. – Я вижу всё, дорогая Анетт, даже больше, чем мне бы хотелось. – О чем речь? Ты котов с мусорными пакетами путаешь, – надменно припомнила Саша, у которой всегда ушки на макушке. – Я? Брешешь, такого не было, – махнул Юра ей в ответ, – Это наверняка был не я. – Да-да, тебя можно спутать разве что со старикашкой. Но старик бы точно не смог совершить такой набег на мусорный пакет, как ты. Прыснула в кулак. – Н-е бы-ло, – Юра покачал головой, – Не было такого. – Двигаем, а? – Света всё топталась, – Я серьёзно уже заледенела, ни черта конечностями не чувствую. Не одна она. Мяться на остановке не хотелось и мне в том числе. После тёплого автобуса, уличные морозы ощутимы куда более остро. Костя с Васей отлипли от скамейки, Юра с Сашей по обычаю разошлись по разные стороны друг от друга, а я шла за Светой в глубь леса, куда вела болотная тропинка, отоптанная до нас кем-то. Потому и болотная. Раздвинутые Светой ветки прилетали мне по куртке, а высокие – по лицу. Я жмурила глаза и ругалась на Свету всеми русскими оскорблениями, которые знала. А знала я много. Никому никогда не было интересно как звучат ругательства на других языках? Например, чтобы ругаться при взрослых или в обществе, когда это прозвучит неприлично и грубо. Да, в общем, говорить на другом языке в обществе не знающим этого языка, также грубо и неприлично. Тихонько можно. А ещё можно козырнуть в перепалке. Так вот я ругательства знала на нескольких языках, включая, конечно, русский. В первую очередь. Русские ругательства – мои любимые ругательства. Английские для ситуаций не масштабных, русские – для фатальных. В ботинках было уже достаточно полноводно. Помимо самой Светы обругала я и её идею съездить на озеро. Да и, кстати, не я одна, сзади тоже периодически блистали вариациями всевозможных некультурных выражений. Света громко просила их не выражаться и отодвигала новую порцию колючих веток для меня. – Сколько можно? – я зажмуренная, защищала себя руками, – Ты же назло это делаешь. – Что? – обернулась она, лицезрея шуганную меня, всегда готовую обороняться, – Я думала ты дальше. Не думала, что достаёт. – Мне что с того? – буркнула я, – Достаёт. Недолго сопротивлялись нам древесные тернии, всем строем мы по щиколотку в снегу вышли на поляну. Потоптонную, но менее болотистую. Овал озерца обрамлял лес, коряги, голые деревца с горками снега и так всё в глубь. В снег приросло положенное кем-то когда-то горизонтально бревно. Наверное, чтобы в тёплые времена можно было присесть, перекусить, наблюдать пейзажи. Вот бы и сейчас, в холодные времена, присесть и перекусить. – Ну не красота ли? – раскинул руки Юра, – Кажется, мне нужно ампутировать ноги. Я усмехнулась. – Не переживай, у нас с собой коньки. Вдвоём мы выбились вперёд, остальные нас понемногу догоняли. – Да, коньки... Ты кататься умеешь? Нет. – Посмотрим, – поправила закинутый на плечо чехол, – Найму Сашу в тренера, ей не станется. – Ну-ну, – покивал Юра, – Саша гуру в катании. – Это шпилька? – Заколка, – цокнул он, – Вообще-то она правда неплохо катается. Я подняла брови и покивала, пытаясь распознать послышалось ли мне или он все-таки сказал, что Саша неплохо катается. Может со мной случился переход в параллельную Вселенную. Исключено. Если я придуриваюсь, значит, я настоящая. Скажем, из своей Вселенной. Бревно, укрытое снегом, как салфетницей, стали расчищать. Правда, подумала я, сидеть на нём затея мало привлекательная. В памяти всплыла вчерашняя ночь. Когда тоже казалось, что здесь мы не сядем. И помогая разгребать с бревна снег, я гадала, не достанет ли кто доску (либо прочую подстилку для сидения на снегу) из-за пазухи. – И? – вопросила я, когда мы закончили, – Как мы сядем? Юра снял с себя свой походный рюкзак, по размерам едва ли не больше его самого, и расстегнул один из тысячи отсеков. Честно, я ждала доску. – Газеты, – он торжественно поднял газеты вверх и стал похож на Статую Свободы, держащую факел вместо газет. Стал своеобразной Статуей Сплетней. – Газеты? – нахмурилась Саша, – Мы всегда берём пенопласт. – Мама покрошила его на дренаж для своей зелени, – поник Юра, – Газеты тоже хорошо. Только берите по две, а если останется – по три. Места на бревне на всех не было. Костя с Юрой дамам места уступили и, впрочем, не совсем терпеливо дожидались, пока мы переобуемся. Подвеса на замке не было. Пришлось вести замок по зубьям пальцем. Коньки на шнуровке, не то, чтобы белые, чуть отдававшие желтизной, а на носке были потёртости, но совсем незначительные. Я сняла резиновую защиту с лезвий и сняла, хотя так не хотелось, свои ботинки. В коньки я влезла, но они были мне впритык. Не знаю, быть может в них я знатно натру ноги, но одной сидеть на берегу точно не буду. Шнуровку затянула туго-туго, чтобы уж точно ничего не развязалось. И управилась не позже всех, но уступала мне только Вася. У неё была проблема, схожая с моей. Коньки были ей малы. – Ты в них который год, – сказала Света, – Не просила купить новые? Если что, не обязательно брать их в спортивных магазинах за миллион. Купи в интернете по дешёвке. – Не могу, – пропыхтела Вася, втискиваясь во второй конёк, – У кое-кого сильное недоверие к интернет-магазинам. Хоть об стенку бейся, она будет при мнении, что всё это мошенники. – Давай я тебе свои старые отдам, – потом предложила Света, – Нога у тебя меньше моей. – Спасибо, мама не против купить новые, но в следующем месяце. Если в этом году они ещё будут нужны. – Да, в последнее время зимы тёплые, – Саша поднялась на ноги, в своих бело-красных коньках. Парней дожидаться не стали, пошли опробовать лёд. Первая на лёд встала Света, за ней Саша и осторожная Василиса, которую я сейчас понимала как никогда. Я мялась на берегу, наверное, дожидаясь помощи. – Хороший лёд, – убедила Света, – Отличный. Ничего не обещаю, но треснуть не должен. – Превосходная речь, – показала ей большой палец Саша, – Жизнеутверждающая. Ужасно жизнеутверждающая. На лёд мне перехотелось. Может, на берегу не так и плохо. – Давай руку, – сказала Саша, протянув свою, видно, девочки уже устали меня ждать. Руку я дала, только уверенности от этого не прибавилось. Лёд мне казался хрупким, как сахарная корочка крема-брюле. Понемногу, потихоньку росла тревога. Но мои первые шаги на лёд оказались даже удачными. Не моими силами, если объективно, а силами Васи и Саши. И пока я вскарабкалась на лёд, удерживаемая с двух сторон, Света обогнула почти всё озеро. – Равновесие, Анни, – вздохнула Саша, – Держи, пожалуйста. Я скоро надорвусь. – Да как? – взмолилась я. – Выпрямись и расслабься, – посоветовала Вася, – Ты не упадешь, мы держим тебя. Я рада в это верить, правда, но колени продолжали сгибаться. Меня сильно тянуло к земле и я не могла с этим ничего поделать. Девочки поняли, что себе дороже мне помогать. Прилив уверенности, наверное, в следствии напряжённой тишины, дал повод понадеяться, что я не совсем безнадёжна. Я порывалась попробовать поехать. – Принцип роликов, – сказала Саша, – Ты умеешь кататься на роликах? Умела – да, умею? Да, быть может ещё умею. Но последний раз, когда я на них каталась, был в третьем классе и на ролики был бум. – Должна уметь, – ответила я и засомневалась. – Супер, тогда подай корпус вперёд и совсем чуть-чуть согни колени, да, типа того. Можешь оттолкнуться, только аккуратно. Саше можно было меня не просить быть аккуратной, с этим я переусердствовала. Я не оттолкнулась, я переставила ногу вперёд, короче говоря, сделала шаг. Постояла. – Ладно, я поняла. Я попробую сама. Девочки переглянулись. – Думаю, пока не стоит... – начала было Саша. – Нет, стоит, – отрезала я, – Ловите если что. Вася кивнула Саше и они отстранились. Без опоры я потеряла равновесие. Быстро развела руки в стороны и напрягла мышцы ног. – Бабушка меня убьёт, – неудивительно, что Саша так сказала. Я встала устойчиво. Теперь можно делать толчок. Я глубоко вдохнула, почувствовала, что сердце то колотится, колотится неспокойно, сжимается и разжимается с невероятной скоростью, с бешеной скоростью. Заставила себя собраться и оттолкнулась. Я оттолкнулась и воспоминание «как нужно» пришло само. Где-то в гараже, в залежах инструментов, валяются перевязанные верёвкой голубые ролики, рядом с ними лежит одно из колёс, ось его утеряна. На гвоздях, вбитых в доску, висит экипировка. Шлем, налокотники и наколенники. Не было только назадника (прошу прощения за некорректность), вещь необходимая так же, как головной мозг. Всё просто, я всегда падала назад. Могу похвастаться тем, что у меня был самый отбитый копчик, если, конечно, этим можно хвастаться. И, как говорится, руки ещё помнят. Я упала на зад. Как не удивительно, никто не был удивлён. Саша со скрещенными на груди руками повернула голову в сторону, словно что-то там далеко было ну невероятно важно и интересно. Вася подъехала помочь. – В порядке? Пожалуй, в самом. – Ты видела? – спросила я, мой завершающий кульбит мало меня тревожил, – Я поехала. Может, секунды три-четыре, но я ехала. Ехала, пока не споткнулась об лёд, не попыталась удержаться и не подскользнулась. – Собирай теперь свои косточки, – недовольно высказалась Саша, – Поехала она. – Ты совсем не замечаешь в людях таланта, – Вася подняла меня со льда. Сзади на джинсах, как память о попытке, выделялось мокрое пятно. Слава Богу, под низ я надела термоколготки. – Что за заминка? К нам подъехали Юра с Костей. Они наперегонки со Светой уже навернули пару кругов вокруг озера. – У нас сплошная заминка, – сказала Саша, очень-очень яро намекая на то, что эта «заминка» – я. Медленно переставив ноги для того, чтобы развернуться, я, не понимая с какой стати бочку снова катят на меня, перевела взгляд на Сашу. – Что? – спросила я, – Ты сейчас намекаешь на себя? На тот факт, что ты ничему не можешь научить? Иначе я не понимаю, что ты этим сказать хочешь? Пускай, я понимала о чем она хотела сказать. Но была ли я с ней согласна? Нет, просто кто-то сегодня явно вымещает раздражение на мне. – Дамы, ни к чему... – Действительно, – вскинула руки Саша, – Скажи-ка мне, как я могу научить чему-то человека, который меня не слышит? Может это такой особый сверхнавык? Сверхспособность? Я хочу сказать, что никто кроме тебя в твоей упрямости бараньей не виноват, только из-за тебя мы топчемся на месте. Сегодня она вела себя так, будто плевала на меня с высокой горы. – А может тебе просто всё равно? – Хватит, – твёрдо попросила Саша, будто слова её сейчас для меня имели вес, – Будь мне всё равно на тебя, ты бы сидела на берегу без коньков. – Да разве в тебе дело? – я отъехала чуть назад, не нарушая с ней зрительный контакт, ощущаемый как натянутый между нами оголённый провод, за который я так стремлюсь схватиться обеими руками, – Я серьёзно. Это всё бабушка, она попросила тебя подружить со мной, пока я не уеду. Как с младшей сестрой носишься, как с грузом, который дома легче оставить, чем за собой таскать. Иди, пожалуйста, в задницу с такой дружбой, Саша, сделай последнее одолжение и для себя, и для меня. Саша опешила. Взгляд потупился и она приоткрыла рот. Может быть и вероятно, хотела что-то сказать. Но сразу закрыла и сжала губы. – Замолчи, Анни, – попросила Саша и я хотела отойти ещё на два шага назад. Я хотела отвести взгляд, во мне иссякла решимость, я обмякла, как хлеб в воде, – Просто заткнись. – Ну-ну, не горячимся, – вмешался Юра, которому в конце концов дали сказать, – К чему ссоры? Сейчас кто-нибудь захочет возмущённо топнуть ногой и мы все пойдём ко дну. Посредственный уик-энд. В общем так, Анни я возьму на себя, а ты, Саша, составишь компанию Свете. Она совсем скоро проедет свои одиннадцать кругов и нас всех потащит домой. Наверное, стоит отдать должное Юре, он чуток до той границы ссор, когда человек вскипает и превращает слепой гнев в слова. Только он припозднился, но в этом не было ни грамма его вины. – На себя? – лишь подняла бровь Саша, – Сам-то на льду как стоишь? Не шатает? – Пошатывает, – признался Юра, – Но, видишь ли, навыка в обучении у меня больше. – Это ты сам так решил? Саша, в общем как и я, была на взводе, но у нас обеих ярость шла на убыль и как последствие росла усталость. Она вдруг показалась мне провокатором конфликта, как со мной, так и с Юрой. Но Юра не тот, кто подливает масло в огонь, скорее тот, кто подливает воды так, что пожар моментально тушится. – Сам, но не только. Например, кто учил Васю? – Да-да, напомнить бы тебе как ты её учил, – нерадостно усмехнулась Саша, чуть отведя взгляд. – Я научу Анни кататься, – твёрдо заявил Юра и я была бы рада, если бы на этом их диалог подошел к финалу, – Можешь не сомневаться, Шура, она это озеро искатает вдоль и поперёк. – А я сомневаюсь, – возразила Саша лишь для того, чтобы из этого что-то вытекло. – Нет проблем, – поднял руки Юра в примирительном жесте, – Спор? – Я засекаю пятнадцать минут, – ни доли секунды не колебалась, – Научишь Анни уверенно кататься и преодолевать свою особенную силу притяжения, тогда... – Ты расскажешь нам один секрет из своей кладези тайн покрытых мраком, – Юра ухмыльнулся. – Особенный секрет. Я глянула на Сашу, пытаясь понять, мы думаем об одном и том же или же совершенно о разном. Её выражение лица не изменилось. Ни мускул не дрогнул. – А если нет, – начала Саша, – Ты напомнишь о дне Святого Валентина. Семь лет назад, все уже наверняка забыли. Юра замялся. Ухмылка дёрнулась, но не сошла с его лица. Он взглянул на Сашу, спрашивая, а надо ли им это, ведь ставка, видно, для обоих была велика. Только спор предложил он, а трусить – табу. – Так просто согласилась? – Мне безразлично, – пожала плечами Саша, – Решай быстрее. – Давай руку, мисс безразличность. Спор был заключён. Каждому было что терять. – Я, пожалуй, проедусь, – чуть погодя, сказала Вася, – Костя, подсоби, будь другом. – Я подсоблю, правда... – Костя посмотрел вниз, на коньки, – Мы можем пойти на берег, тебе не обязательно себя мучить. – Я в состоянии принимать решения, спасибо. Вася всё равно будет натирать стопы, в независимости от Костиной помощи. – Я засекла, – Саша протянула руку с телефоном, экран которого, к сожалению, давно погас и должного эффекта не получилось, – Удачи, мастер. Она уехала вслед за Васей и Костей, которые сильно отдалялись от берега. А мы стояли на мели. – Ну-с, давай лепить из тебя фигуриста, – Юра хлопнул в ладоши, – Тебе тяжело держать равновесие, никогда не приходилось? – я пожала плечами. – Допустим. Главная твоя проблема, скажем прямо, в голове. Тебе просто страшно. Да, ты не в безопасности, ты, например, можешь упасть. А падения, и тебе это известно, могут быть неудачными. Я, пускай и не встал на лёд впервые, сам отвагой не отличаюсь, это нормально. Саша не зря уколола меня на этот счёт, пошатывает это вряд ли, но коленки трясутся. Вот я и говорю, дело в голове. В мышах там, тараканах, как не назови, одна фигня. Просто нужно понимать, без первого шага не сделаешь второй. А чтобы сделать первый, нужно рискнуть. Спасибо ему, конечно, за совет, но то, что нужно «рискнуть» я поняла ещё дома в Америке. – Притормози, – попросила я, приложив два пальца к виску, – У меня взорвётся мозг. Мыши, тараканы... Наговорил будь здоров. Да, у внутреннего переводчика случился коллапс. – А, ох, ты уж извини меня, – спохватился Юра излишне театрально, – Тараканы в голове как-то омерзительней, чем мыши. – По-моему мы тянем время. – Да? Ну пускай, – Юра переключился и махнул рукой, – Не победа ведь главное, Анни, это очень простая истина. Слишком резко развернула голову, пошатнулась и стопа выгнулась на ребро. Быть может, упасть на пятую точку сейчас было бы к месту, но Юра меня придержал за локоть. Хорошо, что придержал, прикинув по траектории падения, на пятую точку упала бы я вряд ли. – Прозрела? – посмеялся он с меня. – Ничего не пойму, – я помотала головой, – Ты хочешь сказать, что не собираешься выигрывать спор? Но это полный сумбур, тогда зачем? Я не находила ни единой причины выдвигать в таком случае спор. Может они на спорах и повёрнутые, но я полагаю, не так глобально. – Именно так, – щелкнул пальцами Юра, – Я был другого мнения несколькими минутами ранее. Мне думалось, выиграть должен я. Были на то причины. Но получше раскинув мозгами я понял. Нет. Не я, Саша. Она должна выиграть. Будто вопросов убавилось. – А спор? Зачем он был нужен? – Привычка. А вообще не думай, что если бы его не предложил я, этого бы не сделала Саша. – Почему ты сказал Саше поехать к Свете, а не остаться с нами? Почему взялся учить меня? – эти вопросы оставались открытыми. Юра посмотрел на меня жалостливо. Но мне нужны были ответы. – Не велите казнить, Антуанетта, – вздохнул он, – Ваш верный слуга лишь не хотел, чтобы вы не наговорили лишнего. Правда, вы и так наговорили и сами это понимаете, ведь так? Считаю ли я, что наговорила лишнего? И да, и нет. Саша сама к этому свои пристрастия имеет. И я сомневаюсь, что чувствует за это вину, по крайней мере, я бы не сказала, что её это тревожит. Наверное, у меня появилось навязчивое желание показать ей, каково это. Я наговорила глупостных глупостей и легче мне не стало. – Одна я? – Давай прокатимся? – будто отходя от темы предложил Юра, – Я замёрз. И мы поехали. Он придерживал меня за тот же самый локоть, а я, свесив голову вниз, пыталась поспевать. Бывало, Юра тащил меня за собой как прицеп. – Вообще-то у тебя неплохо выходит, – сказал он, – Руки из карманов только достань. Я и достала. Озеро размером было не маленькое, не большое. Больше в ширь, а не в длину. Со всех сторон к нему подступали снежные берега, а снежные берега окольцевали ели. С высока озеро, вероятно, выглядит как проплешина леса. По пути сюда кто-то сказал, что дальше озера лес непроходим. Но тогда мне казалось, что лес и до озера не самый легкоходный. Получилось так, что мы расформировались по два каждый на свой клочок озерца. Даже Света прекратила мотать круги. – Я хочу, чтобы она поняла, что бывает чересчур грубой и меня это обижает. Сейчас я может просто ищу оправдание тому, что сказала, но они не были безосновательны. Мы обе по-ребячески поступили, вина за каждой. – Стремилась к справедливости через мщение, – перефразировал Юра, – Я не говорю, что тебя нельзя понять. У Саши язык как помело и иногда её клинит. Просто скажи ей об этом. – Нужно было с ней нормально поговорить, да? – Я так и сказал. День сегодня был не то, чтобы ясным. Тучи мало по малу зашторивали небо занавесом, будто небо было сценой, а солнце – артистом. И, конечно, нам бы не хотелось попасть в снегопад. Саша со Светой под руку ехали недалеко от берега. Я смотрела им в спины. – Я бы тоже считала, что Саша должна выиграть, если мы об одном и том же. – И о чем ты? – обернулся Юра. – О ней и Свете. – Ну да, в том числе, – он тоже взглянул в их сторону, – Я не думал, что ты знаешь. Неужто Саша сама тебе сказала? – Как посмотреть, может... – у меня из памяти давным давно вылетел разговор на зелёной качеле, – Она сама мне сказала. Сказала чётко и прямо, но я трактовала это совсем-совсем не так. – Интересно, – заметил Юра. – А тебе? Тебе она не сама сказала? – Ни за что, – усмехнулся он, – Дедукция и эмпатия, дорогая Антуанетта, мое оружие. Если пошире раскрыть глаза, так Саша ничего, в общем, и не скрывает. Во всяком случае, от никого из нас, – Юра кивнул в сторону без определённого направления, имея ввиду ребят, по парам разбросанных по озеру, – Не могу сказать наверняка, знают ли Вася с Костей. Но всё может быть. Света – нет. Не знает. Меня всегда удивляло – почему? И я не могла ответить на вопрос – «почему?». Я бы сказала, что Света не видит дальше своего носа, наверное, в подтексте говоря о том, что она невнимательна или даже глупа. И сама оказалась бы таковой. Недавно я стала думать, а что, если Света понимает? – Может кавалер её... Иванов он или Иванько, на её кругозор влияет, – предположил Юра, – Хотя, что ей этот Иван че то там? – Ты уверен, что не знает? – спросила я, отрезая все его догадки. Он серьёзно посмотрел на меня, теперь без тени легкомыслия. – О нет, – Юра покачал головой, – Ты выбрала трудный путь. – Что? – Ну, легко сказать, что Света ослеплена великим чувством. Сложнее сказать, почему если знает, то молчит. – Не думаю... – чуть сомневаясь, возразила я, – Света может снимать с себя ответственность отказа или... Отказывается верить, чтобы не рушить дружбу или вроде того. – Анни, послушай, – Юра помахал Свете с Сашей, ответно смотрящих на нас, – Как бы то ни было, результат один – в их отношениях ничего никогда не поменяется. И не в лучшую, и не в худшую сторону. Вот, что я думаю: не наше это с тобой дело. – А сам-то? – припомнила я из-за чего вообще завела этот разговор. – Вы живете прошлым, Антуанетта, – заявил он, – Как раз сейчас до меня и дошло, что мы поступаем с вами чрезвычайно бестактно, как пустословки-сплетнтцы, а потому давайте оставим их в покое? – Хотела бы я, но Сашу это волнует и будет волновать. – Уверяю тебя, она уже давно смирилась, – Наверное, Юра знал, что говорил, – Давай научу тебя «фонарики» делать? У нас времени осталось всего ничего. Он как раз делал что-то наподобие этого названия. Если не быть многословное, то это разведение и сведение ног. И если у меня «фонарики» были так-сяк, не очень, то у Юры они были отменными. Саша, отключив таймер, отгремевший звонкой мелодией, направилась, подхватив Свету, к нам. И Костя с Васей оживились, понемногу стали приближаться. – Ох история тебе понравится, – улыбнулся Юра, а мне стало его даже жаль. Мы всё ещё делали «фонарики», когда к нам подкатили Саша и чуть за ней Света. – То-то я гляжу, ясли вы освоили, – поглумилась Саша, но, похоже, исчезла нотка гнева, испытываемая и мной и ей совсем недавно, – И это всё? – А по-моему у них прикольно получается, – поддержала нас Света. – Все великое начинается с малого, – сказал Юра совершенно спокойно, – Ты тоже ходить не сразу научилась. – Очень глубоко. Спор не я начала, так что хочешь, не хочешь, а ты поиграл. Раз проиграл – выполняй условие. Не возразишь. Ни я, ни Юра не собирались, конечно, этого делать, переглянулись и всего. – Может, на берег? – предложила подъехавшая Василиса. Никто не был против. Я осторожно ехала немного позади всех. Волей не волей мозговала сказанное Юрой и сканное мной. Я бы не сказала, что она смирилась. Да, быть может, Саша уже не ждёт ничего в ответ и не ждала на самом деле никогда. Но мирилась ли она с этим? Она бы давно оставила в покое Свету и её кавалера. Сомневаюсь, что конфликт у Светы дома несколькими днями назад можно считать единичным случаем. Отчаянные попытки Саши докричаться закончатся ни чем. Особенно, если предполагать, что Света не такая глупая, как мы думаем. Разве что в сопливых романчиках, растянутых на страниц пятьсот, герои в голове имеют пустоту, чтобы четыреста пятьдесят страниц занимали их душевные терзания «любит-не любит», на деле же люди способны анализировать излишнее проявление внимания в свою сторону. Мои подружки улавливают его через любой жест, любое сказанное им слово, позже, прогуливая урок английского в туалете, выкладывают всё, что увидели и услышали. Часто бывало, что я про себя их выводы высмеивала, думая, что те выдают выдуманное за реальное. Но эти чертовки едва ли не каждый раз были правы. Что Сашина дилемма, что рассказы подружек, по итогу – не моё дело (как бы мне не хотелось их всех ставить в один ряд). Как и уличил нас в сплетнечистве Юра, и был прав. Куда лучше было бы подумать о том, что сказать Саше и как извиниться. И как не делать обиженный вид, чтобы не выдать, что ждёшь извинений в ответ. – Когда я впервые каталась на коньках, то скорее возила по льду носом, чем коньками, – Саша отстала от остальных, – Ты отлично справляешься. – Выходит, Юра победил? – я посмотрела на неё. – Он не собирался, – легко сказала Саша, будто это нечто невероятно очевидное, но я насторожилась, – Ловкость рук и никакого мошенничества, Анни, не смотри так. Я с Юрой спорю только потому что он умеет загораться идеей. Поверь, ты бы крутила аксели и тулупы, если бы он действительно хотел выиграть спор. Вообще-то трудно не понять. Юра мог быть расторопнее раз в сто, но вместо этого мы неторопливо ехали по льду под ручку и вели светскую беседу, обсуждая чужие проблемы. – Прости, – сказала я, – Я с горяча наговорила и... – Подожди, подожди, подожди, так-то... – Не перебивай меня, – гаркнула я на неё, – Я не подумала над тем, что сказала, да. И это было грубо, и... Извини меня, мне не стоило так говорить, – опустила голову вниз на грудь, как виноватая, – Но я хотела сказать, что твои слова тоже задевают меня. – Я виновата перед вами мисс «сама-строгость», – вздохнула Саша, – Ты меня извиняй, Анни, я отталкивать людей мастер. И то, что ты сказала мне – справедливо. Только это неправда. Или правда лишь отчасти. Бабушка попросила меня быть к тебе дружелюбной, но клянусь Маат, все остальное – это моя инициатива. – Маат? – Это древнеегипетская Богиня правды, вот же недалекая. – А в чем смысл клясться ей? – Да особо не в чем... – задумалась Саша, – У нас Вася была знатаком по древнеегипетским Богам и когда клялась в чём-то, то говорила, что клянётся Маат, а мы просто подхватили. – Звучит неплохо, – вынесла вердикт, – Я прощаю тебя, кстати. – О, храни тебя Господь, милая Анни, – наигранно поклонилась Саша, – Получается, мир, дружба, жвачка? – Получается, наверное. – Сомневается ещё она, – фыркнула Саша. Без коньков на ногах стало непривычно. Ничто не сковывает и ноги гораздо легче, что априори хорошо, но по ощущениям странно. Побочный эффект, когда снова становишься ближе к земле. – Пластыря не найдётся не у кого? – спросила у нас Василиса, морщась, при том щупая и разминая стопу, – Саша, вроде бы, аптечка на тебе. – Я подам, – живо ответила я, рюкзак был совсем не далеко от меня. – Спасибо, – Вася взяла протянутую ей коробку, внутри которой были детские пластыри с рисунками, – О, очень мило. – Научите Сашу покупать обычный пластырь, – попросила Света, развязывающая шнурки. – Сплошной примитив, – закатила глаза Саша в ответ на Светины слова. – Научите Свету шустрее снимать коньки, – плакался Юра. – Перекусить бы... – сказал Костя и среди остальных слов это были самые важные. От сердца отлегло. Славно, что кто-то наконец об этом сказал. Завтрак был мне на один зубок и есть хотелось безумно. – Кто-то с собой что-то брал? – оглянул всех Юра. – Чего ж ты свой бидон не притащил? – усмехнулась Саша, застегивая чехол. – Потому что говорить надо, – проворчал он. Никто больше не сказал, брал ли он что-то с собой или нет, что означало – никто не брал. И я отчаивалась, путь домой не был близким (хотя, пускай, и не совсем далеким), была большая вероятность умереть с голоду. – Недалеко от остановки, вроде, было что-то вроде придорожного кафе, – в надежду мне сказала Света, – Не знаю, как там обстоят дела с едой, но погреться, я думаю, подойдёт. – Было бы отлично посидеть в тепле, а не морозить задницы здесь, – поддержала Саша – А дорога? – спросила я, – То есть, ты знаешь где это? – Вперёд от остановки, – ответила Света, – Я ж и говорю – при-до-ро-жно-е, значит, у дороги. Света была последней (из девочек), кто переобулся. Юра с Костей к тому времени уже тоже клали коньки в чехол в случае Кости и в чёрный пакет в случае Юры. – Ты как будто с мусором таскаешься, – кивнула на пакет Саша. – Или с чьими-то останками, – вставил Костя. – Вашей индивидуальности, – парировал Юра, запихивая пакет к себе в походный рюкзак, – Вообще-то у меня перестал работать замок на чехле, а вы глумитесь над чужой неприятностью. Между прочим, мама скорее выделит мне мешок из-под картошки, нежели купит новый чехол. – Попроси папу починить, – предложила я, ведь всегда с поломками обращаюсь именно к папе. Все немного притихли и я подумала, что сказала что-то не то. Глянув на Юру, чтобы понять, я не увидела смятения, скорее, он остался спокойным, на его лице ничего не поменялось. Зато в смятении и растерянной была я. – Ему и так нужно много починить, Антуанетта, но я не думаю, что он станет это делать. Естественно, я не стала спрашивать, что он хотел этим сказать. Было бы просто бестактно и грубо, по остальным было видно, что мне со своими советами стоило сразу рот прикрыть. – Придорожное кафе так себе идея, – сказал Юра, пока все молча надевали рюкзаки, – Посредственная. – Ну так, – Саша почесала кончик носа, – Предложи другую. – Я не говорил, что эта не сойдёт. – Идёмте тогда. Мы с вами очень долго чешимся, – поторопила всех Саша, хотя чесалась только она. – А куда нам спешить? – спросила Василиса. Я бы сказала ей куда. – В кафе, греться, – чётко и ясно дала понять Света. Маршрут до остановки пролегал всё также через болото. Болото из снегов. Как не старалась я пробиться вперёд, шла на два человека дальше от первого. Дышала в затылок Саше, а мне в затылок дышал Костя, ибо как они с Юрой замыкали наш строй. Для полной картины нам не хватало в руках длинных палок. Путешественники-любители, лазящие по лесам, носящие огромных размеров рюкзаки с кучей дополнительных отделов, с большущим верхним клапаном и кариматом на ремнях. Только из меня, пожалуй, никудышный путешественник и вряд ли любитель. Походы я не переношу (в таких условиях подавно), мой рюкзак на походный похож так же, как табуретка на стул, и совсем скоро я начну нудить. Делают ли так походники? Вряд ли. Из дебрей мы всё же выбрались в какую-никакую цивилизацию. Если, конечно, остановку (скамейку со столбом) можно так обозвать. – И как далеко путь держим? – спрашивала Саша, облокачиваясь на столб. – Откуда мне знать, – коротко пожала плечами Света, – Если идти вперёд, то наверняка дойдем. Я нахмурилась. – Мне это не нравится, – сказал Костя после немой паузы. – Да, – щелкнула в его сторону Саша, – Мне тоже. Света тяжело вздохнула, оглядела каждого из нас, наверное, ожидая, поддержки с чьей-то стороны. На лицах каждого из нас она прочла равно что сомнение. – Обещаю, кафе не далеко, – проговорила она недовольно. – Поклянись. Я запереживала. Если это начала Саша, то не перетечет ли это в новый спор? Я могу поклясться вместо Светы, но только в том, что Саша высосет спор из пальца, она зацепится за любое слово и возьмёт на слабо. – Клянусь, – фыркнула Света. – Кто-нибудь ей верит? – подняла бровь Саша, – Три раза, дорогуша. – Клянусь, клянусь, клянусь. – В чем? – Саша, сходи нахрен. – Отыгрывается, – шепнул Юра так, чтобы никто кроме меня не услышал. Я улыбнулась краешком рта и кивнула. – Мы можем идти? – Света была все ещё недовольна. – Да, но если брешешь, мы оставим тебя в ближайшем сугробе, – улыбнулась Саша. – Как мило, – покривлялась Света ей в ответ. Василиса все это время отлично провела на скамейке, болтая ногами. Лишь Бог один в курсе, что у неё на уме. Гуськом по обочине лучше, чем тем же гуськом по болоту. Хотя, честно, разница не то, чтобы существенная. Наверное, забавное действо со стороны, если быть, например, водителем легковой машины, грузовика или автобуса, номер которого такой же, как номер автобуса, что нас сюда привёз, или быть пассажиром в нём. По-моему, идущие в ряд шестеро скукоженных человека, это повод ткнуть пальцем в стекло, присвистнуть и заметить: «Ну чудаки, честное слово». – ... Вдоль ночных дорог шла босиком, не жалея ног, – пел себе под нос Юра. Увы, он шёл впереди меня. – Пожалей тогда наши уши, – попросила Саша и добавила, – Лучше подбери слова для своей истории. – Слов не подобрать. Особенно о вас, Александра. Вы алчная и жестокая. – Подобрал, получается. – Я сократил. – Но подобрал, – гнула своё Саша. – Хорошо, – сдался Юра, – Нет слов описать насколько вы, Александра, алчная и жестокая. – Я уже слышала. Частично я уже подыскивала сугроб побольше и погрязнее, но до тех пор, пока Света не ткнула вперёд пальцем. – Ну и? Кто ещё сомневается? – оглядела она нас. Впереди, там, куда она указала пальцем, стояло неприкаянное придорожное кафе, одно одинокое среди стен деревьев, взявших здание в полукруг. Конечно, не подумала бы я, что это кафе, если бы не вывески с меню и столики на террасе. К ним и двухсторонняя табличка на двери с надписями: «открыто», «закрыто». – Чебуречная? – скривилась Саша, – Серьёзно? – А почему нет? – повернулся к ней Юра. – Никого не воротит от чебуреков? Все покачали головой, а я подняла плечи. – Вопрос в цене, – сказала Света, – Я сомневаюсь, что мы не ахнем. – Там может быть дорого? – тихо спросила я. – Как бы странно не звучало, – кивнула Света. – Чаю попьем, не страшно, – махнул Юра, – Давайте шевелиться, хочется в тепло. Терраса помещает в себя по четыре столика на две стороны от двери, то бишь в сумме – восемь столиков, что не мало. В летнее время терраса, быть может, людьми и кишит (берут сомнения, конечно), но сейчас желание присесть здесь возникнет только у мазахистов разве что. Или чересчур жарких для минус двадцати двух по Цельсию. Но столики тут довольно милые. На каждом по скатерти, белой, полиэтиленовой. И также на каждом столике по самой середине стоят металлические подставки с солонкой, перечницей и стопки с мятными зубочистками. С близлежащего к себе столика я стащила горсть зубочисток, спрятав в кармане. – Грандиознейшое ограбление столетия произошло сегодня, второго января, в тринадцать часов сорок три минуты по Московскому времени, – объявила в «микрофон» Саша, увидевшая, как я кладу зубочистки в карман куртки, – Передаю слово очевидцам. Саша поднесла свой кулак-микрофон к Светиному лицу и задела её подбородок. – Твою мать, Саша, – отмахнулась Света, – Засунь свой кулак себе куда-нибудь поглубже. – Что за таинственная Саша и почему она должна засунуть куда-то свой кулак? Во всём виновата теория заговора? Почему цены на фольгу стремительно растут, неужели это связано с инопланетным вторжением? Это и не только в нашем сегодняшнем репортаже на канале мы-несем-какой-то-бред-51. – Надеюсь, мы выйдем отсюда, – улыбнулась Вася. Внутренний мир этой кафешки что-то вроде камня в конфетной обёртке. Может кто в детстве оборачивал камень в обёртку от конфеты? Суть сравнения в разности наружности и внутренности. Ожидаешь конфету, а получаешь камень. Ожидаешь приличное кафе, а получаешь забегаловку. Всё, что было внутри – аляповато, чудно на вид. И, пожалуй, слово «чудно» здесь имеет негативный окрас. Барная стойка в полукруге из высоких табуреток, на них – никого, за стойкой тоже. Разнились между собой стулья здесь и на террасе. Внутри железные, обитые красной экокожей, непонятно что к чему и почему. Нечто абстрактное, нечто, что не всем понять. Абстрактное мышление – не моё преимущество, пускай моё мышление будет всегда чуть примитивнее этого. Люди с этим мышлением, должно быть, несчастны. По настенному телевизору крутили клип. Видимо, не самый новый, выпущенный в районе нулевых. Но мотив на слух в голову въелся. Вместе с табуретками барную стойку взяли в полукруг и мы. Я с опаской ткнула пальцем в липкий круг, оставленный стаканом. Вся стойка была покрыта липкими ожогами. – Похороните мой аппетит, – поморщилась я, отклеивая от сладкого круга палец. Юра нагнулся над приклеенным на стойку меню, где весь первый и половина второго листа посвящена холодным напиткам. Где пометка «безалк.» встречалась два раза. – Цены не выше, чем на курорте в середине июня, в самом разгаре сезона, – прокомментировал Юра после беглого просмотра листов с меню. А это значило, что здесь дорого. Я снова оглянулась и в голове одно с другим не сопоставлялось. – Да, та самая кафешка на пляже, – согласилась Саша. Из-под барной стойки выросла девушка с высоченным хвостом. Она растерялась, уставилась на Юру, ближайшего к ней из нас всех, и, возможно, несколько секунд в голове взаправду вспоминала как выглядят люди. – Здравствуйте, – улыбнулся ей Юра, – Заказ у вас можно сделать? Я боролась с желанием ответить, что, похоже, она и сама не особо в курсе этого. – Да, – ответила девушка с хвостом, – Да, конечно. Все кроме Саши выбрали себе так называемые чебуреки. На вопрос: «что это такое?» я получила ответ: «ну мясо в тесте» и словила себя на мысли, что по-моему они едят одно только мясо в тесте. Оказалось, мясо в тесте мясу в тесте рознь. – В аэропорту чай дешевле, – ядовито отзывалась о ценах Света, сминая в руке чек. – Да ты что? – подняла бровь Саша, – Может тогда в аэропорт и нужно было ехать? – Ты сейчас нахрен отсюда поедешь, – ответила Света. – Эй, давайте жить дружно, – вмешался Юра, непризнанный примиритель. Выбрали столик у окна. На нем стопка с зубочистками уже была пуста. Косте с Юрой пришлось притащить себе стулья с соседнего столика. – Отлично, у меня прожженная сидушка, – поколупал Костя сидение в том месте, где осталась дырка. – Подумаешь, сидушка прожженная, – цыкнул Юра и махнул рукой, – Сюда смотри. Он взял свою сидушку за края и поднял вверх. И она поднялась. Просто потому что не была никак прикреплена к корпусу стула. Костя сделал тоже самое. – И? Юра положил на место сидушку и сел, ничего Косте не ответив. Негласно признал поражение. Свой стул Юра подставил ко мне, а Костя к Саше, мы с ней сидели по разные стороны стола, так же, как и Света с Васей. – Юра, на твоём месте я бы уже начала своё повествование, – напомнила Саша, постукивая ногтями по скатерти, – Кстати, заметь, я обещание сдержала. – Я этого не отрицал, – заметил он, – Я расскажу, но я серьёзно, помнит ли кто-то вообще... – Помнит – что? Ты задай вопрос, – подначивала Саша, точно знала – все помнят. – Окей, – поднял руки Юра, – Помните ту валентинку? Сашину валентинку. Ту где... – Где написано, что Саша «моя любовь на века вечные»? – Да-да, – кивнула Света, – От «сердечного поклонника». – С рисунком, где Саша таракан? – спросил Костя. – Да, по-моему там ещё рядом с ней был нарисован кто-то заштрихованный простым карандашом, – вспоминала Вася, – А мы узнали кто это был? – Вы издеваетесь? – спросил Юра и этот вопрос явно не требовал ответа, – Нет, не узнали. Потому что это был я. Я оторвалась от окна, в которое давно уже уставилась, в пол уха слушая ребят и музыку. На Юру уставились все и у всех вот-вот отвисла бы челюсть. У всех, кроме Саши. Она сложила руки на груди и чуть улыбалась. Поэтому первая и заговорила: – По чистой случайности я видела, как этот Ромео кладёт мне валентинку в рюкзак. Он и не догадывался сначало, что я знаю. Я уже потом ему сказала и видели бы вы его лицо. Сказала, что сдавать не буду, но перед этим отшила по полной программе. – Никогда бы в здравом уме не подумала, что ты когда-нибудь нравилась Юре, – заговорила Света. – Всем всё равно? Мне сердце разбили вообще-то, – надулся Юра. – Могу себе представить, – усмехнулся Костя, – Ты слишком ранимый для Шуры. – Это точно. – А мне кажется, что это трогательно, – высказалась я, – То есть, это правда хорошо. Как знак внимания. Настало время Юре расплываться в улыбке. – Возьмите на заметку Александра чёрствая, – сказал он, в упор глядя на Сашу, – Особенно последнее предложение. Он хочет сказать, что Саша не проявляла к Свете знаки внимания? Очень сомневаюсь, что она не старалась обратить на себя Светино внимание. Это было бы как минимум странно. Теоретически она могла сдерживать себя, конечно, вести себя со Светой исключительно как с подругой, но я практически убеждена, что Саша могла проявлять то же внимания в мелочах. – Когда принесут приборы, будь уверен, что вилку я воткну тебе в лоб, – предупредила Саша. Никто не предал словам Юры того же значения, что и я. Девушка с высоким хвостом, сидевшая за барной стойкой, как приняла у нас заказ, так сама его и принесла. Не буду шибко шокирована, если окажется, что она одна здесь и работает. Чебурек – тесто с мясом, обжаренное в океане масла. Жирная пища меня не смущает, особенно в моменты жуткого голода. Сегодняшняя прогулка заставила меня изрядно понервничать, что всегда способствует повышенному желанию перекусить. – У них в Цезарь что-то кроме салата идёт? – Саша вилкой рылась в тарелки со своим салатом, – А, да. Помидор. Это Черри? Она подняла вилку, на которую была наколота долька помидора. И я могла сказать совершенно точно. Это не Черри. – Переросток, – сказал Юра, отрезая себе кусок чебурека, – Я могу подсыпать тебе мяса. Не благодари за любезность. – Тебя воротит от чебуреков, но с этим майонезом все окей хочешь сказать? – поинтересовалась Света, помешивая чай. – Не хочу. Но это меньшее из зол. Я справилась таки со своим чебуреком, который не пилился ножом. Дело было вовсе не в чебуреке, ножи, которые нам подали, скорее всего подаются к завтракам. К тостам с маслом, допустим. Но никак не к еде чуть тверже того же масла. И также дело было не в моей слабости рук, остальные давным-давно принялись резать чебуреки ребром вилки. – Что это играет? – спросила я, похрустывая закинутым в рот куском чебурека, – Блюз? Ох, мой папа фанатеет по блюзу со школьной скамьи. Он сам так сказал. Ехать с ним в машине, значит непрерывно слушать Джо Кокера или Мади Уотерса или ещё кого нибудь «блюзового». Мама, фанатка разве что самой глупой попсы, папиных фаворитов не жалует, особенно не жалует то, что они исполняют. А я, с момента появления моих первых наушников, блюз не слышу. – Музыка для души, – отрицательно помахал головой Юра, – Это шансон, дорогая. – Музыка для души? – уточнила Света, – Кажется, я не знаю твоего настоящего возраста. – Семнадцать, – ответил он, – И да, мне уже давно семнадцать. – Оно и заметно, – кинула Саша, дожевывая листья салата. – Я мог бы поспорить, что ты это скажешь, – Юра перевёл на неё взгляд, – И я бы выиграл. – Есть ли выгода с того, что ты бы выиграл сам себя? – Сам себя? – Никто не стал бы с тобой спорить из-за этой ерунды, – вздохнула Саша. – Ты бы стала, – Юра вилкой указал на неё. – Да, но тогда бы ты точно не выиграл. И плюс к тому ещё бы был полнейшим тупицей, если бы предложил этот спор. – Вот кто из нас вампир, так это ты, – сказал Юра, – Настоящий энергитический вампир. – Когда я ем, я глух и нем, – покрутила головой Саша. – Ну понятно. Пока мы доедали похожие на силиконовые формочки для выпекания чебуреки, за окном приумножилось туч, а Вася начала рисовать на салфетках ручкой, которую выудила из бездонного рюкзака. Кафе звуками было не богато и лишь одна музыка избавляла его от гробовой тишины. Ну и мы немного. В большей степени слушали Юрины истории, в меньшей рассказывали свои. Я, как оказалось, исторический инвалид, в смысле, у меня одной они были унылыми, как смятые салфетки под краями тарелки. Уважения ради все сдерживали зевки и настолько, насколько это можно для моих рассказов живо на них реагировали. Я решила, что стоило бы хотя бы приукрашивать, чтобы никого не разочаровывать. Не разочаровывать тех, кто ждал накала страстей, как в американских сериалах для подростков. Но это не ко мне. – Нас отпустили, конечно, – подытожил Юра, – Поэтому он и был дежурным весь оставшийся год, это я подсобил. А летом прямо под его окнами, перед этим метко добросив до них камень, я написал: «Рома, я тебя люблю. От Юры». Этот кретин так вовремя выбежал во двор. Его родители приехали в тот самый момент, когда я протянул ему букет цветов, которые с клумб сорвал. Меня то давно этим словом вспоминают, а вот его репутацию я подмочил. – Одна из моих любимых историй, – улыбнулась Саша, – Потому что могу теперь до потери пульса называть его гомиком. – Грубо с твой стороны, – сказала Света. – Нет, справедливо, – вяло возразила она. Задумалась о том, не прилетело ли за эту выходку Юре. Поняла, что мне становится дурно. Да, в общем, мутит меня уже достаточно давно. Но похоже, что сейчас содержимое моего желудка все ближе и ближе подступает к горлу. Я сделала вдох и стала смотреть вперёд, будто меня начало укачивать в машине. Медленно выдохнула. – Ты в порядке? – обратилась ко мне Саша, которая не могла не заметить, что я смотрю в одну точку, глубоко дышу и мое лицо, вероятно, мертвецки бледное. – Нет? – это был риторический вопрос, – Здесь есть уборная, как вы думаете? – Должна быть, я могу... – Юра привстал. – Я проведу, – взглядом опустила его на место Саша, – У кого аптечка, тот и врач. А аптечка была у Саши в рюкзаке. Мне было не принципиально кто меня отведёт, если бы я выбирала, то выбрала бы пойти самой. Но не суть дела, Саша свою аптечку знает лучше, чем я, ибо чтобы найти нужное лекарство мне бы пришлось читать инструкцию в каждой упаковке. Я здорово сэкономила время и потратила его на умывание лица холодной водой, стоя у сомнительного вида раковины. Под ногами у меня крошилась плитка, а рядом со мной клацнул блистер. – Держи, – Саша протянула раскрытую ладонь с таблеткой, – Я сейчас попрошу стакан воды, ты только из крана не пей. Больно хотелось. Зеркала здесь не было и это, должно быть, к лучшему. Может быть, если меня сейчас показать людям, то они примутся заколачивать окна, чтобы защититься от начавшегося восстания мертвецов и не сразу поймут, что перед ними вполне живой человек. У меня разболелась голова. Саша принесла в длинном стакане воду. Я запила ей таблетку и заставила выпить себя всю воду, а не ограничится мышиным глотком. – Я могу оставить тебя, если надо, – сказала Саша, забирая из моих рук пустой стакан. – Мы можем выйти на улицу? Здесь душно. – Да, только куртки прихватим. Я не гарантировала, что меня не вырвет на снег, но это было бы даже хорошо. Для меня. Не для кафе, я бы ещё больше изгадила его видок. Как я там писала? На террасе бы сели мазохисты и чересчур жаркие? Не знаю даже кто из них мы с Сашей, но нам пришлось сесть именно там. – О, похоже этот столик ты ещё не ограбила, – усмехнулась Саша, пытаясь отвлечь меня от мыслей о тошноте, потом улыбка пропала, – Если что перегнись и блюй вниз, это уже будут не наши заботы. Я не отвечала ей. Сидела и продолжала глубоко вдыхать и выдыхать, искренне веруя в то, что это мне поможет. И что глотать подступающую рвоту прекрасная идея. – Вчера, – начала Саша, – Ты сказала, что мой страх осознанный. Мне пришлось обратить внимание. Пришлось, потому что заставили по сути. Я знала, что она продолжит. Скажем, это был её хитрый план. По тому, как подвинуть на второй план в моих мыслях мысль о самочувствии и сделать главенствующей размышление о её «реальном страхе». – Это связано с родителями? – и я думала так всегда. Одумалась и продолжила, – Прости, я не должна была этого спрашивать. Или должна. – Врождённая патология глаз, – ответила Саша вместо ожидаемого «да» или менее ожидемого «нет», – Если быть точнее – ядерная катаракта. Видела как выглядит катаракта? Не знаю в каком классе и каким образом вы проходите человеческую анатомию, но изучая анализаторы по нашей программе, в частности зрение, ты будешь знать, что такое катаракта, она, я уверена, есть почти в каждом учебнике, как пример заболеваний, – она запнулась, – Извини, кажется, я тяну кота за хвост. Это выглядит как белесое пятно в области зрачка. Возникает, потому что мутнеет хрусталик, его часть или он полностью, – Саша снова прервалась. Посмотрела на меня, чтобы понять, я с ней или уже нет. Я была с ней, только притаилась, – Я родилась с этой патологией. И это не было приговором, ничего такого, на самом деле. Операция по удалению хрусталика и вперёд наблюдаться у врача. Логично ведь то, что любую болячку следует лечить? Но мама сказала, что я инвалид. Операция, шмаперации, да ей по барабану было ровным счетом. Короче, маме не впало со мной возиться. А ей бы пришлось. Потому что потом это делала за неё бабушка. Уж точно, если бы не она, я бы не видела ни тебя, ни эти зубочистки, ни Васину спину вон в том окне. – Ты так отлично реабилитировалась, что у тебя по максимуму восстановилось зрение? – Линзы, Анни. Тебе самой бы не помешали, походу, – Саша усмехнулась. Всё потому что я никогда не замечала контейнеров от линз или не видела, как Саша их надевает. За все дни ни разу, – Так вот, темнота, да. Болячки имеют способность прогрессировать. Сильно, если их не давить. Как прыщи, например, если с ними не бороться, расплодятся как кролики. Катаракта даёт осложнения вплоть до потери зрения. То есть, до слепоты. А в темноте я слепну временной слепотой. Типа короткого замыкания. Выбило пробки или кто-то лёг на щиток. Но могу ли я убедить себя, что она именно «временная»? Нет, мне кажется, что нет. Здравствуй, мир на ощупь. Мир, где кинувшая меня мама была совершенно права. А раз ушла она, то уйдут все. Останусь в своём «ничего» одна. На минуту, несколько секунд, да без разницы. Я боюсь не видеть, в этом вся суть. – Потому что думаешь, что такой не будешь никому нужна, – завершила я, сделав из её точки запятую, – Думаешь, никто не возьмёт на себя ответственность. – Попросту говоря, – махнула кистью Саша. – Но бабушка же взяла. Саша откинулась на спинку стула, он покряхтел. – Взяла. Пока. – не стала спорить она, – Возьмёт ли кто-то кроме неё? Я пошевелила пальцами, сжала в кулак и разжала. Они покраснели и стали саднить. – Не знаю, – ответила я, – Но я могла бы всегда включать и выключать за тебя свет, пока не начну мозолить тебе глаза. – Это ты поздно спохватилась, – то ли приняла, то ли отклонила моё предложение Саша. – Что? О чем... Ах, ну да. Ты и не съязвить. Саша прокомментировала именно мои последние слова. – Дружеский подкол, не дуйся. Как можно выразительнее закатила глаза, но посмеялись вместе. И всё же съеденные чебуреки в желудке не прижились, их рьяно тянуло обратно. И я решила, что в снег – нет, но до уборной добегу. Саша дежурила у двери в туалет с новой порцией тёплой воды. Мне пришлось снова заставлять себя пить. – Могу принести ещё, – предложила Саша, наверное потому, что я вливала в себя воду за один глоток, а потом морщилась, будто насыпала в рот килограмм лимонной кислоты. – Нет, – остановила я, – Этого вполне достаточно. Холодная вода спасала меня на доли секунд. Но был побочный эффект. Сильный, неприятный. Я не чувствовала своих рук и могла как лёд прикладывать их ко лбу. Получается, что от этого даже больше пользы, чем вреда. Мы ушли с террасы несколькими минутами ранее, а за это время уже успел повалить снег. Теперь мы точно никуда не спешим, да и, в общем, не спешили. Может быть, нас завалит снегом и мы не сможем выйти. И нас придётся откапывать. Дня три, а то и четыре. А мы пока посидим, почаевничаем, послушаем Юрины истории, все вместе начнём рисовать на салфетках или делать из них оригами, попоем неизвестные мне песни, заново послушаем Юрины истории. Может быть, нет ничего плохого в том, чтобы нас действительно завалило? – Ты уезжаешь, – напомнила мне Саша, – Будешь переключать мне свет по блютузу? – А словит? – засомневалась я. – Не-а. – Тогда морально. – Морально будешь воздействовать на выключатели? – это звучало как явный бред. – И это тоже. Сели обратно за стол. Лица у ребят были из разряда «мы что-то скрываем и поэтому улыбаемся, как будто только что опустошили все твои запасы сосательных конфет в тайном кармане рюкзака». Я аккуратно прощупала этот карман. На месте. Саша осмотрела свой стул, а потом с недоумением спросила: – И чего вас перекосило? Тогда перед нами положили альбомный лист бумаги. С рисунком. С рисунками, я бы сказала. – Этот самый лучший, да? – поинтересовался Юра, ткнув на один из рисунков. – Макака? Юра помрачнел. – Она определено мне нравится, – убедила я его. Наверное, на рисунке была я. Внизу мелким шрифтом он написал, что Саша потеряла талантливого художника и сама в том виновата. – Я нарисовала тебе котов, – Света обвела пальцам стайку котят с бантами на шее. – Пейзажном я занималась, – подняла руку Вася. – Я лист просил, – после всех заявил Костя, довольный собой. Саша пристально рассматривала рисунок, а я благодарила ребят. – Не предаешь свой стиль, Юра, – вступила в диалог критик Саша, – Что ты, такого романтика как ты хрен потеряешь. – Представляешь. А ты умудрилась. Саша вздохнула. За окном дорогу видно быть перестало. Снег, одна снежинка с грецкий орех, тонул в воздухе и ложился на дно – на землю. Я снова подумала, что нет ничего плохого в том, что эта кафешка сама утонет в снегу. Я положила голову на ладонь, отвернувшись к окну. Прикрыла глаза, продолжая слушать новый Юрин рассказ, но понемногу засыпала.