Молодая, красивая дрянь

      И снова будто бы ничего не произошло. Антон ни о чём не напоминает, хотя Лёша думает, что лучше бы он всё-таки это делал, так, во всяком случае, не казалось бы, будто у кого-то галлюцинации. Лёша действительно готов поверить, что не было у них никакого поцелуя, как и странных разговоров вечером. Только собственный недосып решительно протестует против подобных версий.       Возможно, вселенная против их объяснений, иначе Лёша не понимает, почему каждый раз, стоит ему собраться с силами, чтобы завести необходимую тему, что-то случается. То Саша напишет, прося сходить в пятницу в кино на какой-то непонятный фильм, аннотация к которому Лёшу очень смущает. То позвонит Оксана, спрашивая, как проходят Лёшины майские. Какое ей дело, чёрт возьми? Ах, ну да, просто ей скучно, ведь она зачем-то сообщает, что успела съездить на дачу к своим друзьям, застрять там на четыре дня, а теперь вернулась в город и планирует навестить родственников. Лёша вспоминает, что он, вроде как, лучший начальник на планете, поэтому терпеливо выслушивает болтовню секретарши, говоря, что у него-то всё прекрасно. Лучше и быть не может, разумеется.       В четверг вечером приходит Федя, и совершенно непостижимым образом для него Антона не оказывается дома. Так совпало, что именно в данный момент времени ему срочно понадобилось выйти в магазин на пару часов, потому что в холодильнике нет практически ничего, что очень не нравится Лёше, а если Лёше что-то не нравится, то кому-то надо подняться с дивана и отправиться исправлять проблему. Лёша ведь не может, у него занятие. В общем, впервые Феде открывает дверь совсем не тот, кого он ждал, да и закрывает тоже. Зато на улице Федя волею судьбы сталкивается с Антоном, невесело несущим два пакета продуктов.       — У нас, блядь, завтра какое-то торжество, я не понимаю? — ворчит он, передавая сердобольному Феде один из пакетов. Когда тебе предлагают помощь, глупо отказываться, если ты не особо принципиальный, а Антон вообще нет. Особенно в таких ситуациях. — Днём мог бы попросить или сам пошёл бы, всё равно был свободен. Привык командовать всеми подряд, думает, будто со мной тоже так можно.       — А с тобой нельзя? — спрашивает ни для чего Федя.       — Смотря, кому. Может, чьи-то приказы мне бы даже понравились, — Антон делает интригующую паузу, смотря на Федю. — Поставь тут, — указывает он ему кивком головы на скамейку перед подъездом. — Я не готов сейчас брать это всё и переться даже до лифта. Кстати, терпеть не могу лифты.       — У меня в доме его нет.       — Я переезжаю.       Антон ставит и свой пакет на скамейку, садясь рядом с ним и вытягивая вперёд ноги. Ему хотелось бы, чтобы Федя чуть-чуть задержался и хотя бы просто постоял рядом, потому что одному сидеть Антону не хочется. Но он знает, что Федя никуда не уйдёт. Попроси Антон, и он бы даже донёс за него эти несчастные пакеты до самой квартиры. Возможно, попроси Антон ещё чуть сильнее, Федя бы разложил продукты по холодильнику, приготовил бы ужин, накрыл бы стол и, не потребовав даже благодарности, ушёл бы.       — Куда завтра пойдём?       — Завтра? — переспрашивает Федя.       — Да, завтра как раз пятница.       — Не знаю. Я как-то забыл об этом.       — Поехали на ВДНХ? Я там сто лет не был, — предлагает Антон.       — Давай. Там сейчас красиво.       — Сейчас много где красиво.       — Например?       — У меня дома ничего, — усмехается Антон. — Ладно, ВДНХ, всё.       Это просто идиотское совпадение, что уже второй раз Антон идёт гулять с Федей в тот же день, что Лёша и Саша собираются на свидание. В этот раз первым сообщает Лёша, считая, что брата просто надо предупредить о собственном отсутствии неопределённое время. Вроде бы, это называется вежливостью и проявлением внимания. Не менее вежливо Антон говорит, что у него тоже встреча, поэтому квартире придётся скучать самой.       — Куда пойдёте? — зачем-то уточняет Лёша.       — На ВДНХ. Красиво, фонтаны, я там давно не был.       — Ну да, с нашего последнего свидания.       — Именно с него, — Антон криво улыбается, немного удивляясь, что Лёша умудрился такое вспомнить. Но, кажется, он прав. В последний раз на ВДНХ они были вместе незадолго до того, как Антон решил уехать. Возможно, это была их последняя совместная прогулка.       У них было много фотографий с неё. Лёша на фоне какого-то фонтана, Лёша около памятника, Лёша напротив дерева. Несколько раз сфотографировались вместе просто по пути. У Антона в телефоне на Лёшином контакте до сих пор стоит снимок, где он целует брата в солнечных очках, а позади них голубое ясное небо.       Может быть, и хорошо, что у Антона теперь есть Федя, думает Лёша. В конце концов, если хотя бы кто-то из них кого-то любит, то у Лёши есть шанс решить всю ситуацию без собственного участия. Допустим, Федя влюбился в Антона, тот это видит, как видит и то, что у Лёши с Сашей всё достаточно неплохо — то, что у них всё прекрасно, сказать уже не получается, — значит, разрушать это не имеет смысла, потому что Лёша совсем не оценит и спасибо не скажет. Федя, вроде бы, нормальный, почему бы Антону и не сойтись с ним, пусть и ненадолго? Лёше не важно, могут ли их отношения быть долгими, крепкими и какими-либо вообще, главное, что от него отстанут. И он сам себя перестанет мучить дурацкими мыслями с не менее дурацкими идеями.       — Представляешь, сегодня ровно три месяца, как мы встречаемся! — говорит Саша, хватая Лёшу за руку.       Ну, как можно его вдруг бросить? Саша хороший, милый, даже его непосредственность какая-то подкупающая, главное, чтобы в настроение попала. День сегодня солнечный и ясный, Саша воодушевлённый и счастливый, фильм абсолютно идиотский, и в зале всего человек пять, включая их самих. В такие дни никого не бросают, особенно без объяснений.       Лёша пытается сосредоточиться на том, что показывает широкий экран, но ничего не понимает. Голова Саши на плече перетягивает на себя всё внимание, ещё больше его перетягивают Сашины пальцы, невзначай прислоняющиеся к Лёшиному колену по очереди. Лёша перехватывает их, переплетая со своими, Саша поднимает на него взгляд и улыбается, когда Лёша мягко целует в губы.       — Почему ты выбрал этот фильм? — спрашивает Лёша шёпотом.       — Наугад ткнул. Похоже, это что-то даже выше моего понимания.       Следовало догадаться. Учитывая, что у них ровно три месяца отношений, Саше хотелось провести этот день в относительном уединении со своим парнем. Странный фильм, на который пойдёт полтора человека, вполне подойдёт, потому что на что-то большее Саша уже не рассчитывает. Лёша слишком принципиален в вопросах перехода на следующий этап, ну, ничего, Саша подождёт ещё пару недель.       Он зарывается пальцами в Лёшины волосы, притягивая к себе, с готовностью распахивая губы. Ручка кресла невозможно мешает придвинуться ближе, чтобы закинуть на Лёшу ногу или вообще пересесть к нему на колени, и это, конечно, очень большой минус кинотеатров. А ещё машин и общественных мест, вроде скамеек в парках.       Самый большой минус парковых скамеек — их занятость всякими дамочками с кучей детей, пенсионерами и прочими влюблёнными парочками, которые считают, что имеют право облизываться друг с другом у всех на виду. Антон неприязненно кривится, проходя мимо очередной такой картины, потому что ему ужасно хочется куда-нибудь, наконец, сесть. Желательно, в тень, желательно, без соседей. Впрочем, последнее желание вряд ли возможно исполнить.       Федя молча следует за ним, тоже выглядывая свободное место.       — Эй, вон там! — говорит он Антону, указывая на скромную скамейку около какой-то ёлки. От дерева на неё как раз удачно падает тень, и если Федю не подводит зрение, то, кажется, никто на скамейку не претендует.       Они устремляются с Антоном к спасительной скамейке с такой скоростью, будто она вот-вот исчезнет, если на неё не сесть. Место действительно кажется маленьким раем, и Антон счастливо вздыхает, начиная расшнуровывать кроссовок.       Всё было прекрасно. Они с Федей отлично гуляли. Антона даже обрызгало водой из фонтана, и, возможно, это был тот самый момент, когда надо было радоваться, потому что дальше солнце точно решило его убить своим жаром. А потом Антон натёр ногу.       — Пиздец, — говорит он, смотря на неё.       — Кровь?       — Дохуя! Грёбаное ВДНХ, грёбаная жара. Каким надо быть идиотом, чтобы припереться сюда в два часа дня при такой погоде, не надев на голову нихрена? И кроссовки давно надо было другие купить, в этих я всегда натирал ноги... — Антон издаёт очередной мученический вздох.       — Я могу сходить купить пластырь, — предлагает Федя.       — Пока ты за ним ходишь, я тут умру от потери крови. И почему нельзя было сделать этот грёбаный выставочный комплекс хоть чуть-чуть меньше?       — Думаю, ты сильно преувеличиваешь насчёт своей скорой смерти.       — Если меня не убьёт кровь, я сдохну от жажды.       — Я куплю воду, — Федя встаёт со скамейки. — Ещё что-то хочешь?       — Ты не представляешь, как много я хочу.       — Значит, остановимся на воде и пластыре.       За время Фединого отсутствия рядом с Антоном успевает посидеть какая-то маленькая девочка с самокатом. Она не встаёт, пока не доедает своё мороженое, и Антон смотрит на неё, как на своего кровного врага, потому что у него нет ни мороженого, ни хотя бы вентилятора. Девочка уезжает на своём самокате, а Антон чувствует, что даже небольшая тень от ёлки перестаёт его спасать. Надо же быть таким тупым, чтобы напялить на себя чёрную футболку ко всему прочему. Как будто единственной целью этой прогулки у Антона было самоубийство на глазах Феди. Да уж, тот точно оценил бы.       Мимо проходит какой-то парень странного вида с огромным рюкзаком. Он вдруг решает, что Антон похож на коренного москвича, знающего каждый уголок города в мельчайших подробностях, поэтому обращается к нему с вопросом, как отсюда легче всего попасть в какой-то Екатерининский парк. Антон понятия не имеет, что это за парк, и где он находится, да и вообще у него нет никаких сил помогать первым встречным. Все промелькнувшие в голове фразы о том, куда лучше стоит сходить парню, не успевают сорваться с языка Антона, потому что возвращается Федя.       — А вам нужен именно парк или сквер? — уточняет он у парня. — В любом случае, это рядом. Там буквально напротив метро Достоевская, езжайте до неё.       Парень рассыпается в благодарностях и объясняет Феде, что он только второй день в городе, а вообще приехал аж из Челябинска. Про Екатерининский парк он что-то вычитал вчера в фойе своей гостиницы, поэтому сегодня решил совершить довольно большой маршрут по всем более-менее интересным паркам Москвы. Парень уверен, что, как и вчера, ему не удастся вернуться к себе в гостиницу раньше двух часов ночи, но зато вчера у него была такая прекрасная ночная прогулка. Совершенно спонтанная, правда, но оттого только более потрясающая. За мгновение до того, как парень собирается показать Феде вчерашние фотографии, Антон громко кашляет, привлекая к себе внимание.       — Может, перед тем, как пойдёте вместе на свою ночную прогулку по паркам, дадите мне, наконец, пластырь и воду? — спрашивает он, требовательно смотря на Федю.       — Ой, извините, что-то я совсем заговорился, — произносит парень. — Я просто очень общительный.       — И очень раздражающий, — фыркает Антон, когда парень отходит на некоторое расстояние от их скамейки. — Терпеть не могу таких людей.       — Просто у тебя плохое настроение.       — Конечно, плохое, я тут познал все круги Ада, пока тебя не было, — Антон недовольно забирает у Феди из рук бутылку воды.       — Я купил ещё зелёнку, — говорит Федя.       — Зачем?       — Чтобы не клеить пластырь прямо на рану. И да, оставь немного воды, чтобы промыть.       — Не слишком ли много внимания к обычной ссадине? Вот только не надо меня осуждать взглядом, промою я её, ладно, — впрочем, это действие не доставляет Антону никакого удовольствия, и он намеревается здесь всё и закончить, пока Федя не даёт ему в руку банку зелёнки. — Нет, спасибо. Не хватало только, чтобы я весь в ней потом был. И вообще, это больно.       — Ты сам кричал, что умираешь, — напоминает Федя. — Давай сюда.       — Что?       — Ногу свою. Мне всё равно, буду я в зелёнке или нет. Благо, её можно отмыть. Только не дёргайся, ладно?       Антон соглашается на предложенную авантюру с большим сомнением, но приятно, что Феде вообще есть дело до его ноги, и он даже согласен иметь дело с зелёнкой. В принципе, приятно, когда о тебе хотят позаботиться ни с чего.       — Твою-то мать, Антон! — вскрикивает Федя, получая сильный пинок в колено. — Нам вот моего синяка не хватало, конечно.       — Прости, я терпел, как мог, но это было очень больно. Зато теперь я готов идти дальше.       — А я нет!       Антон придвигается ближе, обнимая Федю и целуя его несколько раз в уголок губ.       — Что бы я без тебя делал? Кстати, хочешь поехать со мной завтра за новыми кроссовками?       — Я почти готов их тебе купить, чтобы ты больше меня не пинал.

***

      Сильно переоценив спасительное действие пластыря и зелёнки, как и своих возможностей пройти пешком половину Москвы, Антон добивается, чтобы Федя проводил его до самой квартиры. По дороге тот говорит, будто у него соседи сегодня к вечеру должны вернуться с дачи, и поэтому ему почему-то обязательно тоже быть дома в это время. То ли Федя не хочет отвечать на вопросы, мол, где был, то ли соседям будет нужна какая-то помощь. Мало ли, что они там со своей дачи привезут, а они обычно всегда что-то привозят.       Антон вспоминает, что должен отдать Феде флешку с началом своей книги, и это, возможно, единственный аргумент, который заставляет Федю согласиться подняться в их квартиру во внеурочное время. Впрочем, стоит Антону переступить порог, как у него мгновенно вылетает из головы, что надо отдавать флешку. Вместо этого он удивляется, почему Федя не раздевается и не проходит вместе с ним дальше, вроде как, его тут пригласили.       — Лёши дома нет, он на свидании, — сообщает Антон, уходя в комнату, чтобы снять наконец-то с себя дурацкую чёрную футболку. — Ты хочешь пить? Я, например, очень.       — Да, наверное.       — Что ты встал посреди дороги? — спрашивает Антон, когда буквально врезается в Федю на пороге своей комнаты. — Нет, даже не думай, туда я тебя не пущу. У меня бардак, пыль, матрас на полу.       — Ну, допустим, я видел вещи и похуже.       Пока Антон наливает воду в фильтр, потому что тот неожиданно пустой, впрочем, по такой жаре это неудивительно, наверняка, они с Лёшей выпили всю воду ещё утром, Федя принимается за своё самое любимое занятие в этом месте — осматривать интерьер. Как будто он его никогда не видел и не рассматривал каждый понедельник с четвергом во всех подробностях. Впрочем, по вечерам квартира выглядит немного иначе, потому что нет естественного света. Сейчас же она кажется более просторной и светлой, чем обычно.       — Китайцы или другие азиаты считают, что в жару надо пить горячий зелёный чай, — сообщает Антон, передавая Феде стакан воды. — А в Абхазии в жару пьют кофе. Я понятия не имею, как они не умирают после этого, может, у них какая-то не такая жара, но мой друг утверждал, что это действительно работает. Ты когда-нибудь пробовал? — Федя отрицательно мотает головой. — А хочешь? Я-то не буду, но если ты не против провести на себе эксперимент...       В ответ Антону пожимают плечами, и он принимает это как руководство к действию. У Феди появляется стойкое ощущение, что его хотят задержать здесь, и, в целом, он не очень-то против. Он вообще не против, если быть честным. Другой вопрос, ради чего его хотят задержать, не просто же кофе пить они собираются. Впрочем, с Антоном трудно сказать наверняка, что случится в следующую минуту. Иногда Феде кажется, будто тому нравится видеть удивление и ступор на лицах людей.       Он вспоминает, как в самом начале их знакомства Антон сказал, что, быть может, ему хотелось бы, чтобы его отвлекли во время приготовления кофе. Конечно, фраза была условной и несла в себе явно какой-то другой смысл, но Федя думает, почему бы и нет. С другой стороны, это было так давно, возможно, сейчас уже будет неуместно, да и кто знает, чего хочет Антон именно сейчас.       Федя устал от собственных сомнений, которые ведут его в никуда. Кто угодно уже попробовал бы на его месте, но нет, только Федя Смолов будет сидеть, думать и сто лет решаться сделать лишний шаг в сторону человека, который ему нравится. И ведь Антон совсем не похож на того, кто будет сразу возмущаться и посылать подальше, но что-то Федю останавливает. Проблема явно в нëм, и решить еë можно, только переступив через себя и свои внутренние: «Да нет, не стоит». Не попробуешь — не узнаешь.       Поэтому Федя встаëт и подходит к Антону ровно в тот момент, когда он начинает переливать кофе из турки в чашку. Даже не дëргается от чужого появления в личном пространстве, только говорит, видя, что Федя хватается за чашку:       — Не боишься обжечься?       — А, может, я хочу.       — Подожди хоть чуть-чуть.       Он соглашается, однако его «подождать» принимает совсем иную форму, и вот Федя уже целует Антона, мокро и заполошно, проводя языком по кромке зубов. Антон закидывает ему руки на шею, прижимаясь как можно ближе, и чувствует поясницей кухонную тумбу. Там дальше пресловутая чашка, которую надо отодвинуть или убрать, потому что Антону очень не хочется еë перевернуть или разбить. В конце концов, это ведь Федина чашка.       Ладонями Федя скользит по его бëдрам, опускаясь поцелуями под подбородок и возвращаясь обратно к губам. Хочет что-то взять, обхватить, желательно, Антона. Коснуться где-то ещё, ближе и сильнее.       — Не боишься, да? — выдыхает Антон ему в губы.       — Чего?       — А вдруг всë-таки обожжëшься.       Не понимает. Конечно, не понимает, потому что не умеет читать чужие мысли и контексты. Это у Антона в голове какой-то бардак, среди которого иногда проскальзывает что-то здравое, как сейчас.       — Я обещал тебе книгу, — вспоминает он, отстраняясь от Феди и исчезая в комнате.       Федя не успевает подумать о том, что вëл себя по-идиотски и всë же поступил неправильно, потому что возвращается Антон быстро. Протягивает флешку, и случайно, действительно случайно, их пальцы соприкасаются. Никто и не обратил бы на этот секундный момент внимание, но только не они, тем более, сейчас. По логике Антону следует убрать руку и сделать вид, будто ничего не происходит. Только Антон второй рукой сгибает Федины пальцы, заставляя спрятать флешку в кулаке, и ещё некоторое время сохраняет прикосновение. Руки у Антона тëплые.       — Пей кофе, — говорит он.       — И иди на хуй? — вспоминает Федя какую-то картинку с кружкой кофе, которую видел лет семь назад.       — Хочешь, оставайся, — усмехается Антон. — Будешь жить не со своими двумя соседями, а со мной и Лëшей. Это, возможно, не самый плохой вариант в твоей жизни.       — Да я не совсем об этом.       — Я в курсе. Сейчас, дай мне подумать, — Антон убирает руки и отходит к обеденному столу. Опирается на него, смотря прямо на Федю. — Слушай, я не знаю. Ну, то есть как будто бы всë понятно, но почему-то я сомневаюсь. Прозвучит глупо, но давай не будем торопиться? Я, конечно, знаю, что не похож на человека, который ломается и строит из себя приличного, но есть кое-что, что пока меня останавливает. Думаю, мне придëтся с этим разобраться.       — Я могу узнать, с чем именно?       — Я могу пока не признаваться?       — Звучит страшно, но я не настаиваю.       — Я тебе расскажу, обещаю, — и по тону, которым это произнесено, у Феди не остаëтся никаких сомнений, что ему действительно расскажут. Позже, когда наступит подходящий момент. Когда они узнают друг друга ближе и лучше, чем за эти два то ли свидания, то ли всë-таки нет.       У Антона внутри странно колотится, ему непривычно стыдно и будто немного страшно. Сколько у него было таких ситуаций, когда прерывал резко и решительно, когда без лишних объяснений просто уходил или отказывал. Тогда было иначе. Тогда не хотелось, тогда останавливало чëткое понимание, что ему не нравится, и он не собирается даже пробовать, потому что нужен один-единственный Лëша и больше никто. Одного человека, последнего, Антон даже обидел своим признанием, что не любит. Но ведь это была правда, что ему, врать надо было? Впрочем, сейчас уже неважно, они ту ситуацию пережили и даже потом общались вполне по-дружески, расстались тоже хорошо, пусть и не говорили с тех пор ни разу.       Но Федя как-то не вписывается в обычные ситуации, где Антон знает, как себя вести. Тут не просто флирт ради интереса, не просто свидания, потому что хочется внимание получить. Антону хочется дальше и больше, ему резко, ни с чего, голову срывает, ему так хорошо рядом с Федей, особенно сегодня, как будто у них не пара недель знакомства, а уже несколько лет в отношениях. И если в первый раз это можно было списать на вино, во второй на шоты, то теперь разве что на жару. Может, у него солнечный удар?       «Да, солнечный удар. Как у Бунина», — качает головой Антон, прикрывая глаза.       — Тош, ты уверен, что всë хорошо?       — Не уверен, — Господи, зачем он сейчас так его назвал. Прямо, как Лëша, когда они были вместе. — Ты зачем мне имя сократил?       — Случайно вышло. Не буду больше.       — А мне так нравится. Лучше, чем полное. И, кстати, прогулка мне наша тоже понравилась. Мне вообще с тобой нравится, Федь.       Почему-то сейчас Федя понимает, что лучше промолчать и просто принять к сведению, не делая никаких выводов. Он пьёт кофе, ничуть не остывший, ведь по такой жаре это вряд ли возможно за какие-то пятнадцать минут в лучшем случае. Феде кажется, что прошло несколько секунд, так всё быстро пронеслось, началось и закончилось. Для Антона время тянется по часу в секунду.       Теперь он внимательно смотрит, как Федя пьёт, как ставит периодически чашку на тумбу и поднимает вопросительный взгляд. Антон только мотает головой, едва заметно улыбаясь, и оба молчат, потому что говорить действительно не о чем. Они уже обсудили, а остальные подробности пока не потянуть никому из них.       Не нужно быть дипломированным психологом, чтобы понять решение Антона. Он любит кого-то другого. Не сказать, что Федя готов принять, понять и простить, ему всё-таки обидно, что об этом не было сказано изначально. Что стоило Антону ещё в их первый долгий разговор дать хоть намёк, что ничего не получится? Нет же, вместо этого куча двусмысленных фраз, прямо дающих разрешение, все эти поцелуи и, наконец: «Мне вообще с тобой нравится». Так нельзя. Если ты любишь кого-то другого, не нужно пытаться параллельно что-то строить с вторым. Между прочим, тоже влюблённым.       А что, если первый не отвечает взаимностью? Ну, мало ли, что Антон его любит. Если тот плевать на него хотел, почему бы не попытаться быть с кем-то другим? Тогда, вроде бы, нет смысла злиться. Феде вдруг в голову приходит совсем безумное, но, благо, секундное предположение, что он мог вообще неправильно догадаться. Вряд ли. Всё говорит о том, что он прав.       Поздно вечером, выслушав все истории Кокорина и Ерохина с дачи, Федя открывает файл с флешки Антона. Его встречает фраза: «На самом деле, в итоговом варианте всё должно быть немного не так, но я решил, что тебе проще читать в хронологическом порядке. Это не первая глава, а, наверное, вторая. Надеюсь, ты разберёшься». Федя заинтригован и отматывает страницу дальше, начиная знакомство с, возможно, единственной по-настоящему серьёзной историей Антона.       После первой и второй главы Федя понимает, что он готов ждать.

***

      Легко пообещать кому-то и самому себе в чём-то разобраться, когда понятия не имеешь, с чего начать. Антон лежит на диване в гостиной, смотря в потолок, потому что думает, будто ему необходимо сосредоточиться на своей проблеме именно так. Он чувствует, что ничего не получится, его идея обречена на провал, и тут за пару часов не сделать верный выбор. Возможно, верного выбора, в принципе, нет. Антон пока не знает.       Лёша возвращается со своего свидания довольно счастливым, как кажется на первый взгляд. Обычно он спокойный, а то и вовсе немного раздражённый, хотя так, наверное, не должно быть. Впрочем, их отношения с Сашей вызывают некоторые вопросы, но если им нравится, то почему бы и нет, пусть живут, как хотят. Правда, Антон не хочет, чтобы они вообще как-то жили, особенно рядом друг с другом. Не так давно Лёша ворвался к нему в комнату, чтобы поговорить по душам и излить свои проблемы. Пришло время отдавать долги.       — Ты, правда, читал все мои книги? — спрашивает он, и вопрос какой-то безумный. Лëша как будто бы даже не сразу его осознаëт.       — Ну, да. Некоторые я даже перечитывал.       — Ты же говорил, что они на один раз, чтобы подрочить и выбросить. Зачем ты их вообще покупал?       — А я не знал, что они твои. Просто увидел в магазине, заинтересовался. Когда начал читать, то понял, что это какая-то порнуха. Учитывая, что личной жизни у меня по милости кое-кого на тот момент не было, а написано оказалось вполне прилично, то мне даже понравилось. Потом я увидел ещë несколько книг этого же автора, тоже решил ознакомиться, — Лëша хмыкает, смотря в сторону стоящих ровным рядом книг над кроватью. — Я обещал себе не признаваться, но так и быть. Мне действительно нравилось. Хотя там большая часть про секс, мне было интересно, герои казались живыми и всë такое. Короче говоря, довольно сильно нравилось. Я решил узнать, не пишет ли этот Александр Головин ещë что-то, и тут выяснилось, что это ты.       — И после этого ты всë равно продолжил их покупать.       — Да, знаешь, эти книги давали мне понять, что ты ещë жив. И твои деньги за квартиру тоже, но тогда я на них реагировал куда меньше, чем на твои романы. Зачем ты вообще решил узнать вдруг? Я был уверен, что ты полезешь с вопросами сразу после того, как увидишь.       — Вспомнил, что надо было бы спросить, — Антон берëт в руки одну из книг, рассматривая обложку, которая кажется ему совершенно несоответствующей содержанию. Не он утверждал еë дизайн, издательство само решило, что надо изобразить, а все эротические романы должны быть похожими друг на друга. Какая-то похабщина дешëвого вида, и почему Лëшу это вдруг заинтересовало? Как такое вообще может кого-то привлечь? У Антона есть некоторые вопросы к собственным читателям.       — Хочешь ещë кое-что скажу насчëт этого? — с издëвкой в голосе спрашивает Лëша. Антон отрывается от обложки. — Я с Сашей встречаться начал тоже из-за твоих книг. Не знаю, по той причине, что ненавидел тебя, или по другой. Думаю, всë же из-за ненависти. Я никогда не верил и не верю, что ты настолько гениальный, чтобы выдумать всë это и написать так правдоподобно, реально, буквально до ощущений, которые надо испытывать при прочтении. Очевидно, что ты пишешь о том, что знал и чувствовал сам.       Антон изгибает бровь. Всë это время, читая его книги, Лëша думал, будто главный герой и есть сам брат? И всë, что с ним происходило, особенно в постельных сценах, происходило и с Антоном в эти пять лет?       — Что, если бы ты оказался неправ? — интересуется Антон. — Да, я не гений, возможно, у меня нет божьего дара и пишу средне, но достаточно, чтобы общей массе нравилось. То, что есть тут, — Антон указывает пальцем на книгу, — это правда. Немного изменëнная в угоду сюжету и другим характерам, но по сути правда, которая была со мной. Только не в том виде, в каком ты думаешь.       — Ох, не выдумывай, я прекрасно тебя знаю, — отмахивается Лëша. — В каком ещë другом виде?       — Получается, совершенно не знаешь. Ни меня, ни себя, ни того, что у нас было.       Медленно, но до Лëши доходит. Антон имеет в виду, что описанное в книгах, это не то, что происходило с ним за пять лет. Это — они с Лëшей, всë, что у них было, всë, что Лëша напрочь забыл, потому и не узнал. Да и не имел цели узнавать, если уж честно.       Антон возвращает книгу на полку.       — Перечитай, что ли. Может быть, убедишься. А если нет, то... ладно. Значит, я ещë чуть хуже, чем мне казалось.       — Ты, правда, любил меня все эти пять лет? — вдруг спрашивает Лëша. Громко и чëтко. Почти выкрикивая.       — Если бы я тебя не любил, я бы не возвращался.       — Тогда за каким чëртом надо было уезжать?!       — Ты знаешь.       — И что мне с этого? Я не понимаю! Я тут при чëм? Как я мешал твоему грëбаному вдохновению?!       У Антона есть ответ. Возможно, ошибочный, притянутый за уши, придуманный уже много после, чем он действительно понял, зачем уехал без нормальных объяснений. Он не хочет говорить, потому что знает, что Лëшу это обидит сильнее, чем просто молчание и уход от ответа. С другой стороны, разве им не нужна правда? Разве они не должны решить эту проблему? Разве Антон не обещал Феде разобраться?       — Господи, блядь, ты снова просто уйдëшь? — выкрикивает Лëша, хватая Антона за запястье. — Не смей! Мне плевать, просто не уходи!       Ты делаешь всë, что угодно, пока не обожжëшься. Когда обжигаешься, стараешься больше не повторять ошибок, чтобы опять не было больно.       У них не всë в порядке. С головой, отношением друг к другу, жизнью, границами дозволенного. Они ненормальные, больные и потому возвращаются. Таким лучше держаться вместе или хотя бы рядом, чтобы не вредить обществу, людям, которые тут совсем ни при чëм и просто случайно оказались втянуты в безумие, в котором они живут и которому радуются.       Лëша целует его отчаянно и зло, сминая губы, кусаясь и больно сжимая запястье, желая оставить синяки от пальцев. Чтобы смотрел потом и вспоминал. Чтобы не смел забывать.       Антон перехватывает инициативу, заставляя успокоиться, и осторожно обхватывает нижнюю губу. Он ведëт ладонью по щеке брата, большим пальцем оглаживая контур. Нежно и трепетно, чтобы чувствовал и знал. Чтобы никогда больше не было так, как сейчас.       — Я не уйду, — шепчет на грани слышимости. — Если ты хочешь.       — Хочу.