Хлебозавод 42

За окном крупными мягкими хлопьями валил снег, тускло взблёскивая в свете уличных фонарей. У меня так и не получилось вновь запустить галогеновые лампы на потолке своего кабинета - клацанье выключателем дало нулевой результат. Предсказуемо, но печально. С другой стороны... сидеть в темноте, рассеянной лишь мерцанием метели и полоской света из коридора, оказалось неожиданно приятно. Почему-то сейчас мне было совершенно не важно, что верховное руководство такого бы точно не одобрило. - Мы как будто внутри сувенирного шара со снегом, - тихонько говорит Евгений Носков и улыбается куда-то в пространство. В его чай я добавила всего несколько капель из своей заветной плоской фляжки, но эффект превзошёл все ожидания. Младший пекарь почти сразу расслабился и, я бы даже сказала, раскис, откинувшись в кресле и глядя в тёмный потолок. Я отпиваю горячего грога и так же негромко возражаю: - Если бы мы были внутри шара, весь этот снег валился бы на нас. - Л-логично, - икнув, покладисто соглашается Евгений. Я подпираю висок запястьем, задумчиво глядя на этого типа и стараясь не обращать внимания на то, как отчаянно чешется и болезненно зудит обожжённая кожа. К сожалению, старое доброе облепиховое масло явно не помогало от ожогов, оставленных неведомой агрессивной гадостью, что напала на нас - я извела три тюбика мази и рулон бинтов, когда мы вернулись, но толку было мало. Хорошо ещё, что в гардеробе у меня всегда висит стратегический запас белых блуз, не пришлось брать в кастелянской рабочую форму. Предусмотрительность - один из краеугольных камней моей личности. "Однако вот э т о г о ты не предусмотрела", - произнёс въедливый голос в моей голове, и я досадливо отпила ещё грога, чтобы его заглушить. В конце концов, трудно быть богом. Но вот предусмотрительно отправить Евгения домой на такси, потому что он после трёх капель рома откровенно лыка не вяжет - вот это мне вполне по силам. Я тянусь за своим смартфоном - и тут в косяк двери негромко, крайне деликатно стукают три раза. Очень, очень интересно, учитывая, что сейчас начало второго ночи, а камера с ворот всё наше время пребывания в кабинете транслировала лишь метельную монохромную муть. - Входите, - разрешаю я, и на пороге появляется молодой мужчина, на фоне которого вся неформальность и вопиющесть Евгения Носкова резко тускнеет, меркнет и теряет всякую актуальность. Вздёрнув бровь, я озираю нашего заполуночного гостя - льдисто-зелёные волосы, мерцающие в луче света из коридора, словно северное сияние, круглые очки с молочными матовыми стёклами, атласная блуза в цвет шевелюры и брошь в виде веточки сосны у горла. А когда он поднимает руку в приветствии, я обнаруживаю на нём чёрные перчатки-митенки, и, кажется, окончательно утрачиваю чувство реальности момента. - Чем обязана? - тем не менее, холодно осведомляюсь я у этого чудного явленья. - Я ваш сосед по территории - мои владения расположены слева от Хлебозавода - и в некотором роде коллега, - вежливо информирует визитёр, вынимая из чехла на поясе узкую пробирку с чем-то обугленным. - Зашёл поделиться результатами исследований - полагаю, они Вам будут небезынтересны. Поскольку я стал свидетелем столкновения, что имело место быть примерно часа два назад на пустыре, возле Врат... - Каких ещё Врат? - внезапно синхронным хором спросили мы с Евгением Носковым, после чего обменялись взглядами - подозрительным с моей стороны и ошалелым с его. - А Вы когда заступали на должность директора по персоналу, территорию что - даже не просканировали? - в невыразительном доселе голосе визитёра на этом вопросе проскальзывают нотки удивления. - Естественно, просканировали. Не было там никаких... Врат, - я на миг крепко смыкаю веки, и под ними мгновенно прорисовывается вся карта местности. - Я Вам больше скажу, уважаемый сосед, к сожалению, не знаю Вашего имени - их и в ноябре там не было, ибо мы каждый квартал проводим проверку и... "А почему я вообще перед тобой тут отчитываюсь, гость незваный?" - мелькнула у меня весьма своевременная мысль. Я смолкла на полуслове и покосилась на Евгения. Тот тихо-тихо сидел в кресле в углу, словно мышь под метлой, и только мусолил кожаный шнурок от абрикосовой косточки. Визитёр облокотился о косяк и покачал своей пробиркой, чуть небрежно держа её между пальцев: - Можете называть меня доктор Шаттенштерн. А Ваши имя и должность я уже узнал из этой крайне содержательной таблички на двери кабинета. И, возвращаясь к недавнему инциденту... я, собственно, решил информировать Вас о причинах, по которым охрана Хлебозавода так и не отреагировала на Ваш крайне выразительный недвусмысленный призыв. Дело в том, что как раз именно в этот момент охрана пыталась Вас - задушить, а этого юношу - лишить его замечательного многофункционального артефакта... - То есть? - усилием воли я заставляю свой голос оставаться ровным и прохладным, хотя внутри меня по стенам сознания оползает сель непростительно близкой паники. - Краткий анализ показал, что все трое нападавших, до определённой трансформации, инициированной извне, были внештатными охранниками этой локации, - сообщает мне практически равнодушно этот доктор Завяжи-язык-узлом, и кладёт пробирку с ошмётком бывшего стража на край моего стола. - Причём изменение произошло буквально на днях. - Евгений, - выговариваю я, чисто физически ощущая, как звякают в моём горле кубики льда, - если всё, только что случившееся, было всего лишь виртуозной инсценировкой нападения, чтобы подобраться ко мне поближе... Если это Вы надругались над стражей... Да у Вас воображения не хватит представить себе, что я с Вами сделаю, Евгений Носков. - Неееет, - трезвея на глазах, протестующе машет руками младший пекарь, - да я здесь просто слойки пеку! И подготавливаюсь к Новому году! Ну хоть Вы ей скажите, я не вру! - Вы не врёте, - задумчиво подтверждает доктор, чуть склоняя голову набок. - Но и всей правды тоже не говорите. Я смотрю, это здесь в принципе в порядке частой практики. - Так, - я беру себя в руки, обнимая ладонями чашку с грогом, и на миг закрываю глаза. - Подведём промежуточные итоги. Хлебозавод сейчас без охраны. На пустыре у нас где-то с неделю назад нарисовались некие Врата. Нечто, способное превращать контрактников в стрекочущих токсичных тварей, пытается отнять у младшего пекаря, который просто здесь слойки печёт, абрикосовую косточку с руной. Которую, судя по моим ощущениям, изготовил в лучшем случае Жнец, а в худшем - Крысолов. И чтобы нам точно не стало скучно, некто при этом в декабрьское новолуние пытается усыпить... того, кому ни в коем случае нельзя спать. Ве-ли-ко-леп-но. Это просто мой лучший декабрь, начиная с девяносто второго года. - В смысле? Он что, не спит?.. - нервно вякает вдруг Евгений - и в панике зажимает рот сразу двумя руками. Я смотрю на товарища Носкова чуть ли не с ласковой улыбкой: - А Вы его сюда будить явились, что ли? И зачем же, позвольте поинтересоваться?.. - Видите ли, - набрав в грудь побольше воздуха, начинает было свои исповедь Евгений Носков. Но тут я краем глаза замечаю на мониторе, транслирующем картинку с камеры над воротами, некую странную тень, напоминающую противоестественную помесь вейлы и шестикрылого бражника. А спустя миг пространство ощутимо содрогается от удара по энергетическому щиту, что вот уже много лет прикрывает собой Хлебозавод № 42 со всем его специфическим содержимым. - Упсь... это, кажется, за мной... - вскакивает Евгений Носков. И, не успеваю я и глазом моргнуть, как он уже скачет вниз по ступенькам, клятвенно заверяя откуда-то из глубин лестничного колодца, что когда всласть выспится - непременно вернётся и всё объяснит. - Темна вода во облацех воздушных... - задумчиво комментирует эти благие намерения доктор Шаттенштерн, провожая Евгения долгим взглядом поверх очков. - Если бы этот несомненный юноша не покинул нас столь внезапно, я бы отдал непосредственно ему отличное средство от гематом. Но придётся оставить у Вас. А вот это уже от термических ожогов, оставленных тёмной материей, ибо именно из неё состояли нападавшие. На краю моего стола, рядом с пробиркой, добавочно появляются два длинных тюбика. - Ваш - с красной крышечкой, - информирует доктор. - Если не подойдёт, заглядывайте ко мне, попробуем подобрать оптимальный состав. Но только после наступления сумерек. Днём меня здесь нет. - Спасибо, - отзываюсь я, маскируя некоторую растерянность за политесной улыбкой. Не успеваю я спросить, а с чего дорогой доктор вообще устроил этот внезапный аттракцион неслыханной щедрости, как Шаттенштерн вскидывает руку в прощании и исчезает прочь. А перед тем - в одно касание к клавише выключателя зажигает в моём кабинете свет. Из одного чата в What's App: "Ну всё, господа, расходимся, нас спалили. Наш бедолага Лись, не выдержав совокупных дозы алкоголя и психолологического довления кадровички Хтонины, покаялся в грехах и подвёл под монастырь всё мероприятие. Правда, по актуальным оперативным данным, наш поцыент вроде как бодрячком, что уменьшает количество этапов операции. Но я вот не уверен, что Лися теперь подпустят к этому Х/З № 42 на расстояние расстояния...". "Март, не нагнетай. Ты очень вовремя принялся биться таблом в ворота, как самка белого мотылька после дозы ЛСД, и отвлёк внимание на это эффектное антре так какчественно, что мне удалось улизнуть. А завтра я вернусь и выдам кадровичке красивую сказку про, ну не знаю, пронесённую с пелёнок любовь к Лавкрафту и всякое такое. Может даже, она меня сама пустит... если я сделаю достаточно большие и умильные глаза...". "Да вы только посмотрите на этого мальчика! Только что свалил от неведомой Хтонины, которая своим криком кипятит кровь врагов, и уже рвётся обратно! Дорогой доктор, а вот это оно как называется - Стокгольмский синдром, да? Принц, ты что отмалчиваешься в углу, у тебя хранитель собирается танцевать летку-еньку на минном поле с граблями, а ты делаешь вид, что спишь после ночной смены? Серьёзно?..". "Так, стоп. Март, а кто вообще стоит у истоков этого харамамбуру? Тебе напомнить?..". "ОЙ ВСЁ! Накинулись, заклевали... никто не слышит мой глас вопиющего в пустыне...". "Мы слышим, Март. Но ещё я услышал сегодня то, что нельзя игнорировать: вокруг этого Хлебозавода происходит непонятная и чреватая всяческим суета. Антонине Аласторовне может не хватить сил для того, чтобы разобраться в ней самостоятельно. Поэтому мы все обязаны оказать ей посильное содействие. Это наш город, в конце концов. И мы ответе за тех, кого в нём приручили".