Гранатовое благоразумие

— Не понимаю я, в чём причина. Как будто так сложно взять и просто изменить мне расписание! Такое ощущение, что весь мир против меня! — Здесь есть Стивен Кинг? — Писатель? Есть. — Почитай у него книгу про убийство Кеннеди. Двадцать два шестьдесят три, кажется… она у него единственная из цифр, не ошибёшься. Там хорошо описаны попытки человека повлиять на время и мир, когда ему это не нужно. Миру, в смысле. — При чём тут это… а из какого, говоришь, ты года? Я улыбнулась и продолжила педантично разминать картошку в пюре. Элис шинковала лук, а Джаспер, который, кажется, впервые в руки взял нож для готовки, а не чего-то другого, медитировал над морковью. — Практически из двадцать третьего… Так что это настоящее для меня уже было моим прошлым. Довольно забавно выходит, если так подумать. Духовка на кухне Чарли едва дышала; чтобы она нормально заработала, Элис потребовалось минут десять листать варианты будущего, где вампирша искала причину поломки. Не устаю повторять: дар моей подруги был настолько потрясающим, насколько это вообще возможно. В реальности она немного пошебуршала рукой сзади духовки, тогда как в голове Элис проскочило незнамо сколько вариантов развития событий, где духовка или ломалась окончательно, или всё так же продолжала нагреваться только с одной стороны. Джаспер нахмурился, склонил голову набок и быстро принялся рубить морковь, словно та была его личным врагом. Мы с Элис уставились на эти быстрые нервные движения. Не замечая нашего внимания, майор остановился, несколько раз провёл боком ножа по своей ладони, — затачивал, видать, об алмазную кожу, — и продолжил рубить несчастный корнеплод. У меня, видимо, не кусочки будут для зажарки, а настоящее морковное пюре. — Это не забавно, а стрёмно, — заметила Элис, решив не обращать лишнее внимание на новую войну майора Уитлока. — И потом, что ещё за влияние мира? Я вернулась к картошке. Вот сюда бы Джаспера, но тогда, боюсь, моё пюре будет идеальным по консистенции. А я любила, когда в нём попадаются небольшие куски цельной, хорошо проваренной картошки. Комочки — вообще моя жизнь. Даже манку я всегда любила именно с комочками. Как говорится, у каждого психа своя программа. — В книгах… ах да. Джаспер же не знает. — Если ты не хочешь, чтобы что-то узнал Эдвард, то лучше мне не рассказывай, — предупредил мужчина, осматривая дело рук своих; как я и думала, у Джаспера получилось что-то среднее между пюре и мелким фаршем из морковки. — Элис ещё способна скрывать от него свои мысли. Я — нет. Элис на это фыркнула. От остроты лука, который она резала, у меня жгло глаза, тогда как вампирша, что и занималась с недобитком-Чиполлино, даже не моргала. Вот она, ещё одна причина стать вампиром! — «Скрывать», конечно, сказано громко, милый. Я не совсем скрываю свои мысли, — пояснила она для меня. — Скорее, я их задвигаю за другие варианты будущего. Когда Эдвард пытается прочитать мои мысли, я имею в виду намеренно, то ему приходится искать моё сознание в моменте «сейчас» и вычленять из него мысли. — Подробнее, эльф. — Думаю я, как и другие вампиры, в несколько потоков. Объяснять надо? Я отрицательно мотнула головой. Эту фишку я знала, потому что в своё время насмотрелась аниме и пыталась развить многопотоковое сознание. Мне казалось очень крутой сама мысль о том, что ты можешь обдумывать несколько вещей сразу. Делала я это так, как представляла: просто пыталась думать о чём-нибудь одновременно. Не знаю, как именно это сработало… но сработало же? У меня мысли всегда шли в три «этажа», если я не включала тишину — тоже прикольная и важная штука, если ты работаешь с магией. Первый «этаж» моего сознания всегда был для собственно размышлений. Здесь проходили вопросы «Так или иначе»? «Как, если не так?» «Что делать?» и всё в этом роде. Второй «этаж» — оценка ситуации. Больше, пожалуй, всё-таки интуитивная или эмоциональная. «Хорошо-плохо». «Нравится-не нравится». Всё в таком духе. На третьем этаже почему-то всегда звучала музыка, словно там закрыли тусовщиков. Плейлист можно менять по желанию, что большой плюс; всё-таки это моя голова. И все эти три «этажа» при необходимости работают одновременно. На то, чтобы сформировать такое мышление, мне потребовалось что-то около трёх лет. В противовес этому, большую часть времени мой мозг находился в блаженной тишине. Ни единой мысли, никакого «внутреннего радио», все разговоры в голове отключены. Ты часть мира, пропускаешь его через себя, смотришь, но не оцениваешь. Полнейший дзен. Он дался мне намного легче, чем разветвление потоков сознания. Сначала я медитировала, чтобы научиться фокусировать своё внимание на дыхании. Затем, когда фокус перестал уплывать каждые пару минут, начала тянуть про себя гласные вместе со вдохами и выдохами. Лучше брать «а» или «о», чтобы мысли не сбивались. После, когда это стало получаться даже не во время медитаций, ты просто убираешь гласную и слушаешь своё дыхание. Как воздух заполняет лёгкие и как они выталкивают его из себя. Поймав момент тишины, ты никогда больше не захочешь вернуться к внутренним диалогам и радио. Это волшебное, невероятное чувство, которое наполняет тебя силой. Возможность по-настоящему уединиться, побыть сама с собой, а не с навязанными установками. И в магии помогает, опять же. Потому что она рождается в тишине, вызревает в мысли и выплёскивается в реальность словом, подкреплённым намерением. — И в каждом из этих потоков, — продолжала Элис, — я просматриваю какое-то количество вариантов развития событий. Обычно от десяти. Если честно, это не необходимость, а просто уже привычка. Поначалу после обращения приходилось отслеживать будущее для собственной безопасности или чтобы просто не нарваться в лесу на каких-нибудь туристов, которых я бы слопала. Она скинула лук в большую тарелку на столе, смела туда же морковное пюре с разделочной доски Джаспера и взяла новый корнеплод. Положила его на свою доску и быстро нашинковала на идеальные тоненькие кусочки — самое то для зажарки. Майор наблюдал. После Элис вручила Джасперу новую морковку, как награду за какой-нибудь конкурс. — Я, конечно, не была вегетарианкой сразу после обращения. Да и, откровенно говоря, человеческая кровь намного вкуснее и питательнее, чем звериная, — Элис облизнулась; маленький юркий язычок мелькнул между розовых губ и быстро пропал. — Но всё равно, в обычной «диете» вампиров меня смущала ненасытность. Ты можешь только-только кем-нибудь пообедать, и всё равно голодна. Какой тогда смысл в этом вообще, если твой голод не утихает? Ты голодна, если ешь людей, и голодна, если ешь оленей. Дело у майора пошло веселее. Первая морковь была не настолько идеальной, как у Элис, зато вторая уже вышла что надо. Закончив с начищенными овощами, Джаспер прихватил овощечистку и отправился к холодильнику — я купила много моркови, которую планировала заморозить для будущих кулинарных свершений. — Оленей жальче, — сказала я, счищая пюре со специальной мялки. — Бэмби смотрела? — Ты не любишь человечество. — Терпеть не могу. Ты когда-нибудь ела кита или дельфина? Элис кашлянула. Джаспер, возившийся рядом с мойкой, — кажется, майор решил перечистить и нашинковать всю морковь, которую я от большой жадности купила; пять кило, между прочим! — хмыкнул. — Не ела, — призналась вампирша. — Я пробовал тюленя, — поделился мужчина. — Неплохо. Но их жальче, чем некоторых… людей. — Трогательные чёрные глазки, — понимающе протянула я. — Так что там с Эдвардом? — М, да. Несколько потоков, в каждом из них несколько веток будущего. Ему банально требуется время, чтобы выпутаться из этой сетки и найти меня в моменте «сейчас», мои мысли. А ведь ещё нужно навести на нужные размышления… — И всё равно у него это выходит, — спокойно сказал Джаспер. — У Эдварда удивительно сильный дар, не зря Аро так хочет, чтобы он присоединился к Вольтури. Элис скривилась. — Вот да. Сколько бы я мысли ни прятала, а Эдвард достаточно легко все эти проблемы обходит. И, если находит моё сознание, то потом читает меня где-то часа три, пока новые ветки будущего не утопят мои мысли с поверхности сознания. — Сильный дар, — повторился Джаспер. Элис установила на плиту толстодонную сковородку и зажгла огонь. Через несколько минут кончиком пальца потрогала металл — достаточно ли нагрелся или нет. Высыпала весь порезанный лук и морковное пюре имени майора Уитлока, хватанула мешалку и принялась обжаривать овощи, мурлыкая что-то себе под нос. Я потянулась и села за стол, умилённо разглядывая парочку вампиров за готовкой. Джаспер выглядел… вдохновлённым, наверное. Не знаю, что за Вселенную он открыл в чистке моркови, но ему понравилось. Измельчённые корнеплоды он расфасовывал по лоткам, которыми я потом забью морозилку на тысячу лет вперёд. Элис обжарила фарш. Затем в противне для запекания я выложила картошку, поданное мясо и снова картошку. — Осталось запечь полчаса где-то. До корочки, — я мечтательно облизнулась. Корочка обязательно будет, потому что пюре я делала с яйцами и сливками. Ням. — У тебя аппетит разыгрался? — удивлённо и довольно улыбнулась Элис. Я добавила в голос томности: — Конечно же, милочка… Просто майор Уитлок та-ак расправился с этой морковью, что… Недоговорив, я захихикала; Элис тоже. Джаспер, который сначала было горделиво выпятил грудь, понял, что его слегонца подстёбывают, и закатил глаза. Но тоже улыбнулся. — Ладно, я пойду переоденусь, — сказала я, когда приступ веселья прошёл. — Это платье убивает во мне веру в прекрасное. — Отличное платье, — проказливо хмыкнула Элис. — А главное — легко снимается. Джаспер кашлянул. — За такие разговоры тебе должно быть стыдно, Элис. — Стыд? Этот эльф потерял его, пока шёл сюда с Северного Полюса. Элис кивнула. — Я его сожгла в особо холодную ночь. Ведь вас рядом не было, чтобы согреться, майор-р… Сопровождаемая её смехом, я вышла из кухни. И моё хорошее настроение словно осталось там же, рядом с работающей духовкой, колокольчиками веселья Элис и тихой, ласковой радостью Джаспера. Едва я пересекла порог гостиной, как улыбка стекла с моего лица. Плечи опустились. Своё тело по лестнице вверх я заталкивала с усилием, чувствуя лёгкую, ненавязчивую поддержку Джаспера и его дара: майор не перекрывал мою депрессию, а просто не давал утонуть в черноте. Показывал, что свет — вот он, рядом, только сделай к нему шаг. К тому моменту, как я дошла до комнаты, я была практически в порядке. Настолько, насколько это вообще возможно в моей ситуации. На пороге я замерла, рассматривая ремонт и мебель. Моя комната… личное пространство, в котором я проведу ещё неизвестно сколько времени. Светло-жёлтые стены, серый палас, потрясающая книжная полка в виде пчелиных сот. Мне не хватало здесь чувства защищённости. Помнится, я долгое время не могла спокойно спать в своей комнате в прошлой жизни. Переселили меня в неё где-то к десяти годам; до этого в ней жила та самая супер-религиозная бабушка, которая, оказывается, нехило так куролесила с магией в своей молодости. Презабавнейшая история, которая меня радовала незнамо сколько: баловалась, значит, тогда-ещё-не-бабушка призывом всяких сущностей. Ну развлекалась так. То апостола какого-то призовёт с самодельной доской Уиджи, то с мертвяком решит поговорить, то демона выдернет — просто чтобы проверить, а реально ли это всё, или брешут маги. И никого, значит, обратно не отправляет! Не знаю, почему, но на её призывы приходили практически все. Правда, тогда-ещё-не-бабушка хорошее условие ставила: чтобы все приходящие отражались в зеркале и оттуда без разрешения не выходили. И за пределы комнаты — тоже, даже если кто-то им это разрешит. К тому моменту, как я переехала в эту комнату, — естественно, ни о каких призывах в тот момент я не знала ровным счётом ничего, — в ней не было ни одного зеркала, даже самого маленького. Когда моя мать хотела делать в комнате ремонт для меня, то бабка встала грудью: никаких зеркал в комнате, никакого зеркального шкафа! Мать покивала и даже послушалась этого правила — в первый раз. Так я дожила где-то до четырнадцати. А потом, во время очередного ремонта, моя матушка заказала тот самый шкаф с зеркалом. Ещё и кровать напротив отражения поставила. Стоит ли говорить, что у меня практически сразу начались самые странные и красочные сны? Которые продолжаются до сих пор, к которым я привыкла и которые я успела полюбить изо всех сил своей души. Один минус был: в этих снах ко мне часто приходили, осматривали с ног до головы и недовольно цыкали. Я постоянно оказывалась не той, кто был нужен гостям по ту сторону зеркала! Не той, кто так задолжал им, что они приходили в эту комнату спустя многие годы. Эти сны, хоть и длились по восприятию секунд тридцать, занимали собой всю ночь. После них я просыпалась разбитая и уставшая, словно и не спала вовсе. Были и хорошие сны; именно они и остались со мной сейчас. В одном из них я видела, как Михаил, — тот самый, который вроде как Архангел, — расправляет крылья, и под светом его перьев сгорают целые планеты. В другом слышала, как поёт сирена — настоящая сирена! И даже ощутила силу её голоса на себе, когда проснулась совершенно очарованная от ощущения скорой смерти. Пальцы, которыми сирена расчёсывала мне волосы, пока я лежала у неё на коленях, были холодными, мокрыми и очень острыми. Я была словно путешественница между мирами, но каждый раз возвращалась утром в свою кровать. Усталость моя копилась и в итоге стала такой силы, что однажды я проспала несколько суток кряду, вставая только в туалет и чтобы глотнуть воды. После этого я больше перед зеркалом старалась не спать. Сны, конечно, были очень красивыми… но я банально боялась, что в одну из ночей уйду слишком далеко и больше не проснусь. Сначала я открывала дверцу шкафа. Хоть меня и напрягали неясные очертания висящих вещей, — а ещё вспоминалась Корпорация Монстров, кстати, — но это всё равно было лучше, чем терпеть ночных посетителей в своих снах. Я снова стала высыпаться, потихоньку вернула нормальное расписание дня и перестала умирать от усталости во время уроков. Однако моей матери не нравилось, что я провожу ночи с открытой дверью шкафа. Почему-то её это раздражало, хотя она этого даже не видела. В ультимативной форме она сказала: или шкаф закрыт, или она… Как и большинство её угроз, эта даже не прозвучала. Но я была подростком, и мне хватило простого обозначения возможной опасности. Шкаф я закрыла. Пришлось выкручиваться. Какое-то время я занавешивала зеркало полотенцем, но ночью оно регулярно спадало, даже если дверца шкафа была закрыта, и полотенце оказывалось защемлено. Незваные гости вернулись. И пусть приходили они не в каждый мой сон, мне хватало. К этому моменту я уже познакомилась с рунами, пусть и довольно поверхностно. Из книг, игр, фильмов и сериалов я знала, что в древности Викинги расписывали своё оружие рунами, дабы его усилить… и что они защищались этими же знаками от многообразия тёмных духов. А ещё двоюрный дядя называл меня викингом, потому что сокращение своего имени я не любила с самого детства. Пазл сложился. Интернет у меня был. Мотивация тоже — даже больше, чем нужно, на самом деле. Так что я зарылась в обилие информации Всемирной паутины в поисках нужных мне крупиц знаний. И ведь нашла! Сейчас я уже не помню, какие именно знаки помогли мне перекрыть зеркало от потусторонних гостей. Но и поныне я на каждом зеркале, с которым встречаюсь, рисую в нижнем углу крошечную Тейваз — руну воина. В моём сознании она вставала кольями в зазеркалье, мешая всяким ненужным сущностям пробраться в реальность. Я здесь так тоже сделала, в ванной. Неосознанно, по привычке… но даже спустя два с лишним месяца, когда зеркало запотевает, крошечная стрелочка в правом нижнем углу проявляется, словно её только что начертили пальцем. Преисполнившись решимости, я вошла в комнату и сразу направилась к шкафу с атрибутикой. Элис купила много всего. Благовония, травы, порошки и кристаллы, несомненно, могли бы облегчить работу и настройку на магию любому. Антураж всегда помогал, с этим никто и никогда не спорит. Но наибольшую мощь всегда имела, имеет и будет иметь кровь. Что такое кровь в магии? Это твоя сила, твоя жизнь, сам ты. Это поколения людей до тебя, которые тоже жили, чего-то хотели и в итоге оставили за собой след. Это твоё намерение и решимость, потому что в нормальных условиях кровь должна быть внутри тела, а не снаружи. Пустить кровь кому-то довольно сложно. Себе — тем более. Хотя мне, например, всегда было легче порезать себя, чем уколоть другого человека. — Джаспер, Элис. Не заходите ко мне в комнату, — предупредила я вполголоса. — Потом расскажу. Для вампирского слуха этого было достаточно. Из всего обилия эзотерических вещиц я взяла спиртовые салфетки, — о, их Элис купила с большим запасом, за что ей огромное спасибо, — и белый нож. Я так и не привязала ножи к себе, но они всё ещё работали, как и должно. Может, это мои ножи, шагнувшие вслед за мной? Встав посреди комнаты, я осмотрелась. Салфеткой обработала лезвие и палец. Раньше я резала указательный на левой руке, потому что подушечка на нём была словно чужая — последствие неудачной готовки. Я тогда отрезала себе кусочек мяса на пальце, но не до конца. И не придумала ничего лучше, чем присобачить этот кусочек обратно на место и туго перебинтовать. Приросло. Но к тому, что подушечка указательного практически ничего не ощущает, я долго привыкала. Настроиться на магию вышло так же быстро, как и всегда. Казалось, это умение проросло во мне, и теперь перешло в следующий мир следом. Голова стала пустой и лёгкой, в груди разгорелся крошечный огонёк души, руки разогрелись до того, что мне стало неприятно. Никогда не любила ощущение энергии на ладонях, когда они были горячими и словно в чём-то вымазанными. — Вот речи Высокого, — тихо начала я, прикрывая глаза и ещё раз проводя по лезвию спиртовой салфеткой, — нужные людям, ненужные Йотунам. Благо сказавшему, благо узнавшему. Кто вспомнит — воспользуется благовниманием. Это был завершающий стих, которым я всегда, напротив, начинала своё колдовство. Почему-то именно эти строки помогали мне войти в воображаемый ритуальный круг. Повернувшись к двери, я прищурилась. Мне нужна защита. Я не хочу, чтобы всякие Эдварды или Джеймсы ходили здесь, как у себя дома. Не хочу, чтобы за мной подглядывали, пока я сплю, без моего на то желания. Не хочу чувствовать себя в опасности. Я хочу свою крепость. Защищённую настолько, насколько это возможно для меня и этого мира. И даже если руны не сработают — я сделаю всё, что в моих силах. Но я была уверена, что они сработают. — Заклятья я знаю, не знает никто их, даже конунгов жёны. Помощь — такое первому имя. Поможет оно мне в моих начинаньях. Плюс магии в том, что ты можешь подстраивать её под себя. Первое заклинание в Эдде звучало не так, как я его произнесла; но оно всё ещё работало так, как было мне нужно, даже после изменения. Это ли не чудо? Мысленно я представила, как поверх двери ложатся три рунных знака. Феху-Ансуз-Гебо. Это была грунтовка для создания дальнейшей картины колдовства. Та самая помощь, усиливающая последующее колдовство. Подойдя к двери, я резанула свой палец. И вывела три других руны над проёмом, прямо на наличниках: Тейваз-Кано-Хагалаз. — Знаю я третье: оно защитит в битве с врагами, — шептала я, проводя окровавленным пальцем по линиям рун; красный словно впитывался в знаки и даже не растекался каплями вниз. — Клинки их туплю: их мечи и дубины в бою бесполезны. Усталость ударила по мозгам, но длилось это всего секунду. Спустя мгновение цветок у меня в груди распустил свои огненные лепестки ещё больше, шире, они засияли ярче — как и всегда во время работы с рунами. Опустившись на колени, я чистой рукой отодвинула палас, как смогла, — хорошо ещё, что Чарли не закрепил его плинтусами, — кое-как протёрла место салфеточкой и вывела следующие три руны. Райдо-Вуньо-Иса. — Пятое знаю: коль пустит стрелу враг мой в сраженьи, скажу — и стрела упадёт, моей воле покорная. Новый приступ слабости и новая волна силы захлестнули с головой. Мне казалось, что ещё немного — и тело разорвёт от всей этой энергии и мощи; простой человеческий организм разве способен вынести такое? Тяжесть мира словно опустилась мне на плечи, жёстко давила к полу, проверяла, достойна ли я использовать знаки, напитывающиеся силой веками. Глубоко вздохнув, я облизнула пересохшие губы. Мне хотелось пить, мне так хотелось пить! Единственное моё желание — смочить горло… Нет. Нет! Единственное моё желание — получить безопасность. Сделать так, чтобы моя комната, мой дом стали настоящей крепостью, куда ни дракон, ни осёл не попадут без моего ведома. И уж тем более никаких Шреков! Глупые мысли неожиданно придали сил. Я отползла от двери, пачкая палас кровью; для небольшого пореза на пальце её было слишком много. Будто вену вскрыла, в самом деле. — Знаю десятое, — зашептала я, прищурившись. — Если замечу, что ведьмы взлетели… Горло у меня запершило, захотелось раскашляться так сильно, чтобы лёгкие вылетели к чёрту из тела. Задвинув этот порыв, я представила, как на картину заклинания ложатся последние три руны. Хагалаз-Эйваз-Соуло. — Сделаю так, что не вернуть им… душ своих старых. Обличий оставленных. В этот раз за упадком сил не было подъёма. Перед глазами у меня помутнело. Подумалось, что, если я откину сейчас коньки, то найдут меня в чёртовом голубом платье-халате. Отвратительная длина, ублюдский белый горошек и ткань голубая, как майское небо. «Рун не должен резать тот, кто в них не смыслит!» Не люблю май. — Так я сказала. Так и будет. Ибо так оно и есть. Никаких визуальных эффектов, к моему разочарованию, не было; зато внутри я ощутила, как лопнула натягивающаяся до этого струна. Пламя в груди взвилось, объяло моё тело, согрело его изнутри и вылилось в реальность, устремившись к двенадцати рунам: трём видимым, трём спрятанным и шести невидимым. Я упала на пол, устало раскинув руки и уставившись в потолок. Платье было мокрым насквозь — так я пропотела за недолгое время. Свеженький сквознячок был очень кстати, чтобы привести меня в чувство, но быстро выстудил взмокшее тело. Со стоном перевернувшись набок, я устало вздохнула. Принять бы сейчас душ… м-м-м, водичка… полцарства за стакан воды и ванную с пузырящейся бомбочкой! Все остатки моих сил ушли на то, чтобы отскрести себя от пола и переодеться. Платье я швырнула на рабочий стул, разрешив себе разобраться с тряпкой после. Пускай пока подсохнет. К тому же, я его кровью испачкала… Открыв дверь, я вздрогнула: прямо за ней стояла Элис со стаканом воды. С лимончиком, боже, как же я рада тому, что мой эльф видит будущее! — Не знаю, что ты там сейчас учудила, — как бы между прочим сказала провидица, жадно кося золотом глаз на мою окровавленную руку, — но я чувствую себя очень некомфортно в этом доме. По мере приближения к твоей комнате это ощущение усиливается. — Мой дом — твой дом, — устало выдохнула я, забирая у вампирши стакан с водой. — Джаспер? — Ничего такого не ощущает, — надула губы вампирша. — Это прямо нечестно! — Мой дом — его дом, — пожала я плечами на всякий случай. — Но пока на этом мы и остановимся, пожалуй. Не уверена, что могу ещё кому-то доверять так, как вам. Элис улыбнулась и тряхнула волосами. — А теперь рассказывай. Я хочу знать всё, в мельчайших подробностях!