Гранатовое благоразумие

Говоря откровенно, были у меня мысли отказаться от посещения класса литературы после произошедшего инцидента. С одной стороны, это единовременно привлекло бы ко мне дополнительное внимание от учеников, — что, несомненно, минус, — но с другой, я бы не триггерила свою память на воскрешение неприятных событий. Немного подумав об этом, — а ещё посоветовавшись с Чарли, — я решила ничего не менять. Естественно, усатый мститель-педофил был с позором уволен из школы с замечательной отметкой в личном деле; что у мужчины там дальше я не знала, но, учитывая, кто мой новый крутой папочка, как бы не тюремное заключение или штраф такой космической величины, что жизнь всё равно превратится в кабалу во имя его выплачивания. Я этим всем не интересовалась. Откровенно говоря, было просто противно, так что все заботы я с лёгкой руки переложила на папу-шерифа. Вот уж в Чарли и его мстительности, когда дело касалось семьи, я даже не сомневалась. Убьёт, закопает и хрен ты найдёшь хоть одну улику, указывающую на местного усатого доброго дядю со звёздочкой. Вместо педофила нам назначили новую учительницу, которая сразу меня невзлюбила и придиралась по мелочам. Мне от этого было ни тепло ни холодно, потому что на оценки в аттестате я клала с высокой башни. Прежде всего, мне пророчили алмазную кожу и бессмертие; второй причиной подобного равнодушия было проснувшееся писательство. Вынырнув из депрессии, я внезапно поняла, что уже чёрт знает сколько не печатала ничего, кроме эссе и одного реферата для школы. Осознание это было неприятным и зудело у меня над ухом противным комаром. Несколько дней я ложилась спать с мыслью о том, что мои прямые руки и мозг таки требуют, чтобы их наконец заставили работать и выдавать истории. Одновременно с этим родилось обычное после долгого перерыва чувство страха и неопределённости. Глупости, конечно, однако мне казалось, что за месяцы бездействия я могла растерять навык. К тому же, мне теперь нужно писать на английском… Уровень владения языком в моём прошлом воплощении был высоким, стабильно перерастая из B2 до практически свободного… и падая затем в некоторых темах до элементарного. Фрагментарное изучение языка в школе, с репетитором и самостоятельно в итоге сделало паутину моих знаний ненадёжной и, как ей и полагается, дырявой. Простейший пример: я могла свободно читать учебные статьи по той же биологии или антропологии на английском, но потом заваливалась на элементарных, адаптированных рассказах. Словарный запас имел явный перекос. Времена — вообще отдельная боль; я знала их все, интуитивно применяла верно, но при этом на просьбу их объяснить ничего не могла сказать. Когда я ездила в Англию, то за две недели преодолела языковой барьер и спокойно общалась с местными. И, эй, меня даже понимали! Но затем прошло пять лет в России, десять, двенадцать… и я поняла, что навыки мои припорошило пеплом времени. Теперь, конечно, та же печальная ситуация могла произойти с моим родным русским, но Элис и Джаспер, вроде бы, уже начали постигать азы Великого и Могучего, так что практика у меня в ближайшем будущем будет. А мне предстояло писать. На английском. И единственное, что я помнила из советов англопишущих мастеров пера — это кинговское «используйте слово «сказал»!» Ну ещё чисто интуитивно я понимала, что могла попасть впросак из-за непривычной мне пунктуации… из-за того, как пишут диалоги… из-за длины предложений, в конце концов! В итоге, устав слушать сомнения и страхи, одним прекрасным вечером я встала, разобрала рабочий стол, установила на него ноутбук, села за клавиатуру и пропала на пять часов, как раз до звона школьного будильника. За это время я успела накатать небольшой рассказ на двадцать семь страниц, который давно сидел у меня в голове, но всё никак не мог получить достаточно эфирного времени сознания, чтобы наконец родиться на свет. История была в духе Гарри Гаррисона, с его же странненьким юморком, — а у кого я шутить училась, вы думаете? Гарри Гаррисон и Крокодил Данди, вот кто мои короли, — и сюжетными поворотами. Заканчивалось всё хорошо, потому что — ну а смысл писать историю, где в итоге всё плохо? Не мой вариант. В жизни достаточно грусти, жестокости и страданий, чтобы я создавала новую Жюстину с её «Несчастьями добродетели». За эти же пять часов я нашла нужные сервисы по проверке текста и, честно говоря, охренела от их стоимости. Потом пошарилась в интернете насчёт услуг корректора и поняла, что легче к проверке припахать того же Джаспера. Это было бесплатно, нечеловеческая внимательность же шла бонусом к педантичности, обусловленной характером. Принтера у меня не было, — заметка: надо бы купить, — так что я кое-как вычитала рассказ и отправила его на мыло ДжЭс; больше, конечно, их общей электронной почтой пользовалась вампирша, которая через заветную @ вечно что-то заказывала в интернете. Но в теме письма я пометила, для кого вложенный файл… а дальше они сами разберутся. Несмотря на бессонную ночь, я чувствовала себя замечательно. Решив не ложиться, — о, об этом я пожалею, но позже; а может и не пожалею, учитывая, что телу Беллы было не двадцать шесть, а всего-то шестнадцать… или семнадцать? — я спустилась на первый этаж, как всегда забыв напялить тапки. Чарли на меня из-за этого ругался. Типа, не надо голыми ногами ходить по холодному полу. А мне было пофигу: больше холода, который я, кстати, почти не чувствовала, меня беспокоила грязь и микробы. Но в Америке с грязью оказалось тяжеловато, по крайней мере в Форксе. Даже во время дождливой погоды в доме всё равно было чисто и сухо. Страдала разве что моя прекрасная радужная какашка, которая также полюбилась и отцу. Видела я, как он тщательно её моет, чтобы радужные какашечные бока снова стали яркими. Так что, как бы Чарли ни отнекивался, а я о нём всё-ё знала. Отец всё ещё был дома. Лениво позёвывая, он шатался туда-сюда по первому этажу, очевидно не выспавшись. — Плохая ночь? — я поцеловала Чарли в щёку. — Просто поздно лёг. Сделаешь завтрак? — Оке-ей. Подвезёшь до школы? — Оке-ей, — передразнил он меня, прежде чем уйти наверх переодеваться в рабочую форму. Завтрак — фигня. Ели мы, как Дурсли, яичницу с беконом и тостами, которые выплёвывал старенький агрегат. Иногда кусочки хлеба вылетали настолько сильно, что их приходилось ловить, так что тосты мы жарили только под присмотром. Мало приятного натыкаться на хлеб, валяющийся на полу. Ещё и крошки везде. Завтрак прошёл в ненапряжном молчании. Чарли пил что-то вроде несладкой ароматической газировки из банки, тогда как я медитировала над кофе. Здесь он был чертовски хорош, даже растворимый. Но мне всё равно хотелось купить кофемашину с капсулами… которых пока, наверное, ещё даже не было в производстве. До школы прокатились с ветерком и под бодрую музычку. Мы с Чарли оба мало разговаривали, но это никого не напрягало; прекрасный мужчина, просто прекрасный. Если Фил постоянно пытался как-то завязать разговор, в итоге порой скатываясь в пустую болтовню, то мы с отцом могли часами просто сидеть рядышком, заниматься своими делами и молчать. Прикосновений ауры достаточно, хе-хе. Уже под крышей школы я получила СМС от парочки эльфов: Джаспер чуть было не сорвался и не пообедал каким-то парнем на заправке, так что Элис увела своего благоверного на охоту. Сообщение моё они видели и просмотрят его позже; Элис заранее в восторге от того, как я пишу, и нечего на себя наговаривать. В общем, всё в духе провидицы. Я грустно вздохнула, отписалась нейтральным и многозначительным «Ок» и пихнула телефон в карман. Печально, конечно, что этих двоих не будет… с другой стороны, календарь не радовал вторником, так что совпадений по предметам у нас и без того не было. Но всё равно грустненько. В классе биологии меня ожидал очередной сюрприз: вместо уже знакомого по первому полугодию мистера Дженкинса за кафедрой внезапно обнаружился новый учитель. Мистер Барнс, если верить надписи на доске за преподом. — Ваш формуляр, — мужчина протянул ко мне руку, даже не посмотрев в мою сторону. Я перевернула рюкзак на живот, открыла своего зверя и принялась копаться внутри. Выудив нужную бумажку, я подошла ближе к мужчине, пройдя мимо работающего вентилятора. Мистер Барнс забрал мой формуляр, — для учеников старшей школы Форкса это был обычный лист посещений, вроде классного журнала, но личный, — подписал его и поднял взгляд. Осмотрев класс, преподаватель молча ткнул на свободное место рядом с Эдвардом и вернулся к газете, которую до этого читал. Я замешкалась. Мистер Барнс посмотрел на меня, поднял брови и поправил очки в толстой оправе. — Все вопросы, если они возникнут, мы решим в начале урока, мисс Свон. Сейчас пройдите на указанное место. Поймав жалостливый взгляд Майка откуда-то с задних парт, — и он сидел не за нашим привычным местом! — я пожала плечами и пошла к Эдварду. Каллен смотрел на меня тёмными глазами и выглядел так, будто жёстко перепил накануне. — Мистер Барнс, я открою окно, — сказала я, затормозив перед партой. — Как хотите. Эдвард сам подорвался и распахнул створки настежь. Я осторожно села на самый краешек скамьи и принялась копаться в рюкзаке в поисках духов от Элис. К счастью, флакон я не забыла, так что до начала урока успела выйти из класса, как следует запшикаться анти-ароматом и вернуться обратно. Каллен смотрел на меня с благодарностью. Я же выражением своего лица пыталась показать всё своё неудовольствие этим недальновидным товарищем. Что, так сложно поймать какую-нибудь кошку? Хотя нет, кошек жалко. И собак тоже… Ну медведем бы перекусил, блин! Да хоть хомяками пускай закусывает, лишь бы не мной! Но это всё лирика, конечно. А вот голодный вампир рядом со мной — уже реальность. Я постучала ручкой по столу. Посмотрела на Эдварда, который так отвернулся от меня, что чуть было не выпадал из окна. Затем, вздохнув, схватила парня за запястье и подтянула его руку к себе. Взгляд у Эдварда, когда я его коснулась, был почти безумным. По процентам: ноль мыслей, сто голода. Так что я поспешила прибегнуть к единственному способу подавления голода, который знала — к рунам. Вены у Эдварда на запястье просматривались совсем как у живого. Забавно было, потому что их дорожка могла дополнить рисунок, нужную руну меняя на другую… Начертив один-единственный знак, я быстро заговорила его и, склонившись над запястьем вампира, дунула на выведенную линию. Результат был почти мгновенным: я покачнулась и чуть было не начала заваливаться из-за резкого прилива слабости, тогда как повеселевший Эдвард поддержал меня за плечо, не давая сползти под парту. Под ложечкой у меня засосало от ощущения ужаснейшего, сжирающего внутренности голода. Глотку обожгло такой жаждой, словно я просидела в сауне вечность без единственного глотка воды. Хотелось пить… так хотелось пить, что я была согласна даже на воду из лужи, говоря откровенно. Или на жижу из банок с уродцами, стоявшими в шкафах нашего биологического класса. — Что ты сделала? — шёпотом спросил Эдвард, склонившись к моему уху. Я махнула рукой, пытаясь собрать себя из одной большой лужи жажды во что-то нормальное, человекоподобное. Получалось плохо. Вцепившись в твёрдую руку Эдварда, я бешеными глазами посмотрела на него. Это что ещё за нахрен? Эдди, словно не замечая моего состояния, смотрел в ответ. Глаза его были всё такими же чёрными, потому что я, кажется, напортачила там, где не ожидала. Я посмотрела на Ису — простую линию, начертанную на чужом запястье. Руна должна была заморозить голод вампира, сковать жажду крови своим льдом на время урока и не дать кое-кому сожрать меня… но, кажется, я зря думала про рисунок вен, потому что из-за них простая палочка Исы на секунду превратилась для меня в Эйваз. Лёд, который должен был заморозить процесс, внезапно стал связью между мной и Эдвардом. Секундной мысли о другой руне перед заговором оказалось достаточно, чтобы всё пошло через задницу, и голод Эдварда перетёк по образовавшемуся каналу ко мне. Тест-драйв вампирства, чёрт бы его побрал! А Эдвард и счастлив: ну естественно, он наконец ощутил момент без сосущего чувства в желудке, да и глотку его больше не разрывало от желания хоть чем-то её смазать. Кровь… прекрасно подошла бы, на самом деле. Но, учитывая моё человеческое тело, мне бы и воды хватило. Или масла. Или еды. Чего-нибудь. Что угодно мне дайте! — Не дай мне никуда уйти, — вытолкнула я хриплые слова. Эдвард, наконец, раскрыл глаза и увидел моё перекошенное лицо. Я нажала на свои сведённые брови кончиками пальцев, усилием расслабляя мимические мышцы, и ещё сильнее сжала руку вампира. Хорошо, что он практически каменный. Мне кажется, с таким хватом я бы и запястье ему могла сломать. Мысль у меня была простой, на самом деле: оговор, — условие, — на действие руны был исключительно на этот урок биологии. Не на два урока, а на один… который всё равно длился час и только-только начался. За это время мне нужно было не сойти с ума от самого отвратительного чувства неудовлетворённости и не начать жевать парту. Или людей вокруг. Да меня же за это Элис просто засмеёт! Выходить тоже было нельзя: о, я уверена, что, едва добравшись до ближайшего фонтанчика с водой, я буду пить и пить, пока отведённый час не закончится. Или, если на моём пути будет еда, я начну заталкивать в себя продукты, блевать и снова жрать то, что подвернётся под руку. Нихрена хорошего! Так что надежда на Эдварда у меня была, и сильная. Если он помешает мне куда-то выйти… а он помешает, потому что не дурак и видит, что что-то идёт явно не так. Не каждый же день меня корёжит, как наркоманку без очередной дозы! Я постаралась сосредоточиться на учителе и на том, что он говорил. Мистер Дженкинс уволился из школы в связи с недавними событиями, — на меня никто не показывал и не смотрел, за что им большое спасибо; не знаю, кто слил информацию о том, кто жертва неудавшегося насилия, но про меня все знали, — и теперь вместо него будет мистер Барнс. Вообще, в преподавательском составе был раскол. Некоторые учителя внезапно встали на сторону неудавшегося насильника. Просто потому, что «они хорошо знали Джереми, и он бы никогда, ни за что, ни в коем случае…» Такие товарищи оперировали понятиями «сама лезла», «сама виновата» и «наверняка просто хочет внимания». А ещё от них частенько раздавалось «Да вы вообще её видели?!» или что-то в этом роде. Имелась в виду моя короткая стрижка. И, может быть, тёмная одежда. Не понимаю я таких людей, если откровенно. В ситуации я была пострадавшей стороной, однако почему-то эти «самые умные», уверенные в невиновности мистера Роуд, как один обвинительно тыкали в меня ментальными пальцами. Я на это, естественно, хотела класть большой и сверкающий; но это я. А если бы на моём месте была другая девушка — что тогда? Самоубийство и прощальная записка, где подросток просит прощение за то, что испортил жизнь одного усатого хрена? Короче, непонятно. Да и действия дирекции мне тоже были неясны: шумиха, что должна была подняться из-за попытки изнасилования дочери шерифа, словно и не начиналась. Ну поговорили немного. Пообсуждали, потыкали в мою сторону непонятно чем. Я сходила два раза к психологу. Джереми Роуд больше не сможет никогда и нигде преподавать. И… всё. Где папарацци? Разбирательства? Комитеты? Я этого не понимала; складывалось впечатление, что реакцию общества специально то ли сбивают, то ли не дают нормально разгореться возмущению… но разве это не должно вызывать ещё больше негодования? Алло, мы в Америке! В стране свободы, личных границ и неприкосновенности. В стране, где в нашем две тысячи пятом куча женщин были домохозяйками без каких-то супер-развлечений… и с детьми в школе, где незнамо сколько времени преподавал педофил. Потому что секс в шестнадцать с некоторыми подростками — это всё ещё педофилия, и никто не убедит меня в обратном. Всё стало ещё непонятнее и интереснее, когда я попыталась поговорить о ситуации с девочками-одноклассницами. Прежде всего меня интересовало, как их родители отнеслись к тому, что учудил мистер Роуд. Понимания темы разговора я поначалу не встретила. Но потом в глазах девиц из моего класса зажглось осознание; выглядело это так, словно я предложила обсудить какое-то крайне давнее происшествие, что было незнамо сколько времени назад. Почему получалось так, что одни люди реагировали, — как те же учителя? — тогда как другие забывали? Я в это дело прекратила лезть почти сразу, почуяв неладное: явно же на девчонках вокруг было какое-то влияние. Единственное, что я уточнила — не от Эдварда ли оно. Но вампир мою теорию опроверг: то, что он читал мысли, не давало ему способностей как-то влиять на другие разумы и вкладывать в них свои идеи. — Я пытался, — задумчиво добавил Эдвард, заметив моё любопытство. — Карлайл упоминал, что можно тренироваться и улучшать свои способности… Но мой дар работает на мне. Не на других. А раз не Эдвард — то кто? Других вампиров в окрестностях не наблюдалось, колдуны объявления в газеты о своём существовании не давали, — да и не читала я газет, — и строить предположения можно было до посинения. Я ставила на влияние своей Покровительницы. Но это было странно: за весь мой опыт работы с ней вмешивалась в мою жизнь она всего пару раз. Смерти нет дела до проблем живых, даже если они служат ей; с маленькими жизненными неурядицами разбираться смертные должны самостоятельно, не прибегая к вмешательству Высших. Вот боги — это пожалуйста. Демоны, духи, мертвецы… кто угодно. Со Смертью же мой опыт подсказывал осторожничать и лишний раз не связываться. Ставь дары, выполняй, что говорят, и живи себе долго и счастливо. Из учителей особенно возмущались трое: новая учительница по литературе, её фамилия Роуд намекала, что это шкурный интерес, а приставка «мисс» говорила, что дело не в супружеской связи, а в родственной; преподавательница в классе Искусств, с которой я не сталкивалась и которая, судя по слухам в школе, имела виды на несчастного, невинно оболганного мистера Роуда; преподаватель по английскому языку, с которым я, к моему большому сожалению, сталкивалась регулярно. Мистер Дженкинс, как и несколько других учителей, уволили нас от своего присутствия, за что им большое спасибо. Мистер Райден, наш учитель языка, меня удивлял больше всего из этой компании. Никогда бы не подумала, что этот высокий, сухой мужчина с тяжёлым взглядом и морщинистым лицом может быть другом полноватого усатого мистера Роуда. Однако он был; когда мистер Райден смотрел на меня во время английского, мне становилось ужасно неприятно. Джаспер говорил, что кроме сильного отторжения в сердце мужчины ничего нет. Элис, сколько бы ни смотрела в будущее, не видела проблем от этого человека. Даже Эдвард, слушая его мысли по просьбе нашего трио, не заметил ничего предосудительного. Мистер Райден на самом деле думал, что я всего лишь решила «сделать себе имя» таким образом. Дружба этого мужчины с мистером Роудом брала своё начало в их давние студенческие годы и длилась всё это время. Почти двадцать лет, получается. И за двадцать лет не было ни единого случая, чтобы Джереми хоть как-то показал себя с плохой стороны — вот что говорил о своём друге мистер Райден. Мне было глубоко фиолетово на его неприязнь, слова и мнение. Однако отношение мистера Райдена ко мне открывало крошечную тайну мира, над которой я очень долго думала. Пятого января Элис увела Джаспера из школы, потому что майор «мог убить учителя по английскому языку». Не по литературе, — то есть мистера Роуда, — а именно по английскому. То есть, мистера Райдена. Далее — Элис говорила, что Джаспер его «убьёт», а не «съест». Расспросив подругу, я убедилась в своих мыслях: пророчица видела, как майор сворачивает шею мистеру Райдену, но не пьёт его кровь. И лицо у Джаспера при этом было злым, замороженным. — Больше, чем обычно, — добавляла Элис, таращась выпученными глазами в пустоту. — Сексуальненько, но жутенько. К тому же, Джас не отслеживал людей вокруг, и нас увидели… твой отец уже к этому моменту приехал бы на твой звонок, так что увидел, как Джас убивает учителя одной рукой… естественно, мистер Свон был бы вынужден Джаспера взять под стражу! В участке его бы проверили на наркотики и алкоголь, обнаружили, что его тело странное… и по накатанной. В итоге у нас недовольные Вольтури и охреневшие по всему миру от их плохого настроения вампиры. И мы с тобой в красных плащах, в качестве наказания для клана. — А Эдвард? Элис моргнула, прерывая видение. Посмотрела на меня и дёрнула уголком губ. — Да куда же мы в Италии без нашего диско-шара?.. так что я решила увести Джаспера подальше от школы в этот день. Прости. Я вампиршу ни в чём не винила, если что. Как говорится, чему быть — того не миновать. Прямо моя ситуация. Не знаю, что бы такого сказал мистер Райден Джасперу, что у вампира свинтило бы крышу, но сейчас этого варианта развития событий уже быть не могло. Майор регулярно кушал и настраивался исключительно на хорошие эмоции рядом, чтобы снизить свою агрессивность. Элис ещё наверняка использовала один древний и интересный способ, но об этом история уже умалчивает. Я еле досидела до конца урока. К тому моменту, когда прозвенел звонок, и из моего горла пропала жуткая жажда, я была готова кинуться на ближайшего ко мне человека и прокусить ему горло своими слабенькими человеческими клыками. Не знаю, из чего сделаны нервы вампиров, раз кровососы испытывают такое на постоянке и не отъезжают кукухой, но мне не понравилось. Совсем не понравилось! Настолько, что я в первый раз всерьёз задумалась: а оно мне вообще надо? Сейчас я просидела с вампирским голодом шестьдесят минут; ощущений мне, если откровенно, хватило на десять жизней вперёд. Футболка под толстовкой была насквозь мокрой от пота, меня потряхивало. Руки ходили ходуном, как у запойной алкоголички. Губы тоже дрожали. Но самое главное — я хотела пить. Неистово. — Воды, — шепнула я Эдварду. Тот быстро вышел из класса, потирая глотку и задумчиво кинув на меня нечитаемый тёмный взгляд перед тем, как встать из-за парты. Вернулся уже через минуту, неся пластиковый стаканчик с вожделенной жидкостью. Пила я маленькими глотками, про себя нервно посмеивалась: вот кто-то детей заводит, чтобы им воду в старости принесли, а я в расцвет своей новой юности завела для этого дела целый вампирский клан. И кто тут теперь на коне, а? — Ты расскажешь, что сделала? — тихо спросил Эдвард, возвращаясь на своё место. — Жажда… — Волшебство. А я злая колдунья! — Подробнее? — Ой, только не начинай, — каркнула я. — Если надо, слушай мысли Элис. Она меня уже задолбала со своим «расскажи» да «покажи»! Истинная правда. После ритуала для защиты комнаты вампирша залезла на меня, — ментально, — и не слезала с вопросами, пока я не объяснила смысл каждого своего действия и почему они сработали. Последнее было из разряда предположений, но эльфу Санты хватало и моих «может быть» вместе с «ну я думаю». Джаспер, тоже слушающий эти объяснения, только задумчиво кивал. И молчал. Но он вообще практически всегда молчит, так что непонятно было, нравится ли ему информация, которую он слышит, или же нет. Элис же была возбуждена и сверкала золотыми глазами, даже забыв про мой обрядовый порез. Джаспер на мою кровь реагировал не в пример проще. Скорее всего из-за произошедшего между нами ранее; у нас с мистером Уитлоком была крошечная тайна… насчёт которой я не уверена, что сам Джаспер её знает. Ведь, если так подумать, его полностью чёрные глаза видела только я, больше никто. Элис сидела сзади, а майор не стоял перед зеркалом, чтобы заценить свой апгрейд. А я в тот день всё никак не могла поймать удобный момент, чтобы заикнуться про это. Потом всё и вовсе забылось. — Жалко, что этому нельзя научиться, — грустно вздохнула ночью того дня Элис. Горло у меня тогда болело от длинного монолога про магию, руны и обряды. Вечером тоже пришлось болтать: Чарли с работы приехал в хорошем настроении и травил классные полицейские байки, с которых невозможно было не смеяться. — Магии можно научиться, — заметила я тогда, потирая горло. Совсем как Эдвард сейчас. Но боль тогда была другой; ни в какое сравнение она не шла с вампирской жаждой крови и сухостью. Элис уныло вздохнула и положила голову мне на грудь. Несколько секунд слушала сердцебиение и водила рукой по одеялу на моём животе. Джаспер наблюдал за нами из своего угла, с удобством расположившись в кресле и скрывшись в ночных тенях. — Не в моём случае. И не в случае Джаспера, — добавила вампирша с сожалением. — Сколько бы я ни смотрела в будущее, у нас даже завалящего обрядика не получается.