Гранатовое благоразумие

Вот чего мне очень не хватало во время домашнего ареста — это апельсинов. Цитрусовый запах, хоть и не ассоциировался у меня больше с хорошим прошлым и супругой, всё равно неизменно повышал мне настроение. Да и просто апельсины пахли вкусно, что уж тут говорить. Вообще-то, если откровенно, то купить апельсины — плёвое дело. Можно было бы даже Чарли попросить это сделать. Тут другая проблема: рыжие кругляши мне хотелось употреблять килограммами, а просить отца эти самые килограммы чистить у меня язык не поворачивался. Если же чистить самой… ну… много ли я начищу одной рукой, собственно. Вампиров ко мне не пускали; Чарли, несмотря на всю свою любовь к Калленам, после моей травмы, пропажи Рене был нервный и озлобленный, так что эльфы могли приходить ко мне исключительно по ночам. В остальном — лежите, мисс Свон, в своей комнате, и поправляйтесь. Не трогайте повязки, не пытайтесь чистить апельсины и даже не думайте о том, чтобы спуститься в кухню и порезать их кружочками. Короче, меня наказывали. Криво, косо, но наказывали. А я молчала и принимала это наказание: Чарли и без этого нервничал сверх меры, чтобы я ещё выкобенивалась, доказывая свою взрослость. Порой надо просто расслабиться и отпустить свою жизнь. Пускай себе течёт куда-нибудь… в итоге потоки реальности всё равно вынесут тебя туда, куда тебе и надо, разве нет? Элис и Джаспер приходили ко мне по ночам; иногда этих двоих заменял Эдвард, иногда — Розали. Неизменно вампиры чистили мне апельсины, — Чарли по утрам игнорировал стойкий цитрусовый запах в комнате, делая вид, что ничего интересного не унюхал, — и тихонько рассказывали о том, что происходит «во внешнем мире». Элис больше говорила о Калленах, Джаспер обычно размышлял о моей дальнейшей писательской карьере, Розали болтала о Джейкобе, а Эдвард — о школе. Так что недостатка в общении и в новостях у меня не было ни капельки. Я не особенно стремилась выходить из комнаты, если уж быть совсем откровенной. После произошедшего с Джеймсом моему мозгу просто была необходима перегрузка, так что я даже с некоторым удовольствием закрылась у себя и прекратила контактировать с людьми. Не то чтобы я до этого особенно контакты поддерживала, конечно… по факту, для меня ведь почти ничего не изменялось: ко мне иногда даже Джейк заходил. Он был единственным, кого Чарли пускал без проблем даже днём, но оказался слишком занят, чтобы развлекать меня постоянно. Да я и не настаивала. У Джейка свои приколы и свои проблемы были. Как минимум с наследством Билли оказалось что-то нечисто… Это я про физическое наследство, ясное дело. О наследии магическом мы скромно умолчим: его Джейк разгребал до сих пор. И я даже представить не могла, сколько он будет страдать из-за последствий решения Билли: хождения в лес у Блэка не прекратились даже после выкорчёвывания дерева. Это мне вампиры сказали, если что. За Джейкобом больше никто не ходил. На вампиров он всё ещё агрессировал, а Бри никто бы и не пустил: Сырок, хоть и рвалась на передовую во имя благополучия семьи, была девочкой умной, так что и сама понимала глупость подобной затеи. Умница. Так что Каллены просто наблюдали за тем, как Джейк по ночам уходит из дома и под утро возвращается. Иногда к Блэку присоединялся кто-либо из оборотней, но результат таких попыток всегда был одинаковым: в какой-то момент Джейк просто растворялся в лесном массиве, как это произошло с нами раньше. И, как и Джаспер в прошлый раз, никто из оборотней не мог ни найти Джейкоба, ни хотя бы унюхать, куда же тот делся. Провести ритуал очищения мы тоже пока не могли: как и у большинства магических действий, у него были временные рамки, завязанные на лунный цикл. Плюс проводить обряд нужно было днём, а у меня действовал домашний арест… Да, кстати. Не пора ли менять повязку на руке? Я пересилила себя и встала из своего одеяльного ложа. Будь моя воля, я бы забурилась под тысячу одеялок и носа бы не выказывала из них до следующего перерождения. Депрессия меня уже не одолевала, — заряд, видимо, кончился во время «сражения» с Джеймсом, — но апатия и лень всё ещё цвели и пахли. Хотя уже и полегче было, этого не отнять. Я, к примеру, снова стала нормально есть. И работалось мне неплохо, пускай и одной рукой; к моему неудовольствию, из-за Джеймса пострадала ведущая правая, так что мне приходилось в срочном порядке ускорять печать левыми пальцами. Ничего не попишешь, да. Мой оптимизм, снова поднявший голову и раскрасивший серое небо оттенками голубого, болтал о том, что мы давно хотели удариться в амбидекстрию. Ну чем не повод, верно? На кухне отец традиционно читал газету, пока Сойка собирала мне еду на день по мисочкам и лоточкам. Вот встретились два одиночества: что Сойка, что Чарли были людьми привычек, и расписание каждого дня у них было примерно одно и то же. Это вам не я, которая может по велению правой пятки куда-то убежать или записаться на какие-нибудь курсы. Тут всё обстоятельно, чётко, выверено. И запланировано, конечно: сбор моей еды стал для Сойки ежедневным ритуалом. — Белз? — Сойка улыбнулась, заметив меня. — Садись, я уже приготовила завтрак. — Мне бы руку обработать. — После еды, — кивнула женщина. Чарли недовольно посмотрел на меня из-за газеты и промолчал. Отец был на меня обижен, и, в целом, его я прекрасно понимала: не оправдала доверие, получается. В глазах Чарли я была очень, крайне, просто до неприличия провинившимся ребёнком, в которого поверили. И который провалился с треском. Со взрывом, если быть точнее. Потому что все мои ожоги доктор Каллен вместе с Эдвардом списали на пиротехнику: дескать, я решила вместе с Элис попускать салюты… в лесу. Ночью. Что же могло пойти не так, верно? В глазах Чарли — всё: ожог руки от кончиков пальцев и до середины плеча, ожог груди, ожог кожи на лице. Куча мелких ожогов — это от искр: одежда Джеймса на самом деле горела с маленькими взрывами. Я сначала было грешила на синтетику, но потом оказалось, что любимая кожанка Ищейки была исписана защитными рунами — подарочек от Виктории, которая его до безумия любила. Было бы за что, чёрт возьми. Ищейка пользовался ей и в хвост, и в гриву, а она только глотала это всё и терпела, терпела, терпела… памятник ей за терпение надо. К моему облегчению, Виктория была мертва. И убил её волчонок-Квилет, вовремя обратившийся и просто перекусивший женщине шею. Она, правда, успела свернуть волчонку голову, но, к нашему счастью, не «до щелчка». То есть, не до смерти. Парень ходил в гипсовом воротнике, из-за чего очень веселил своих соплеменников, и выпячивал грудь вперёд каждый раз, когда разговор заходил о его Великом Сражении с Чокнутой Рыжей Бабой — только так, большими буквами! И никак иначе, конечно же. Я хотела как-то отблагодарить волчонка, но в голову мне ничего не лезло. Так что всю свою благодарность я решила отложить на потом: может, когда у меня выздоровеет рука, я смогу сделать какой-нибудь полезный амулет. Или оберег. Или ещё что — на выбор. А может и обряд какой-нибудь жахну на волне вдохновения, кто меня знает… говорю же, я человек настроения, с чем очень сильно борюсь в некоторых аспектах своей жизни. Виктория больше не была проблемой, но у меня оставался её Обол, который я всё ещё не знала, кому вручить. Во снах, когда ко мне приходила Сама в Пустошах, Смерть ничего не говорила; казалось, что на монету ей было глубоко плевать. Верилось мне в это с трудом. Во снах мы просто стояли рядом и рассматривали несуществующий горизонт. Над нами в серых небесах плавали чёрные фигурки зародышей. Какие-то из них рассыпались светлеющим прахом, других словно выдёргивали в небо. Смерть заговорила со мной лишь единожды, в первый свой приход: — Ты молодец. Я от этой похвалы, признаться, совсем растерялась. Когда же Сама посмотрела на меня, я впервые за долгое время ощутила благодарность к Покровительнице. Наверное, это был первый раз с моего перемещения в новый мир. — Всё к лучшему, — вроде бы невпопад ответила я, не сдержав улыбку. Смерть подошла ко мне. Положила холодные костлявые руки мне на плечи. Провела ладонями леденящим прикосновением и кивнула. — Помни об этом. Она подняла моё лицо, легко коснувшись холодными костяшками подбородка. Я улыбнулась; мне было легко и радостно в этот момент, и думать не хотелось. Вообще ни о чём, даже о следующих словах Смерти: — Ты ценна для меня. Помни и об этом тоже. В конце концов, когда ещё можно что-то настолько приятное от Смерти услышать, верно? Мне, правда, хотелось думать, что «ценна» я для Самой как живой человечек, а не как боевая и рабочая единица. Но она точно думала другими критериями, так что я довольствовалась тем, что имела. После завтрака Сойка принялась за обработку моих ожогов. Они были не настолько сильными, чтобы требовалась госпитализация, но серьёзно осложняли мне жизнь. Ладно бы меня простым огнём опалило, так нет: кожу мне сожгло мёртвое пламя, предназначавшееся для Джеймса. Рука двигалась еле-еле, да и болела так, как не должна была. Грёбаный Ищейка даже в посмертии умудрился мне подгадить. Будто мало я из-за него нанервничалась ранее, в самом деле. Ну да не будем о грустном. Ожоги выглядели отвратительно: по сравнению с чистой и здоровой левой рукой, правая напоминала то ли плохо прожаренное мясо, — чем она, в принципе, и являлась, — то ли хваталку Фредди Крюгера. И я даже не знала, какое из сравнений мне нравилось больше. Ожоги нереально болели, так что я жила на обезболивающих, которые едва помогали. Увеличивать дозу я боялась, потому что однажды уже имела печальный опыт с таблетками и чуть не откинулась из-за глупейшего передоза. Так что каждую дополнительную таблеточку я согласовывала по телефону или с Эдвардом, или с Карлайлом; стоит отметить, что с мистером Меланхолия я была на связи чаще, чем с прекрасным доком. У последнего, к моему сожалению, ещё была работа и личная жизнь. Не знаю, кстати, почему Чарли во время домашнего ареста не отобрал у меня телефон. Он и на ноутбук не позарился, как это делала моя мать в прошлой жизни; максимум наказания от отца — это лишение меня моего привычного круга общения и апельсинов. Ну и морально он давил, конечно. Игнорирование, может, не было самым лучшим методом воспитания, однако оказалось для меня действенным. Признаться честно, порой у меня из-за отцовского молчания вообще пропадало всякое желание хоть как-либо ошибаться в жизни. Хотелось оставаться хорошей девочкой прямо до гробовой доски! Если вы понимаете, о чём я. Короче, наказание было таким себе, если мы говорим о действиях. Я и без отцовского запрета никуда практически не ходила, а по ночам у меня была тусня из клана, так что и одиночества я не ощущала, как такового. Обида Чарли, конечно, давила… но для полного перевоспитания этого, на мой взгляд, было маловато. Сойка перевязала мою руку и обработала лицо. С мелкими ожогами на теле я возилась сама, развивая свою амбидекстрию, как могла. Да и не было там ничего сильно сложного — так, пара воспалённых точек. Одежда защитила, хотя при обычном пламени она могла бы стать ухудшающим фактором. — Собирайся, — сказал Чарли, когда Сойка закончила, — поедем в больницу. Я потёрла кончик носа. Зачем это? Вроде бы, к доку мне рановато, только вчера были. — А… — Проведаешь мистера Ньютона. В конце концов, мир на Калленах не закончился, колокольчик. Он быстро посмотрел на меня и почти сразу отвёл взгляд, но я успела заметить, что Чарли уже не выглядит по-настоящему сердитым. Может, чуточку разочарованным… но не больше. Уже прогресс. Я сбегала в комнату и переоделась. Смысла, конечно, в этом было немного: поменяла футболку, да и всё. Ну ещё Обол наконец на шею нацепила, а то всё валялся в шкафу. Наудачу, вчера Джаспер принёс мне новый шнурок. А монету я обнаружила у себя под подушкой почти сразу после пробуждения. Кусала Обол в этот раз Элис, кстати. Дырочка получилась чуть кривоватой, и пчела на монете расположилась под небольшим углом; складывалось впечатление, что насекомое хочет по-быстрому или уползти с монеты, или взлететь. Вообще, отличная штука этот Обол: я к нему прикипела уже, так что терять монету из-за приколов Джеймса мне совсем не хотелось. Конечно, без Обола я всё ещё оставалась ведьмой; как я и сказала вампиру, магия всё же была в крови, а не в металле. Но всё равно было грустно, да. Прикольная же подвеска из неё получилась. Этническая, я бы сказала. В машине ехали в прерывающемся молчании. Чарли несколько раз пытался завести разговор, но в итоге так и не добирался до нужной ему темы и довольно быстро замолкал. Я отцу помочь никак не могла: просто не знала, о чём же он в итоге на самом деле хочет поговорить. Догадывалась, конечно, что тема будет не самой для меня приятной. Хотя бы потому, что всё, связанное с моим ранением, было покрыто толстым слоем лжи. А врать я никогда не любила, да и не умела особо. Ну а как иначе-то? У меня просто выбора не было: прежде всего, Чарли узнал все «подробности» моего выдуманного «фейла» в момент, когда я была без сознания. После сожжения Джеймса я просто вырубилась из-за болевого шока: в отличие от Янга, который не мог выйти за пределы очерченного круга и миленько там сгорел, Ищейка в движении ограничен не был, так что успел на меня накинуться. Не знаю, как он мне шею не свернул. Или не убил как-нибудь по-другому. Может, погребальный костёр Квеорта отшиб ему мозги? Вопил Джеймс явно не от удовольствия, а от боли. Вот и решил, видимо, этой болью со мной поделиться: схватил за руку, которую я на вампира наставила… Хорошо ещё, что больше ничего не сделал. Ну дёрнул на себя, из-за чего я лицом впечаталась в горящую грудь — это мелочи. Я, на удивление, получила совсем небольшой ожог на лице и немного подпалила брови, ничего страшного. Реально, больше всего пострадала рука. Даже когда куртка Джеймса начала взрываться крошечными фейерверками, мне почти не было больно — или я так думала… наверное, в тот момент мозг просто отключил все ощущения. Иначе я бы и с ума сойти могла бы, да. Вообще, если так подумать, что-то частенько мне не везёт. То Билли в меня стрельнёт, то Джеймс с пригорка спустит, то сама себе приколы найду с огнём. Сама подожгла — сама опалилась, как в далёком детстве, когда я только-только узнала, что же за волшебная такая штука этот ваш огонь. — Слушай, Белз, — в очередной раз попробовал начать Чарли. — Поговорить надо. Он зарулил на парковку и принялся кружить по ней в поисках удобного свободного места. Я терпеливо ждала, чинно сложив руки на коленях: пострадавшую правую поверх здоровой левой. — Короче, — Чарли зарулил на приглянувшееся место и, закончив с парковкой, заглушил мотор. — Мне не нравится, что у тебя сейчас слишком много свободного времени. И мне не нравится, что ты воспользовалась моим доверием, чтобы творить… то, что вы там с Элис натворили. Я разочарован, и… и я понимаю, что для воспитания я как-то слишком поздно спохватился. Отец сжал руль и нахмурился. На меня он не смотрел, изучая стену перед машиной. Я всё ещё не перебивала его. — Я не могу тебя как-то исправить, ты уже взрослая девушка с устоявшейся психикой и всё такое… прививать тебе новое поведение дело совершенно гиблое. Но и оставить всё как есть я тоже не могу. Так что… — Я люблю тебя. — Ты мне сейчас вообще не облегчаешь задачу, — закатил глаза Чарли. Я пожала плечами и улыбнулась. Серьёзно, именно в этот момент я просто обожала своего отца — за то, что он понимал всё, о чём он говорил. И принимал. И… — В общем, — Чарли откашлялся, — кое-что я всё-таки могу сделать. И сделаю. Пока у тебя освобождение от учёбы, ты будешь ходить со мной на работу. С завтрашнего дня. Я моргнула. — А смысл этого?.. — Будешь сортировать дела. Давно надо порядок в шкафу с ними навести, но всё никак руки не доходят… посмотришь, что может произойти с молодой девушкой, если она будет недостаточно осторожна. — А это разве не будет должностным преступлением или типа того? — засомневалась я; идея-то была довольно привлекательной для писателя, но я банально переживала за профессиональную этику со стороны отца. — Типа, я же без значка, без всего. Чарли отмахнулся. — Колокольчик, мы живём в крошечном городе. Я шериф. Только этих двух вещей достаточно, чтобы я мог тебя посадить куда угодно в своём отделении. …ну, это было логично. Хотя я бы никогда не подумала, что Чарли пойдёт на подобное. С другой стороны, его главной стороной была семейственность, а не карьеризм; ради меня он и на должностное преступление спокойно пошёл, надо же. Больница не изменилась с прошлого моего посещения: всё те же страдающие люди, каждый со своей проблемой, и всё те же беспокойные медсёстры, которые бегали из кабинета в кабинет, как пчёлки с цветка на цветок. Отметившись в регистрации, Чарли сдал меня на руки Карлайлу и почти сразу уехал — у шерифа была ещё работа, знаете ли. — Ты знаешь, что твой отец отдал тебя сегодня практически в рабство? — по-доброму усмехнулся Карлайл, заполняя какие-то бланки. — В смысле? — По бумагам твоё нахождение здесь — это рабочая практика. Так что я могу тебя даже поставить утки выносить за больными. — Я эту утку возьму и туда же меня вывернет, — скривилась я. — К тому же, ты меня любишь, как недавно обретённую дочь, так что так со мной не поступишь. Не поступишь же? Док, — у него было, видимо, отличное настроение, — рассмеялся. Девушка-регистраторша тихонько, но очень влюблённо вздохнула. — Конечно же нет. Ты здесь всё-таки ради мистера Ньютона, в первую очередь. — Как он, кстати? Карлайл отдал все бланки влюблённой девице и поманил меня за собой. По больничным коридорам он шёл так же быстро и изящно, как Снейп — по подземельям Хогвартса. Разве что вместо чёрной мантии был белый докторский халат, который совсем не развевался за спиной. — Скучает. Не знает, чем себя занять. Мается дурью. — Дать тебе словарь синонимов? — Все писатели носят его с собой, как пастор — библию? Я захихикала. Карлайл подмигнул мне и остановился перед палатой, всё ещё закреплённой за Майки. — Прошу, мисс Свон. Сегодня вы — персональное развлечение этого молодого человека, — сказал док, распахивая передо мной дверь. — Мистер Ньютон, принимайте гостя. — Кто там… а, ты. Спасибо, док. — Физтерапия через два часа. Не скучайте. Я потёрла шею и зашла в палату. Мда… из огня да в полымя, в самом деле. Только более или менее разобралась с проблемой разочарования Чарли, как столкнулась с тем же, но у другого человека. Ничего удивительного, в принципе: за всеми своими приключениями я легко и полностью забыла про своего золотистого ретривера. — Уровень обиды от одного до десяти? — спросила я нейтральным тоном, проходя в палату. Я взяла стул для посетителей и установила его задом наперёд рядом с кроватью Майка. Блондин мельком взглянул на меня и скривился; затем увидел моё красное лицо и перебинтованную руку — и выпучил глаза от удивления. — Что случилось?! — Ты не ответил. — Ой, да сейчас вообще в минус ушло, ваще не до обижашек. Умняша-Свон, ты на какие приключения там без своего верного рыцаря нарвалась?! Чёрт возьми, выйду из больнички — накостыляю Джасперу и Эдварду за то, что за тобой не уследили! Я усмехнулась. Ну… это было приятно, да. — Что насчёт Эммета? — спросила я, усаживаясь на стул и осторожно пристраивая руку на спинке поверх здоровой. Майки цокнул языком. — А он мне поможет своих братцев держать. Чего тут непонятного-то? Как же хорошо, что Майки не был таким же, как Чарли. Ретривер обладал крайне лёгким характером и быстрой отходчивостью; главное в общении с ним было оставаться максимально искренней, вот и всё. Никаких дополнительных хитростей не требовалось. — Так что с рукой-то? — снова спросил Майки. — А я надеялась, что после воспоминания об Эммете ты про неё забудешь… — Это как ещё в твоей голове сложилось, женщина? — Ну смотри. Ты думаешь про Эммета. Какая у тебя ассоциация сразу идёт? Ретривер завис. — Эм-м-м… это опять те самые штучки с женской логикой и всем таким? — Возможно. Так что по ассоциациям? — Ну… Эммет сильный. Я фыркнула. — Бип. неправильный ответ. Эммет — это, прежде всего, Розали. А у всех мужчин при мысли о Розали отбивает всякое желание думать о чём-либо другом, да? — А к этому-то ты как пришла?! Я опять рассмеялась. Ладно, окей, мне, кажется, действительно не хватало кого-нибудь такого же позитивно-беззаботного, как Майки. Точнее говоря, мне просто не хватало Майки. Он был самым простым, классным и приятным парнем из всех, кого я знала в этой жизни… а может и не только в ней, но и в прошлой. Майки был словно воплощением обычности: простые желания, простые стремления, бутерброды на обед и кола, урванная с небольшим чувством вины между тренировками. …обычный парень Майк Ньютон совершенно не вписывался в мою излишне волшебную, — в плохом смысле этого слова, — жизнь. И, наверное, потом мне придётся с ним распрощаться… просто ради его же безопасности. А может, мы сможем переписываться, и я буду присылать ему что-нибудь интересное. Не только фотографии из разных уголков мира, но и какие-нибудь сувениры из разных стран. Я же так и не оставила своё желание путешествовать, несмотря на всё происходящее. Пришлю ему сувениры из Италии, как минимум. — Так про руки?.. — Боже, ты всё никак не успокаиваешься. Ну серьёзно, какое тебе дело-то? На прикроватной тумбе у Майка были учебники по химии и биологии. Рабочие тетради по математике и атлас с кошачьей анатомией. Я нет-нет, да и поглядывала на эти книги, но ничего не комментировала и не спрашивала; Майки, ловя мой взгляд, то и дело неуютно поводил плечами и смотрел куда угодно, но не на меня. Он настолько явно пытался перевести тему на мои злоключения, что мне ничего не оставалось, кроме как подчиниться. — Взрывали фейерверки с Элис в лесу, — выдала я официальную версию произошедшего со мной безобразия. Майк посмотрел на меня, как на дурочку. Очень выразительный взгляд, между прочим. — Что? — весело усмехнулась я, поднимая брови. — Этого не может быть. — Почему это? — Потому, что быть не может, — Ньютон тряхнул волосами, немного отросшими за время его пребывания в больнице. — Ты же умняша-Свон, а не тупняша-Свон. Да и не поверю я, что ты не приходила ко мне столько времени, если в твоей жизни ничего не произошло. Ну, типа… ты не похожа на человека, который легко расстаётся с друзьями, понимаешь? Наверное, он был прав. Но я была бы не собой, если бы не возмутилась таким умозаключениям: — А ты вроде как заделался в психологи, я погляжу? — Я не волшебник, я только учусь. То есть, я не психолог, а только учусь. Хотя, — Майк скосил глаза на учебники рядом с собой, — упаси меня боги изучать животную психологию. Прикол, есть специальные мозгоправы для кошечек и собачек. — Подбираешь будущую профессию? — Не-не-не, Умняша-Свон, ты тему не переводи. Что случилось, что ты про меня забыла и по итогу заимела проблемы с лицом и рукой? Только давай без вот этой фигни с фейерверками, я помню, ты в одном разговоре говорила, что они тебя пугают и вообще не нравятся. Ну, на это мне сказать действительно было нечего. Салюты никогда у меня не вызывали особого восторга, а уж их установка и вовсе вводила в состояние сильнейшего стресса… Майк похлопал по кровати рядом с собой. Я слезла со стула и перебралась под бок к Ньютону. Ноги у него были уже не в гипсе, а в чём-то типа стальной клетки, очевидно поддерживающей кости. А вот на руках даже этой поддержки не было, лишь эластичные бинты. — Только об этом никому, договорились? Парень сделал вид, что застегнул рот на замок. — Я могила, Умняша-Свон. Ай, ты чего дерёшься?! — Поговори мне тут. Короче… после того, как ты спас меня от столкновения с машиной, на меня обратил внимание один человек…