***
Открывает дверцу и заглядывает в щёлку, в надежде увидеть знакомую светлую макушку. Никого нет. Проходит внутрь и садится на свободный стул. Неудобный, но выбора не было: все остальные были забросаны тряпками и старой, потрепанной одеждой, которая когда-то также служила для ролей в пьесах. Заниматься ими сейчас Моне совсем не хотелось, а потому она была готова потерпеть некоторые неудобства, сопровождавшиеся мелкой болью в зоне лопаток и пояснице. Вроде бы помещение просторное, но в нём так и не хватает места даже для такой малышки, как Мона. Безделушки валялись повсюду: на полу, на столах и стульях; парочка висела на двери, а какой-то шарф мятного цвета и вовсе свисал с люстры, слабо горевшей среди этой пыли; зеркало спрятало очередное безвкусное платье, которое непонятно откуда на нём взялось. И лишь пианино не было покрыто слоем пыли и одежды. И Мона знала, почему. Главная причина уже зашла внутрь, пусть первым делом обратив внимания не на подругу, а на любимый инструмент. — А? Мона? — поднялись брови Люмин, как только та заметила девушку, сгорбившуюся на стуле. — Ты чего тут забыла? По глазам Мона видела, что на самом деле блондинка только рада повидать её и, пожалуй, отвлечься от своих дел на небольшой разговор, так ещё и с лучшей подругой. — Моральная поддержка, — бросает она, толком ничего не объясняя. — Тебе или мне? — Хорошо бы обеим, — с усмешкой говорит Мона, сменив позу, закинув одну ногу на другую и с трудом выпрямившись. — А вообще, хотела повидать тебя перед выступлением, а также поддержать. Но нужна ли эта поддержка Люмин? Если посмотреть на неё, не скажешь, что ей нужны приятные слова и помощь, которую та ещё даже не придумала. Выглядит подруга как всегда прекрасно: лицо, платье, подчеркивающее фигуру, туфли — всё безупречно. Даже осанка была великолепна. Кто же Мона по сравнению с ней? Нелепый гном? — Ты же знаешь, что я участвую не ради титула. А поддержка мне тем более не нужна, — будто специально давит на неё Люмин. Не только снаружи красива, но и внутри… Увидев внезапно возникшую кислую миру подруги, блондинка добавляет: — Ну-ну, я вижу по твоему лицу, о чём ты думаешь. Уж поверь, ты сегодня тоже просто очаровательна, — по её наряду плывут критикующие взгляды. Ловит себя на мысли о том, что хотела бы услышать эти слова от Скара… — Как там Кадзуха? — Мона решает сменить тему, пускай и выбирает неудачную. Но подруга не меняется в лице, а только протяжно вздыхает. Привыкла, как говорится. — Живой и здоровый. Правда, также как и ты сравнивает себя со мной и унижается, — уже после жалуется Люмин, скрестив руки на груди и фыркая: — Пф-ф, сплошной пессимизм. — А сама будто оптимистка? — Ещё та. До сих пор надеюсь, что Чайльд где-нибудь запнётся по дороге и упадёт, испортив прелестное личико. — Ты не меняешься, — улыбается Мона, ведь любит свою подругу, её подколы, шутки и великие фразы, иногда сквозь время проскакивающие между ними. — И не собираюсь. — Теперь Люмин полностью переводит взгляд на Мону, которая и вовсе позабыла, зачем сюда пришла. — Ну а теперь выкладывай, чем же ты хотела со мной поделиться. Тёмноволосая же глядит на свои пальцы, бесцельно перебирая их. Понимает, что не может задерживать Люмин и себя, а потом старается ускориться. Так… про голову говорить также нельзя. Будет как и Мучча твердить об отдыхе и передачи роли, пусть это и было невозможно. Да и морочить голову прямо перед выступлением… ужасная идея, что сказать. — Хотела пожелать тебе удачи и хорошего выступления. Но я знаю, что тебе мои пожелания не пригодятся, — в итоге говорит Мона и встаёт, приближаясь к подруге. — А ещё я хотела обняться. Люмин второй раз говорить не надо. Сразу распускает руки и отводит их в сторону, после чего чувствует крепкую хватку Моны. Нежно улыбается, одной рукой обнимая в ответ, а второй гладя тёмную макушку. С трудом высвобождается из лап подруги, которая попросту могла её задушить, на секунду позабыв о своих силёнках. — Тебе тоже удачи, моя маленькая актриска, — звучит её голос вслед. Заставляет вновь и вновь улыбаться. Что же это за подруга такая? Дверь закрывается, а за этим следует ещё один вздох. В этот раз его испускает Мона, ощущавшая лёгкую дрожь в руках. Нужно ещё раз срочно прочитать сценарий… От волнения будто память отшибло. А ведь именно этого Мона и боится больше всего. Боится опозориться перед глазами стольких людей. Хочет быть ровней Фишль и не хочет титула. Просто хочет признания от кружка и… желательно от Скара. Хотя бы во снах…***
Знакомство. Всплывает картина их настоящего знакомства не на сцене, а в реальной жизни. Оно произошло не здесь, не среди этих декораций, не среди фальшивых стен и не в центре комнаты, построенной не из кирпичей. Оно уходит в глубь, в самую дальнюю часть подсознания. Детство. Они знакомятся совершенно не так, как это показано в пьесе. Пьеса — это прежде всего игра. Но она не может закрыть жизнь. Она не может заставить забыть такие важные вещи, как первое знакомство, совместные походы в школу по утрам, прогулки, посиделки в гостях друг у друга… Нет, всё это — другое. Мона должна видеть границы, а не отдаваться своим фантазиям и игре. Особенно сейчас, перед таким скоплением народа… Слушает чужие реплики, произносит свои. Время пролетает незаметно, когда уже половина пьесы сыграна. Каждый раз перед новым выходом сжимаешь кулаки и боишься. Боишься ошибиться. Каждый раз не хочешь, чтобы кулисы раздвигались и показывался зал. Страшно. Главная роль — это большая ответственность. От неё многого ждут. А значит, сейчас ждут и от Моны. Хотя вроде бы всё проходило хорошо. Даже если и были ошибки, то маленькие и незначительные. Пока что их Мона, к счастью, не обнаружила. Но и так пошатаную уверенность они расшатывали, пускай Мона и не подавала виду. Снова приходится смотреть в глаза Скару. Глубокие, синие и такие родные. Страшно задержать свой взгляд, ведь потом отвести его сложно, стоит только заплыть дальше. Утонешь в них и не заметишь. Так и останешься стоять, будто бы погруженный под воду. Перед глазами пролетают сцены, которые те репетировали тысячу раз. Актеры вновь сменяются, а Мона, уставшая и запыхавшая, всё та же. Меняется лишь её поведение в пьесе. Больше и больше привязывается к новенькому, пускай и знает о его болезни и ближайшей смерти. — Я умру через два дня, — говорит Скар, а точнее его роль, которую он играет. Представляет себя на месте своей героини. Что, если бы тебе и вправду такое сказали? Так ещё и человек, которого ты любишь? Об этом сложно думать. Сложно представить свою реакцию. Может, Мона бы расплакалась на месте? Или не поверила бы, посчитав того дураком и мигом же сбежав? Вряд ли. Скорее бы просто стояла в ступоре, прямо как сейчас. Это не её ошибка. Это действие, прописаное в сценарии. Пусть и начинает казаться, что что-то идёт не так, а Мона делает ошибки, она просто не обращает внимания. Знает ведь, что всё в порядке. Внутренний голос уже порядком достал, слушать его надоело. Пора слушать себя и свои чувства. Сердце, как говорится. — Серьёзно? — нужно было сказать после минуты шокированного состояния. — Я бы не стал так шутить. В какой-то степени Мона уже прониклась героиней и будто бы ощущала себя ей, но также проводила ассоциации и со своей жизнью. Все милые моменты, что были до этого, смутно напоминали некоторые её ситуации с Муччей. Маленькие переругивания, но забота друг к другу… Скар говорил отдохнуть и не нагружать себя. Мона не послушалась его и стоит здесь, на сцене. Также и с героиней, которой не раз говорили не привязываться к нему. — Как?.. Умрешь?.. — Она не верит, и это логично. Тяжело верить в такое сложное, но естественное событие каждого человека… — Умру, — Скар подходит ближе. — умру, но буду помнить тебя. Вечность. Вечность… Какое сложное понятие, недосягаемое для людей. Разве может существовать вечность? Люди не бессмертны. — А как я? Как я должна помнить о тебе? — приходится повышать голос. — С любовью, глупышка. Забирает в свои крепкие объятия. А Мона же тем временем должна притворяться плачущей. Хотя ей и не нужно притворяться. В действительности плачет. Мысли, роль и Мучча… всё это заставляет задуматься и пролить пару слезинок на кофту, специально подобранную для этой сцены. Скар же, скорее всего, удивлен. Не часто она перед ним плачет, а если и плачет, то обычно от счастья. Вот и настали сцены, которые учились и репетировались дольше всего. Прощальный поцелуй, которого не было. Обычное прикосновение к губам друг друга. Ведь они не пара и не встречаются, о настоящих чувствах тут и речи быть не может. А жаль. Ведь голова с сердцем полыхали, стоило лишь их губам соприкоснуться. И тотчас отдалиться, как только кулисы задвинулись, а по сцене стали передвигать декорации. — Ты же меня так не заразишь? — будто насмехаясь над ней, спрашивает Скар перед началом последней сцены — разговора перед смертью друга. — Надеюсь. Дыхание и впрямь участилось. И от «поцелуя», и от температуры, что, скорее всего, поднялась ещё сильнее. И всё из-за дурацкого сценария. А вот и она, долгожданная финальная сцена. Взгляды направлены друг на друга, а руки сцеплены вместе. Скар лежит на больничной койке. Раньше от такой сцены Мона смеялась. Теперь же она полностью серьезна, а её лицо мокрое. Но не от слёз, а от обычной воды, которой умылась для лучшего эффекта. — Прости… — были последние слова героя. И это была последняя реплика. Всё закончилось. Пьеса отыграна, и больше притворяться не надо. Всё закончилось так быстро и неожиданно. Также, как и когда-то начиналось. А ведь сперва все верили, что играть и прославлять кружок вновь будут Фишль и Беннет… Но пара человек смогли доказать обратное. Этому и следуют громкие аплодисменты и «браво», доносящиеся из зала. Улыбки на лицах актёров. Поклон и уход за кулисы, где Мона облегчённо выдыхает и устало бросается на первый свободный стул. — Молодцы, — говорит та самая зелёноволосая девушка, имя которой Куки Синобу. Обращение было ко всем, а это значит, что потрудились на славу не только главные герои. — Это было тяжело, — бормочет Скар, тоже развалившийся на стуле. Мона смотрит на него нежным, но уставшим взглядом. Знает, как он тоже вымотался. А, возможно, даже больше, чем она. — Может быть, повезёт, и нам присвоят звание «Лучший номер»? — Странно слышать это от тебя, Беннет, — отвечает пареньку Фишль, о которой что-то сказать было трудно. Наверное, та до сих пор считает, что справилась бы лучше с ролью куда лучше. Но могла быть довольна и ими, Моной и Скарой, что, конечно, маловероятно. — Но мы этого достойны, — решает вставить свои пять копеек Мона. Чувствует на себе высокомерный взгляд Фишль, которая могла посчитать, что говорит она это только про себя и Муччу, хоть было это не так. Все и вправду отлично выступили и показали себя. — Надеемся на лучшее, — под конец добавляет Куки, а затем многие расходятся. В том числе и Мона со Скарой. Девушка попятилась искать свою подругу, чтобы поделиться всем накопившимся, а парень… неизвестно. Выбегает в коридор и собирается бежать в зал, как её останавливают, схватив за руку. — Ты была великолепна. — Была удивлена, увидев Скару, вцепившегося в её руку. — Ты тоже, — не придумывает ничего оригинальнее та. — Ты всегда великолепна. Стоит в ступоре как тогда, на сцене. Но это две абсолютно разные ситуации. Слышать такое от Муччи… ей безумно нравится. Только тяжело осознавать, что вся похвала сказана в дружеском плане. — Смущаешь меня, — отводит взгляд она, выбираясь из схватки, позже пожалев о таком скором побеге. — Беги уже. И она бежит. Бежит, чтобы не показать свое смущение и слабость перед ним. Поскорее бы увидеть Люмин…***
Как назло, Люмин нигде не было. Все выступления уже давно завершились, а вскоре должны были начаться и танцы, которые обе ждали столько недель с нетерпением. Но, судя по всему, Люмин собиралась танцевать одна под землей. Ведь куда она могла ещё пропасть, кроме как провалиться под землю? И телефон Люмин тоже не брала. Автоответчик. Нервы были уже на пределе, так ещё и эта противная запись отвечает, вместо доброго и милого голоса подруги! Что же могло с ней такого приключиться, раз она даже трубку не берёт? Это не похоже на неё, — на девушку, что всегда на связи и готова ответить на звонок за секунду. И именно это беспокоило больше всего. Значит, с ней и вправду что-то произошло. Неужели как в фильмах заперли в какой-нибудь кладовке и не выпускают, и всё ради какого-то там звания? С этой мыслью она бежала сначала в подсобку, а после в раздевалки для бассейна. Чутье подсказывало, что во всём виноваты завистники, подставившие её. И пусть Люмин свое выступление отыграла невероятно (его Моне удалось послушать, репетируя за кулисами), кому-то не помешало довести её до дрожащего состояния. — Люмин! — вбегает Мона в раздевалку и обнаруживает девушку, завернутую в полотенце. По светлой макушке та сразу узнала свою подругу, пускай не распознала по одёжке. — Что случилось? — Водой облили. Холодненькой, — не поворачиваясь в её сторону, отвечает Люмин, сильнее укутываясь в полотенце. По её блондинистым волосам струились ещё не высохшие капли воды, что приземлялись на румяные щеки и мокрое насквозь полотенце. — Как в фильмах, что ли? — вспоминает свои недавние догадки. — Как в фильмах. — Мона подсиживается рядом и приобнимает одной рукой подругу, которая продолжила: — Только сомневаюсь, что там актёров обливают холодной водой. Хотя стоит сказать спасибо, что хотя бы не ледяной. — А если заболеешь? — Это вряд ли. Ты же знаешь, мне невозможно заболеть даже простым насморком. — Ты права. Ну а что насчет этих преступников? — последовал действительно важный вопрос. Кому и зачем потребовалось обливать Люмин, чистую и пушистую, словно ангел? — Очевидно, что это Кэ Цин. Вижу же, как она на меня ножи точит, — блондинка сжимает зубы, то ли от холода, то ли от злости. Но, скорее всего, от того и другого. — С чего бы ей вредить тебе? Из-за звания королевы? — Да, конечно. Думаю, так и есть. Мона не отводит взгляд от влажного лица Люмин, что крайне изменилось при ответе. Видно, что что-то недоговаривает. Но смысла выпытывать из неё информацию нет. Вряд ли та станет что-то рассказывать сейчас, в таком состоянии. Попозже ещё возможно, а в данный момент — нет. — А как же твоё платье? Танцы? — вспомнила Мона, заметив висящее в полузакрытом шкафчике платье. Недавно оно было таким красивым, чистым и глаженным… Теперь мокрое, мятое, выглядящее несвежим. В таком мало кому захочется ходить, не то что плясать. — Как как? Никак. Танцы придётся отменить. Не пойду же в купальнике кружиться, — представив эту картину, девушки улыбаются. А Мона, представив подругу в купальнике рядом с Чайльдом или Кадзухой, стала лыбиться ещё шире. Так, что напугала и так напуганную Люмин, которая и догадаться не могла о её страшных мыслях. — Не могу оставить тебя в таком положении. Хочешь, найду сменную одежду? Могу отдать свое платье. Ты же даже в прошлом году не танцевала! — беспокоится она, тем самым растапливая замершее сердце Люмин. — Ничего страшного. Переживу. Нужно только выбраться отсюда. Могла бы ты принести одежды из моего шкафчика? — Мона кивает. — Держи ключи. Досадно продолжая улыбаться, девушка в спешке выбегает из раздевалки, пусть не с самым большим желанием оставляя подругу одну. Могла же Кэ Цин, что по её мнению является инициатором, вернуться и нагадить ещё раз? Могла. И даже Люмин в подобном состоянии вряд ли сумела бы дать ей отпор, физический или моральный. Слишком уж потрясена, что и в жизни могут происходить такие злодеяния от неприятелей. Оказывается, фильмы не всегда иллюстрируют ложь… Вот впохыхах спускается по лестнице, сжимая в руке ключи. И чуть не врезается в Кэ Цин, которая неожиданно заградила ей дорогу со своей подружкой Гань Юй. — Смотри, куда бежишь! — восклицает фиолетоволосая, свысока глядя на девушку. Пока она улыбается в своем чистом и пышном платье, бедная Люмин пытается справиться со своим разочарованием в виде промокшего до ниточки платья и волос, похожих на сосульки! Злило до боли в ладони, в которой сжимался ключ. — А ты лучше смотри по сторонам, — прозвучало двусмысленно. Мона, добившись хмурого взгляда Кэ Цин, по-тихому сбежала, оставляя эту злодейку стоять в своем длинном платишке посреди лестницы, которая уже заполнилась людьми, желавшими пройти. Наконец доходит до шкафчиков. После встречи с Кэ Цин настроение упало ещё ниже. Раздражала она её не меньше, чем подругу. Всегда пыталась казаться выше и лучше, чем на самом деле являлась. Да и тот факт, что та встречается с Чайльдом (а в голове у Моны он суженый Люмин), отношение двух подруг к ней не менял, а только наоборот. Ведь лишь глупые девочки могут бегать за таким парнем, как Тарталья, а после и верить в долгие и крепкие отношения с ним. Пока ему не наскучит играть в парочку, конечно. Тогда уже расставание, боль и месть следующим его девушкам. Сколько ещё это будет продолжаться? Звёзды точного ответа дать не могут, а потому Мона не знает. Знает лишь то, что он, кажись, вновь стал королём бала… Схватив вещи и побежав обратно в раздевалку с новой, «неожиданной» новостью, Мона краем уха слушает отдаленные голоса из зала. Девчачьи крики, чей-то свист, гудение по всей школе и аплодисменты. Встречайте же его, короля этого бала! А если уходить в более глубокие понятия, то и школы… — Спасибо, — благодарит подругу Люмин, стоит ей лишь получить долгожданную сменную одежду. Точнее, это была обычная физкультурная форма. Белая футболка и чёрные штаны, ничего примечательного. В таком прикиде можно посидеть в сторонке и понаблюдать за весельем других. Но также можно и заработать кучу прикованных взглядов вроде «Что она тут забыла?», «Точно на бал пришла?» Жизнь порой не справедлива, и это всем знакомо. Несправедливо то, что Люмин вновь не может насладиться балом, пока Рыжик второй раз подряд становится королем, веселясь и радуясь жизни по полной. Представить, как тот стоит в окружении толпы длиноногих девушек-красавиц, которых любили лишь за внешность, для Люмин и Моны было несложно. Услышав эту новость, в первую очередь у девушек такая картина и всплыла. А также рядом с королём обязательно должна была появиться его девушка, которая, скорее всего, также стала королевой этого дня. К сожалению, обе подруги объявление о личности королевы благополучно пропустили. — Вот же чёрт! — ругается Люмин, уже переодевшись и с волнением теребя край футболки, в которой входить в зал ей точно не хотелось. Стоит ей только зайти, как все взгляды от Чайльда перейдут к ней. И в этом Мона ей безумно сопереживала. — Неужели ни один бал я не смогу посетить спокойно? — Пока на них есть Чайльд, видимо, что нет, — комментирует тёмноволосая. — Забрал у меня всю удачу и ходит радуется. — Вместе с Кэ Цин, — кидает Мона, после чего сразу хватает подругу за руку и ведёт из раздевалки в свет, чтобы та не успела ничего сказать и сделать. И это работает: уже в коридоре Люмин стоит ровно рядом с ней, ожидая «приказаний». Но их как таковых и не было. Одно лишь — хотя бы попытаться зайти в зал и покачать головой под музыку. Ну, либо же найти такого же невезунчика, как она. Правда, Мона и сама сомневается, что сегодня успели ещё кого-то облить водичкой. В зал обе заходят с волнением и тяжелым трепетом в груди. Но всё это улетучивается, стоит лишь завидеть высочайшую ёлку в центре зала, всю обвешаную новогодними игрушками. На них никто толком не обратил внимания, а если и обратил, то явно тотчас же забыл о вошедших. Да и Мона не особо парилась об остальных и не рассматривала зал с опаской, как это больше делала Люмин. Как и ожидалось, внимание было приковано к двум персонам: Рыжику и… ёлке. Звезда, что горела на самой верхушке, была самая притягательная. Отвести взгляд от такой красоты всегда тяжело, а потому люди и столпились в очереди, чтобы нормально сфотографироваться на фоне душистой зелени. — Вау, — слышится голос Люмин позади, что также рассматривала чудесное творение, притаив дыхание. В прошлом году ей не удалось увидеть ёлку вживую, поэтому её удивление и восхищение было гораздо больше, чем у той же Моны. Но обе также не удержались от фотографии, которую сделали после небольшой «стычки». Уселись на свободное место где-то возле запасного выхода, где особо никто не гулял. — Такой улыбчивый, что бесит, — имеет в виду Чайльда Люмин, уже успев переключиться с главной ёлки на вторую, вокруг которой с радостью водили хороводы фанатки. — Не смотри на него, — советует Мона, но знает, что блондинка её не послушает. Ей просто необходимо следить за каждым шагом своего неприятеля, а также комментировать каждое его движение. А это значит, что не смотреть на него никак не получается. — А ты лучше не вянь здесь со мной, — отвечает Люмин, раздраженно болтая ногами. — С чего это я вяну? — Сейчас расцветёшь. Вон там Скар стоит, поэтому я пойду и поищу другое место… — Не уходи! — восклицает Мона, и вправду замечая вдали друга. — Пока-пока. — Махает ей ладошка перед тем, как девушка полностью смирится с такой участью быть преданной и переданной в плен. Люмин покидает её также быстро, как и Скар, неожиданно оказавшийся рядом. Мастер появлений остается в своём же репертуаре, когда садится рядом, даже не попривествовав подругу, а уж тем более не попросив разрешения. Моне было жутко неловко находиться рядом с Муччей после происходящего между ними на сцене… Да и чувства к нему только усилились, стоило лишь услышать слова о любви с его уст, и то не от чистого сердца, а по сценарию. И в глубине души Мона всё же надеялась и даже верила, что эти признания были сказаны по-настоящему. — Как дела? — первым начинает разговор Мучча и тем самым заводит в ступор девушку, которая только что хотела спросить то же самое. Тот немного поворачивается лицом к ней, выставляя напоказ любимое Моной лицо, его глаза, щеки, губы, нос… Каждая деталь была слишком прекрасна и любима. — Нормально. Сдержалась от ответа «Так себе», ведь последовал бы очевидный вопрос «Почему?» Тогда бы пришлось рассказывать про Люмин, а Скар это просто так без внимания не оставил бы. И Мона сомневается, что её подруга хочет, чтобы другие знали о произошедшей ситуации. — Тоже. — Парень встаёт и протягивает руку, вновь ошеломляя Мону своим поведением. Не верится, что он говорит… — Может быть, потанцуем? Такое она могла увидеть только во снах, либо же в своих самых сладких мечтах. Чтобы Мучча пригласил её на танец… Конечно, в её фантазиях он выглядел более сексуально: причесанный и с довольной ухмылкой; руку подавал не вяло, галстук не трогал. И приглашал обязательно в более вежливой и интеллигентной форме!.. А тут же рубашка слегка помятая, галстук криво завязан, лицо кислое и предложение сказано с каким-то пофигизмом. Будто излишняя вежливость, не более. Но долго над ответом раздумывать не пришлось. Это было четкое и уверенное «да», которая Мона произнесла без каких-либо сомнений. Прикоснулась кончиками пальцев к нежной коже ладони парня, почувствовав легкий ток, который пробежался до чувствительной шеи. А когда Скар уже полностью взял её руку и потянул к себе, девушка была готова расплавиться на месте. Его ладонь крепко сжимала чужую, переплеталась с пальцами и тянула за собой, куда-то к центру зала. И по пути Мону настигал страх. Людей было так много, и все танцевали… Сможет ли она не упасть во время танца от тёплых прикосновений Муччи, его внимательных взглядов и слишком близких губ? Надеялась, что нет. Ведь танец уже начался, а отказываться и бежать было поздно. Краем глаза в одном из углов зала замечает Люмин, а рядом с ней и того самого «принижающего себя» Кадзуху. Ухмыляется, так как знает, что он точно не мог не пригласить её на танец. Каэдахара был ещё тем джентльменом, кто обязательно должен пригласить красивую даму на танец. С началом музыки Скарамучча аккуратно кладёт руку на талию девушки. Смотрит в её растерянные глаза, тем самым спрашивая: «Всё в порядке?» Девушка кивает, после чего парень хватает её маленькую ладошку, заставив в очередной раз вздрогнуть от неожиданных ощущений. Делает шаг назад, Моне приходится последовать за ним. Чувствует его пристальный и долгий взгляд, пускай сама его отводит. Пытается сосредоточиться на танце, но получается плохо. Но вскоре и ей удалось получить наслаждение. Уже легко подхватив его идею, продолжает кружиться в легком танце. Вновь ожили бабочки, танцуя вместе с ними. Глаза Моны загорелись также, как и розовые щеки. Мягкая улыбка Муччи хорошо действует на неё и на веселящихся бабочек в животе. Движения всё чётче и легче, а их взгляды сталкиваются всё чаще, с горящим пламенем, вызванным музыкой и танцем. Не было никакого дела до других. Время будто остановилось, и пара кружилась по всему залу совершенно одна, в застывшем пространстве с одной лишь звучащей музыкой. Она не могла закончиться так быстро. Их танец мог длиться бесконечность. Азарт, что проснулся вместе с бабочками, просил больше и больше. Больше взглядов, больше прикосновений, больше навороченных кругов! Нет ничего страшнее чем Мона, полностью погрузившаяся в дело. И нет ничего страшнее, когда это дело прерывают. Когда музыка заканчивается, а Мучча отпускает её, сделав поклон. Поклонившись ему в ответ, девушка собиралась попросить ещё один танец, пускай и ожидая неудачи. — Ноги устали, — к её сожалению говорит тот. А Мона не могла заставлять Скару танцевать через боль и «не хочу». — Хорошо. Тогда пока? — Пока… — оба собираются разойтись по сторонам, но резко парень останавливает её хваткой за руку. — Хотя нет! Я хотел спросить. Отпразднуем Новый год семьями вместе? Услышав предложение, сразу хотелось ответить согласием. Ведь праздновать этот прекрасный праздник вместе… Мона не могла не мечтать об этом перед сном. Как раз недавно представляла, как оба стоят на холодной улице и любуются фейерверками. Это и вправду очень заманчиво. — А родители не против? — Мои — нет. Его нет, а что насчет её? — Мне хотелось бы, но я не знаю, что скажут на это мои родители. Надеюсь, что согласием. — Тогда можешь передать им? — Да, конечно. — Отлично, а теперь пока. — Парень уже хотел покинуть её, но Мона не позволила ему сделать это, ведь прекрасно понимает, что так быть не должно. — Куда пойдешь? — спрашивает та. — Домой, куда же ещё? — недоумевая отвечает Скар. Эх, парни в действительности совсем не понимают намеков… — А про меня не забыл? Изобразив на своём лице что-то вроде изнуренности, парень выдыхает так, будто бы его пытают: — Ну что ты как дитя малое? Пошли, раз бабайки боишься. — Вообще-то, правило девушек до дома провожать не я придумала, — обиженно фыркает Мона. — Ладно-ладно. Не показывая своего счастья снаружи, внутри Мона радуется своей маленькой победе. Вечер оказался куда более приятным, чем она ожидала. Её шипперское сердце не могло не трепетать от сообщений Люмин, которая, по всей видимости, также хорошо проводила своё время. Улыбка с лица Моны не сползала до самого вечера. Ровно до того момента, пока она не уснула под тёплым одеялом крепким, сладким сном.