Две сироты

      — Так разбудите её, в чём проблема?       — Может быть, в том, что здесь я решаю, когда и кого следует «будить»?       — Из-за вас я не могу оперативно получить важные сведения! Десятки моих людей отдали жизни ради этих детей!       — Если вы сейчас же не уймётесь, то, боюсь, вряд ли вы сможете поговорить с «детьми» в ближайшее время. И если уж на то пошло, стоило лучше выполнять свою работу и защитить детей от какого-то негодяя, а не подбирать их полуживыми и требовать быстро привести в норму, как будто это прям можно сделать по одному щелчку!       Гермиона периодически слышала чьи-то голоса и порой они были очень громкими. Кажется, неподалёку от неё кто-то горячо спорил. Она вроде бы даже слышала хлоп двери, но не смогла разомкнуть веки. Её тело невероятно отяжелело и перестало слушаться, сил было крайне мало, она приходила ненадолго в сознание и от любого усилия, точно бумажная лодочка от лёгкого дуновения ветра, снова уплывала в безвременье. Кажется, её периодически кто-то касался. По крайней мере, в минуты, когда сознание ненадолго возвращалось, Гермиона чувствовала, как на лбу, щеках и губах возникала влага, чувствовала странный холодок, ненадолго пробегавший по всему телу, а затем снова становилось тепло, и она отключалась.       Сколько прошло времени, прежде чем Гермиона открыла глаза, она не имела никакого понятия. В первую минуту её внимание привлекли светлые стены палаты, в которой она находилась. Затем её взгляд скользнул чуть ниже, и Гермиона смогла рассмотреть не только койку, на которой лежала, укрытая одеялом, но и свою правую руку в гипсе. От небольшого умственного усилия, она ощутила боль в висках и охнула. Ей сразу же вспомнились последние события. Попытка улететь от Волан-де-Морта на метле… летящие в спину заклятия… голос друга… и яркий свет, ударивший в глаза.       «Гарри…» — хотела произнести Гермиона, но её пересохшие губы разомкнулись и с них не слетел ни один звук.       Она немного напряглась, желая приподняться, и в тот же момент не сдержала стон:       — А-а-а-а-а-й!       От резкого движения спину пронзило как будто током, от таза до шеи. Послышались торопливые шаги, хлоп двери и женский голос:       — Она очнулась! Сэр, она пришла в себя! Милая, не двигайся, тебе сейчас нельзя напрягаться! — взволнованно твердила незнакомка в светлой мании и с шапочкой на голове.       Она заботливо укрыла Гермиону одеялом и налила в стакан воды.       — Хочешь?       — Где я? Где Гарри? Что с ним? — вместо этого спросила Гермиона, скривившись от неприятного ощущения.       Следом за незнакомкой в палату прошёл пожилой мужчина, у него были седые волосы и небольшая борода. На нём тоже была надета светлая мантия, но вместо изображения лиловых цветов на плечах и воротнике у него на груди значились какие-то символы.       — Что тут у нас такое? Мисс не терпится подняться? — спросил он, обратив к ней орехового цвета глаза, и его брови немного приподнялись. — Ой, прошу прощения… Мэри, куда вы дели настойку? Девочка испытывает дискомфорт, немедленно добавьте ей три капли в воду.       — Да, сэр.       — Что…       Гермиона не успела закончить фразу, как её голову немного приподняли от подушки, а к губам поднесли стакан. Питьё оказалось горьким на вкус, но зато сухость в горле тут же исчезла, а спина перестала болеть.       — Что со мной? — спросила Гермиона, без лишних вопросов поняв, что она явно находится в волшебной больнице, где работают целители, о которых ей доводилось читать в книжках. Вполне вероятно, что пожилой мужчина старший над другими, по крайней мере, над женщиной, раз может ей приказывать.       — Вы повредили позвоночник, — ответил он, увидел, как изменилось её лицо, и заговорил куда быстрее и ласковее: — О нет, не стоит так пугаться, моя дорогая. Ничего критичного не произошло, даже не думайте ни о чём плохом. День-два и вы у меня будете и ходить, и бегать, — заверил он и погладил её по ладошке. — Ах да, я не представился… как некрасиво с моей стороны… Зовите меня Джон… Нет, лучше дядя Джон. Да, так меня раньше называли дети, когда я работал в нью-йоркской больнице.       «Дядя Джон» улыбнулся, по всей видимости, предавшись приятным воспоминаниям, а Гермиона, наоборот, почувствовала себя хуже некуда. Ей подумалось, что если Волан-де-Морт сегодня придёт за ней, то она даже убежать от него не сможет. Подумалось, что она обречена, и в её горле возник ком.       — А Гарри? — спросила она дрогнувшим голосом. — Со мной… был парень… мой друг, он…       — Он в соседней палате. Неоднократно о вас спрашивал… Вы же Гермиона, верно? Мне можно вас так называть?       — Да, я…       Сердце Гермионы забилось чуть быстрее, а дыхание спёрло. Гарри в соседней палате! Он жив, он скрылся, он рядом! Он спрашивал о ней... От мыслей о нём к её щекам прилила горячая кровь. Гермиона хотела столько всего узнать у дяди Джона, но их разговор внезапно нарушил крепкий тип, без стука зашедший в палату. Он был среднего роста, темноволосый, одетый в тёмно-синюю мантию и тёмные брюки.       — Очнулась, значит, — сказал этот тип и двинулся к койке. — У меня к тебе масса вопросов, девочка, и советую честно на них ответить.       Вблизи можно было рассмотреть и его смуглое лицо, покрытое старыми тёмно-алыми шрамами. Этому типу стоило лишь направить на Гермиону свои серые глаза, как ей захотелось укрыться поплотнее от холода и угрозы, что излучал его взгляд.       — Скотт, вы переходите всяческие границы, — ответил вместо неё дядя Джон. — Вам уже предоставили все воспоминания и показания мальчика. Если вы сейчас же не покинете палату, я буду вынужден сообщить о давлении на моих пациентов президенту.       — Сама президент уполномочила меня в кратчайшие сроки разобраться в этом деле, — ответил страшный тип, названный Скоттом, и перевёл свой взгляд на целителя, — я отвечаю за нашу с вами безопасность, поэтому советую сейчас же предоставить мне все воспоминания девочки и не мешать нашему разговору!        — Хорошо… — согласился дядя Джон с не очень довольным видом. — Но только в моём присутствии. Замечу хоть одну попытку запугать… или иным образом навредить девочке, и мы сразу же выясним, где заканчиваются ваши «полномочия» и начинаются мои, — строго предупредил он. — Мэри, оставьте нас.       Миловидная женщина в светлой мантии покинула палату. Страшный тип, чем-то напоминавшей Гермионе добермана, повернул к ней голову и достал из кармана мантии блокнот. Как выяснилось чуть позже, Скотт являлся главным мракоборцем при местном органе власти, больше известном как МАКУСА. Поначалу он лишь задавал простые вопросы: откуда Гермиона родом, сколько ей лет, где её родители, как она с другом оказалась в Америке и почему какой-то ненормальный за ними гнался. Но потом он стал уточнять и переспрашивать.       — Хорошо, допустим, что это Волан-де-Морт, мальчик мне то же самое твердил, — соглашался Скотт, но не так чтобы охотно. — Зачем ему вдруг понадобилось гнаться за вами?       — Чтобы… убить Гарри, — отвечала Гермиона, ощущая себя при этом крайне беззащитной.       Ей казалось, словно они с другом снова оказались в ловушке. В Британии на слова Гарри никто не отреагировал должным образом, его там признали лгуном, а смерть Седрика выставили несчастным случаем. Почему должны поверить здесь? Скотт того и гляди скоро предъявит ей обвинения.       — Клянусь, мы только защищались! — в отчаянии воскликнула она, чувствуя, как в глазах образуются слёзы.       Волан-де-Морт лишил их с Гарри самых близких людей, неужели теперь они из-за него лишатся своих палочек? Неужели их лишат свободы или же отправят обратно в Британию? Неужели Волан-де-Морту сойдёт с рук смерть тех безвинных людей, магглов и волшебников, которых она успела увидеть, прежде чем отключилась?       — Он атаковал нас! Он хотел убить Гарри! Мы только пытались спастись! Мы не хотели нарушать Статут! Берите мои воспоминания или что вам нужно… Прошу, только не отправляйте нас обратно! Вол… Он нас убьёт. Он ненормальный! Он… он не человек, он чудовище, он…       Гермиона и не заметила, как слёзы покатились по щекам, её всю трясло от накатывающих воспоминаний. От хаоса, происходившего какие-то часы назад, от жутких картин, где на дорогах лежали мёртвые люди. Если Скотт и хотел что-то ещё выяснить, то дядя Джон его оборвал.       — Довольно! — резко сказал он и достал из кармана чистый носовой платок. Он бережно коснулся им одной щеки Гермионы, затем другой и бросил этот платок Скотту. — Вы уже получили достаточно ответов на свои вопросы, а теперь забирайте это и убирайтесь за дверь. Там и отвечайте «за безопасность», а здесь я сам разберусь, что мне делать.       При других обстоятельствах Гермиона бы задумалась, зачем платок с её слезами понадобился главному мракоборцу — тот аж достал из кармана полиэтиленовый пакетик, в который уложил платок, будто ценную улику, — но сейчас ей было невыносимо. Казалось, что ничего не закончилось и скоро они снова увидят Волан-де-Морта.       — Н-нас посадят? — спросила она у дяди Джона.       — За что? — удивился тот. — За то, что вы участвовали в неразберихе, последствия которой даже обученные бойцы до сих пор не могут устранить? Думаю, это вряд ли, моя дорогая.       — Тогда что… что с нами будет?       Целитель вздохнул и снова погладил её по ладошке.       — Я бы очень хотел вам ответить, Гермиона, но, боюсь, это не в моей власти. Что с вами делать, будет решать госпожа президент, а она женщина разумная и строгая. Она разберётся во всех обстоятельствах произошедшего, прежде чем принимать какое-либо решение. Думаю, если вы и впрямь ни в чём преступном не замешаны, вам нечего бояться. Ни вам, ни вашему другу, а пока давайте не будем думать о плохом. Кстати, кое-кто очень желал вас увидеть… Дайте-ка мне минутку…       Он отошёл от койки и прошёл сквозь стену. Гермиона утёрла здоровой рукой влагу с подбородка и услышала совсем близко крайне волнующий её голос.       — Гермиона! — Гарри выскочил из-за стены вместе с дядей Джоном и оказался у её койки. — Как ты? Как себя чувствуешь? — взволнованно спросил он.       Гермиона хотела бы ему ответить, но поняла, что слёзы снова собираются в уголках её глаз. В этот раз не от страха или отчаяния, а от того, что самый близкий человек снова находился рядом.       — Г-гарри… — всё, что смогла она сказать и шмыгнула носом.       Гарри стоял в шаге от её койки, практически невредимый, если не считать несколько порезов и синяков на лице. Он был одет в полосатые пижамные штаны и светлую футболку.       — Что ж, я вас, пожалуй, оставлю, — произнёс дядя Джон. — Гермиона, слева от вас колокольчик, если что-то будет нужно, зовите, не стесняйтесь. Гарри… очень надеюсь на ваше благоразумие, не утомите подругу, — прибавил он и вышел из палаты.       Какие-то мгновения они просто молчали, не сводя друг с друга глаз. Гермиона видела, как изогнулись в улыбке губы Гарри, и её собственные тоже дрогнули. Изумрудные глаза друга как будто бы стали светлее и ярче от одного её вида. Гермионе жутко захотелось снова прижаться к его груди, обнять или хотя бы просто прикоснуться к нему. Убедиться, что всё это не сон, но приподняться сейчас не представлялось возможным. Она немного напряглась и оторвала от койки левую руку.       — Нет, ты лежи, тебе нельзя пока вставать! — тут же озабоченно сказал Гарри и сдвинулся с места. Он уселся на край койки и взял её руку в свою. — Мне сказали, что тебе день только полежать нужно, чтобы… ну, всё срослось, как надо, и больно не будет, — торопливо прибавил он. — Тебе ведь не больно?       — Н-нет, — ответила тронутая Гермиона, не отрывая от него взгляд.       Её пальцы заскользили от его запястья к локтю и чуть выше. Это точно был Гарри. Её Гарри. Живой. Настоящий. Прямо перед ней. Он оторвал её ладошку от своего предплечья и прижал к груди, словно ему тоже было невероятно важно хотя бы коснуться руки дорогого ему человека.       — Представляешь, они его убили! — помолчав, сказал Гарри.       — Кто? Кого? — не сразу поняла Гермиона.       — Местные мракоборцы! Они убили Волан-де-Морта! — восхищённо пояснил он. — Отобрали у магглов всю энергию и зажарили его как на электрическом стуле! Я сам видел, как они его атаковали, а потом…       Гарри сделал глубокий вдох и принялся оживлённо пересказывать ей события, происходившие после того, как они столкнулись с машиной.

***

      Ночь у дяди Джона, вернее, у Джона Хоупреда, главного целителя больницы Сент-Патрик, оказалась очень и очень непростой. Он на ходу распределил, как разместить раненых мракоборцев по палатам, чтобы наконец избавить коридор от толкотни, велел подчинённым в первую очередь оказывать помощь тяжелораненным, приказал заместителю вызвать в помощь даже тех целителей, кто отдыхал после смены, а сам занялся подростками, коих в своём возрасте он мог смело именовать детьми. Девочка с каштановой гривой волос не вызвала у него особого интереса, но, поскольку дети были важны самой госпоже президенту, то он лично выписал рецепты настоек и мазей и велел одной из лучших своих учениц ухаживать за девочкой. После этого Джон ушёл в соседнюю палату к мальчику, тоже лежащему на койке без сознания. На первый взгляд целителю показалось, что этот темноволосый мальчик пострадал не больше, чем девочка, скорее даже наоборот, он не имел серьёзных повреждений кроме сломанного ребра и пары ушибов. Но потом Джон тоже провёл диагностику и понял, что же так смущало его коллегу.       — Одно точно — это не обскур, — спустя время докладывал Джон, сидя за длинным столом в кабинете президента МАКУСА. — Природа обскуров такова, что их магия обращается против них и вредит как окружающим, так и им самим, чем, собственно, и объясняется смерть обскуров в ещё очень раннем возрасте. У этого мальчика с магией всё в полном порядке, но то, что находится в нём… Это куда хуже, чем паразитический сгусток тёмной энергии.       — Что же это тогда, по-вашему, Джон? — спросила госпожа президент.       Этот разговор происходил ночью, в кабинете царил полумрак, прорезаемый тусклым светом настольной лампы. Госпожа президент представляла собой среднего сложения женщину на вид лет пятидесяти, хотя многие знали, что не так давно она справляла как минимум десятый юбилей и нянчила правнука. О возрасте госпожи президента не принято было говорить, как и о том, что её тёмные волосы не тронула седина, что обычно не бывает без зелий или каких-то других вспомогательных средств. Даже Джон, немало повидавший на своём веку, испытывал некоторое волнение, сидя перед ней.       — Тёмная магия… очень древняя тёмная магия… Такое, как в мальчике, я видел только раз в своей жизни, моя госпожа, — вежливо ответил он. — Тогда я был ещё очень юн и входил в состав исследовательской группы… Боюсь, большего я не смогу вам раскрыть — мне и другим участникам группы пришлось кровью подписывать документы о неразглашении и нарушение для меня равносильно смерти. Только в вашей власти рассекретить эти сведения.       Разговор был прерван на какое-то время. Госпожа президент велела одному из сотрудников принести ей то, из-за чего бедняга растерялся.       — Может быть, я неясно выразилась? — холодно переспросила она.       — Нет, мэм, всё будет исполнено! — взволнованно ответил сотрудник и выскочил из кабинета.       Через какие-то минуты на столе президента стоял чёрный ящик. У него не было ни прорези для ключа, ни швов, ни каких-либо символов на стенках. Госпожа президент постучала по ящику палочкой, и тот внезапно заскрипел. Его стенки стали медленно разъезжаться в разные стороны, и на самой верхней можно было увидеть лишь одно слово, вспыхнувшее серебром, словно предупреждение.       «Грин-де-Вальд».       Ящик наконец развалился на части, и на поверхности стола появились десятки самых различных свитков, которые тут же развернулись сами собой и в несколько рядов повисли в воздухе.       — Второй пергамент справа в третьем сверху ряду, моя госпожа, — подсказал Джон. — Исследование объекта икс.       Госпожа президент взмахнула палочкой, и остальные пергаменты упали обратно на стол. Её глаза медленно скользили по тексту, а выражение лица не менялось.       — Часть души? — после некоторого молчания спросила президент и посмотрела на Джона. — В живом человеке?       — Я и сам удивлён не меньше вашего, моя дорогая, — хмуро ответил он. — Не думал, что эту магию всё ещё использует, но…       — Все источники её содержащие подлежат уничтожению согласно положению, принятому ещё более пятидесяти лет назад МКМ! — строго отрезала президент, и в её кабинете наступила тишина.       И она, и Джон прекрасно понимали, что это значит. Кто-то не уничтожил важные источники о тёмной магии и позволил этим сведениям распространиться. Этот кто-то ответственен за появление в Америке ненормального тёмного мага. Из-за недобросовестного отношения или же жалости нарушителя погибло больше десятка мракоборцев, а также пострадало немалое количество их коллег и безвинных магглов. Джон и госпожа президент думали об одном и том же человеке, но не произносили его имя вслух. Не каждый день их подозрения падали на главу самого МКМ, некогда победившего Грин-де-Вальда. Кто же ещё мог знать магию, схожую с той, что использовал первый? Выходит, не зря их раньше не пускали на территорию Британии: никто не хотел, чтобы было установлено грубое нарушение принятых ранее соглашений.       — Понимаю, что положение непростое, Джулия, — впервые назвал президента по имени Джон. — Но вряд ли я смогу помочь вам хоть чем-то в этой ситуации. Моё дело — это лечение больных, а в этом плане…       — За это не беспокойтесь, я разберусь, что со всем этим делать, — оборвала его президент. — Лучше скажите мне, а этот… кусок души как-то можно извлечь из мальчика? Здесь написано, что группе пришлось уничтожить объект икс при помощи Адского пламени, по-другому на него невозможно было воздействовать.       — Теоретически можно, я думаю. Например, прибегнуть к той же маггловской медицине, временно остановить сердце мальчика и тем самым обмануть часть души в нём, чтобы выманить наружу из непригодного сосуда. Но возможно ли это на практике… не знаю.       — Хорошо, тогда я подключу к вам весь научный отдел, и подумайте над этим вопросом вместе. Мне нужны оба объекта — и мальчик, и та часть души, что застряла в нём.       — А если вдруг ситуация выйдет из-под контроля? Сами знаете, не всегда всё можно рассчитать и предусмотреть…       — В таком случае спасайте мальчика, его жизнь для нас крайне важна.       — Хорошо, моя госпожа, я вас понял.       Он невольно угодил в серьёзную заварушку, понял Джон и не спал всю ночь. Что бы там ни решила президент — уладить вопрос мирно или же призвать виновных в смерти её людей к ответу — он решил, что ему нужно беречь детей любой ценой. Пока они живы и здоровы, к нему не будет никаких претензий, а всё остальное — это уже не его головная боль и не его уровня проблемы.