Sorry, I love you

— Это несправедливо, что мы даже 31 декабря учимся, — протяжно стонет парень и топает ногами, как капризный ребёнок. — Феликс, ты слишком шумный, — вздыхает Ким. — Я не с тобой разговариваю, зануда. — Хочу обратить твое внимание на то, что Хван не удосужился даже голову свою поднять и вполне возможно, что он спит, а ты тут уже болтаешь минут десять сам с собой. Иди уже на свое место, скоро урок начнется. Феликс начинает будить Хёнджина, и когда тот тихо отвечает, что всё это время не спал, довольным уходит на своё место. — Ты правда слушал всё, что он говорил? — когда уходит Ли, незаинтересованно спрашивает Ким. — Да. — Тогда тебе стоит передать своему новоиспеченному другу, что дарить Чану трусы с кроликами на Новый год ужасная идея. — Почему? — хлопает глазами Хван и незаметно начинает разглядывать профиль старосты, через щель, которая образовалась между его рукой и партой. Блондин продолжает лежать, ему было так удобнее. — Потому что Чан мой друг, и он любит черный цвет, а не кроликов. — А ты? — А зачем Феликсу дарить мне трусы? — усмехается Ким и поворачивается в сторону Хёнджина, повторяя его позу. Они лежат на партах и смотрят в глаза друг друга, а сердце Хёнджина стучит уже не так, как минуту назад. — Ч-что ты любишь? — жутко волнуясь, спрашивает Хван и отводит глаза. Ему показалось, что стоит отблагодарить Сынмина за помощь с Джексоном и за то, что он донес его до медкабинета. Почему бы не сделать ему небольшой подарок? Словами Хван все равно не умеет благодарить, а Чонин вчера во время разговора по телефону сказал, что подарок — это отличное решение. — Ты меня поставил в тупик, — озадаченно отвечает Ким, но затем расплывается в улыбке, — давно меня о таком не спрашивали. Я не знаю, Хван. «Видимо, он просто не хочет со мной делиться своими предпочтениями…» — Хёнджин ничего не отвечает, он разочарованно отворачивается к окну. И игнорирует Кима до конца дня, а после уроков с трудом отделывается от Феликса и, наконец, оказывается дома. — Ты нашел себе друга? — нарушает тишину мужчина, войдя в комнату внука. — Да. Ты же так хотел этого. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Вчера, вернувшись домой, блондин на эмоциях начал рисовать. И каково же было его удивления, когда с листов на него смотрели глубокие черные глаза старосты. И Хёнджин чувствовал себя хорошо, он был действительно счастлив. Воспоминания о вчерашнем вечере были развеяны звуком уведомления. Чонин: Опять зассал или спросил у своего героя, что ему нравится? Хёнджин: Он не мой И он мне ничего толком не ответил И я уже не хочу его благодарить, пусть идет в жопу Чонин: В твою? Я тебе уже говорил, тупица Просто подари один из рисунков, которые ты мне вчера скинул Хёнджин: Я это рисовал для себя! Чонин: Ты же понимаешь, что ты нарисовал своего одноклассника для себя? Хёнджин: Я часто рисую незнакомых людей Я и тебя рисовал! Чонин: Но не пять же раз за раз Попахивает амурными делами… Хёнджин: Я ТЕБЯ СЕЙЧАС ЗАБЛОКИРУЮ ЧТО ЗА БРЕД!??????!!!?!!! Чонин: Не хотел говорить тебе это по телефону вчера, но твои симптомы АХАХАХАЗЗАВДАД которые ты назвал простудой ПЖАЗАХАХЗА ЭТО НАЗЫВАЕТСЯ СИМПАТИЕЙ Или даже ВЛЮБЛЕННОСТЬЮ Чонин был добавлен в черный список. Хёнджин обязательно его оттуда достанет, когда ночью всё же решит нарисовать что-то на подобии открытки для Сынмина, а потом и для Феликса, тем самым доказывая себе, что он ни в кого не влюблен. *** — Это мне? — было ощущение, что из глаз Феликса сейчас звезды появляться начнут, настолько он был счастлив небольшому подарку. Это была открытка, на обложке, которой было красиво введено чем-то блестящим «Happy New Year», а внутри на Феликса смотрел он сам и выглядел он на этом рисунке совершенно волшебно. — Я даже подумать не мог, что ты настолько талантлив. — Подумаешь… — Хёнджин, не зли меня! Это действительно прекрасно, — прослезился Феликс, — и я безумно хочу тебя обнять, но не буду ставить тебя в неловкое положение. — Спасибо. За всей этой идиллией наблюдает Ким и тихо посмеивается, он рад тому, что новенький хоть с кем-то сблизился, ведь от старосты он продолжает шарахаться. Довольный Хёнджин возвращается на своё место, и ему остается сделать самое сложное, подарить открытку Сынмину. Почему это было сложным, даже сам Хван не знал. Но противный червячок в голове повторял слова Чонина, и блондину становилось совсем дурно, а сердце уходило в пятки. Ни за одну перемену он так и не решился подойти к Сынмину. И сам староста тоже не начинал разговор, он был как всегда погружен в учебу. В конце последнего урока Хёнджин решается на отчаянный шаг, так как он отказывается принимать свою влюбленность в Кима. Кто же влюбляется за три дня? Что за глупости? Хван пишет сообщение дедушке о том, что вернется домой сам и глубоко протяжно вздыхает. — Хёнджин, я приглашаю тебя завтра отпраздновать со мной и с моими друзьями Новый год, конечно, когда твой дедушка отпустит тебя, — с энтузиазмом заявляет Феликс и смотрит на блондина щенячьими глазами, — отказы не принимаются. — Ладно, — на автомате отвечает Хёнджин, потому что голова забита совершенно другим. — Ты правда согласен? — Да… — осознание пришло с сожалением, но уже было поздно отказывать Феликсу. — Тогда увидимся завтра, я тебе напишу адрес, — счастливо махает руками Ли и уходит домой. — А вы прямо не разлей вода, — раздается мелодичный голос старосты с нотками сарказма. — Ты домой? — резко спрашивает Хёнджин, смотря в пол. — Да, представь себе, у меня тоже есть дом как и у всех и я иду домой, — язвит Ким, слабо понимая, чего от него хотят. Он с интересом разглядывает Хёнджина, блондин выглядит очаровательно: его волосы распущены, но не закрывают как обычно лицо, а заправлены за уши. — Мы можем немного п-пройтись и поговорить? — Сынмин давно заметил, что Хёнджин начинает заикаться и запинаться, когда чувствует себя не в своей тарелке, но сейчас его выдают ещё и горящие щеки. В голову старосты начинает закрадываться не очень хорошая мысль: неужели он нравится Хвану? — Ты ведешь себя странно, но пошли пройдемся, мне как раз нужно зайти в учительскую, — пожимает плечами Ким. И вот они снова идут, как в первую встречу, но на этот раз в обратном направлении. Хёнджин выглядит всё также забавно в своей длиннющей куртке, а его нос и щеки слегка покраснели от холода. Хван снова спотыкается на стеклянном мосту, поэтому брюнет начинает придерживать его за локоть, и этого достаточно, чтобы сердце бедного Хёнджина предательски пропускало удары один за другим. — О чем ты хотел поговорить? — голос Сынмина настолько мелодичный, что Хёнджину хочется слушать его вечно. Осознание приходит с головокружительной эйфорией. Ему нравится Ким Сынмин. Ему безумно нравится Ким Сынмин! — Х-хотел отдать это, — дрожащей рукой он протягивает открытку и заливается румянцем, как только они встречаются глазами. Хёнджин готов вечно рисовать Сынмина, запечатлеть каждое выражение его лица. — Я тебе нравлюсь? Блондина будто оглушает, ноги становятся ватными, а губы не хотят размыкаться от жуткой паники. Блестящие хлопья снега начинают падают на стеклянный мост, на блондинистые волосы Хёнджина и на длинные ресницы Сынмина. Они смотрят друг на друга, один с хорошо скрываемым обожанием, а другой с полным непониманием. — Н-нет, — сглатывает ком в горле Хван, руки дрожат и он сжимает их, пряча в карманах. — Отлично, а то между нами могла бы возникнуть неловкость. — Д-да, — Хёнджину хочется испариться, исчезнуть прямо сейчас. — Первый снег… Забавно, что он решил пойти в последний день этого года, — уверенно меняет тему Ким. — Спасибо за открытку. Ты очень красиво рисуешь… Я так понимаю, это что-то типа благодарности, — он неловко потирает шею, — не стоило. Брюнет держит в руке подаренную вещь и кажется, что ничего лучше в жизни ему не дарили. Сынмин действительно ценил подобные подарки, ведь в них было вложено самое важное — время и усилия. — Ты был очень добр ко мне, — выдавливает из себя Хван, — спасибо за всё. Я п-пойду. — До встречи, Хёнджин, — прилетает уже в спину блондина, и почему-то Сынмин чувствует, как что-то важное упускает прямо сейчас. Хёнджин шагает очень быстро, он боится, что Ким может нагнать и увидеть дорожки слез на бледном лице.