Sorry, I love you

Хёнджин рядом со своим чемоданом средних размеров обнаруживает ещё один огромный чемодан с идиотским розово-тигровым принтом, и сжимая челюсти, отпинывает его небрежно в сторону. — Милый, что ты делаешь, там же моя дизайнерская… — из-за спины парня раздается слащавый голос, и Хван поворачивается к нему, чтобы заставить закрыть рот одним лишь своим кривым изгибом губ. У Хёджина всё на лице написано, ему лишний раз не нужно говорить, все знакомые давно привыкли к его тяжелому и давящему взгляду. — Что ты не понял из того, что ты остаёшься здесь? — таким тоном общаются с детьми, так разговаривают с теми до кого нет никакого дела. — Я просто хотел поддержать тебя, ты же так давно не был в Корее. Я до сих пор не знаком с твоим дедушкой, это была бы отличная возможность. Он же знает о наших отношениях, он даже поздоровался со мной, когда вы говорили по видеосвязи в прошлом месяце… — Убери свой сраный чемодан с порога, и если не хочешь вылететь из этой квартиры, то не неси всякую чушь, — ладонь с ледяным серебром колец издевательски хлопает по чужой мягкой щеке, предупреждая, — то, что мы спим на протяжении нескольких месяцев, не делает тебя моим парнем, другом или ещё кем-либо. — Зачем ты так? — парень опускает голову, молча проглатывая оскорбительные слова. Он привык, что к нему относятся не самым лучшим образом. От Хёнджина он не ожидал никакой нежности или уважения, дурная слава о нем шла впереди всего. Человек, любящий только самого себя, нарцисс с большой буквы, именно таким был Хван Хёнджин. — Я же просто хотел быть рядом, быть полезным для тебя. — Ты полезен, — Хёнджин сокращает расстояние между ними, чтобы заглянуть в виноватое лицо с усмешкой, — когда молчишь. Так что закрой свой маленький ротик и убери свои вещи обратно в шкаф. Кай, и даже не думай снова реветь, твои слезы не вызывают у меня ничего, кроме раздражения. — Я же хотел, как лучше… Почему ты так со мной? — истерично кричит шатен в спину Хёнджина, не сдерживая слезы. Спина Хвана напрягается, он застывает на месте, теряя драгоценные крупицы терпения. — Я просто хотел составить тебе компанию. Ты относился к своей собаке лучше, чем ко мне. Я что хуже этого мертвого пса? Каю не нужно было говорить о собаке… Хёнджин резко разворачивается и хватает парня за шкирку, грубо выталкивая из квартиры вместе с его чемоданом. Кай не понимает, что происходит и спотыкается запутавшись в собственных ногах от грубого толчка. А потом он включает дурака и делает ещё одну попытку навязаться: — Подожди, я же всё ещё в тапочках… Мне нужно взять еще пару вещей. Какая сейчас погода в Сеуле? — весело лепечет он, как будто бы Хёнджин растаял и решил взять его с собой в Корею. Хван никак не реагирует, он забирает свой чемодан и с грохотом захлопывает тяжелую дверь. Он ослабляет галстук, медленно выдыхает, а затем говорит совершенно ледяным голосом: — В прошлый раз я тебе уже говорил, что если ты закатишь очередную истерику, то пойдешь нахуй. Так вот, Кай, больше не появляйся там, где бываю я и проваливай отсюда. — Ч-что? — едва шевеля губами спрашивает парень. Его колени подкашиваются от осознания, он отказывается верить, что его вышвырнут как всех предшественников. — Исчезни, — Хван отталкивает парня с пути, как жалкую букашку. Кажется, если бы у него была возможность, то он бы раздавил его ногой. — Милый… Дорогой… Хёнджин! — бежит за Хваном парень, снова спотыкаясь, и пытается зайти за ним в лифт. Хёнджин грубо отпихивает его, парень падает, а его глаза становятся стеклянными, — Ты не можешь… — Поедешь на следующем. Думаю денег, которые я тебе давал хватит на первое время, хотя если ты не будешь тратить их на всякое дерьмо, то даже на год, — равнодушно говорит Хёнджин, на его губах появляется ухмылка. — Ты наивно полагал, что чем-то отличаешься от моих бывших? Прощай. Последнее, что видит парень прежде, чем створки лифта захлопываются, это истинное безразличие на аристократично-белоснежном лице. — Ты не сможешь так просто отвязаться от меня, я не из тех, кого ты можешь просто выбросить, — орет парень вдогонку, громко театрально рыдая, чтобы привлечь внимание соседей. Однако делал он это зря, ведь Хёнджину было совершенно плевать на то, что о нем могли подумать. Хван Хёнджин унаследовал ресторанный бизнес матери, как только ему исполнилось восемнадцать лет. Вернувшись в Америку, он успешно закончил школу и также легко поступил в университет. Дедушка настаивал на том, что Хёнджин не обязан заниматься тем, что ему не нравится и они всегда могут продать рестораны. Однако сам парень был настроен решительно и не хотел предаваться своим глупым мечтам, плюнув на все усилия матери. Когда Хёнджин стал полноправным владельцем, над элитными ресторанами азиатской кухни будто нависла грозовая туча. Мужчина, занимавший до него пост, был давним хорошим другом матери Хвана, очень спокойный и тактичный человек. Работники оказались не готовы к столь сильному контрасту, ведь новый ресторатор оказался самым настоящим деспотом. Весь персонал, чтобы продолжить свою работу, прошел особый отбор, который длился страшные две недели для каждого. Все, кто пытался пресмыкаться или строил Хвану глазки, оказались за дверью в ту же секунду. Хёнджин ценил высокий профессионализм, ответственность и самое важное беспрекословное подчинение. В свою очередь, он сам никогда не позволял себе лишнего, относился уважительно к каждому и был безукоризненно справедлив. Сейчас, уезжая в Корею, Хван был уверен в каждом своем работнике, ведь он выдрессировал их так, что осечки произойти не могло. *** В сеульской частной больнице, расположенной в самом центре Каннама, всегда царит особая атмосфера. Пациенты здесь, как один, неприлично богаты и капризны, а врачи лучшие из лучших и знают себе цену. У самого входа в белоснежное здание стоит здоровенный мужчина, экипированный по последнему слову правоохранительных органов. Ещё двое охранников находятся внутри, а один восседает в скрытой от чужих глаз комнате за несколькими мониторами. В регистратуре с самой искренней улыбкой встречают будущих и постоянных пациентов две молоденькие медсестры с безукоризненной внешностью, конечно, не без помощи манипуляций пластического хирурга. На первом этаже играет ненавязчивая классическая музыка, оказывая успокаивающий эффект на всех присутствующих. А недалеко от входа располагается кафетерий, больше похожий на изысканный итальянский ресторан. В таком месте хочется не просто лечиться, а поселиться и никогда не покидать эти белоснежные стены. И будто специально под такт очередного произведения Моцарта, приковывая к себе все взгляды, по коридору первого этажа решительно ступает с ровнейшей осанкой хмурый заведующий отделением общей терапии. — Что вы себе позволяете? — стальной голос бьётся об стены, когда доктор врывается в палату, слишком сильно толкнув дверь. — Явился, выродок ада? — низко смеется мужчина и сплевывает прямо на пол, оставляя на чистейшей кафели сгусток крови со слюной. — Ты кого из себя возомнил? Ты кто такой, черт тебя дери?! Я же попросил не рассказывать моей дочери… — В ваших интересах перестать пить, если вы продолжите в том же духе, то вам не избежать поражения печени. Вы же совсем молоды, неужели хотите умереть от цирроза? — мужчина никак не реагирует на слова доктора, продолжая барабанить по прикроватной тумбе и раздражая этим не только молодого врача, но и себя. Полчаса назад он напугал медсестер, разнес полпалаты и успокоился только после прихода охранников. — Господин, подумайте о своих близких? Ваша дочь действительно желает вам лучшего. — Чего пристал, сопляк? — он перестает стучать по дереву и переводит недовольный взгляд на доктора, чтобы грубо произнести, — Я не пью уже как месяц! Ещё меня жизни всякие щенки не учили, — он громко цокает и закатывает глаза, переворачиваясь на другой бок. — Понабирают всяких бездарей в медицинские вузы, а потом страдает всё население страны. — Господин… — цедит сквозь зубы врач. — Я на тебя пожалуюсь сегодня же! Выставляешь меня алкоголиком перед семьей. Тебя вышвырнут от сюда, — прикрикивает мужчина, буравя белую стену обиженным взглядом. — Удачи, — спокойно произносит парень и наклоняется чуть ниже, чтобы едва слышно добавить, — эта клиника принадлежит моему отцу. — Доктор Ким, я вас везде обыскалась! — расплывается в улыбке медсестра, с опаской смотря на неадекватного мужчину, — Ваш друг ждет вас внизу. — Спасибо, Мина. Тебе не стоило сообщать об этом лично, он бы в любом случае дождался меня. — Господин Бан такой вежливый молодой человек, мне было несложно выполнить его просьбу. Он вас ждет, как я поняла, там что-то важное, — говорит медсестра средних лет, слегка стушевавшись, потому что выдает лишнюю информацию. — Скажите вашему главному, что я отказываюсь от этого недоумка! — встревает мужчина, резко присев на кровати, а Сынмин закатывает глаза и стягивает с себя очки в золотистой оправе. — Зачем же вы так… — медсестра виновато смотрит на парня, — Доктор Ким в свои 28 лет кандидат медицинских наук, вам очень повезло, что он ваш лечащий врач. — Пусть ваш кандидат наук хренов не сует свой нос в чужие дела. Как он смеет звонить моей семье? — Господин, мы с вами ещё поговорим, — криво улыбается Сынмин, не дает женщине договорить и уводит ее из палаты. Когда они оказываются в коридоре, парень вежливо говорит: — Его скоро переведут в другую клинику, семью я оповестил лично, поэтому готовьте документы на выписку. Сынмин идет по коридору, ловя одобрительные и даже восхищенные взгляды незнакомых пациентов и своих же коллег. Он останавливается у белоснежной двери, как и весь интерьер, на которой висит серебряная табличка с четко выгравированным: «Доктор Ким Сынмин, заведующий отделением общей терапии и функциональной диагностики». — Чан, какого черта? — возмущенно спрашивает он, когда открыв дверь, застает друга на своем рабочем месте. — Я тебе уже сто раз говорил, не врывайся в мой кабинет. — У меня не очень хорошие новости… — неуверенно произносит Бан, игнорируя всё что сказал друг. — Один из наших учителей вчера скончался. И мы не можем не пойти на его похороны. — Кто? — устало спрашивает Сынмин, присаживаясь на диван. Тема смерти для него стала повседневной, поэтому он не чувствует особого огорчения, лишь легкий интерес. — Наш бывший классный руководитель, учитель математики… — Пусть земля ему будет пухом, он был хорошим человеком. — И все? — брови Чана от удивления взметнулись. — Тебе больше нечего сказать? — А что ещё? — пожимает плечами Сынмин и скрещивает руки на груди. — Это же дедушка Хван Хёнджина. — У всех у нас есть дедушки или были, и что теперь? — он не строит из себя дурочка, не показывает наигранного спокойствия, ему действительно всё равно. Всё это было так давно, что Сынмин уже ничего не испытывает, совершенно никаких эмоций. — Феликс со мной долго спорил, но я так и знал, что ты отреагируешь именно так. В конце концов, прошло десять лет и вы уже не подростки с играющими гормонами. — Вот именно. Они ещё немного разговаривают, а потом Сынмин остается в кабинете один и, наконец, выдыхает. Мысли путаются, очень внезапно спустя столько лет увидеть Хёнджина. Немного подумав, Сынмин решает не идти, ведь он не обязан присутствовать на этих похоронах, и никто не в праве его за это осудить. Отдежурив ночью, Ким возвращается домой в семь утра, ужасно уставший и с пустой головой. Он живет недалеко от работы, в собственной трехкомнатной квартире. Заходя в подъезд, парень сталкивается с незнакомцем, который тут же останавливается и возмущенно произносит: — Слепой что ли? — грубый писклявый голос неприятно режет слух. — Надеюсь, мы живем на разных этаж. — Я на 22… — Господи, так и думал, что мне не повезет с соседями, — закатывает глаза незнакомец. Сынмин игнорирует его и просто проходит мимо, он слишком изнурен и не намерен сейчас сраться с каким-то напыщенным индюком. Он принимает душ и тут же заваливается спать, потому что уже вечером его ждет очередное дежурство, но уже в самой обыкновенной городской больнице, куда он устроился по собственному желанию. Сынмин всегда был трудоголиком, таким он и остался в свои почти тридцать. Когда много работаешь времени ни на что не хватает, но Ким в своей работе видел только плюсы. Ему не нужно было беспокоиться о деньгах, он помогал людям, а самое главное, что он не останавливался на достигнутом и продолжал самосовершенствоваться.