Sorry, I love you

– Это чай с мятой и мелиссой, – Сынмин оставляет перед соседом чашку с дымящимся напитком, и садится напротив него. – Как ты здесь живешь? Здесь так стерильно и пусто, – осматривается по сторонам Кай и ничего интересного, кроме белых стен и базовой мебели невзрачного цвета не находит. – У тебя нет чего-нибудь покрепче? Я не пью такое, – он отодвигает от себя белую чашку и брезгливо изгибает губы. – Ты напросился ко мне домой, мне пришлось тебя впустить, я даже помог тебе обработать нос и ушиб на затылке, – Сынмин стягивает с себя очки, чтобы бросить на парня прищуренный взгляд, – поэтому сейчас ты должен быть благодарен, а не морщить свой сделанный нос так, как будто бы я тебе предложил яд. – Откуда ты знаешь, что он сделан? – Кай прикрывает нос ладонями и смотрит на Сынмина недовольно и выжидающе. – Ты что какой-то сталкер? Зачем ты наводил обо мне справки? – Я просто проходил практику по пластической хирургии, успокойся. Мне нет дела до тебя и твоего носа. Повторюсь, это ты навязался, а не наоборот. – Почему ты был на похоронах? Что ты там делал? – Дедушка Хван Хёнджина был моим учителем математики и классным руководителем… – А Хёнджин? Вы с ним близки? – Не ближе, чем ты, мы бывшие одноклассники, – криво улыбается Сынмин и сам отпивает от чая, который заварил для гостя. – И всё? – Мы встречались недолгое время. – Хван Хёнджин чертов мудак, я ненавижу его… В школьные годы он тоже был таким? Дай-ка угадаю, он тебя бросил? – Ты угадал, но это всё уже давно не важно. Мы оба были глупыми подростками. – Сколько тебе лет? – Двадцать восемь. Я же говорил, что мы с ним были одноклассниками. Ты что не знаешь, сколько Хёнджину? – издает смешок Сынмин, поражаясь глупости парня. – А тебе сколько? – Мне двадцать один, – смущенно отвечает парень, понимая, что действительно выглядит глупо так, как не знал возраста Хвана. – Я у него никогда не спрашивал про возраст… Он обычно со мной не разговаривал. – Забавно, – невольно расплывается в улыбке Сынмин. – Ты не знаешь его возраста, он не приглашает тебя на похороны своего близкого человека, вы точно знакомы? Или ты просто его ненормальный поклонник? – Мы с ним спим на постоянной основе, – оскорбляется Кай, вздернув нос, – ты ничего не понимаешь… Он просто боится вступать в серьезные отношения. Я знаю, что он меня любит. – Хорошо, это меня не касается. – Но иногда он ведет себя так по-скотски… Сынмин перестает слушать поток нецензурной брани, погружаясь в собственные мысли. В его голове не стыкуется то, каким Хёнджин был, и то, каким его сейчас описывал сидящий перед ним паренек. Неужели он изменился настолько? Или, может, он всегда таким был, и Сынмин как несмышленый подросток не успел распознать настоящего Хвана. Мыслей было много, Киму не хотелось забивать этим голову, он хотел поскорее выставить из квартиры Кая и просто лечь спать. В конце концов, он не собирается разбираться в чужом дерьме. Ему бы свои проблемы решить, а не выступать в качестве психотерапевта для того, кого он даже не знает. – Тебе пора, Кай, – настойчиво говорит Сынмин, вставая с насиженного места, – думаю, что тебе стоит поговорить с Хваном, а не поливать его грязью за спиной. – Могу я воспользоваться твоим телефоном? – жалобно просит парень, и Сынмин закатывает глаза, но все же протягивает ему свой телефон. – Можешь выйти? – обращается Кай к хозяину квартиру, наглости ему не занимать. – Оставь телефон на столе и иди к себе, когда закончишь разговаривать. И не делай глупостей, Кай. Один человек не стоит того, чтобы ты отравлял сам себе жизнь, тем более если ему плевать на тебя, – произносит Ким напоследок, и ему приходится выйти из собственной кухни, чтобы дать Каю пообщаться с кем-то. Хотя Сынмин почти уверен, что с его телефона звонили именно Хёнджину. Когда Сынмин выходит из душа, Кая уже след простыл. Ким довольно выдыхает и берет оставленный на столике телефон в руки, и тут же натыкается на открытую вкладку с заметкой, которая гласит: «Заходи в гости :) 482277 код от моей квартиры» Кроме этого короткого послания, Ким ничего нового в телефоне не обнаруживает и тут же удаляет заметку, потому что он не собирается ни к кому заходить. Сынмин натягивает на себя штаны и ночную рубашку, чтобы рухнуть на кровать и блаженно прикрывает глаза, сладко зевая, как вдруг слышит разъяренный голос откуда-то с коридора. Сердце Сынмина замирает, а кончики пальцев начинает покалывать от волнения. Он не удержавшись вскакивает с кровати и босыми ногами ступает в сторону входной двери, чтобы надеть очки и заглянуть в глазок. – Кай, открывай! Я выбью эту дверь, открой сейчас же… Это его голос. Это голос Хван Хёнджина, который звучит с легким акцентом и намного ниже, чем десять лет назад. Сынмин совершенно не узнает широкую рельефную спину, обтянутую белой тканью рубашки. Почему голос принадлежит Хёнджину, но вместо него он видит кого-то другого. Его волосы все такие же светлые, как при первой их встрече, но намного короче. У Сынмина перехватывает дыхание. Так вот каким стал Хван Хёнджин? Он отходит от проклятой двери, потому что не находит в себе больше сил смотреть на такого Хёнджина. Подумать только, прошло десять лет, но Сынмин наивно верил в то, что Хёнджин все такой же хрупкий и беззащитный. Но человека за дверью нельзя назвать таковым, даже со спины он кажется невероятно разъяренным. – Открой! Кай, слышишь меня? Открой эту чертову дверь! – Хёнджин бьет рукой об крепкую железную дверь, не жалея силы, понимая, что на кону стоит слишком многое. – Малыш, открой дверь… Ты же не сделал ничего с собой? Кай! Открой дверь! Сынмин возвращается к двери, когда слышит отчаяние в чужом голосе, и снова заглядывает в глазок, чтобы тут же покинуть свою собственную квартиру. Что-то внутри подсказывает, что он не может просто наблюдать и, к счастью, благодаря своей хорошей памяти он запомнил код от чужого электронного замка. – Отойди, – рявкает Сынмин прежде, чем Хёнджин успевает понять, кто стоит перед ним. Шатен быстро набирает нужные цифры и отходит в сторону. Дверь издает характерный звук, и Хван тянет на себя ручку, чтобы громко позвать хозяина квартиры, но застывает как вкопанный. – Кай… – Что? Его всё же нет дома? – Сынмин не видит то, что заставляет Хёнджина ужаснуться. Блондин не слышит вопросов, он за считанные секунды оказывается рядом с бледным парнем, который лежит в луже собственной крови. И хватается за телефон, дрожащими пальцами набирая номер неотложной помощи. – Он потерял слишком много крови, отойди, – говорит стальным голосом Сынмин, подлетев к ним, и тут же, не спрашивая разрешения, стягивает с шеи ошарашенного Хёнджина черный галстук, чтобы затянуть его на перерезанном запястье Кая. Хван наблюдает за чужими действиями с приоткрытым ртом, не веря собственным глазам. – Бери его на руки, нам нельзя терять время! Быстрее будет самим доставить его в больницу, – кричит Ким выпавшему из реальности блондину, который тут же подчиняется. Они оказываются на улице, Сынмин отбирает ключи от автомобиля Хёнджина, коротко бросая: – Я знаю, куда ехать. Садитесь на заднее сиденье, живее! Ким давить на газ, игнорируя все правила дорожного движения, пока Хёнджин сидит на заднем сиденье и пытается нащупать чужой пульс под четким руководством Сынмина. Вся ситуация кажется просто невероятно странной. – Как ты там оказался? – хриплым голосом спрашивает Хёнджин. Его сердце колотится так сильно, и он не понимает это из-за Ким Сынмина или Кая, который может никогда больше не открыть глаза. – Я живу в квартире напротив. Они молчат всю дорогу, потому что не находят тем, ведь в руках Хёнджина лежит парень без сознания и он не может ничего вымолвить. Белая рубашка Хвана в кровавых разводах, как и руки Кима, который уже выруливает в сторону небольшого здания городской больницы. Сынмин резко тормозит, потому что высокая скорость не позволяет ему сделать это более мягко, и тут же выходит из машины, высматривая санитаров. – Парни, требуется срочное переливание крови, – раздает он громко команду, не успев толком выйти из машины. И к ним подбегают двое мужчин, которые стояли неподалеку и курили, забирая из рук Хёнджина полуживого Кая. – Будем надеется, что он потерял не так много крови… – Спасибо, Сынмин, – тихо произносит стоящий за его спиной Хёнджин. И Ким, наконец, вспоминает, кто стоит за ним, его тут же бросает в холодный пот. На улице середина апреля, и Сынмин одетый в пижаму ощущает, как прохладный ветер сначала путается в светлых волосах Хвана, чтобы уже в следующую секунду коснуться его красных от холода щек. Создается впечатление, что они смотрят на друг друга целую вечность, делая незримые пометки изменений во внешности. – Давай зайдем, мне холодно, – спокойно говорит Сынмин и не дожидается ответа, а уже идет в сторону входа. Хёнджин смотрит ему в спину, пока в груди расцветают нежные розы, впиваясь шипами в самое сердце. Ким Сынмин всё такой же идеальный и недосягаемый. Он такой же решительный и ответственный. Он просто безупречный. И даже кровь Кая небрежно оставшаяся на левом стеклышке его очков кажется правильной. Его волосы цвета горького шоколада, намного светлее, чем в школьные годы, и Хёнджину хочется прикоснуться к ним и вдохнуть полной грудью, чтобы узнать пользуется ли Сынмин всё ещё тем самым шампунем. Хван упрямится, он не хочет следовать приказам Сынмина, поэтому остается на улице, прислонившись к капоту собственного автомобиля, чтобы закурить сигарету. Обветренные губы становятся ещё более сухими с каждой затяжкой, Хёнджин не ощущает эффекта сигарет, это просто дурная привычка, которая передалась ему от старосты. Он забывает обо всём, он забывает даже о Кае, перед глазами лишь щенячий усталый взгляд Ким Сынмина. Его лицо, которое потеряло подростковую припухловатость, и стало еще более совершенным. – Извините, пациент пришел в себя и хочет вас видеть, – эти слова тяжелым грузом оседают на плечах Хёнджина спустя час, который он провел наедине с едким дымом сигарет. – Иду, – отвечает он медсестре и втаптывает очередной бычок в асфальт, чтобы последовать за молодой девушкой. Хёнджин входит в палату, где лежит все такой же бледный Кай и копается в телефоне. Ему хочется сказать много чего, но ничего хорошего, поэтому он пытается подобрать правильные слова, но парень заговаривает первым: – Извини, – он откладывает телефон в сторону и смотрит на Хвана грустными глазами. – Я просто хотел напугать тебя, но перегнул палку… Сынмин-хён сказал, что я мог умереть. Он очень долго читал мне нотации, я чуть не уснул, он такой настойчивый и раздражающий, – у Хёнджина теплеет в груди от заботы Сынмина, которая даже не направлена в его сторону, он еле сдерживает улыбку. – А ещё он записал меня к психологу… – Как ты себя чувствуешь? – перебивает Хёнджин парня. Ему больше не хочется слушать о том, как Сынмин хорош. Он и без этого знает, что Ким Сынмин самый прекрасный человек на свете, и Хёнджину никогда не достичь его уровня. – Что-нибудь хочешь? – Я хочу только тебя, ты же знаешь это, – всхлипывает Кай, и Хёнджину приходится накрыть его руку своей, чтобы он снова не заистерил. – Я опозорил тебя, заставил переживать и я понимаю, что ты меня теперь терпеть не можешь. Но ответь, пожалуйста, на один вопрос… Нравился ли я тебе когда-нибудь? – Нет, – честно отвечает Хван, и слёзы одна за другой начинают скатываться по чужим щекам. – Выйдите из палаты, – холод в голосе Сынмина режет слух, и Хёнджин оборачивается в его сторону. Ким уже переоделся в привычную голубоватую рубашку и такие же штаны, а сверху накинул халат, на котором прикреплен бейджик. – Вы не слышите? Я попросил выйти из палаты, пациенту нужен покой. Хёнджин дуреет от того, как высокомерно звучит формальная речь из уст доктора Кима. Ему хочется ответить что-нибудь гадкое, поставить чертова Ким Сынмина на место, но слабый голос не дает ему это сделать: – Я хочу побыть один, – говорит Кай, и Хёнджин, кинув на Сынмина плохо скрываемый гневный взгляд, выходить прочь из палаты. – Завтра тебя выпишут, хочешь чего-нибудь? – интересуется Сынмин. – Почему ты меня спас? – Потому что если бы ты хотел умереть, то не стал бы мне оставлять код от своего замка, глупышка. Да и это моя работа. Как только Сынмин выходит из палаты, его путь загораживает Хёнджин, и он замечает, что Хван теперь стал чуть выше него и намного шире в плечах. Киму становится неуютно, он делает шаг назад, чтобы не стоять нос к носу с блондином, но тот хватает его за руку. Кожа Хёнджина всё такая же вечно ледяная, как и аристократичная бледность, которая не сошла с его лица за прошедшие годы. – Куда-то спешите, доктор Ким? – нахально произносит Хёнджин и его язык ненадолго выглядывает, чтобы смочить пересохшие пухлые губы. Он касается бейджика Сынмина своими изящными длинными пальцами и приближает его чуть ближе к себе, пока Ким забывает, как дышать, – Заведующий отделением? От тебя и не стоило ожидать меньшего, готов поспорить, что в университете ты тоже был старостой. – Не был, – раздраженно отвечает Сынмин и, словно от чумы, снова отходит от блондина. Воздух между ними становится тяжелым. – Что тебе нужно? – Мы снова перешли на неформальную речь? – обольстительно улыбается Хёнджин, но эта не та улыбка, по которой Сынмин когда-то сходил с ума. Хван не похож на себя прежнего, он будто змей-искуситель, готовый вот-вот укусить Кима и лишить его здравого рассудка. – Я думал тебя задело то, что я обратился к тебе формально и решил исправить свою оплошность, – сухо произносит Ким, нервно поправляя сползшие очки. – Меня такое не задевает, доктор, – контраст между нагло-веселым Хваном и раздраженно-серьезным Кимом становится всё сильнее. – Это к лучшему, – безразлично отвечает Сынмин, – ведь последний раз когда мы виделись, ты просил делать вид, что я тебя не знаю и никогда не знал. – Разве? – низко усмехается Хёнджин, и отголоски его смеха бьют Кима в самую грудную клетку, которая начинает вздыматься сильнее от неприятных воспоминаний. – Как досадно… Видимо, я всё забыл. – Видимо. Но знаешь, Джинни, это к лучшему, не хотелось бы стать для тебя одним из тех самых… Парень, который пытался покончить жизнь самоубийством, вчера поведал о всех твоих подвигах. Браво, ты действительно меня поразил, – дарит издевательские аплодисменты Сынмин и впервые за весь разговор на его губах появляется подобие улыбки. – Звучишь так, как будто сам забитый девственник и все эти годы ни с кем не спал, – Хван отрывает бейджик Сынмина с халата и игриво похлопывает им парня по щеке. – Носил пояс верности? – Я звучу как самодостаточный человек, – уклоняется Сынмин от очередного шлепка пластиком, выхватывает из чужих рук бейджик и убирает его в нагрудный карман, – которому нужна не только физическая близость. Тебе такого не понять. Сынмину хочется врезать посильнее Хёнджину, потому что такого Хвана он не мог представить даже в своем самом кошмарном сне. Он изменился настолько, что зубы сводит от гнева и желания разукрасить его надменную физиономию. – Получается я не самодостаточный только потому, что предпочитаю секс без обязательств? – язык Хёнджина оказывается за щекой и это выглядит настолько вызывающе, что Сынмин покрывается румянцем от раздражения. – Свои умозаключения оставь при себе, Хван. – Ты ни капли не изменился, все такой же за… – Зато ты изменился, один только цвет волос и остался. Хотя с твоим нынешним характером тебе как никогда подошел бы красный, а не блонд, – выплевывает Сынмин, проходясь презрительным взглядом по лицу и фигуре блондина. – Ты какой-то нервный, тебе нужно расслабиться, – Хёнджин одним легким движением забирает очки Кима, чтобы смочить палец слюной и убрать небольшое пятнышко крови Кая, а затем вытирает об собственную заляпанную рубашку. – Отдыхай больше, Мин-и. В школе у тебя было хорошее зрение, совсем не заботишься о своем здоровье, – он аккуратно возвращает очки на переносицу парня, наклоняя голову и смотря с игривой улыбкой. – Не называй меня больше так, – теряет самообладание и остатки спокойствия Ким. Хёнджин никогда его не звал просто Мином, да что там… Он же раньше смущался и запинался в каждом слове и боялся осуждения окружающих. – Мне нужно работать… – Убегаешь? – едко замечает Хёнджин, самодовольно растягивая губы в очередной улыбке. – А я думал, что ты скучал по мне, и мы сможем поболтать чуть дольше. – Мне нужно работать, – твердо произносит Сынмин, сокращая между ними расстояние, и приподнимает голову, чтобы сказать в самые губы Хёнджина, – а побеги это по твоей части. Вот и свали, не мешай мне работать. Шах и мат. Хёнджин выглядит настолько мрачно, что Сынмин, довольно уходя, не сдерживает победного смеха.