Sorry, I love you

— Ты пытаешься запомнить моё лицо досконально? Это немного пугает. Я бы даже сказал, что из-за твоего взгляда в горло ничего не лезет, но это ложь, — последний кусочек идеально обжаренного мяса скрывается за чуть блестящими губами Кима, и он блаженно выдыхает, прикрывая глаза. — Не хочется признавать, но это было безумно вкусно, — довольный Сынмин отодвигает от себя пустую тарелку и смотрит в глаза Хёнджина, который все это время безостановочно пялился на него. — У меня на лице соус? Чего ты так смотришь, Хван? Блондин сдерживает смешок. Ким Сынмин всегда был до чертиков аккуратным, поэтому его предположение вызывает странный трепет в груди. Хёнджин пугается от эмоций, которые пробуждаются в нем от одного лишь присутствия Сынмина. Нет. Он не хочет ничего чувствовать. Никакого трепета, любопытства, радости, любого малейшего скачка настроения, причиной которой станет Ким. Ему не нужны никакие привязанности, ещё хуже те, которые он собственноручно зарыл куда-то глубоко. — Запрещено? — наконец, отвечает Хван и картинно отводит глаза в сторону. Ему приходится приложить для этого немало усилий, ведь на Сынмина хочется смотреть и смотреть, пока окончательно не затошнит, пока не станет понятно, что он Хёнджину совсем не нужен. — Нет, но я чувствую себя микробом под микроскопом, — издает смешок шатен и прищуривается, снимая с носа очки. Хван перед ним сидит, как чертова модель, и даже обыкновенная черная футболка и спортивки смотрятся на нем слишком хорошо. Его светлые волосы все еще влажные после душа, он зачесывает их назад и смотрит на незваного гостя враждебно, — ты даже не притронулся к еде, все это время пожирал меня своими бесстыжими глазами, — Сынмин начинает медленно массировать переносицу, ехидно улыбаясь, ему хочется вывести Хёнджина на какой-нибудь диалог, — или ты из тех, кто не ест то, что сам готовит? — Я стараюсь не есть после десяти вечера, — Хёнджин недовольно закатывает глаза так, как будто услышал несусветную чушь. — Ночи. — Мы не в школе, так что не умничай, — тарелка Хвана с идентичным содержимым, которую Сынмин умял пару минут назад, оказывается снова перед Кимом. — Я соблюдаю режим питания, и это тоже приготовил для тебя. Сам же сказал, что не ел весь день. — Признайся, ты просто решил меня задобрить. Или ещё хуже! Хочешь, чтобы я остался с тобой навечно. Это подло, знаешь ли… Поэтому открывай ротик, — Сынмин ловко цепляет вилкой здоровый кусок мяса, ему хочется увидеть хоть одну настоящую эмоцию на чужом лице, — Джин-и, скажи а-а-а. — Прекрати, — шипит, как самая настоящая змея, Хёнджин. Их разделяет узкая барная стойка, Сынмину кажется, что если он продолжит издеваться и протягивать мясо Хёнджину, то ему точно свернут шею. Однако Хван выглядит, как статуя чертова Аполлона, такая же идеальная и каменная, лишенная любых признаков жизни. Внутренний голос паникует, просит остановиться, но Сынмин не слушает: — Нет, это ты прекрати и попробуй хотя бы кусочек, — голос Кима звучит как-то слащаво даже для него самого. Шатен недовольно выпячивает нижнюю губу и со звонким стуком роняет вилку на тарелку. — Выбирай: ты пробуешь это прекрасное мясо или я ухожу прямо сейчас домой. — Второе, — если бы это было метание клинков, а не просто ответ на вопрос, то Хёнджин бы попал точно в голову Кима. От его голоса веет холодом металла. Сынмин уже не верит, что остался, чтобы поддержать парня в трудную минуту. Такое чувство, что самое трудное здесь, это не сойти с ума от надменности и равнодушия Хёнджина. — Ты меня уже начинаешь раздражать. Думаю, тебе лучше уйти. Проваливай до… — Сегодня я останусь, несмотря ни на что, — перебивает, произнеся стальным голосом Ким, уступать он не собирается. Хёнджин не на того напал. Сынмин никуда не уйдет. Не тогда, когда наступил на собственное горло и решил остаться тут сам. И он снова берет вилку, чтобы поднести к губам блондина сочный кусок мяса. — Ну же! Попробуй кусочек, давай, Джин-и-и-и… Хван смотрит на него нечитаемым затуманенным взглядом. И через какую-то секунду, сократив между ними расстояние, впивается в манящие губы. Перегородка между ними исчезает, Сынмин не ощущает, как столик впивается в его ребра, он лишь чувствует грубые ледяные пальцы на своей теплой шее и обезумевшее пламя на губах. Он весь горит, горят вместе с ним и пресловутые бабочки, которые одновременно вспархивают в его желудке от внезапного прилива возбуждения. Вилка соскальзывает с покалывающих пальцев, Хёнджин отрывается от Сынмина, чтобы обойти стол и снова заткнуть его истерзанный рот жадным поцелуем. Горячие ладони Кима ложатся на холодные, которые мертвой хваткой обхватили его шею и отрывают руки Хвана от пылающей кожи. Его глаза горят адским пламенем, а губы двигаются сами, яростно выдавая: — Какого хуя? — возмущение Сынмина достигает апогея, когда с пухлых губ Хёнджина вырывается гнусавый смешок. — С ума сошел? — Ты в моем вкусе. И я подумал, что было бы неплохо тебя разложить прямо здесь, — ухмылка сверкает, как самый острый нож, и впивается в тяжело вздымающую грудь Кима. И на этом блондин не останавливается, он начинает прокручивать этот самый нож, пытается сделать еще больнее. Но куда больнее? Сынмин искренне не понимает Хёнджина, как и не признает его новую версию. — Не смотри на меня своими щенячьим глазами. Теперь ты хочешь уйти? А как же то, что ты останешься здесь, несмотря ни на что? — пухлые губы искривляются в неприятной для Кима улыбке, и Сынмин с досадой осознает, что Хёнджин даже отдаленно не напоминает себя прежнего. Перед ним определенно не тот человек, которого он когда-то любил. — Я не нуждаюсь в твоей жалости, тебе не нужно утешать меня или набиваться в друзья. Но если ты не против хорошего секса, то оставайся. Кима, после услышанного предложения, оглушает от гнева на какие-то доли секунды. Омерзительно. Он чувствует себя омерзительно и одновременно с этим ужасно тоскливо, ведь все его надежды, связанные с Хваном, шли ко дну. — Ты делаешь это специально, пытаешься наговорить мне дерьма, чтобы я ушел, — Сынмин качает головой, его лицо искажается разочарованием. — Я не уйду. Сегодня я останусь с тобой, как и обещал. — Я иду спать, секса от тебя все равно не дождусь, чтобы утром тебя здесь не было. — Что же тебе мешает выставить меня за дверь прямо сейчас? — яростно кричит вдогонку Сынмин, швыряя в широкую спину проклятую вилку. Всё! Хёнджину мешает всё! Но он ни за что это не скажет. Не признается! Вопрос остается без ответа, а хозяин квартиры скрывается за дверью собственной спальни. — Мудак, — цедит сквозь стиснутые зубы раздраженный Сынмин и возвращается к посуде, которую нужно убрать. Когда кухня приобретает стерильный вид, шатен замечает, что уже почти полночь, а ему завтра рано вставать. Парень заходит в спальню Хёнджина и не церемонясь грубо спрашивает: — Ты спишь? Ким не особо переживает из-за молчания Хёнджина. Немного подумав, он нагло лезет в шкаф Хвана, доставая себе нужную одежду. Сынмин уходит ванну, принимает душ, приводит мысли в относительный порядок и возвращается уже в серой майке и шортах. Размер явно не его, слишком свободный верх спадает с плеча, но шорты в самый раз. В спальне стоит приятный глазу полумрак, Сынмин едва различает очертания Хёнджина и ложится рядом с ним. Кровать под ним слегка прогибается и издает застенчивый скрип. — Я же могу прилечь рядом с тобой? Твоя кровать довольно широкая, а ты к приятному удивлению, не спишь в форме звезды и занимаешь мало места, — Хван лежал неподвижно на боку, занимая точно половину кровати и никак не выдавал свое бодрствование. — Ты будешь меня игнорировать? Я вижу по тому, как вздымается твоя спина, что ты не спишь. Я все-таки неплохой врач, Джини… То есть Хёнджин, не буду злить тебя лишний раз. Если тебе нравится твое полное имя, то я буду звать тебя Хёнджином. Немного грустно, что ты не хочешь со мной разговаривать, — шумно вздыхает Сынмин и подкладывает руку под голову, чтобы устроиться поудобнее и продолжить разглядывать затылок Хвана. — На самом деле я очень сильно ждал, когда ты объявишься или хотя бы напишешь мне. Но ты, видимо, решил, что это нормально вот так уйти и даже не объясниться, — Ким смотрит на напряженную спину и, слегка улыбаясь, устало продолжает. — Даже Чонин оказался не таким говнюком как ты… Он хотя бы вернулся. Правда, лучше бы не возвращался. Но суть не в этом. Не знаю, помнишь ли ты, но я никогда не забывал твои слова. Ты назвал меня первым встречным, сказал, что на моем месте мог оказаться любой другой. Я даже в любви тебе признался, не жалею об этом, но все еще немного обидно. Ты тогда мне ответил, что наши чувства не взаимны и ушел. Хочешь расскажу тебе о том, что было после того, как ты ушел? Чонин продолжал таскаться за мной. Он каждый день напоминал мне о том, что меня бросили и что я никому не нужен, кроме него. Это продолжалось недолго… — шатен шумно выдыхает, — Чонин пожалел меня, даже он понял, что я сломался и отстал. Он уехал сразу после выпускного, но я буду помнить о нем только хорошее. От общих знакомых я недавно узнал, что он работает в Японии моделью и встречается с каким-то фотографом. Я искренне рад за него. — Всё сказал? — раздраженно поинтересовался блондин и прочистил горло, — Заткнись уже, ты мне мешаешь спать. — Не всё. На втором курсе я начал встречаться с Йеджи, думал, что, наконец-то, смогу снова влюбиться. Но, когда осознал вашу схожесть в характере и во внешности, ужаснулся и бросил ее. Я всё еще надеялся, что ты вернешься. Знаешь, ты мне часто снился, я постоянно думал о тебе. От Феликса я узнавал небольшие новости, точнее от Чана. Феликс меня избегал, и я знаю, что он винил меня в твоем уходе. Приблизительно тогда я и узнал, что ты меняешь партнеров, как перчатки. И вот тогда меня осенило, что ты не врал. Что ты просто встречался со мной, потому что я был первым, кто проявил к тебе симпатию. Я начал анализировать твое поведение и пришел к выводу, что сам во всем виноват. С самого начала я навязывался. В первый же день нашего знакомства ты сказал, чтобы я держался подальше от тебя. Но, видимо, у меня играли гормоны, поэтому я захотел сделать обратное. Позже я осознал, что поступал ужасно. Мне хотелось обозначить свою значимость хоть в чьей-то жизни. Я думал, что помогал тебе, но в первую очередь я помогал самому себе избавиться от чувства ненужности и одиночества. На пятом курсе я начал встречаться еще с одним парнем, он был с факультета психологии. Рука Джинена была очень тяжелой, я не забуду эту пощечину, — Сынмин издает смешок, — он сказал, что у меня «синдром спасателя». Сказал, что я постоянно сую свой нос в его дела, пытаюсь все решить сам, не давая ему ни единого шанса разобраться в своих проблемах. — Ты можешь заткнуться? — процедил сквозь плотно сжатые зубы Хван. — И я снова начал думать о том, что со мной действительно что-то не так. Я пытался спасти Чонина от буллинга, тебя излечить от социофобии, Йеджи пытался спасти от неуверенности в себе, а Джинен мне казался таким же одиноким как и я сам… И казалось бы все мои отношения были построены на том, что я пытался кому-то помочь, но только рядом с тобой я испытал то, что никогда не чувствовал раньше. И если отбросить все эти попытки не остаться совсем одному, по-настоящему нужным я себя чувствовал только с тобой. Я наивно полагал, что наши отношения это что-то большее, чем подростковая влюбленность. — Что за чушь, заткнись. — Ты прав, Джин-и, это полнейшая чушь. Но увидев тебя снова я…. — Не зови меня так. — Извини. Это дурная привычка из прошлого. В своих мыслях я всегда к тебе так обращался, поэтому у меня возникают сложности с привыканием к тому, что ты лежишь прямо передо мной и не хочешь слушать меня, — Сынмин не сдерживается и кончиком пальцев касается спины Хёнджина. Их пробивает током одновременно. — Ты так сильно изменился, меня это пугает. — Не трогай меня. — Прости, — Ким моментально повинуется и отворачивается. Они лежат спиной друг к другу. — Такое чувство, что всё это время я любил какой-то плод своего воображения. Ты даже выглядишь иначе, а твой характер он еще хуже, чем я себе представлял. Думаю, я достиг своего предела и, наконец, готов отпустить тебя. Хёнджин, в котором я видел свое собственное спасение, исчез. — Тогда какого черта ты остался здесь? — Хотел выговориться, ведь последние десять лет ты избегал меня. И ещё… Господи, это прозвучит жалко, учитывая то, что тебе абсолютно похуй. Но я всё ещё надеюсь, что… — Заебал. Да я изменился, к твоему сведению, я стал лучше. Меня не нужно снова спасать, засунь свою помощь себе в задницу. Я иду спать в другую комнату, чтобы завтра духу твоего здесь не было.