***
Дни тянулись за днями. После того случая с другом, Том ни на шаг не отходил от Леты. Несколько раз она слышала голоса парней в прихожей и лёгкие шаги Тома, но больше её никто не тревожил. Она продолжала существовать на грани видимости, готовя Тому тогда, когда он был на работе. Так продолжалось почти месяц, пока однажды дверь в её комнату не скрипнула, пропуская незваного визитера. Девушка лежала на старой скрипучей кровати, укрывшись одеялом с головой, прячась от окружающей реальности в духоте, тишине и темноте, когда матрас рядом с ней немного прогнулся, скрипнув. — Том волнуется. Говорит, тебя мучают кошмары, — голос, который она порой слышала из прихожей принадлежал копии её любимого мужчины, но, слава богу, не был похож на голос Андрея. Можно было абстрагироваться от их внешней схожести, если не смотреть ему в лицо. Гари же тяжело вздохнул и стянул одеяло с головы девушки, рассматривая спутавшиеся русые волосы ниже плеч, огромную футболку, заменявшую ей ночнушку, торчащие из рукавов жилистые руки. — Когда ты была в душе в последний раз? И когда сама ела? — Не помню, — девушка зажмурилась, чтобы не видеть его лица. Её голос звучал глухо, осипший от обезвоживания и слабости. — Ясно, — мужчина поднялся и молча расшторил и открыл окно в её комнате, впуская свежий воздух. Щёлкнул выключатель. — Пиздец. Следующие двадцать минут Гари потратил на разгребание вещей в её комнате. Протёр полки, расставив на них книги, пропылесосил ковер. Всё это время Лета лежала зажмурившись и сжавшись в комочек. — Вставай, — мужчина откинул одеяло с её ног и что-то неодобрительно проворчал, подхватывая слишком лёгкое тело на руки. — Куда… — В ванну. Тебе надо хорошенько отдохнуть. И не смей вылезать из воды, — Гари посадил её сразу в тёплую воду, пахнущую пионами. Её любимыми. Когда он стал стягивать её футболку и бельё, она даже не сопротивлялась. Обнажённой груди коснулась мягкая пена. Дышать стало легче, — Я сейчас. Поменяю постель. Гари исчез за дверью и Лета смогла позволить себе открыть глаза. Ванная комната сияла чистотой, мягкая цветочная пена нежно щекотала тело, а рядом на тумбе стоял клубничный шампунь. Угадал сам или Том ему сказал? А может, это всё-таки… Нет, этого не может быть. Из таких мест не возвращаются. Этот Гари просто похож. Потому что она точно помнит, как под её пальцами затухал пульс Андрея, как остекленели его глаза. Слишком ярко и явно помнила. Горячие слёзы потоком хлынули из глаз и остановить их было уже невозможно. Тёплые мужские руки осторожно коснулись её щек, стирая солёные дорожки, скользнули по плечам и задержались на верхней границе открытой груди. — Давай-ка помоем тебя, — его голос, низкий, колкий, обволакивающий укутал её чувством безопасности. Он не обидит её, ведь он друг Тома. А Тому можно доверять. Лета кивнула, продолжая смотреть в одну точку, пока Гари со щелчком открывал шампунь и вспенивал его пальцами на её волосах. Запах клубники оказался совершенно не приторным, а скорее мягким и приятным. Гари прикрыл её глаза ладонью, когда смывал шампунь с волос, а после до красноты натёр её мочалкой с бергамотовым мылом. Таким она и запомнила Гари — руки в пене от мыла, пахнущие клубникой и бергамотом, с тонким шрамом вдоль запястья. Так он воспринимался проще, чем если смотреть в его лицо, от вида которого в груди вновь открывалась кровоточащая дыра.***
Дверь в ночи скрипнула, едва слышные шаги проследовали к её кровати. Зашуршала одежда, пряжка ремня со стуком упала на пол. — Блять, — Гари оглянулся на дверь, но Том, судя по всему, крепко спал после тяжёлого дня. Скользнув под одеяло к Лете, мужчина осторожно обнял её за плечи. Как и множество ночей после того, как он вынес её на руках из ванны, укутанную в три полотенца и заставил съесть хоть немного овсянки. Тогда он уснул рядом с ней и это была её первая ночь без кошмаров, хотя под утро она безуспешно звала того, кого нет. Гари проклинал свою схожесть с её мужем, или кем этот Андрей ей приходился. Из-за этого ему приходилось разговаривать со спиной Леты, а не глядя ей в глаза, как он привык с тем же Томом. После этого она попросила его ночевать с ней, чтобы хоть немного высыпаться и перестать быть похожей на привидение. Гари согласился. К изумлению и недовольству Тома, который пёкся о Лете как о родной сестре. Но его гнев всё же сменился на милость, когда увидел прогресс этой своеобразной терапии. Все чаще он стал заставать своих самых близких людей сидящими на полу комнаты Леты с книгами в руках. Иногда они сидели спина к спине, но со временем всё чаще Лета оказывалась спиной прижата к груди Гари. Тогда они читали одну книгу на двоих. Девушка читала вслух, а парень отпускал комментарии по той или иной сцене. Лета даже стала смеяться, от чего на душе Тома теплело. Вздохнув и сморгнув воспоминания, Гари удобнее устроил ноющее плечо. Его работа его однажды убьет, причём совершенно законно. Но пока он был жив, пока у него был свой крохотный кусочек мирной жизни в океане окружающей его войны, он не имел права бросать только вылезшего из долгого зашира Тома. Не мог оставить без своего плеча Лету, что так странно появилась в жизни его друга и поселилась в нём самом. Чуть помявшись и коротко выдохнув, девушка прижалась к его груди спиной, вызывая толпу мурашек отсутствием на ней привычной футболки. Кстати, его футболки, пропахшей его любимыми духами. Видимо, ей нравился этот аромат чуть ли не сильнее, чем ему самому. Это льстило. Скользнув ладонью по её талии, Гари прижал Лету крепче, зарываясь носом в ее волосы и вдыхая запах клубничного шампуня, смешанного с табачным дымом. Она курила так много, что пропиталась сигаретным дымом до кончиков пальцев. Лета положила руку поверх его ладони, переплетая пальцы. — Не спишь? — шёпот мужчины растворился где-то в её волосах. Девушка лишь кивнула и стала медленно поворачиваться к нему лицом. Гари сильнее сжал её плечи, останавливая. — Не надо. Тебе опять будет… Эм… Не хорошо… — Ты сможешь притворится им? Столько надежды в её голосе и столько боли. Гари просто не мог ей отказать. За это время он слишком к ней привык, а может и что серьёзнее. Он как-то не задумывался об этом. — Могу, — мужчина прикрыл глаза, чтобы не видеть то, как изменилось её лицо гримасой боли, и ослабил хватку. Тонкое тело легко крутанулось под его руками. Он бы никому не пожелал быть на её месте. Никогда. А сейчас он нагло пользовался её слабостью, потому что это был его единственный шанс хоть как-то быть с ней. Тонкие ладони скользнули по его груди, выбивая из Гари тихий вздох. Лета прижалась к его шее губами, чуть лизнув жилку, что так трепетно билась под её поцелуем. Руки мужчины скользнули по её спине, впечатывая девушку в его грудь. На ощупь найдя её губы, Гари накрыл их медленным поцелуем, осторожным, словно он мог сломать её только этим. Хотя, он мог сломать её просто своим существованием. Да и сломал, похоже. Девушка выдохнула ему в губы чужое имя. Так нежно, так любя, что у парня в горле встал ком, полный горечи. Он ненавидел себя в этот момент. И отказать ни ей, ни себе уже не мог. Слабак, ты чертов слабак, Гари. Гореть тебе в аду. Их поцелуй был долгим, тянущимся словно карамель. И ему это нравилось. Нравились её мягкие прикосновения, холодные пальцы, нежные губы и отзывчивое тело. Каждый его жест воспринимался ей так легко и естественно, что сердце Гари заходилось в бешеном ритме. Это было неправильно, но… — Иди ко мне, — и вот Лета лежит под ним, раскрытая и желанная, а в Гари больше нет сил и желания не смотреть на нее. Он не мог не смотреть. Это как запретить чувствовать. Его поцелуи спускались с её губ ниже, к подбородку, по шее к груди, минуя живот к полному отсутствию белья на ней. Черт. Она ждала этого и знала, что так все и будет. Гари чувствовал себя грязью. Лжецом, когда она снова и снова звала того, кого нет. А он откликался ей всем своим существом, целуя, трогая кончиками пальцев, лаская её тело. Слушая её стоны, тихие, похожие на всхлипы, когда он коснулся её губами. От вкуса этой женщины Гари сорвало крышу. Она была необыкновенной. Нежной, хрупкой. Сломанной. И он не задумываясь разбивал её на мелкие осколки, лаская и выбивая из неё стоны своим языком. Её пальцы неожиданно осторожно коснулись его волос. Она не тянула, не драла их. Просто гладила его по голове, пока его язык раскрывал её, влажную, нужную. Гари был готов поселиться между её ног, лишь бы вновь слушать её, чувствовать как напрягаются её бедра, как её пальцы перебирают его волосы. Доводить её до края снова и снова. Даже не применяя пальцев, одним языком и поцелуями. Так нежно, так прекрасно. Он таял рядом с этой женщиной, когда она стонала едва слышно, вздрагивая от первого оргазма. И он вновь погружал в неё язык, теряя контроль, исступлённо ласкал ее. Притворяясь тем, кого никогда не знал. Но кем теперь так отчаянно желал быть. Осторожно введя в неё палец, Гари едва не задохнулся от собственных ощущений. Она была такой горячей, что от него теперь точно останется только лужица на её постели. С добавлением второго он почувствовал всю её узость. Бережно положив руку на её живот и чуть надавив, мужчина двигал пальцами, растягивая её, не прекращая ласк языком. Её вкус уже должен быть частью его самого. И ему было мало. Так мало, что даже её мольбы не заставили Гари оторваться. — Милый, пожалуйста, — её стон иглой врезался в его мозг, когда он довел её во второй раз. Но этого было так ничтожно мало. Ему требовалось сделать для неё больше, намного больше, чем сейчас. Но её руки требовательно тянули его за плечи вверх. И Гари повиновался, накрывая её тело своим, как-то снимая с себя бельё, шепча комплименты каждой частичке её тела, видевшегося им невероятно совершенным, каждому её изгибу. Нежной коже на бёдрах, тазовым косточкам, небольшой округлой груди, едва заметным нежным светло-розовым соскам, родинке на ключице, сладким губам… — Confiteor Deo omnipotent, beatae Mariae semper Vrgini, — Гари шептал молитву покаяния, сжимая грудь Леты в своих руках, лаская поцелуями её тело, прижимаясь к её бедрам своей горячей плотью. - Beato Michaeli Archangelo, beato loanni Baptistae, sanctis Apostolis Petro et Paulo, - его руки скользнули вниз, обхватывая её бёдра, — Omnibus Sanctis, et vobis, fratres (ettibi pater), — он вновь сжал её грудь, чуть ущипнув соски. — Quia peccavi nimis cogrtatione, verbo et opere, — Гари осторожно провёл ладонью по её щеке, глядя в затуманенные глаза и бережно раздвигая её складки головкой члена. Плавно толкнувшись, мужчина легко проник в её тело. Это ощущение единения сводило с ума. Ещё никогда ему не было так хорошо. И так плохо. Одновременно. — MEA CULPA, MEA CULPA, MEA MAXIMA CULPA, — каждое его едва слышное слово сопровождалось толчком, плавным, но сильным. Женщина под ним стонала, хватая его за плечи и запрокидывая голову, открывая шею для поцелуев. Гари уткнулся лбом в её плечо и шептал, исступлённо двигаясь в ней, растворяясь в ощущениях, притянутый её руками ближе: — MEA CULPA, MEA CULPA, MEA MAXIMA CULPA. Мне так жаль, милая… Мне… Так… Жаль… — каждое слово — сильный толчок с оттяжкой, глубокий, почти до самого дна. Лета запустила в его спину свои ногти, проводя от плеч до поясницы, мешая его боль с удовольствием. Сжимаясь вокруг него. — Милая, милая моя… — Гари потребовалась ещё пара толчков, чтобы излиться в неё и замереть, опираясь на локти. Девушка притянула его ближе к себе, осторожно и ласково касаясь его губ своими. Так трепетно. Гари был уверен, что она все ещё не с ним. И от этого ему впервые за долгие годы хотелось рыдать. — Спасибо, — шёпот Леты заставил мужчину вздрогнуть. Осторожно выйдя из неё, он лёг рядом, прижимая её измученное тело ближе. Так, чтобы её голова покоилась на его груди. Он уйдет, как только убедится, что она крепко уснула. И смоет с себя своё паскудство. Может, зальёт парой шотов виски, для надёжности. Ему было погано и, одновременно с этим, чертовски хорошо. Гари ушёл под утро, в самый рассвет, оставив после себя запах бергамота и желание не возвращаться. Приходил он потом каждую ночь.