Sansûkh

Дни текли медленно. Некоторые из гномов, погибших в Битве Пяти Воинств (так теперь называли злополучную битву за Эребор), кланялись Торину при встрече, но были и те, кто не упускал случая от души врезать ему по лицу. Дед в такие моменты сочувствующие похлопывал его по плечу. — Видел бы ты, что тут творилось после Азанулбизара, — повторял он. Торину показали кузни, но хоть металлы были чистейшего, высочайшего качества, его сердце не лежало к работе. Мифрил и серебро нагоняли на него тоску, а от одного вида золота его заполняла настолько горькая ненависть к самому себе, что он ощущал во рту ее привкус. Он ковал лишь медь, сталь и железо. Иногда к нему присоединялся Траин, и они работали вместе, хоть и мало говорили. Фрерин не приходил в кузни. Брат, похоже, чувствовал, что Торину нужно время после всего, что они видели, и потому предоставил его самому себе. Если Торин всё же покидал свою мастерскую, то проводил время с матерью и племянниками. Фили и Кили из шкуры вон лезли, стараясь вызвать у него улыбку. Но никто не умел унять его тоску лучше матери; её пальцы легко перебирали струны арфы, наигрывая старые умиротворяющие песни из его детства, нетронутые печалью. Но, в конце концов, Торин почувствовал, что больше не может пренебрегать своими обязанностями и, собравшись с силами, вернулся в Обитель Sansûkhul, чтобы снова нырнуть к утонувшим звездам. Первым делом он навестил сестру. Дис продолжала плакать. Ему не удалось прорваться сквозь её боль. Он сидел с ней часами напролёт, наблюдал, как её посеревшее лицо становится всё бледнее и измождённее, молил её поесть. Но она не слышала. Он покинул её с тяжелым сердцем. В Эреборе шли похороны. Торин смотрел, как на его холодную неподвижную грудь положили Аркенстон, вложили в оцепеневшие пальцы рукоять Оркриста, а затем перенесли его тело и тела племянников в склеп. Бильбо горько плакал всё это время. Когда белый мрамор скрыл от глаз израненный, искорёженный труп Фили, Торин зажал себе рот руками, прижал их так сильно к обескровленным губам, что ладонями ощутил зубы. С грубой бранью, рвавшейся изнутри, он закрыл глаза и умчался прочь от этой безрадостной картины. Открыв их, он оказался в таверне среди залов Эред Луин. Там, несчастный и опустошённый, он наблюдал, как его пламенный молодой кузен отчаянно напивался. Гимли пел и танцевал, пил и смеялся, сидел, понурившись, над своей высокой кружкой, стиснув голову руками. Ни с того ни с сего он вдруг двинул в зубы какому-то гному за то, что тот имел неосторожность нелестно отозваться о компании его отца. Но чуть позже эти двое уже шли по домам рука об руку, распевая во всё горло непристойную походную песенку, которую им, воообще-то, по возрасту знать ещё не полагалось. По сравнению с запустением и разрухой, царившими в Эреборе, в Гимли жизнь так и била ключом со свойственными юности силой и энергией. Это оказало целительный эффект, и к берегу звёздного озера Торин вернулся с ощущением, что на сердце стало немного легче. Он снова отправился в кузню и приступил к работе с новыми силами. Он выковал меч. Несомненно, это была его лучшая работа. Скрепив сердце, вскоре он вернулся к сверкающим водам. Дис больше не плакала. Она восседала на троне Эред Луин неподвижно, точно каменное изваяние, утверждая один караван за другим, один охранный караул за другим; гномы постепенно покидали Синие Горы. Она не ощущала его присутствия. Глаза блекло поблескивали на её осунувшемся лице, словно осколки льда. Торин молил её прислушаться, но она оставалась недоступной и далёкой словно луна. Восстановительные работы в Эреборе шли полным ходом. Куда бы ни упал его взгляд, Торин всюду натыкался на следы разорения, оставленные драконом, и отголоски его собственной глупости. Королевство постепенно оправлялось от траура, но Торин по-прежнему едва мог смотреть на своих спутников, каждый раз видя в их глазах отблески золотой болезни, ещё недавно пожиравшей их разум. Никто не был охвачен ей так сильно, как сам Торин, но всё же он утянул их за собой в омут проклятого беспамятства. Вина и печаль, написанные на их лицах, камнями сыпались ему на голову, так что вскоре ему стало казаться, что ещё немного — и он утонет под ними. Бифур выжил. Под непрестанной заботой Бофура и Бильбо, он потихоньку шёл на поправку. Безобразный шрам на лбу уходил вглубь черепа на несколько дюймов. С момента пробуждения гном не проронил ни слова, и иногда даже Iglishmêk его покидал. Время от времени он замирал, не закончив жест, и растерянность на его лице смешивалась с бессильной яростью. Бомбур остался хромым до конца жизни. Впрочем, довольно скоро он смирился и взялся вырезать прекрасные приспособления для облегчения ходьбы. В них он предусмотрительно оборудовал хитрые скрытые отделения, в которых прятал специи, вилки, сладости и печенье. Ори выскочил из постели в ту же минуту, как Оин дал ему свое разрешение, несмотря на удушливый кашель, нападавший на него временами. Он тут же бросился помогать Нори, которому предстояло заново научиться ходить. Бывший вор угрюмо клацал по комнатам. Обеими руками ухватившись за шеи своих братьев, он на каждом шагу морщился и отчаянно ругался, пока в конце концов не принимался кричать от злости и возмущения. Ори теперь твёрдо стоял на своём, его робость и неуверенность сгорели в пламени сражения. Он спокойно встречал вспышки брата, дожидался, пока Нори устанет, а затем помогал ему вернуться в кресло. Дори заваривал один чайник за другим, сжатые губы белее мела, после чего кропотливо переплетал измотанному и молчаливому Нори его рыжевато-коричневые волосы в причудливые косы. Затем братья Ри участливо держали Нори за руки, пока тот не находил в себе сил расплакаться.

***

— Дядя? — Фили, — отозвался Торин и отложил нож — дополнение к мечу — эфес которого кропотливо украшал; навершие ему никак не давалось. Фили нервно потянул себя за ус: — Фрерин кое-что рассказал. Торин вздохнул: — Мне его стукнуть? Фили нахмурился: — От души. Пару раз. Между Фрерином и его племянниками с самого начала возникло некоторое недопонимание. Фрерин старался приучить Фили и Кили звать себя «дядей», как и Торина, но у них это постоянно вылетало из головы. Кили непрестанно жаловался: «Ну не могу я звать того, кто младше меня на тридцать лет, дядей. Это неправильно!» Тем не менее, Фрерин не думал униматься и взялся за дело со своей излюбленной техникой: пилением. Нетрудно догадаться, что раздражение братьев росло с каждым днём. Торин даже заключил с Гроином пари, что первым взорвётся Кили. — Да что ты? — Торин припечатал Фили строгим взглядом, и молодой гном смущённо переступил с ноги на ногу. — Ну, если вдруг захочешь. Скажи, а он всегда такой надоедливый? — Неужели хуже, чем Кили в двадцать пять? — уточнил Торин, и Фили содрогнулся. — Нет, вряд ли такое вообще возможно. — Ладно, так что он тебе рассказал? — Торин вытер руки и прислонился к верстаку. — Он сказал… — Фили замешкался, а затем выпалил, — сказал, что ты можешь общаться с ними. Что иногда они тебя слышат в своем подсознании. Торин застыл, а затем медленно отложил тряпку. — Да, — проговорил он. — Да, Махал даровал мне такую способность. — Но почему тебе? — воскликнул Фили. — Почему не мне или, к примеру, Кили? Подойдя к племяннику, Торин взял его за плечи. Фили вцепился в него в ответ, и Торин почувствовал, как его трясет. — Это всё из-за вашей 'amad? — тихо спросил Торин. — Она всё плачет и плачет, — выдавил Фили, напряжённый и хмурый. — А когда не плачет, то от неё словно остаётся лишь пустая оболочка, безжизненная статуя. Ей так одиноко, Торин, это просто невыносимо! — Знаю, — Торин положил щёку Фили на голову. — Я пытался, родной. Сначала она что-то чувствовала, пока горе было ещё живо и свежо у нее в душе. Но теперь она словно обратилась в камень и ничего не слышит сквозь окутавшую её тоску. — Ничего не помогает? — печально уточнил Фили. Торин пригладил золотистые волосы: — Ничего из того, что я пробовал. — Зачем Махал дал тебе этот дар, — пробормотал Фили, — если он даже не работает? — Может, это всё из-за того, что я на него наорал, — задумчиво протянул Торин, и у Фили вырвался сдавленный смешок. — Ты наорал на нашего создателя, — повторил он и уткнулся Торину в плечо. — Да ты просто бесподобен. Кривая улыбка тронула его губы: — Да, мне уже говорили. Как бы там ни было, я наорал на него, а он сказал, что из-за наших несправедливых смертей и из его любви ко мне, он даст мне возможность коснуться разума живых, чтобы их руками искупить свою вину. Эта сила неясна и переменчива, но даже Махалу не под силу полностью убрать преграду между миром живых и миром мёртвых. Кто-то слышит меня лучше, кто-то — хуже. Полагаю, это зависит от того, насколько они в ладу со своими сердцами и следуют ли их зову. — Хм, — протянул Фили и откинул голову назад, чтобы взглянуть дяде в лицо. — И кто может тебя слышать? — Даин, время от времени. Изредка Балин, Дори и Глоин, бывает Двалин. Но лучше всех Гимли. — Гимли? — удивился Фили. — Наш маленький кузен Гимли? — Не такой уж теперь и маленький, — заметил Торин, приподняв брови. — Парнишка уже отрастил бороду получше, чем у Бофура, и в плечах шире Нори, да и повыше тебя будет, чуть поменьше Кили. Сейчас в нём фута четыре да ещё дюймов шесть, а он ведь растёт. — Знаю, знаю, но для меня он всегда будет вспыльчивым малышом Гимли, — покачал головой Фили. — Надо же, Гимли тебя слышит! Вот это да, — и тут глаза Фили вспыхнули. — О! — Знаю я этот взгляд, — проговорил Торин с подозрением. — Что-то у меня недоброе предчувствие. — Гимли же ещё в Эред Луин, так? — Фили возбужденно ухватил Торина за тунику. — С мамой! Ты можешь заставить его утешить её! Они же родственники, он знал нас, и ей будет не так одиноко; я уверен, ей станет легче, ох, поговори же с ним — пожалуйста, пожалуйста, ну попробуй! — Я не буду «заставлять» его делать что-либо, — отрезал Торин и сбросил руку Фили. — Хватит с меня приказов, Фили. Мне это оказалось не по силам. Кроме того, я ни за что не стану склонять мальчика к тому, чего он сам никогда бы в жизни не сделал. Это самое настоящее принуждение, я не пойду на такое зло. — Гимли захотел бы помочь ей, если бы всё знал! — взмолился Фили. Его трясло от разочарования, он быстро прерывисто дышал. — Я — мёртв, ты — мёртв, Ки — мёртв, мы все мертвы! Я не могу быть с ней, как и ты — но кто-то же должен. Гимли рядом, и как бы ни тонка была связь, он тоже Дурин, семья; единственная семья, которая осталась у неё в Синих Горах. Мы дружили! Он звал её тётушкой! Им обоим одиноко, и ты можешь это исправить. Просто напомни ему о ней, о большем я не прошу. Он сам сделает всё остальное, знаю, что сделает! Помоги же ей. Помоги им обоим. Прошу, хотя бы попробуй! Если не ради меня, то ради мамы. Ну пожалуйста? Их взгляды встретились. Торин уронил голову. — Во имя любви, которой я тебя наделил, и во имя скорби, взращенной в тебе Врагом, — пробормотал он и глубоко вздохнул. Разумеется, он сделает так, как просил Фили. После всего, что он отнял у мальчика, Торин готов был исполнить любую его просьбу. — Так ты поможешь? — Фили наклонился ближе, на его лице сияла надежда. Торин потер лицо онемевшими пальцами. — Ладно, — выдавил он, протянул руку и заправил одну из косичек Фили за ухо. — Ладно, я попробую. Ради вас с братом и ради Дис. Фили радостно воскликнул и бросился к двери, его топот звонко разнёсся по комнате. — Я только найду Кили! Только не ходи без нас, мы с тобой! Торин уныло смотрел ему вслед и гадал, во что же он позволил себя втянуть на этот раз. Фили вернулся в считанные минуты, Кили вприпрыжку нёсся за ним следом. Их лица так и светились надеждой. Кили выпалил, не успев подбежать: — Это правда? Они тебя слышат? Торин провел рукой по волосам: — Да, но… Кили испустил восторженный визг и победоносно вскинул кулак. — Но, — повторил Торин, — они не слышат моих слов напрямую. Завесу, отделяющая Арду от Амана, так просто не преодолеть. Они слышат меня лишь в своём подсознании, и то далеко не все. — Но некоторые слышат? — уточнил Кили. — Некоторые, — осторожно согласился Торин. — Гимли его слышит, — вклинился Фили, ещё не восстановивший дыхание. — А Гимли сейчас в Эред Луин. — Так чего мы ждём? — Кили ещё раз восторженно вскрикнул и схватил Торина за запястье. — Пошли, пошли, пошли! Торин откинулся назад, и разница в весе свела рвение Кили на нет: — Но мой горн… — Никуда не денется, — нетерпеливо сказал Фили. — Огонь не горит, а нож в твоё отсутствие вряд ли отрастит себе ноги. Ты обещал, Торин. Торин хотел было напомнить, что ничего не обещал, но передумал. Он позволил племянникам утянуть себя в Обитель Sansûkhul. Кили возбужденно кусал губы, заворожённо уставившись в сверкающие воды Gimlîn-zâram, а Фили был бледен, но глядел решительно. С новым вздохом Торин взял их за руки и позволил звёздному свету поглотить их. Когда свет потух, они увидели Дис. Кили задержал дыхание, Фили стиснул губы, но никто не проронил ни слова. В них не было нужды. Окаменевшая спина держалась ровно, неподвижные руки с побелевшими костяшками безвольно лежали на рабочем столе в мастерской. Но перед ней не было ни драгоценностей, ни сломанных украшений, она лишь безучастно смотрела на груду войлока невидящими глазами. — Она просто сидит здесь, — печально сказал Торин. — Сидит и сидит. Фили сжал его ладонь. — Пойдём искать Гимли, — объявил Кили непривычно мрачно, и Торин послушно закрыл глаза, позволив образу опустошённой и совершенно разбитой сестры исчезнуть. Открыв их, он сразу заметил упомянутого гнома. Торин непонимающе нахмурился. Раньше ему не удавалось направлять воды Gimlîn-zâram к конкретной цели, и он повернулся к Кили, который выглядел не менее озадаченным, — Может, просто нас трое и мы все хотели увидеть одного и того же гнома? — предположил он. Фили пожал плечами: — Возможно. Гимли вёл тренировочный бой. Его противник был старше, возможно, ровесник Балина, Торин отдалённо его припоминал. — Умно, парень, — пропыхтел гном. — Но у этого старика ещё есть козыри в рукаве, не спеши расслабляться. — Жажду их увидеть, — отозвался Гимли, и топор замелькал в его руках. Он и вправду был хорош, топор порхал по чётко выверенным, крутым траекториям, что требовало хорошей координации, изрядного умения и немалой силы. — Очень хорошо! — восхитился его противник, когда Гимли блокировал свирепый удар снизу и отразил его, тут же перейдя в атаку. — А если вот так? — его руки пришли в движение, направив топор прямо к шее Гимли. — Нали, ну что же ты! — прорычал Гимли, закрыв лицо рукоятью. Раздался оглушительный грохот. — Старайся сильнее! Двалин уже разгромил бы меня и отправил намывать казармы! — Тебе все мало, nidoy? — Нали изогнул бровь и расхохотался. Затем он свистом подозвал одного из других учеников, дожидавшихся очереди на скамьях, окружавших тренировочное поле. — Лони, поди-ка сюда. Давай проучим нашего великого воина! Гимли сделал шаг назад, настороженно следя за противниками и мерно покачивая топором. Окликнутый юноша встал и вышел на поле. Он был тяжелее своего младшего собрата, сосредоточенное лицо обрамляли буйные тёмные волосы и угловатая борода. Тот усмехнулся. — Ну на этот-то раз я тебя одолею, сын Глоина, — заявил он. — Ещё чего. Скорее реки потекут вспять, эльфы поселятся в норах и гномы станут вить гнёзда, сын Лаина, — довольно грубо фыркнул Гимли. Фили и Кили тут же разразились хихиканьем, и даже Торин невольно улыбнулся. — Так вот что вы имели в виду, говоря о вспыльчивости, — пробормотал он, и Фили улыбнулся. — Этот идиот ни за что его не побьёт, — сказал Кили и обернулся на Торина. — Правда же? Торин оценил шансы. Гимли лучше владел оружием, но у Нали было больше опыта, к тому же в пользу старшего ученика говорили вес и хороший размах. — Даже не знаю. Посмотрим, что он будет делать. Кили не стоило волноваться. Гимли молниеносно взмахнул топором, направив удар в ноги, так что противникам пришлось неловко отскочить назад. Нали запнулся, и Гимли в тот же миг набросился на него, приложив учителя по голове плоской стороной лезвия. — Убит, — радостно объявил он. — Как и ты, — взвыл Лони у него из-за спины, и Фили непроизвольно вскрикнул, когда огромный топор обрушился вниз, целясь другу в голову. Рыжеволосый гном нырнул к земле и стремительно развернулся, его топор взметнулся в танце и ткнул Лони оголовьем в живот, выбив у бедняги весь воздух из легких. — Сдаёшься? — потребовал Гимли, приставив острие к горлу противника. Лони кисло кивнул. — Хороший бой, — подвел итог Торин, а Гимли тем временем прислонил свой топор к стойке для оружия. Затем он отошёл к столу, где для учеников были предусмотрительно сложены полотенца и хлеб с элем для Нали. Взяв полотенце, он принялся вытирать пот с лица. — Очень хороший бой. Фрерин не преувеличивал по поводу его таланта. — Интересно, каков он с мечом, — пробормотал Фили, в задумчивости склонив голову. — Хотел бы я… берегись! В этот момент Лони вскочил с земли и бросился к ничего не подозревавшему Гимли, подняв топор над головой, чтобы нанести сокрушительный удар. — Sudûn! — взревел Торин, не помня себя от ярости. — Shekith! Гимли незамедлительно пришел в движение. Схватив кружку с элем и обернувшись, он швырнул её Лони в лицо. Пока парень отплёвывался, Гимли выбросил вперёд кулак и припечатал его прямо в нос. — Ikhuzh! — рявкнул Нали, и Гимли замер, уже отведя руку для следующего удара. — Гимли, Лони, это ещё что такое? Лони, сжав кровоточащий нос, пробормотал: — Я хотел закончить бой. — Бой уже был закончен! — заявил Нали и потянул молодого воина за ухо. — Ты сдался, а значит, Гимли выиграл бой. Атаковать безоружного гнома со спины — трусливо и недостойно, я не этому тебя учил. Лаин об этом узнает, помяни мое слово! Гимли прожигал неприятеля свирепым взглядом. — Гимли, немедленно убери беспорядок, который ты тут устроил. Лони, — Нали потрепал зажатое в пальцах ухо, — неделю будешь ходить в ночной дозор. Всех жду завтра на рассвете, — со стороны остальных учеников раздался протестующий стон. — Можете благодарить этих двоих за ранний подъем! Впредь будете думать, прежде чем делать подобные глупости. Всё ясно? Оба мальчишки кивнули: — Да, Нали. — Вот и славно, — подытожил Нали, выпустил Лони и вышел за дверь. — И помните: на рассвете! Молодые ученики вслед за ним потянулись к выходу, изредка бросая хмурые взгляда на Гимли и Лони. Гимли зыркал в ответ, а после повернулся к своему противнику, все ещё сжимавшему окровавленный нос. — Ладно, извини, — проворчал он и взял второе полотенце. — Держи. Подожди, не закидывай голову, только крови наглотаешься. Наклонись, скоро само пройдет. Чем ты думал, во имя Махала? — Хотел выиграть хоть раз, — буркнул Лони, но позволил Гимли приложить к лицу полотенце. — Я тоже умею сражаться, но кто же меня заметит на твоём фоне. — Ну ты и дурак, — заявил Гимли. — Дерёшься славно, но всё равно дурак. Ты крупнее, так что одолел бы меня, если бы не подпускал близко. Слушай, давай как-нибудь потренируемся вдвоем? Мне как раз нужен высокий противник. Хочу удивить Двалина при встрече. Лони горько усмехнулся: — Куда мне до Двалина. — Скоро догонишь его, поверь мне, — проговорил Гимли, покачав головой. — Дурак. — Я уже понял, — проворчал Лони. — Повторять не обязательно. — Так, давай, держи сам свой нос, мне надо вытереть эль, — Гимли обвёл взглядом липкое пятно, взял еще одну тряпку и, опустившись на колени, принялся тереть. — Я не собираюсь извиняться за то, что победил, — пробурчал он, сдув прядь непослушных волос с лица. — И жалеть труса, напавшего сзади, я тоже не стану! Но вот партнёр для тренировок с добрым размахом — это мне по душе. А ты получишь шанс заслужить признание, которого так жаждешь, одолев меня в честном бою. Что скажешь? Глаза Лони вспыхнули поверх окровавленной ткани. — Звучит неплохо, — ответил он. — Значит, договорились, — Гимли сел и бросил мокрую тряпку за пределы поля, взявшись за следующую. — Фу, от меня теперь несет как от пивоварни, а ведь во рту не было ни капли! Тут хочешь не хочешь — надо выпить. Если твой нос в порядке, может пропустим по кружечке у Борина? — Мне не стоит, — понурился Лони. — Мне сегодня в ночую смену. — А, точно. Тогда в другой раз. Иди, умойся. Начнём завтра, согласен? Лони кивнул и попытался улыбнуться: — Спасибо, Гимли. Я сожалею. — Правильно делаешь, из-за тебя пришлось выплеснуть такой прекрасный эль. Что за расточительство! — рассмеялся Гимли и махнул Лони на прощанье. — Так Борин ещё в деле? — удивился Кили и тут же сжался под внезапно посуровевшем взглядом Торина. Фили тихо прыснул и прикрыл Кили рот рукой. — Торин, это так… из чистого любопытства. — Ага, ноги нашей там не было, — приглушенно подтвердил Кили сквозь ладонь брата. — И стол мы там не ломали. — И лампу тоже. — И зуб Борину. — Ложь и клевета. — Должно быть, это были какие-то другие гномы, просто похожие на нас. — Да, назвавшиеся нашими именами. Самозванцы, точно говорю. Торин закатил глаза к потолку и взмолился о терпении. Гимли тем временем продолжал водить тряпкой по влажным камням. На мгновение он остановился, чтобы почесать короткую рыжую бороду, а затем снова с удвоенным усердием взялся за грязный пол. Торин ступил ближе, решив воспользоваться удачной возможностью. — Гимли, — обратился он к молодому гному и затих в недоверчивом удивлении, когда Гимли тут же оторвался от своего занятия и склонил голову, словно прислушиваясь к чему-то. Торин обернулся на Фили и Кили, которые яростно закивали. — Гимли, — повторил он, и Гимли снова замер. На этот раз мальчишка поднялся на колени и нахмурился. — Здесь кто-то есть? — Barufûn, — проговорил Торин и опустился рядом с озадаченным юношей. — Твои кузены сейчас рядом с тобой, Гимли, сын Глоина. Фили, Кили и Торин. Мы здесь. Гимли моргнул и резко замотал головой. — Не мог же я так надраться от одних испарений, — пробормотал он себе под нос, и Кили фыркнул. — Ты не пьян, парень, — сказал Торин и в свою очередь досадливо мотнул головой. — Мы здесь. Гимли скосил глаза и посмотрел прямо сквозь Торина. — Должно быть, почудилось. Я не пьян, и вроде бы в своем уме… Фили со звучным шлепком ударил себя ладонью по лбу. Торин едва удержался, чтобы не последовать его примеру: — Ты в своем уме, кузен. По милости Махала мы можем наблюдать за живыми сквозь завесу. Но мне он дал особый дар. Некоторые могут меня слышать. — Но я все-таки из рода Дурина, — продолжил рассуждать вслух Гимли с нарастающей тревогой. — Я мог тронуться головой. Но что-то рановато. — Спокойно, — негромко проговорил Фили, опустив руку на плечо Торину, которого уже начинало потряхивать от досады и стыда. — Ты не сумасшедший, — буркнул он. — Просто очень, очень тупой. Гимли прищурился и стал подозрительно оглядываться. — Лони, если это твои шуточки, — прорычал он, — то у тебя очень плохо с чувством юмора! — Да Дурин всемогущий! — нетерпеливо воскликнул Кили. — Это не розыгрыш, — Торин стиснул пальцами переносицу, сдерживая порыв гнева. — С тобой говорит Торин, сын Траина. Я был убит три месяца назад и покинул пределы Средиземья. Теперь вместе с сыновьями моей сестры я дожидаюсь конца времен в Чертогах Махала. Оттуда мы по своему желанию можем наблюдать за друзьями и родными — и в данный момент мы стоим прямо перед тобой, безмозглый ты мальчишка! Гимли вскочил на ноги, цвет стремительно покидал его лицо: — Король Торин, — выдохнул он и затем поспешно потер голову. — Что я несу? — Осторожнее, дядя, — напряженным шёпотом пробормотал Кили. Он кивнул и взял племянников за руки, прежде чем сосредоточить все свои мысли на растерянном юноше прямо перед ним. — Гимли, подумай о госпоже Дис. Вспомни ту, что ты когда-то называл тётей. Теперь она осталась совсем одна. Она потеряла гораздо больше, чем ты. Подумай о госпоже Дис. — Он был ей братом, — прошептал Гимли, и вдруг дёрнул себя за взлохмаченные волосы. — Ну я и дурак! Так вот, что мне не даёт покоя. Надо сейчас же её навестить. Я потерял кузенов, а у нее рухнул весь мир. Я не пьян, не безумен. Я просто слепой эгоистичный баран! — Он… кажется, он решил, что ты — его внутренний голос, — недоуменно заметил Фили. Торин беспомощно поднял на него глаза. Гимли закусил губу, окинул взглядом тунику и заляпанные элем штаны. — Нет, в таком виде нельзя показываться на глаза принцессе, — пробормотал он и, собрав мокрые тряпки и прихватив со стойки свой топор, направился прочь из тренировочного зала. Трое мёртвых гномов, отправившихся за ним, поразились тому, как опустел Эред Луин. Гимли вёл их знакомыми коридорами и переходами, в которых когда-то кипела жизнь. Теперь, похоже, обитатели постепенно покидали Чертоги Торина; остались лишь молодые и старики. Гимли поколебался у дверей в комнаты, принадлежавшие, насколько помнил Торин, Глоину, а затем толкнул дверь и вошёл. — Мам! — крикнул он. — Гимрис? Вы где? — Гимли! — прошипел женский голос, и жена Глоина, Мизим, высунула голову из двери дальше по коридору. — Что ты себе позволяешь, врываешься и орёшь во все горло! — Так это жена Глоина? — уточнил ошеломленный Кили. — Да, его среброволосая жемчужина. Разве он тебе не говорил, что она писаная красавица? — Торин улыбнулся. Мизим разбила множество сердец, прежде чем нашла свою истинную любовь в Глоине. Что и говорить, даже Торин какое-то время вздыхал по ней. Она по сей день приковывала взгляды горделивой осанкой и крепкой, источающей силу фигурой, а изумительные глаза всё так же сияли, время лишь добавило им весёлых морщинок в уголках да пару белых прядей в серебряных волосах и бороде. — Да как этот замшелый валун заполучил себе в жены такую гнаминну? — возмутился Фили, распахнув глаза. — Он добр, честен и уважаем, — ответил Торин. — И умеет её рассмешить. Гимли нетерпеливо отмахнулся: — Не сейчас, 'amad, мне нужна моя лучшая туника! И те золотые защёлки для волос, которые сделал мне дедушка! Куда ты их убрала? — Гимли поспешно бросил мокрые тряпки у камина и принялся перерывать каменные сундуки, шарить по полкам. — Гимрис? Можно одолжить твою расчёску? — проревел он, не прекращая поиски. Юная гнаминна лет пятидесяти, шаркая ногами, вошла в комнату, потирая глаза. Её густые волосы пылали тем же пламенем, что и у брата, а лицо было таким же прекрасным, как у их матери, даже несмотря на застывший на нём оскал. Фили подавился словами, оторопело уставившись на девушку. — Она бриллиант, — с жаром выпалил Кили. — За такую придётся одолеть целое войско, — согласился Фили. Торин стиснул зубы: — Вы оба мертвы. Кили обиженно надулся: — Не обязательно постоянно об этом напоминать. — Братишка, — прорычала юная красавица. — Надеюсь, топор при тебе, потому что, видит Махал, он тебе пригодится, если ты взялся меня будить. — Гимрис, давай потом! Расчёску, прошу тебя — мне срочно, я должен привести себя в порядок. — Пахнешь как бочка из-под пива, — пробормотала Мизим, подозрительно принюхавшись. Гимли едва слышно застонал: — Да у меня во рту сегодня не было ни капли! Просто с пылу плеснул этому дураку Лони элем в лицо на тренировке — ох, не бери в голову, сам всё найду! — Так и быть, бешеный ты медведь, можешь взять мою расчёску. А что за повод? — поинтересовалась Гимрис. Гимли испустил удовлетворенное кряхтение, выудив из сундука мягкую синюю тунику парадного вида, расшитую чёрными и золотыми нитями. Затем он поднял голову. — Я должен навестить госпожу Дис, — пояснил он со всей серьёзностью. — Я совсем позабыл свои обязанности. Мизим свела брови к переносице: — Госпожа Дис никого не желает видеть, какие ещё обязанности? — Ну, может, не обязанности, но добрые манеры, — поправился он, стянув грязную тунику и тут же принявшись натягивать свежую. Она была ему слегка маловата, но Гимли не замечал этого или же не обращал внимания. — До меня только сейчас дошло, что мы — её последние оставшиеся родственники по эту сторону Мглистых Гор, и мы обязаны её утешить. Мы лишились нашего короля и наших принцев, но она-то потеряла второго брата и обоих сыновей. Ясное дело, она закрылась от всех и выходит только для утренних аудиенций. Она осталась совершенно одна, так что я обязан навестить её. Фили и Кили были мне друзьями, они бы этого хотели. — Говорил же, — шепнул Фили. Торин что-то промычал. Мизим с сомнением поджала губы, зато лицо Гимрис преобразилось пониманием. — Может, мне тоже стоит пойти? — спросила она. — Если хочешь, — ответил Гимли, пожав плечами. — Хотя, мне кажется, стоит начать с одного посетителя за раз. В её состоянии я бы не хотел принимать у себя целую толпу. — Это очень мило с твоей стороны, Гимли, — проговорила Мизим, — но ты уверен, что она захочет тебя увидеть? С тех пор, как ты вырос, вы почти не общались. — Но до того я звал её «тётей», и она катала меня на коленях, я же помню, — отозвался Гимли, плеснув в лицо воды. — Если она не захочет меня принять, я попробую позже. Её оставили совсем одну, должно быть, всё это время она чувствовала себя брошенной. Надо показать ей, что о ней помнят, что её ценят, причём не только как регента Чертогов Торина. Я ей не сын и не брат, но мы семья, мне не всё равно. Я тоже их любил. В повисшей тишине ладони Фили и Кили стиснули руки Торина до боли. — Ты прав, я пойду в другой раз, — согласилась Гимрис и зацокала языком, взглянув на необузданную влажную гриву на голове брата. — Ну и вид у тебя. Сядь, давай заплету, а то ты как пони, носившийся под дождем. Губы Гимли изогнулись в озорной усмешке, он перевёл взгляд на мать — Могу не успеть к ужину. — Полагаю, ты должен поступать так, как велит тебе сердце, — вздохнула Мизим, поцеловала его в лоб и поправила тунику на плечах. — Ты хороший мальчик, сын мой. Он отшатнулся, отбиваясь мокрыми руками: — Ну мам, мне уже скоро шестьдесят три! Я тебе не мальчик! Она фыркнула: — Ты ещё такой ребенок, Гимли. Подожди, я найду твои застёжки. Надеюсь, ты ещё влезаешь в те ботинки с гравировкой. — Или сюда, пугало соломенное, давай приведем тебя в более подобающий вид, — скомандовала Гимрис, помахивая расчёской. Гимли одарил её утомленным взглядом старшего брата, а затем послушно опустился на пол у её ног. Она принялась заплетать его волосы в длинную, толстую косу. — Махал Великий, Гимли, чем ты занимался? У тебя тут одно большое гнездо! — Я только что с тренировки! — огрызнулся он в свою защиту. — Ты с кустом шиповника что ли сражался? Кстати, эти штаны не подходят к этой тунике. И ты скоро в неё не влезешь, она уже по швам трещит. — А я что могу поделать? — буркнул Гимли. — Я не виноват, что так быстро расту. — «Так много ем», ты хотел сказать. — Я должен есть, я же расту! В ответ сестра потянула его за волосы. — В общем, я тебя предупредила. Надень чёрные штаны, у них ещё узоры вышиты по краю. Ты собираешься надеть те стальные каффы? — Я должен, это же подарок кузена Балина, — пробормотал он и с любопытством ощупал руками макушку. Сестра тут же шлёпнула его расчёской. — Я ещё не закончила, — рявкнула она. — Убери лапищи. — Гимрис, ты деспот, — буркнул Гимли. — Как думаешь, на мне застегнётся от ремень с гранатами? Она ухмыльнулась: — Только если собираешься натянуть его себе на шею. Сиди смирно, хватит ёрзать! Из-за тебя все перекосилось. Фили и Кили совершенно одинаково ухмылялись, и даже Торин не сдержал смешок, взглянув на красное от раздражения лицо Гимли. Тот подчинился с тяжёлым вздохом, рассеянно водя пальцем по пятнам эля. Мизим вернулась с полными руками украшений, и вместе с Гимрис они закрепили грозди золотых защёлок в огненно-рыжих волосах. Затем Гимли с трудом втиснулся в новые чёрные штаны, тоже порядком на нем натянувшиеся, сменил свои простые каффы на куда более изысканные, в которых Торин без труда узнал работу Балина. Потом последовала пара утеплённых мехом ботинок с гравированными защитными пластинами на носках, ремень также был найден и прилажен на своё место. — Пойдёт? — уточнил Гимли, вытянув руки в стороны. Мизим нежно ему улыбнулась и закрепила две золотые бусины на его короткие торчавшие в стороны косички на бороде. — Выглядишь просто прекрасно, — сказала она. — Для тролля, — весело добавила Гимрис. — Гимрис! — рявкнула Мизим. Дочь в ответ закатила глаза. — Ладно, ладно, извини. Хорошо выглядишь, братишка, — она легонько ткнула его в плечо. — Похоже, даже ты не просто воздух переводишь, и от тебя бывает польза. В другой раз одолжишь защёлки? — Только если дашь себя заплести, — буркнул Гимли, многообещающе сверкнув глазами. Мизим испустила страдальческий стон. — Иди уже, пока окончательно не перерос свою одежду, — поторопила она. — Оставлю тебе хлеб и сыр, если вернёшься поздно и проголодаешься, ладно? — Хлеб и сыр? — грустно переспросил Гимли, но тут же одёрнулся при виде ехидного выражения на лице Гимрис. — То есть, конечно, спасибо, мам! Спасибо вам обеим! С этими словами он решительно покинул семейные комнаты и отправился через весь город к нижним этажам. — Где это мы? — шепнул Торин, неотступно следуя за ним. — Что-то я не узнаю это место. — Только не говори, что потерялся! — фыркнул Кили. Фили прикрыл улыбку рукой. — Железные копи сейчас будут по левую руку, приёмные комнаты по прямой. Наши покои не так далеко, просто этими коридорами обычно пользуются только рудокопы. Должно быть, Гимли где-то здесь работал. — В шахтах? — Торин нахмурился. — Его отец лорд. Ему не положено работать в копях. — Торин, все там работали, даже ты. Ты был кузнецом, я — ювелиром, как мама, а Кили мастерил луки. Наверняка Оин водил Гимли туда; он же посещал рудокопов. Торин тут же припомнил, что Оин как раз потерял слух из-за взрыва в шахтах. — Допустим. Но рудокоп? Не похоже, что у него хватило бы терпения для добычи и очистки руды. — Он хотел стать строителем или каменотесом, когда мы были маленькими, — поведал ему Кили. — Он обожает пещеры и камни. — Чертоги Махала привели бы его в восторг, — подтвердил Фили. — Хм, — это было необычно. — Так он пока не выбрал ремесло? — Будет ещё время найти свое призвание, когда постарею и не смогу махать мечом, — пробормотал Гимли, ошарашив их. — В мире столько интересного. К чему ограничивать себя, если я пока не знаю, что делает меня счастливым? — Чш! — шикнул Кили. — Дуринова борода, как же ясно он тебя слышит, — подивился Фили и провёл рукой по волосам. — Ни за что бы не поверил, если бы своими глазами не увидел. Местность снова стала знакомой, и опасливое волнение скрутило Торину живот. Гимли остановился у хорошо знакомых дверей, одёрнул тунику и сделал глубокий вдох. — Ну, поехали, — сказал он сам себе и постучал. Двери распахнулись и наружу выглянул гном со скрещёнными топорами городской стражи на спине. — Да? — проворчал он. — Я Гимли, сын Глоина, — представился молодой гном с вежливым кивком. — Я пришёл увидеться с госпожой Дис, если она пожелает. — Госпожа никого не принимает, — отрезал стражник и стал затворять дверь, но та наткнулась на окованный железом ботинок, и Гимли обаятельно улыбнулся. — Скажите ей, что я пришёл, — предложил он. — Возможно, для меня она сделает исключение. — Ты оглох, мальчик? Госпожа никого не принимает, — нетерпеливо буркнул стражник и пинком убрал ботинок с дороги. — Полагаю, мне стоит выражаться яснее, — проговорил Гимли, продолжая улыбаться. — Гимли из рода Дурина пришел навестить свою кузину, если она того пожелает. Презрительную усмешку стража как рукой сняло: — Я передам, что ты пришёл. — Будь так любезен. — Ну что ж, — проговорил Торин. — Теперь я начинаю верить, что мы родственники. Смех Кили был чуть выше положенного. Гимли ждал, нервно перебирая пальцами расшитый подол слишком тесной туники. Клочья густой короткой бороды уже начинали вырываться из хватки бусин, молодой гном рассеяно жевал нижнюю губу. Страж вернулся с глубоко озадаченным выражением на лице и окинул Гимли подозрительным взглядом. — Она примет тебя, — объявил он. — Но не стоит рассчитывать на радушие. — Я рассчитываю лишь на аудиенцию, — ответил Гимли с поразительным спокойствием. — Как твоё имя? Страж приподнял одну бровь: — Анчар, сын Борчара. — Благодарю, Анчар. Гном приподнял вторую бровь: — Рад помочь, парень. — Добр, когда сам того хочет, — пробормотал Торин, припомнив слова Фрерина. — И отходчив. Анчар проводил Гимли в комнату по соседству с приёмными покоями и распахнул дверь. — Гимли, сын Гроина, госпожа, — проговорил он уважительно и кивком пригласил молодого гнома внутрь. — Глоина, если точнее, — пробормотал Гимли. — Гроин — мой дед. — Мне известно, кто ты, дитя, — раздался голос. — Входи. Поговаривали, что первому из троих детей Траина Махал даровал голос золотого грома, второму — звон серебряных колокольчиков, а вот третьей — третьей достался голос, подобный мифрилу и брилллиантам, прекраснее, чем у любого эльфа, чистый словно снег с горных вершин. Чудесный голос Дис пропал. Звуки, вырывавшиеся из ее горла, были пусты и безжизненны, лишь жалкое эхо прежнего благозвучия. Гимли шагнул внутрь, покосившись на стражника, и Анчар кивнул ему, прежде чем затворить дверь. Дис сидела у камина, уставившись в огонь. Она даже не повернула головы, когда дверь с щелчком захлопнулась. Повисла неуютная тишина, и Гимли прошёл дальше вглубь комнаты, распахнув тёмные глаза. — Здравствуйте, тётя Дис, — поздоровался он как ни в чем не бывало. — Много воды утекло с тех пор, как ты в последний раз называл меня так, — прохрипела Дис. — Пожалуй, — согласился Гимли. — И на колени я уже не помещаюсь. Она улыбнулась, но в этом сухом движении не было и капли тепла. — И впрямь, ты больше не ребёнок. Зачем ты пришел? Гимли моргнул и опустил взгляд на свои руки. — Вы не моя тётя, — медленно проговорил он. — Вы моя кузина. И… мы оба потеряли часть нашей семьи. Здесь остались только мы с Гимрис, да вы, поскольку все остальные… — Мертвы, — прокаркала Дис и, наконец, оторвала взгляд от пламени. — Все мертвы. Вся моя семья, помимо кузенов вроде тебя. Мои сыновья, оба моих брата, мой Единственный, мой отец… мы были сильны, горды, могучи. Что ж, похоже, Махал покарал нас за гордыню. — Нет! — выпалил Гимли и сделал ещё несколько шагов в её сторону. — Не все мертвы! — А кто остался? Ты? — Дис рассмеялась. — Твоя сестра? Балин, Двалин, твой отец, дядя? Вы мне не семья. Мы родственники, не более того. Нет, моей семьи не стало. Все ушли. Род Трора прервался. — Не все его потомки погибли, — повторил Гимли, встретившись с ней глазами. — Вы ещё здесь. Она застыла, а затем обессилено выдохнула: — Я. — Потому я и пришел, — сказал Гимли и сделал ещё шаг. — Ради вас. Вы мне не мать и не сестра. Да, мы не были близки. Но вы — часть моей семьи, и когда-то я звал вас тётей. Я хотел бы снова называть вас так, если вы позволите. Фили сделал резкий короткий вдох. — Осторожнее, кузен, — прошептал он. — Это что, жалость? — Дис встала, волосы заструились ей по плечам. Застывшие тёмные воспалённые глаза придавали ей безумный вид. — Жалость к старухе, оставшейся в одиночестве? Оставь её при себе! — Не жалость, — отозвался Гимли, вызывающе вскинув голову. — Я бы не посмел жалеть вас, моя госпожа. — А что тогда? Он замешкался, а затем выпалил: — Сам не знаю. Мне тяжело выразить это словами. Все остальные — ребята на занятиях — даже не вспоминают о них. Но они были моими друзьями, моими кузенами, я скучаю по ним! Я жалею, что не отправился с ними; как бы я хотел, чтобы отец позволил мне пойти. Я лишь их далёкий кузен, не принц, не великий воин, не значительная фигура — но я многое умею, возможно, я смог бы всё изменить! Они должны были выжить. Они должны были увидеть, как их дом восстанет из руин. Дис долго на него смотрела, краски постепенно сползали с её лица, пока она глядела на его раскрасневшиеся щёки, вздернутый подбородок, сжатые кулаки и прислушивалась к горькой дрожи в его голосе. Затем она отступила и рухнула обратно в кресло. — Матушка! — вскрикнул Кили и повернулся к Торину. — Помоги ей! — Погоди, — сдавленно рявкнул Фили. — Погоди. Гимли тут же пришел в движение. Он кинулся к столику, налил в бокал воды и протянул принцессе, опустившись рядом на колени. — Госпожа Дис? — выдавил он, и забота в голосе этого вспыльчивого молодого гнома немало удивила Торина. — Простите меня. Вот, держите. Она взяла бокал дрожащими пальцами. — Ты скорбишь о них, — прошептала она едва слышно. — О них, а не о своей принцессе. О своих друзьях. — Да, — ответил Гимли и опустил глаза. — О моих кузенах. И, хоть вы со мной и не согласны, о своей семье. — Кили дёргал тебя за волосы, — выдавила она. — А Фили прятал игрушки. — А я в отместку пинался, — напомнил Гимли, улыбнувшись в бороду. — Я скучаю по ним. Фили прятал мои игрушки, но зато дал мне подержать свои новые мечи, когда закончил обучение, и научил метать топоры, и находить изъяны в драгоценностях, и показал множество способов вязать узлы. Кили дёргал меня за волосы, а ещё отдал мне свои старые инструменты для черчения, показал, как играть на скрипке, как вырезать лук и натянуть тетиву. С ними я впервые попробовал выпивку, и Фили потом помогал мне идти, а Кили держал волосы, когда мне поплохело. Они присматривали за мной. Я был всего-то шумным мелким кузеном, бегавшим за ними по пятам, но они всё равно заботились обо мне. Я равнялся на них. — Они тебя обожали, — хрипло проговорила она. Гимли поднял голову и встретил её взгляд — тёмный взгляд Траина, передавшийся ему от Наина Второго, последнего короля Кхазад-дума. Совсем как у Кили. — Ваш брат сделал для меня мой первый топор в качестве подарка на пятидесятилетие, — припомнил Гимли, и Дис фыркнула. — Простой как камень, я полагаю. — Ни единого украшения ни на рукояти, ни на лезвиии, — кивнул Гимли, — зато с идеальным балансом. — Ну спасибо тебе, — с трудом выдавил Торин, поскольку сердце встало у него поперёк горла. — Ему всегда не доставало терпения, — заметила она, заглянув куда-то вдаль. — Он веками дожидался знака свыше, но не выносил тратить время, чтобы заплести больше трех кос. Гимли усмехнулся: — А уж какие у Кили были волосы. К изумлению Торина, она рассмеялась — хрипло, словно уже забыла, как это делается, но искренне. — Ох уж эти его проклятые волосы. Целое утро уходило на то, чтобы хотя бы убрать большую их часть с лица. Один Махал знает, как он умудрялся целиться сквозь этот занавес. — По-моему, меня оскорбляют, — заметил Кили. Фили искоса ему улыбнулся: — На правду не обижаются, братишка. — На меня даже не смотри, — добавил Торин. — Я прекрасно помню, какие истерики ты закатывал, стоило лишь поднести к тебе расчёску. — Я так скучаю по ним, — повторил Гимли и снова вздохнул. — Никто не понимает, почему я постоянно злюсь и каждый день тренируюсь до изнеможения. Вот только сегодня разбил кое-кому нос, а ведь должен был думать головой, раз уж он не умеет. Уже несколько недель не спускался в шахты. Часто сижу за столом, где мы обычно пили с Фили и Кили. На древесине еще остались вырезанные нами шутки, а у Борина так и не отрос выбитый зуб. Мне иногда кажется, что стоит протянуть руку — и я дотронусь до них, настолько ощутимым бывает их присутствие. Но их нет, а я здесь; так не должно было случиться. — Он чувствувал наше присутствие? — переспросил Кили, мигая. — Ты что, ходил с Гимли к Борину? — прошипел Фили, и Торин тут же натянул на лицо невинное выражение. Похоже, получилось не очень убедительно, потому что Фили фыркнул. — Вот же старый лицемер. — Я позабыла, что были те, кто знал их и любил, — задумчиво пробормотала Дис, стиснув пальцами бокал. — Не как наследников рода Дурина, но как Фили и Кили, сыновей Вили и Дис. — Фили и Кили, мои кузены и друзья, — сказал Гимли севшим голосом. — Я должен был быть с ними. — Я не променяла бы твою жизнь на их, — сказала она и протянула руку, чтобы коснуться огненно-рыжих волос. — Не торопись ею разбрасываться, nidoyith. Он печально улыбнулся: — Нет, конечно нет. Но что значит рудокоп, сын казначея, по сравнению с принцами? Чего стоит моя жизнь по сравнению с ними? — Рудокоп, сын казначея, — проговорила она, — может иметь огромное сердце. Рудокоп, сын казначея, может свершить великие дела, Гимли, сын Глоина. Она поставила бокал на столик и взяла Гимли за руки. — Я буду рада, если ты снова станешь звать меня тётей, — мягко сказала она. Гимли ничего не ответил, только осторожно сжал её ладони в ответ. Принцесса наклонилась вперед, так что их лбы почти соприкоснулись, а затем отстранилась. — Расскажешь мне что-нибудь ещё? — С радостью, — Гимли устроился поудобнее у её ног и завёл историю о трёх отважных молодых гномах и «одолженном» у Двалина молоте. Дис внимательно слушала и смеялась, когда трое друзей сталкивались с неожиданными препятствиями на своем геройском пути, находили хитроумные способы их преодолеть, но лишь оказывались в ещё большем затруднении; и когда Двалин изрыгал пламя, отыскав пропажу, и когда трое приключенцев отправились отбывать суровое и несправедливое наказание — натирать до блеска всё оружие взбешённого воина. Её глаза влажно блестели, но она больше не плакала. Её рука снова легла на пышные рыжие волосы, и время от времени она рассеянно их поглаживала. Когда история подошла к концу, Гимли поднял на неё глаза: — Тётя Дис? — Ммм? — Гимрис хотела придти со мной в другой раз. Вы не против? Принцесса моргнула, словно очнувшись ото сна, а затем улыбнулась. В её лице все ещё сквозила безмерная печаль, но теперь она хотя бы выглядела скорее живой, чем мёртвой. — Было бы чудесно. Сколько ей? — Пятьдесят четыре, — буркнул Гимли, содрогнувшись. — А, шестой десяток. Сочувствую вашей бедной матушке; двое детей, не достигших семидесяти, под одной крышей — это сущее наказание. — Я уже взрослый! — возмутился Гимли, и Дис мягко рассмеялась. — Ну разумеется. В другой раз приводи Гимрис, и я расскажу вам, как однажды мы с братьями стащили у Двалина его любимую игрушку, олифанта. Гимли поперхнулся воздухом и оглушительно расхохотался: — О-хо-хо, звучит как история, которую нельзя пропускать! Она встала, поднимая его на ноги, и провела рукой по швам, натянувшимся у него на плечах: — Ты уже вырос из этой туники. Может, у Фили… — она резко смолкла, произнеся имя сына, и прикрыла глаза, стиснув губы. — Отдай лучше мои, Дис, — вдруг предложил Торин. — Оставь у себя вещи своих сыновей, с ними связано столько воспоминаний. Он вполне моей комплекции; отдай ему ту тунику для пиров. Всё равно я никогда её не носил. Принцесса нахмурилась. Фили и Кили разом повернулись к Торину, одинаково задрав брови и приоткрыв в удивлении рты. — Тётя Дис? — негромко окликнул её Гимли. — Прости, akhûnîth, — поспешно сказала она, распахнув глаза и поведя плечами. — Я задумалась. Знаешь, одежда моего брата пылится в шкафах и кормит моль, а ты скоро в плечах совсем его догонишь. Возьми её себе. — Я не могу, — воспротивился он. — Мне не положено носить одежду короля, это как-то… — Но нет ничего зазорного в том, чтобы взять вещи своего кузена, — заметила она и снова сжала его плечо. — Я велю отправить их к тебе. Никаких возражений! Он был бы только рад от них избавиться; Торин терпеть не мог формальную одежду. У него было с ней связано много плохих воспоминаний. Он всегда предпочитал доспехи и плевал на заведённые порядки. Гимли сдался. — Ну, если Вы настаиваете, — притянул он с сомнением, — то я приму их с большой благодарностью. Матушка последние время волосы рвёт на голове, пытаясь отыскать для меня что-то подходящее. Дис потянула за косичку на его щеке, как когда-то тянула Фили за усы: — Как я её понимаю. Кили вырастал из своих туник прямо у меня на глазах — даже слёзы наворачивались. Гимли поморщился, а Фили пришлось зажать себе рот рукой, чтобы не хихикать. — Ох, как же мне это знакомо, — проговорил он с чувством. — Ох-ох-ох. Гимли немного поразмыслил и добавил: — Боюсь, мне пора идти. Уже поздно. Он собрался было поклониться, но Дис его остановила и заключила в объятия: — До встречи, Гимли. Он на мгновение обмер от неожиданности, но тут же крепко сжал её в ответ: — До скорой встречи. Как насчёт послезавтра? Днём у меня тренировка, но… — Буду с нетерпением ждать, — ответила она и чуть отстранилась, чтобы провести пальцем по его упрямому лбу потомка Дурина. — Беги, наверняка твоя мама волнуется. Он кивнул и двинулся прочь. Дис окликнула его у самой двери. — Да? — обернулся он. — Спасибо, — тихо сказала она. — Твоё прозвище тебе очень подходит. Он захлопал глазами, снова растерявшись, но затем широко улыбнулся ей на прощание и ушёл. Торин смотрел, как сестра опустилась обратно в кресло. Она потёрла лицо руками и какое-то время сидела неподвижно. Фили и Кили прижались к нему по бокам; втроём они стояли всего в двух шагах от неё, и в то же время были дальше, чем звёзды Эарендила. Из её горла вырвался долгий, дрожащий вздох, и она опёрлась руками на колени. — Что ж, братец, — пробормотала она сама себе. — Пойдём посмотрим, что там у тебя припрятано.

_________________

Гимли — звезда Gimlîn-zâram — Звёздное озеро 'ikhuzh! — стой! Namadith — младшая сестра Nidoy — мальчик Nidoyith — юноша Nidoyîth — юноши Nidoyel — прекрасные юноши Akhûnîth — молодой мужчина 'amad — мать Sansûkh(ul) — чистый (ясный) свет Sudûn — берегись, опасность Shekith — никчемный трус khazâd-bâhel — друг гномов