Sansûkh

Закончив с ножом, Торин принялся за кинжалы. Просто ради того, чтобы утереть Дис нос, он вложил в рукояти изумруды и выгравировал надпись «Семейная честь» вдоль острия. Он умел добавить изящества, когда хотел. В конце концов он отдал их Фили и, как следствие, был вынужден изготовить комплект и для Кили, дабы избежать глухоты от его нескончаемых причитаний о любимчиках. А потом, конечно же, Фрерин тоже потребовал себе набор. В Чертогах Махала всё осталось по-прежнему. В Чертогах Махала всё всегда было по-прежнему. Торин всю жизнь был весьма деятельным гномом. Он редко сидел без дела; постоянно путешествовал, работал, мастерил или что-то обдумывал. Оставаться на одном месте оказалось тяжело. Он брался за всё новые и новые дела, но удовлетворение так и не наступало. Дни шли за днями, миновала вторая годовщина Битвы Пяти Воинств, он принялся ковать кольца для кольчуги, лишь бы занять руки вместо того, чтобы таращиться в воды Gimlîn-zâram, впустую тоскуя по краскам Средиземья. Всего два года, а Эребор уже обретал прежнее могущество. Члены Отряда заняли высокое положение благодаря приобретённым богатству и репутации. Ори занимался воссозданием исторических хроник, почти уничтоженных драконом. Их народ был так потрёпан войнами, драконами, Балрогами и чередой скитаний, что уцелевшие остатки их наследия стоило считать чудом. Дори стал весьма влиятельным членом гильдии швейных мастеров и без устали продвигал их интересы. Нори основал игорный дом и таверну с весьма сомнительной репутацией и каждый вечер внимательно вслушивался в разговоры завсегдатаев, чтобы затем передать всё самоё интересное Балину. Бофур стал любимцем детишек из Эсгарота, перебравшихся в Дейл. Он открыл своё преуспевающее предприятие с намерением возродить искусство игрушечных дел мастеров Севера, когда-то славившихся на весь континент. Бифур обычно работал вместе с ним, а свободное время обычно проводил с Ори. Юный гном старался помочь другу вновь обрести речь, но дело шло медленно. Древний Кхуздул теперь смешался у Бифура в голове, и временами он использовал совершенно неподходящие по смыслу слова. В такие моменты он переходил на Iglishmêk, но удручающе часто не мог подобрать нужные жесты. Благодаря участию Ори он понемногу восстанавливал свои навыки, да и Бофур с Бомбуром в свободное время присоединялись к их занятиям. Бомбур стал королём рыночной площади Эребора. Никто и близко не мог с ним сравниться. Он сидел в своей лавочке и смотрел, как сладкие пирожные, мясные пироги и рулетики с джемом улетают с полок. Пирушка у Бильбо в Бэг Энде, похоже, оставила неизгладимые впечатления, и среди традиционных гномьих блюд встречались и произведения хоббичьей кухни. Хромота Бомбура ничуть не уменьшилась, но трость стала его примечательным отличием среди прочих торговцев: с её верхушки обычно свисала связка сосисок или мешочек со сладостями. Оин все так же занимался пострадавшими в битве. Жизни людей и гномов уже были вне опасности, но у многих остались неизгладимые следы и печальные последствия. Просторную залу, в которой Торин с трудом припомнил бывшую казарму, приспособили под лазарет. Там Оин днями напролёт заботился о тех, кому больше некуда было идти, и посвящал группку молодых гномов в премудрости траволечения и врачевания, прибегая преимущественно к безжалостной муштре. Балин и Глоин день за днём проводили в бесконечных спорах. Дело в том, что Даин согласился отдать Барду одну четырнадцатую долю сокровищ на восстановление Дейла и Эсгарота, но, как вскоре выяснилось, новый глава Озерного города имел стальную хватку и высокие запросы, когда дело доходило до распределения золота и драгоценностей. Глоин был категорически против использования бесценных реликвий и исторических артефактов в качестве разменной монеты. Балин на это сердито тряс бородой и предлагал Глоину первым попытаться набить ими желудок. Глоин в ответ ревел, что в ближайшее время осада им не грозит, и речь идёт не о проклятом золоте, а об их наследии и традициях; как можно было так пренебрежительно относиться к собственной истории? Балин уточнял ледяным тоном, неужели Глоин и вправду считал, что он, Балин, не понимал ценности некоторых из этих вещей; не забыл ли Глоин, что многие из них ковались у него на глазах и он, Балин, лично знал мастеров, приложивших руку к их созданию; да в конце-то концов, разве не сам Балин был тогда в битве при Азанулбизаре? Глоин вставал на дыбы — его великолепная борода вдвое увеличивалась в размере (то ещё зрелище) — и рычал, что он и сам сражался при Азанулбизаре, и при чём тут вообще это? Балин принимался кипеть от негодования, Глоин пылал гневом, они расходились, и на следующий день всё начиналось сначала. Торин наблюдал за этим противостоянием с нарастающим ощущением дежавю. Двалин выпивал в таверне у Нори и мало говорил. Свои отряды он гонял едва ли не кнутом, и вскоре приобрёл репутацию опасного парня с начисто отсутствовавшим чувством юмора, от которого следовало держаться подальше. К его татуировкам добавились еще три рисунка — над каждой бровью и вдоль спинки носа. Торин поперхнулся воздухом, когда увидел их, и сердце заныло от тоски. То были символы, выбранные для Торина, Фили и Кили при рождении; их они носили на своих бусинах и защёлках. Большую часть времени Двалин проводил, тренируя своих солдат, составляя патрули и организуя порядок стражи. Его помощницей была гнаминна из Блэклоков по имени Орла; стойкая, непреклонная и почти такая же суровая, как он сам. Эребор навевал печаль, и Торин терял покой. Он пытался приглядывать за Бильбо, часами ковырявшимся в своем саду, делая что-то совершенно невообразимое с томатными кустами, но раз за разом терпел поражение. Едва объявившись, он обращался в позорное бегство. Со временем он стал всё чаще и чаще наблюдать за своим вспыльчивым младшим кузеном. Гимли оказался совершенно удивительным и тоже редко сидел без дела. Парнишка, казалось, не останавливался ни на миг, без устали кружась между штольнями, тренировочным залом, покоями Дис и родным домом, беспрестанно то смеясь, то крича, то грозно рыча. С того момента, как главный шахтёр назначил его перевозить руду на переработку, юный гном стал быстро набирать массу. Вместе с тем и его тренировки стали насыщеннее, он перешёл на тяжелый обоюдоострый топор вместо лёгкого одноручного. Как и предсказывалось, всего через несколько месяцев одежда Торина стала ему как раз в пору. Мальчишка не отличался завидным ростом, но с лихвой искупал это широкими костями и крепкими мускулами. Дис и Мизим прекрасно поладили. Пугающее событие с точки зрения мировой истории. Время от времени Торин получал возможность лично убедиться, что в груди у юноши билось открытое к новому, чувствительное и отзывчивое сердце. В тот день, когда Лони, наконец, удалось сбить его с ног, Гимли тут же вскочил и, схватив Лони за руки, принялся победоносно отплясывать. — Ты сделал это! — вопил он. — Уронил прямо на задницу, да как! Говорил же, что у тебя получится! Лони смущённо улыбался, пока разгромленный противник от души праздновал его победу. Наружу стала пробиваться поэтичность его натуры. Он всё время что-то мурлыкал себе под нос, таская тележку с железом из шахт на верхние уровни, где он сгружал его в пустые котлы для очистки. От скуки он сочинял небольшие куплеты, их оживлённый ритм переплетался с эхом его шагов и разлетался по тёмным тоннелям. Не раз Торин ловил себя на том, что напевал под нос очередной прилипчивый мотив, и даже подстраивал услышанные куплеты под стук собственного кузнечного молота, выковывая одно за другим тонкие кольца для кольчуги. Посмертная жизнь (что, в общем-то, ожидаемо) вскоре превратилась в унылую рутину, так что, когда Глоин, Бофур и Бомбур внезапно покинули Эребор, Торин немало удивился. Они отыскались на равнинах у границы Лихолесья, где разбили стоянку к северу от дома Беорна. На полянке неподалеку паслись три упитанных пони, а вокруг приветливо трещавшего костра были разложены спальные мешки. — Сколько-сколько? — переспросил Глоин, вытаращив глаза. — Одиннадцать, — повторил Бомбур, покрывшись лёгким румянцем. — А, хотя нет — уже двенадцать. Алрис, должно быть, родила последнего, когда же… полтора года назад? — К тому моменту, как мы достигнем Эред Луин, ему будет уже года два, — заметил Бофур. — Махал милосердный, как она справляется? — пробормотал Глоин. — Да я с двумя вопящими глотками чуть не свихнулся, а тут целых двенадцать! — Ну, старшей уже скоро шестьдесят. Она помогает с малышами. — Шестьдесят? — Глоин окинул его поражённым взглядом. — Вы с Алрис рано взялись за дело, как я погляжу? Краска ещё гуще залила щёки Бомбура. — Передай своей жене моё глубочайшее почтение, — сказал Глоин, подбрасывая веток в весело плясавшее пламя. — Двенадцать, упаси нас Дурин. Как тебе удается их всех одеть и прокормить? Бомбур пожал плечами: — Я работаю на кухне, Алрис — в кожевенной. Справляемся потихоньку. — Мы с Бифуром помогали, — добавил Бофур. — Наши доли награды будут весьма кстати. Малюткам Бируру или Бофрис не придётся расти в бедности, как нам. Гроин слегка нахмурился и молча кивнул. Торин прекрасно понимал его чувства. Когда в ходе путешествия беспросветная бедность семейства Ур вышла наружу, все члены отряда были поражены; в Синих Горах не было богачей, но столкновение лицом к лицу с такой ошеломляющей нищетой лишний раз напомнило им, сколь многое зависело от их похода. — Готов поспорить, тебе не терпится повидать своих? — О да, моего пустоголово мальчишку и милую маленькую дочурку, — с нежностью проговорил Глоин и улыбнулся. — Мизим мне о них писала. Гимрис начала ученичество в стеклодувной мастерской, а Гимли — представьте себе! — завёл дружбу с госпожой Дис. Ну и смельчак! — С принцессой? — Бофур и Бомбур переглянулись. — Вот это новость. — И не говори, едва замертво не грохнулся, когда прочёл. А что ты, Бофур? Не думал остепениться? Бофур пожал плечами: — Думал. Вообще, всегда хотел найти Единственную, завести детишек целую ораву. Всю жизнь искал, да так и не нашёл. Не всем везёт так, как вам с Бомбуром. Похоже, я останусь сам по себе. Бофур сидел с таким хмурым видом, что стал сам на себя не похож. Бомбур опустил свою ладонь (величиной с добрый молот) ему на плечо, а затем коротко глянул на Глоина и мотнул головой. — Оу. Мда, жалко, — Глоин театрально потянулся и почесал свою львиную гриву. — Пора закругляться, ребятки. Поздно уже. Я посторожу первым. — А мне тогда дежурить вторым? Вот уж дудки! — возмутился Бомбур. — Я буду первым, сам вставай среди ночи. Торин не удержался и улыбнулся. Это спор был стар как мир: второе дежурство считалось самым неприятным и потому наименее желанным из трех. Кому охота вставать среди ночи на пару часов, чтобы потом ходить с зудящими глазами и тяжёлой головой? Во времена похода словосочетание «второй дозор» стало синонимом к «дурному настрою». — Ты прошлой ночью сторожил первым, бессовестная колода, — буркнул Бофур и ткнул брата в бок. — Я буду первым, Глоин вторым, а ты можешь быть третьим — и чтобы к нашему подъёму завтрак уже был готов! — Минуточку, я не… — заспорил было Глоин, но с бурчанием сдался, увидев, что Бофур уже многозначительно уселся под деревом. Бомбур с Глоином забрались в свои спальники, Бофур достал нож для вырезания и незаконченную фигурку гнома в боевом облачении. Торин тихонько прыснул, узнав очевидное сходство с Двалином. — Ты же понимаешь, что он тебя за это прикончит, — сказал он Бофуру. — Ха, он расходится как горячие пирожки; я вообще-то прославляю его доброе имя, — пробубнил Бофур. Торин потряс головой. — Парни? — сонно пробормотал Глоин. — Что вы первым делом скажете Бильбо при встрече? Бомбур задумчиво помычал и ответил: — Спрошу рецепт чизкейка. — И почему я так и думал? — ухмыльнулся Бофур. — Я люблю чизкейки, — развел руками Бомбур и повернулся на другой бок. — А потом я как следует обниму нашего хоббита, и мы закатим пирушку. — Только помни: никакой отрыжки; он терпеть не может, когда рыгают, — напомнил Глоин, постепенно переходя на невнятное бормотание. — Я тоже его обниму. Бедолага, опять в его размеренную жизнь заявятся гномы. Знаете, не думал, что буду с такой радостью вспоминать ту пирушку. Так вот, потом я поклянусь, что я и двадцать грядущих поколений моих потомков всегда к его услугам… — Хоббиты не живут так долго. Одно наше поколение. Половина. — Хм. Вот как, — Глоин замолк, затем встрепенулся и добавил: — Ну, в любом случае сначала обниму его. Бофур? — Сначала заберу свою шапку, — ответил Бофур, сосредоточенно вырезавший татуировку на лбу игрушечного Двалина. — А потом — да, тоже обниму малявку. Вот думаю сделать ему флейту. На случай, если в его норе временами становится слишком тихо. — Здорово будет снова его увидеть, — сонно пробормотал Бомбур. — Точно, — согласился Глоин. — Ну, добрых снов, парни. Завтра будет новый день, навестим старика Беорна и его зверинец. — Опять жрать траву, — содрогнулся Бофур. — Отдыхайте, силы нам ещё потребуются. — Медовые кексы, — пробормотал Бомбур и разразился оглушительным храпом.

***

— Входите, входите! — суетился Бильбо, улыбаясь от уха до уха. Торин даже испугался, что у того треснет лицо. — Батюшки, да вы поглядите на себя, просто услада для глаз! Полагаю, вы хотели бы освежиться с дороги? — С удовольствием, приятель, — пророкотал Глоин, — но сначала одно неотложное дельце. — Какое? Надеюсь, моей ванной на сей раз ничего не грозит — водопровод только-только восстановили, знаете ли. — Насчёт водопровода ничего не можем обещать, — ухмыльнулся Бофур, и тут трое гномов не сговариваясь подхватили Бильбо и стиснули в объятиях. Бильбо громко пискнул, а затем широко раскинул руки, чтобы обхватить их в ответ. — Несносные гномы, — проворчал он с нежностью. — Как же я по вам скучал. А теперь поставьте меня на место — осторожнее, пожалуйста! Бомбур улыбнулся ему и смахнул слёзы длинной толстой косой, обвивавшей шею: — Хорошо выглядите, мистер Бэггинс. Нисколечко не изменились! — Стараюсь, стараюсь, — ответил он, заткнув большие пальцы в карманы жилета и покачиваясь на пятках. Торин отметил, что пуговицы сделаны из золота, волосы у Бильбо стали чуть длиннее, а взгляд — старше и печальнее. — Пойду-ка открою бочонок эля. Из Закроместа, между прочим! Лучшее пиво во всем Западном Уделе! И где-то у меня был припрятан бочонок Старого Тоби, если память мне не изменяет. Пойду поищу. А! Располагайтесь, будьте как дома. Хотя, как будто вам нужно приглашение, верно? — он рассмеялся. — Мы не из скромных, — согласился Бофур. — Вы надолго? — поинтересовался Бильбо, торопливо скрываясь в коридоре. Его голос подхватило звонкое эхо, и гномы закрутили головами, мигая в замешательстве. Умение чувствовать камень и ориентироваться по эху, по всей видимости, не работало в хоббичьих норах. — На ночку-другую, — ответил Глоин. — Путь был долгим. — И он ещё не закончен, — пробормотал Бомбур, тяжело оперевшись на посох. — Что ж, кладите сумки, вешайте плащи на крючки, снимайте эти ваши ужасные тяжёлые ботинки и идите греться. Камин горит, еды навалом. Устроим-ка мы небольшой праздник в честь встречи, что скажете? — Бильбо возник из ниоткуда, обеими руками волоча бочонок эля и пыхтя от натуги. Бофур отнял у него ношу и зажал бочонок под подмышкой. — Читаешь мысли, — подмигнул он. — Надеюсь, у тебя есть ещё парочка таких в запасе. Бильбо отмахнулся: — Полным-полно. Ну что, идём в столовую? — Давно пора, — ответил Глоин. Вчетвером они уселись за стол. Бофуру была торжественно преподнесена его шапка (Бильбо почистил её, как смог, но это не оказало значительного эффекта), после чего пришла пора пировать. Вскоре весёлая компания перебралась в гостиную. В ней всё было по-прежнему, разве что над камином на месте картины теперь висел небольшой эльфийской кинжал. Торин помнил, как стоял перед камином, глядя в пламя, и пел. — Он выгравировал на клинке его имя. Жало, — заметил сам себе Торин, скользнув бесплотными пальцами по клинку, когда-то спасшему ему жизнь. — Да, выгравировал на этой штуковине имя в Ривенделле по дороге домой. Чтобы я ни слова не слышал в адрес Синдарина, иначе мне придется снять его со стены и пустить в ход, — невозмутимо отозвался Бильбо. — Передайте сконы. Бофур растерянно оглянулся: — Что такое сконы? — И ты называешь себя моим братом, — презрительно процедил Бомбур и передал Бильбо корзинку (предварительно отложив себе три маленьких булочки). — Ну что, рассказывайте, как дела под Горой? — Бильбо откусил кусок скона, предварительно щедро полив его джемом и сливками. — Все в добром здравии, я надеюсь? Иногда мне приходят письма — видели бы вы лица соседей, когда по главной улице проходит Странник — но это не то. — У нас всё в порядке, — ответил Бофур, отрезав себе кусок окорока и с наслаждением сунув в рот. — Все живы-здоровы. — Когда ты ушёл, мы ещё зализывали раны, но с тех пор стало получше, — вздохнул Глоин, откинувшись назад и достав трубку. — Ори перестал кашлять; он у нас теперь занимается письмами и протоколами, а ещё восстанавливает архив. По уши в работе, вижу его только на советах. Двалин всё же потерял глаз, но ему и одного за глаза хватает, так что даже не заметишь. — Ну, бриллиант всё-таки видно, — добавил Бомбур. — Ему сделали искусственный глаз из стекла, а в центре поместили бриллиант. О ярко сверкает, когда на него падает свет. Мальчишки пугаются до икоты. — Дори собирается захватить власть над всеми гильдиями, и упаси тебя Махал оказаться у него на пути. Он уже стал Мастером над гильдиями, и у него такое влияние, что ему слова никто поперёк не скажет из страха получить по голове в тёмном переулке. А бедняга Оин всё так же пашет до упаду, — продолжил Бофур. — Взял себе в обучение целое стадо молодняка. Говорит, что устал зашивать идиотов, пусть ими займутся другие идиоты. — А Бифур? — осторожно спросил Бильбо. Бомбур и Бофур взглянули друг на друга и покачали головами: — Боюсь, без улучшений, Бильбо, — с грустью проговорил Бомбур. — Теряется всё чаще. То и дело отключается. Мы просто ждём, пока он прийдёт в себя, и радуемся, когда он возвращается к нам. — Ох, мне так жаль, — прошептал Бильбо и опустил глаза на свою булочку. — Итак, кто там ещё остался, — встрепенулся Бофур. — Нори смастерил себе новую ногу. Интересная штуковина, должен признать. Он прячет в ней кинжал, представь себе. И набор отмычек. И колоду карт. И кожаную дубинку… Бильбо расплылся в улыбке: — Это в его духе. — Держит таверну и доносит Балину, а Балин, в свою очередь, держит в курсе Даина, — поведал ему Бомбур, вытягивая ноги и передавая Глоину табак. Глоин зарычал. — Балин — старый баран, — проворчал он, и сидевший у него за спиной Бофур энергично замахал: «Только не спрашивай!». Бильбо быстро кивнул и сменил тему. — А город? Как продвигается восстановление? — Работы ещё навалом, — проговорил Глоин, достал трут с кремнем и принялся раскуривать трубку. — Ключевые места по большей части расчистили, там уже вовсю кипит жизнь, дома подлатали, а вот в северной четверти нарушена целостность несущих конструкций, в том числе в тронном зале. На раскопки, подготовку и восстановление уйдут десятилетия. Встречи обычно проводятся во внутреннем дворе или в башне над воротами. Бильбо сглотнул, и Торин отвернулся. Стена над воротами Эребора не относилась к его излюбленным местам. — А вы-то как поживаете, мистер Бэггинс? — поинтересовался Глоин и хлопнул хоббита по колену. — Всё хорошо? Должно быть, охмуряете хоббичьих красавиц своими историями? — Оу… — Эй, полегче, у нас благовоспитанный хоббит, — осадил его Бофур, хитро сверкая глазами. — Он не будет трепать языком, чтобы заполучить внимание дамы. — Я, эм… — Да вы гляньте, как порозовел! — фыркнул Бомбур. — Красный как рубин! — Вообще-то, — удалось вставить Бильбо. — Не думаю, что когда-нибудь женюсь, меня это мало заботит, если честно. — Вот оно как, — пробормотал Бофур и склонил голову. — Извини. Нашёл и потерял ту самую, да? — Того самого, — пробормотал Бильбо. Сердце Торино споткнулось, пропустило удар, а затем ринулось вскачь. — Ох, — выдавил Глоин и опустил мягкую ладонь Бильбо на спину. — Сочувствую, дружище. Бильбо отмахнулся: — Теперь всё позади, — сказал он и улыбнулся, хоть и вышло немного криво. — Должен признать, здесь такое не сильно приветствуется, а он был… Он не мог… Ну, в общем… Мне и так непросто, не хватало только, чтобы поползли слухи. Видят небеса, он бы здесь не прижился. Случилась бы настоящая катастрофа! — Он был не из хоббитов, да? — мягко уточнил Бофур, и Бильбо заметно напрягся. — Я… пойду схожу за ещё одним бочонком, хорошо? Он поспешно выскочил за дверь, Торин уставился ему вслед. В его голове всё шло кругом. — Так и знал, — пробормотал Бомбур. — Так и знал. — Ну, всё открылось слишком поздно, — печально проговорил Глоин и выпустил колечко дыма, глядя в пламя. — Забавно, да? Хоббит и гном. Пожалуй, я надеялся, что он ни о чем не догадается. Это было бы милосерднее для них обоих. — Два дурака, — выплюнул Бофур с неожиданной злобой, и Бомбур сочувственно похлопал брата по плечу. — Ну, ну, прекрати. Как и сказал Бильбо — теперь всё позади. Уже ничего не попишешь. — И всё же он нашёл своего Единственного, — прорычал Бофур, вцепились в ручку своей кружки. — Нашёл ведь, и они подходили друг другу, но слишком долго тянули и всё разрушили. А теперь слишком поздно, они уже никогда не будут вместе. — Бофур, — начал было Бомбур, но отбросил слова и вместо этого заключил брата в медвежьи объятия. Бофур поначалу продолжал дуться, но постепенно расслабился. — Birashagimi, — шепнул Бофур спустя какое-то время, и Бомбур усмехнулся. — На всеобщем, Бофур. Ты же знаешь, Бильбо это раздражает. — Бильбо уже давно должен был привыкнуть к постоянному раздражению, — сдавленно буркнул Бофур Бомбуру в пухлое плечо. — Поверь, я смирился, — сухо отозвался Бильбо, стоявший в дверях, зажав в руках несколько бутылок. — Что вы на сей раз затеяли, несносные гномы? — О, ужасные непристойности, тебе понравится, — просиял Бофур, отпихнув Бомбура, и принялся копаться в недрах своей куртки. — Кстати, я тебе кое-что смастерил по дороге, сейчас, да где же… Бильбо поставил бутылки на стол, и Бофур протянул ему маленькую гладкую флейту. — Ничего себе, совсем как твоя! Спасибо, Бофур, это так мило! — Бильбо поднёс инструмент к губам и выдул несколько бессвязных нот. Четвёртая громко взвизгнула, и он отдернул флейту от губ, широко распахнув глаза, и вполголоса выругался на хоббичий манер (вышло до забавного безобидно). Трое гномов покатились со смеху, Бильбо смущённо прочистил горло и с достоинством заметил: — Пожалуй, не помешает немного практики. — До нашего отъезда научу тебя паре песенок, что скажешь? — предложил Бофур, смахнув с глаз навернувшиеся слёзы. — Надеюсь, этого хватит, чтобы ты не распугал всех окрестных птиц. — Ну, даже не знаю, — ответил Бильбо, улыбнувшись. — На мой взгляд, неплохой способ отвадить непрошенных гостей, разве нет? Сердце Торина продолжало биться с перебоями, и он подошёл ближе, встав за креслом Глоина, чтобы заглянуть Бильбо в лицо. Очевидно, хоббит был немало ошарашен бестактным вопросом и ещё не совсем оправился. Кроткое лицо оставалось непривычно бледным, а вокруг глаз собрались напряжённые морщинки, не спешившие исчезать. Бильбо знал тринадцать гномов. Трое из них были мертвы. Сердце грохотало в ушах, заглушая нежную песню маленькой деревянной флейты. Торин закрыл лицо ладонями. Нет. Нет, это невозможно. Бильбо был ему дорог, верно, но… Он зажмурился, звёздный свет охватил его и выбросил обратно в Обитель Sansûkhul. Чутьё подсказывало ему, что уже очень поздно, но Торин не мог пошевелиться. Он неподвижно сидел, сгорбившись, на каменной скамье и прислушивался к шуму крови в ушах, пока мысли беспокойно роились в его голове. Он понятия не имел, сколько времени прошло, пока тронувшая плечо ладонь не привела его в чувство. Убрав руки от лица, он заморгал воспаленными глазами. Лицо онемело и задеревенело, сердце так и не угомонилось. По правде говоря, ео слегка мутило. — Дядя? — окликнул его Кили, его встревоженное лицо выплыло из тумана, застилавшего глаза. — Ты знал? — прохрипел Торин. — Что знал? — озадаченно переспросил Кили. — Я пришёл за тобой, уже пора ужинать. Ты пропустил полдник, и бабуля… — Обо мне, — выдавил Торин и облизнул пересохшие губы. — И Бильбо. Кили нахмурился, и быстрее, чем Гэндальф зажигал свет в своем посохе, его лицо приняло непроницаемое выражение: — А что с тобой и Бильбо? — Не прикидывайся! — взревел Торин, и его голос заметался между изумительных известняковых складок и крыльев, покрывавших стены. — Ты знал? От неожиданного окрика Кили отступил и вскинул подбородок. — Да, — ответил он твёрдо. — Все догадывались, но никто не был уверен. Торин уставился на своего племянника, а затем отвернулся, вцепившись себе в волосы. — Иди, — прошипел он сквозь сжатые зубы. Сердце пыталось пробить себе путь прочь из оков рёбер. — Я не буду есть. — Дядя, — проговорил Кили сделал неуверенный шаг вперёд, замешкался и глубоко вздохнул. — Ты знал его. У тебя было хотя бы это. — Ничего я не знал, — отозвался Торин надломленным голосом. — Слепой дурак. Он был у меня в руках, но я ничего не видел! Он осел обратно на скамью и снова закрыл лицо руками. Эхо подхватило тяжелые шаги Кили, рука племянника мягко легла ему на плечо. Усилием воли он подавил всхлип, раздиравший горло. — Так ты не понимал, — тихо проговорил Кили. — Что ж, это многое объясняет. Кили опустился на скамью рядом с Торином, его рука всё ещё лежала на плече дяди. — Знаешь, — Кили помолчал, — ты всегда казался мне таким безупречным. Неуязвимым. Безжалостным. Я не задумывался, как ты стал таким. Не задумывался, через что тебе пришлось пройти. Раньше? Ты был Торином, моим королём и дядей, великим героем войны, спасшим наш народ от голода, подарившим нам лучшую жизнь. Торин позволил волосам упасть на лицо и скрыть дорожки слёз, струившихся сквозь пальцы. — Теперь я понимаю, как много ты потерял, — задумчиво продолжил Кили. — От чего тебе пришлось отказаться. Сколь многого ты себе не позволял, потому что должен был думать в первую очередь о других. Быть королём, героем и символом для всех остальных. Ты в одиночку поддерживал в нас надежду и упрямо вёл вперёд. Лишь ты один. Прости меня Махал, Торин, я даже не представлял. Тебе было всего девяносто пять, когда пропал Траин. Это сколько? примерно лет на двенадцать больше, чем сейчас Фили? И ты оказался королём бездомного, потерянного народа! Мама могла бы тебе помочь, но вскоре появились мы с Фи… а все остальные были мертвы. Остался лишь ты, совсем один. Целый век. Кили негромко рассмеялся и осторожно прислонился к Торину. — Помню, когда мы стали постарше, тебе пришлось перестать быть дядюшкой Торином и вместо этого стать королём Торином. Мне было так обидно; ох, как же я злился! Но Фили уговаривал меня не дуться, и со временем я смирился. Теперь я понимаю, что тебе пришлось. Ты не мог принадлежать нам одним. Ты принадлежал всем. Он перевёл дух. — Когда мы собрали Отряд, ты принадлежал всем, не только нам. Когда мы столкнулись с королём гоблинов, тебе пришлось встать на нашу защиту. Когда Азог загнал нас в угол, ты пытался выиграть время всем остальным. Когда нас схватил Трандуил, ты встал между ним и своим отрядом. В Озёрном Городе ты говорил от общего имени. Ты всегда стоял между своими гномами и враждебным миром. Я тогда ничего не осознавал — казалось, что так и должно быть. Торин уронил руки себе на колени и какое-то время рассматривал их. — Так что, ничего удивительного, что ты ничего не понял, — честно признал Кили и примостил покрытую щетиной щеку у Торина на плече, неловко похлопывая его по спине. — Ты принадлежал всему народу Дурина с того дня, как Траин исчез. С чего бы тебе вдруг задумываться над тем, чтобы принадлежать кому-то одному? С чего бы тебе ждать, что кто-то будет целиком принадлежать тебе? — Ты вы все знали? — повторил Торин, на что Кили недовольно заворчал. — Да ты меня вообще не слушал! Всё, что б я ещё раз взялся думать мудрые мысли!.. Жаль, Балина здесь не было. — Кили, — Торин изо всех сил попытался подавить желание зарычать. Кили потёрся щекой о его плечо. — Ну и ладно, бурчи сколько влезет, — Кили сполз ниже и устроил голову целиком у Торина на плече, затем взял в руки его ладонь и принялся рассеянно её изучать. Торин не сопротивлялся, словно издалека наблюдая, как чью-ту чужую руку ощупывают и мнут. — Говорю же, мы догадывались. После Каррока ты стал… более открытым, что ли. Я глазам не верил, да и остальные были в замешательстве. До этого ты никому так не доверял; в смысле, даже Двалин считал тебя скрытным. И вот, ты вдруг стал словно одержим Бильбо. Расспрашивал его о себе. И даже сам рассказывал ему о себе! Спрашивал его совета — ты, спрашивал у кого-то совета! Да ты даже стал ему улыбаться! Правда, иногда вы цапались как кошка с собакой, но это мелочи. Вы всё равно мирились. Кили замолчал и приложил свою ладонь к ладони Торина, чтобы сравнить размер. Кили был гораздо, гораздо меньше — и уже никогда не вырастет. Затем он медленно проговорил: — Впервые с того времени, когда мы с Фи были малышами, ты не отдавал себя всем в равной степени. Одному из нас стало полагаться гораздо больше, чем ты когда-либо себе позволял. — Кили, — выдавил Торин и переплёл их пальцы. — То, что ты говоришь… Я… Я сам никогда об этом не задумывался. Я любил вас, всегда любил. Я старался дать вам всё, что было в моих силах, nidoyel. Но. У меня был долг перед моим народом. Долг. Я был обязан вернуть ему былую гордость и родной дом. Это… была моя единственная цель в жизни. А сейчас я осознал, что в моей жизни могло быть что-то, помимо долга, но… но уже слишком поздно, — он стиснул челюсти и уставился на их сцепленные руки. Сердце наконец-то перестало метаться в груди и камнем рухнуло вниз. — Безнадежно поздно. — Знаешь, мне кажется, ты не прав, — проговорил Кили и ткнул его в бок. — Ты мёртв, так? Торин непонимающе взглянул на него. Кили расплылся в коварной усмешке: — Бильбо пока там, живой, и мы можем за ним присматривать. Вряд ли, конечно, с ним что-то стрясётся в этом его Шире, но кто знает? В общем. Мы будем присматривать за ним, пока ему не придёт время перейти завесу. — Бильбо — хоббит, — напомнил Торин. — Ему нет пути в Чертоги Махала. — Ты прав. Бильбо действительно хоббит. У него в запасе ещё сколько, лет пятьдесят? Для гнома это ничто, но, — Кили невинно улыбнулся, — как считаешь, насколько невыносимым я смогу стать за это время? Торин распахнул глаза: — Ты… ты же не собираешься… — Слушай, если ты наорал на нашего Создателя, неужели я не смогу извести его своим нытьём?

_________________

Birashagimi — прости; мне жаль Nidoyel — милый мальчик Gimlîn-zâram — Звёздне озеро Sansûkh(ul) — чистый (ясный) свет Закроместо — (англ. Ivy Bush — дословно Куст Плюща, в переносном смысле — укромное место) паб у дороги Байуотер (Bywater Road) в Западном Уделе Шира (Westfarthing of the Shire). Хэмфаст «Старик» Гэмджи — большой поклонник их пива. Блэклоки — (Blacklocks, Черноволосы) один из семи гномьих кланов; обычно смуглые, темноволосые, с карими глазами. К семи кланам относятся Блэклоки (Blacklocks, Черноволосы), Стифбирды (Stiffbeards, Жёсткобороды), Айронфисты (Ironfists, Железноруки), Фаирбирды (Firebeards, Огнебороды), Стоунфуты (Stonefoots, Камненоги), Бродбимы (Broadbeams, Широкозады) и Лонгберды (Longbeards, Длиинноборды). Род Дурина — правящая династия Лонгбирдов.