***
Нори не выпускал брата, не поддаваясь ни на какие уговоры. Даже их матери Жори он толком не давал подойти. Никому было не проскользнуть мимо рыдающего вора, чтобы поприветствовать новоприбывшего, так что лучшее, что Торин мог сделать для Ори — это решительным мотанием головы предотвратить попытку Бифура провернуть свой обычный буйный приветственный ритуал и повернуться к Оину. — Здравствуй, кузен, — тихо произнёс он, пытаясь отогнать воспоминание о том, как этого самого гнома рвали на части мерзкие щупальца. Этот жуткий звук будет преследовать его в кошмарах до скончания веков. — Ась? — Оин наклонился вперёд, мигая бесполезными глазами; вокруг него было заботливо обёрнуто покрывало. К его волосам вернулся рыже-коричневый цвет, который Торин мог припомнить лишь с большим трудом. — Торин! Ну и дела. Рад тебя ви… ха! Вот так поворот! Ничегошеньки не вижу, зато прекрасно тебя слышу! — Idmi, мой друг и кузен, — сказал он, и к горлу подступила горечь. — Рад… я тоже рад тебя видеть. — Мда, не того я ожидал, — тяжело вздохнул гном. — Ну и дураки же мы были. — Может, ты сможешь успокоить Балина, — с надеждой проговорил Торин. Оин печально покачал головой. — Сомневаюсь. Он стал нашим лордом, Торин. Ты сам знаешь, что это значит. — Да, — Торин лучше кого бы то ни было понимал, что означает взвалить на себя всю вину, — знаю. Оин снова вздохнул, и по его лицу скользила злость. — Всё могло бы быть совсем по-другому, — проговорил он с горечью. Потом его плечи опали, голова повисла. — Кучка глухих, самоуверенных дураков. Даин ведь пытался нас предостеречь, но мы и слушать не хотели. — Вы шли за надеждой, — пробормотал Торин, и Оин повернулся на его голос. — Да что ты? Видимо, это вошло у нас в привычку — продолжать верить, даже когда надежды нет! — он ткнул Торина локтем, вяло улыбнувшись. — А? Торин заставил себя улыбнуться в ответ. Кошмар, которому он стал свидетелем, не желал так просто покидать его мысли, и Торин завидовал Оину, искренне радовавшемуся встрече со всеми. Хотел бы он также легко все забыть. Гроин и Хабан помогли сыну подняться на нетвердые ноги. Хабан повернула его лицо к себе и ласково поправила выбившиеся из косичек клоки бороды. Гроин сдавленно заворчал и прижал Оина к себе — бедняга поперхнулся. Торину пришлось быстро прижать ладонь ко рту — этот звук слишком напоминал… Он повернулся и направился как можно скорее прочь из склепа, обратно в Обитель Sansûkhul, чтобы ещё раз окунуться в сверкающие воды. Эребор. Он стремился к жизни, в Эребор, к Гимли. Ему было сто пятнадцать, и его покинула привычная смешливость, а остроты стали менее безобидными и более грубыми. Время от времени Торин замечал, как Гимли подолгу вглядывается куда-то вдаль, нахмурившись, как будто гадая, где сейчас его дядя, кузены и друзья. Он усердно писал им письма каждые четыре месяца и упорно оказывался мириться с единственной очевидной причиной, почему они больше ему не отвечают. Торин скорбел по смолкшему весёлому смеху. Гимли был ярким, свирепым и полным радости, под стать своему имени. Гимли должен быть счастлив. Гимли должен улыбаться. Тем не менее, было и кое-что, неизменно вызывавшее у посмурневшего юного гнома улыбку. Почти восемь месяцев назад, летом 2993 года, у Бофура и Гимрис родилось крохотное кудрявое создание. Это был озорной, смешливый малютка с тёмно-карими глазами, носом и подбородком точь-в-точь как у Бофура, каштановыми волосами и бровями Дурина. Его назвали Гимиж — «неудержимый» — и Гимли души в нём не чаял. Малютка-Торин не разделял его восторга и хмуро косился на своего младшего кузена каждый раз, стоило ему оказаться рядом. Двалин уже начинал раскаиваться в выбранном имени — становилось всё труднее отрицать очевидные сходства. Торин же был горд. Его сердитый взгляд нашёл себе достойного преемника. Гимли взял маленькие пухлые ручки в свои, покрытые мозолями от топора, и похлопал ими. — Ну что, Gimizhîth, — обратился он к младенцу, и Гимиж взглянул на него с беззубым восторгом, — споём песенку, ты да я? — Дёрни его за бороду, сынок! — крикнула Гимрис из соседней комнаты. — Так мелодия получится звонче! — Твоя мать — жуткая, жуткая гнаминна, — по секрету сообщил ему Гимли, похлопывая пухлыми ладошками. В ответ на его голос малыш издал бессвязный звук предвкушения и попытался взять контроль над своими ручками, но безуспешно. — Хе-хе-хе. Нет, боюсь, для этого пока рановато. Давай я пока сам разберусь со сложной частью, согласен? — С этим малышом ты просто уморителен, — поведал ему Торин, сложив руки на груди и умилённо покачав головой. Тошнотворный узел ужаса в животе стал понемногу ослабевать. — Пф, я его дядюшка, мне можно, — пробормотал Гимли себе под нос и одарил маленького племянника восхищённой улыбкой. — Как можно не влюбиться в этот маленький бриллиант? Нужно быть совсем уж каменным истуканом. Торин хохотнул, про себя заметив, что хоть этот малютка и весьма прелестен, но Фили был гораздо очаровательнее. Кошмарный звуки смерти Оина стали постепенно оседать в памяти, и он слегка расслабился, вновь обретя равновесие. В таких делах на Гимли всегда можно было положиться. — Так что насчёт песни? — повторил Гимли, пощекотав пухлый животик. — Твоему папуле понравилось бы вот эта — она для шахтёров. Может, однажды и ты будешь махать киркой этими сильными ручками! Розовый беззубый рот широко раскрылся и испустил булькающее хихиканье, когда Гимли пощекотал Гимлижа за бочок. Затем он негромко запел своим раскатистым голосом, не забывая хлопать пухлыми ладошками: Bijebruk! Bijebruk! Сталь, железо вперемешку Накидай в свою тележку И швыряй в огонь. Âdhhyîr! Âdhhyîr! И награда справедлива - Я пойду и выпью пива! Ведь я заслужил! — Так не пойдёт, братец мой, — процедила Гимрис, стоявшая в дверях, на что Гимли закатил глаза. — Он же ни слова пока не понимает. Ему просто нравится ритм. — А мне понравилось, — жизнерадостно прокричал Бофур с кухни. — Сам сочинил, Гимли? — Ага, ещё в Эред Луин, — отозвался он, пока Гимиж переваливался через его ноги. — Мне было лет шестьдесят с чем-то, уже и не вспомню. — Так, — проговорила Гимрис, безуспешно пытаясь скрыть весело подергивавшиеся уголки губ, — похоже, ты теперь объявлен снарядом для лазанья, а мне надо помыть этого делового гнома. — Это твои сложности, — ответил Гимли, но всё же с сожалением передал малыша его матери. Гимрис покачала головой и усадила Гимижа себе на колени, пока тот что-то ворковал и старательно слюнявил собственный кулачок. — Даже не знаю, кто из вас больший простофиля — ты или отец, — ехидно фыркнула она. — Отец, — незамедлительно отозвался Гимли. — Он шире в плечах. — Гимрис, моя драгоценная! Вода готова! — позвал с кухни Бофур. — Где мой любимый маленький воитель? — Ну что, золотце, — обратилась Гимрис к сыну, покачивая его на коленях. — Пришло твоё самое нелюбимое время: пора купаться. — Жестоко, — с сочувствием вздохнул Гимли, — но необходимо. — Ты бы себе это объяснил, чучело пещерное, — посоветовала она, ткнув его коленом в спину. — У тебя на голове творится тихий ужас. Ты что, пришёл прямо с дозора? — Ну, я вообще-то убил варга, — ответил он как ни в чем не бывало и откинулся назад, чтобы взглянуть на Гимижа и скорчить ему рожицу. — Я должен был ему об этом рассказать, правда же? Пусть знает, несмотря на все твои бесстыжие враки, что его дядя Гимли — могучий воин. — Могучий олух, ты хотел сказать, — сухо поправила она. — Молю Махала, чтобы ты хоть руки догадался вымыть. — Да за кого ты меня принимаешь? — Гимли притворно схватился за сердце, а затем скосил глаза. Гимиж взвизгнул от удовольствия и захихикал. — Вы знаете, как я люблю ваши нежные отношения, и в другой ситуации я бы с удовольствием наслаждался и дальше вашим выступлением, — вклинился Бофур, выглядывая из дверного проема, — но вода стынет. — Крепись, племянник, — мрачно сказал Гимли, и Гимрис пнула его напоследок. — Злюка! Бофур снова появился в поле видимости, вытирая полотенцем руки. — Останешься на ужин? Вот только Альрур и Альфур обещали заглянуть… Гимли потёр место, в которое пришёлся ботинок Гимрис, и бросил кислый взгляд на Бофура. — Лучше уж я поменяюсь местами с Гимижем, — фыркнул он, и Торин фыркнул следом. Сын Бомбура, Альфур, положил на Гимли глаз. Ничего серьёзного, просто щенячья влюбленность — ничего общего с ясной словно мифрил любовью Единственного, — но и этого хватало, чтобы Гимли кусок в горло не лез. Сначала он попытался проявить понимание и ясно дал понять, что не заинтересован. Альфур тогда печально кивнул и сказал, что понял, а потом ещё два месяца ходил за Гимли по пятам и томно вздыхал. Гимрис безжалостно его дразнила, а Бофур считал, что это забавнейшее зрелище во всей Арде. Бедный Гимли огрызался и пытался сохранять хладнокровие и отчуждённость; вот только хладнокровие и отчуждённость были ему чужды. Торин искренне ему сочувствовал, правда — но зрелище всё равно было презабавнейшее. — Не могу тебя винить, — ухмыльнулся Бофур. — Стоит заглянуть в эти телячьи глаза — и кажется, что собрались подавать говядину. — Лучше пойду к Нори, — пожал плечами Гимли. — Там Альфур меня не достанет. Мал ещё. — Вы только послушайте этого великого потомка Дурина, — сказал Бофур и смахнул воображаемую слезу, хлопая ресницами. — В какую же благородную и уважаемую семью я попал. Я, простой рудокоп и резчик. — А я предупреждал, что ты заслуживаешь лучшего, — ответил Гимли и пригнулся. Как раз в этот момент влажная губка в форме маленького топорика пролетела у него над головой. — Иди отсюда, балда, пока я не засадила тебя за стирку! — буркнула Гимрис, ловко удерживая мокрого вертлявого малыша и полотенце. По пути Гимли чмокнул её в щеку и по-дружески толкнул Бофура плечом в плечо. — Хочешь отвадить бесплатную няньку? Вот, что ты вынесла из папиных уроков денежной грамотности? — усмехнулся он и потрепал мокрого до нитки малыша по голове. — Постарайся не слушать её выдумки, ладно? Увидимся, мой akhûnîth. — Иди уже! — сказала Гимрис и замахнулась на него полотенцем. Попрощавшись, Гимли покинул маленькое семейство и отправился в путь с верхних дворов на нижние ярусы, где таверна Нори по-прежнему стояла на своём месте. После смерти Нори её переименовали, но никто не обратил на этого внимания. Все продолжали говорить «У Нори» — и, наверное, будут говорить всегда. Слава Отряда вряд ли померкнет в грядущие пятьдесят три года. Гимли сел за свой привычный стол и подозвал служку. — Что сегодня готовят? — Баранья похлёбка, — ответил паренёк, и Гимли наморщил нос. — Ладно, — хмуро сказал он. — Давай миску, к ней хлеба и кружку эля, будь так добр. — Сейчас принесу, лорд Гимли. Гимли вздрогнул: — Просто Гимли, парень. Юноша смущенно улыбнулся и поспешил на кухню. Гимли вздохнул и постучал тяжелыми пальцами по столешнице. На потёртой столешнице всё также виднелись нацарапанные имена — Лони, Гимли, Флои и Фрар, а пол был испещрён царапинами от металлической ноги Нори. — Что ж, — сказал он сам себе, — ничего нового. Имена на столешнице и оставшийся один Гимли, сын Глоина. Торин сел рядом и скользнул взглядом по тревожной складке между прямыми бровями Дурина. — Не будь таким угрюмым, — мягко сказал он. — Они не так далеко, как ты думаешь. Хотя Нори, полагаю, будет польщён, что ты о нём вспоминаешь. — Интересно, куда подевался тот жуткий нож, который Нори таскал с собой, — подумал вслух Гимли, рассматривая рисунок из капель, оставленный предыдущим посетителем. Затем он фыркнул. — Уже нюни распустил, а ведь ещё даже эля не хлебнул! Ох, мне нужна компания. Может, стоит всё же присмотреться к Альфуру. Торин поморщился: — Только попробуй, и я тебя знать не знаю, — предупредил он. — Он хороший мальчик, но всё же мальчик. А ты взрослый стопятнадцатилетний гном. — Что ж такое, даже сам с собой уже не пошутишь! — разочарованно буркнул Гимли, и Торин с щелчком захлопнул рот. — Как же не хватает друзей. Их смеха и улыбок. — Ты заставляешь меня улыбаться, — заметил Торин и, забывшись, потянулся к широким мускулистым плечам Гимли. — Ты всегда заставлял меня улыбаться, маленькая звезда. Его рука прошла насквозь. С огорчением вздохнув, Торин оставил Гимли наедине с его ужином.***
Дори налил кипятка и покрутил чайник, один раз, другой. Глаза его отрешённо смотрели куда-то вдаль. Механическим движением он взял поднос и сел к ткацкому станку. Он взял челнок, но сразу опустил и уставился на переплетение нитей. Тяжелой рукой он пригладил красно-коричневый узор с вкраплениями белого и фиолетового раз, другой. — Это будет гобелен, — заметил Нори, и его обычно нахальный, лукавый голос прозвучал грустно и подавлено. — Это же мы, — догадался Ори и указал на фиолетовое пятно. — Видишь? Он вышивает нас. Вон я, а вот ты, а там волосы Дори… — А, — ответил Нори и опустил плечи. — Не умею я читать вышивку, как вы двое. Ори сцепил руки. — И за кем ему теперь присматривать? — Кто бы то ни был, я ему не завидую, — заявил Нори и громко сглотнул. — Все эти придирки, и суета, и неловкие вопросы. Дори провёл рукой по красноватому пятну пряжи, где будут волосы Нори, сделал большой глоток чая. Затем взял челнок и принялся постукивать по станку. В зелёных глазах стояли слёзы. — Он уже и не помнит жизни без вас, — осознал вдруг Торин, и хоть челюсть Нори дрогнула, он не нашёлся, что ответить. — А теперь он остался совсем один, — понурился Ори. — Дори никогда не был один. У него всегда были мы. Дори с грохотом уронил челнок. Его руки исступлённо вцепились в край стола, подбородок задрожал, глаза сомкнулись. Древесина под пальцами затрещала. — Наседка-Дори, — горько проговорил Нори. — Знаешь, наша мать умерла, когда мне было пятьдесят, а Ори всего десять — совсем ещё ребенок. Дори сделал всё, чтобы вырастить нас. — Похоже, у него неплохо получилось, — заметил Торин. Нори недоверчиво изогнул бровь: — Да неужели? Твои слова да Двалину в уши. — Двалин в чём-то обвинял Дори? — нахмурился Торин. — Да нет. Дори сам себя винил за мои предпринимательские замашки. Говорил, что это он виноват, что из меня не вышло ничего более путного. — А потом принимался клясться, что не допустит, чтобы я пошёл по той же дорожке, — добавил Ори, утирая нос рукавом. — Помнишь? «Пусть мы — след порока королевского рода»… Нори присоединился: — … «с тремя отцами, но без матери, и, к тому же, бедны как мыши в кузне, но это не отнимет у нас нашей гордости и воспитания. Именно это делает гнома гномом». Торин резко повернулся к Нори: — «След порока королевского рода»? — Король Оин I и его любовница Имрис, — коротко отозвался Ори. Припомнив свои уроки, Торин поморщился: — Понятно. — Дори не хотел, чтобы это вышло за пределы нас троих, — пояснил Нори, глядя, как его брат горбится, стискивая могучие руки в попытке удержать слёзы, а деревянный столик тем временем крошится на части. — Он не хотел давать ещё больше поводов для пересудов. Хватит и того, что ни один из наших отцов так и не объявился. — Его внешность и так привлекала слишком много внимания, — добавил Ори и хлюпнул носом. — Представляешь, что бы началось, узнай кто-нибудь, что мы — потомки Имрис? Как к нему бы стали относиться? — Благослови Махал его кулаки, — пробормотал Нори. — А помнишь, тот старый болван ни в какую не желал принимать отказ? Обещал, что тебя заберут, якобы потому что Дори не справляется один и ему нужен партнёр. Готов поспорить, эта грязная сволочь по сей день ест через трубку. — Наседка-Дори, — прошептал Ори и снова утёр нос. — Он заменил мне родителей. — Если б его ещё поменьше волновало мнение окружающих… — вздохнул Нори, и Ори зыркнул на него покрасневшими глазами. — Тут уж ты сам виноват, Нори. Ты и твои жуткие дружки, и Двалин, колотивший в нашу дверь каждые два дня… Нори отвёл взгляд: — Знаю. — Он ведь может только гадать, что со мной стало, — простонал Ори, на что Нори громко выругался и притянул брата к себе, чтобы крепко сжать. Затем пройдоха поднял глаза на Торина; губы белее мела и красные пятна на щеках. — Прошу тебя, — обратился к нему Нори. Торин положил руку ему на плечо и молча кивнул. — Скажи ему, — попросил Ори, вцепившись пальцами в куртку Нори, — скажи, что мы его любим. Мы будем его ждать. Мы помним о нём. С нами всё хорошо, и он… он… — Скажи ему, что он старая суетливая наседка, и что Ори не носит свой шарф, а от меня тут одни беды, — добавил Нори и хрипло болезненно рассмеялся. — Думаю, это его взбодрит. — Дори хочет быть кому-то нужным, — тихо кивнул Ори. Торин перевёл взгляд на изумительно красивого гнома. Серебристые волосы выбились из искусных косичек, у ног — разломанный пополам столик. — Все хотят, — пробормотал он. Чайник разлетелся по полу._________________
Âdhhyîr — добывать руду Bijebruk — брать, собирать Idmi — добро пожаловать Gimizh — необузданный, неудержимый, дикий Gimizhîth — неудержимый малыш gamil bâhûn — старый друг Nidoyîth — мальчишки Akhûnîth — юноша Gimli — звезда Sansûkh(ul) — чистый (ясный) свет Kheled-zâram — Мирромир Azanulbizar — Димрил Дейл Gimlîn-zâram — Звёздное озеро Балин, Нали, Фрар, Оин, Флои и Лони — имена гномов, погибших в Мории, согласно Книге Мазарбул, написанной рукой Ори, сына Жори. Книга была случайно обнаружена Гэндальфом Серым и Братством Кольца и передана гному Гимли, вернувшему её в Эребор. В дополнительных материалах к трилогии фильмов «Хоббит» предполагалось, что братья Ри имели скрытое родство с потомками Дурина._________________
Оригинальный текст шахтёрской песни Гимли из Эред Луин: Bijebruk! Bijebruk! Sort the iron from the muck! Pile it in the rattling truck, And take it to the fire. Âdhhyîr! Âdhhyîr! Can't wait til I'm out of here! Sipping on a frosty beer, Is all that I desire!