_________________
Барис, дочь Алрис Рождённая в 2883 году ТЭ, Барис была застенчивой, отзывчивой девочкой, не знавшей большей радости, чем видеть остальных счастливыми. У неё были довольно непримечательные тёмные волосы и глаза, впрочем, ослепительная яркая улыбка искупала это с лихвой. Она была близка со своим дядей Бофуром и частенько обреталась где-то неподалёку, что-то оживленно рассказывая или напевая себе под нос. Её лучшей подругой стала Гимрис, дочь Мизим, которая была старше всего на три года. Барис была непревзойдённой нянькой и укротителем детворы, будучи старшей из двенадцати. Она обожала пони и музыку, мечтала однажды овладеть флейтой и виолончелью. Помимо этого она умела играть на лютне и шалмее, а также проявляла талант к скрипке. Тем не менее, её величайшим даром был голос. Барис по праву звалась лучшей певицей Эребора за несколько столетий, обладала диапазоном в три с половиной октавы, чистейшим звучанием и удивительной подвижностью. Впоследствии её прозвали Звонкой._________________
— Проклятые эльфы. — Заткнись, Оин, мне ничего не видно! — А на что там смотреть? — Оин скрести руки и отступил назад, сердито сверкая глазами. Со всех сторон их окружали эльфы, грациозные, безмятежные и невозмутимые. — Тут только ещё больше эльфов. Торин, Балин, Оин, Ори, Нори, Фили, Кили и Траин стояли за пределом круга кресел, внимательно вслушиваясь. При появлении Бильбо на великом совете сердце Торина болезненно сжалось. Волосы хоббита побелели, а на лице в конце-концов стали проявляться признаки весьма почтенного возраста. Он двигался медленно, говорил редко. Больше всех говорили Гэндальф (который то ли не замечал Отряд, то ли упорно делал вид) и лорд Элронд (самодовольный, надутый эльфийской индюк). Бильбо и Фродо казались совсем уж крошечными по сравнению с собравшимися людьми и могущественными лордами; Торина так и подмывало зарычать, когда кто-нибудь из гнусных эльфов (и в особенности вон тот высокомерный человек) бросали на них косые взгляды и тут же с пренебрежением отворачивались. Гимли, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, так что глядел вокруг хмуро и недоверчиво. Глоин держался собранно и спокойно, несмотря на то, что Трандуил уселся всего в нескольких креслах от него. Оба гнома были одеты формально — бороды украшены золотыми застёжками, волосы распущены. Торин рассеянно отметил, что Гимли, как всегда, забыл расчесаться. Сначала Глоин доложил о новостях с Горы. Гэндальф задумчиво замычал, серые глаза сузились под насупленными кустистыми бровями. Торин нетерпеливо завертел головой, но ни у кого в Совете не нашлось дельных предложений. — Эребор ждёт война, — вздохнул он. — Всё давно к тому шло, — тяжело сказал Балин. — Это неизбежно. — А я-то надеялся, мудрецы сложат головы вместе и что-нибудь да сообразят, — пробурчал Траин, хмуро разглядывая эльфов. — Хотя, чего ещё ожидать от пожирателей листьев. — Дважды в одно поколение, — пробормотал Оин. — И вправду, тёмные дни настали. — Эм, прошу прощения, нельзя ли потише? — шикнул Ори. — Тут что-то говорят о прежних временах! — Каких временах? — Фили вытянул шею. — Оин, ну пригнись ты, ничего же не видно! — Так подвинься! Лично меня всё устраивает. — Кто такой Исильдур? — осведомился Кили, напряженно сведя брови. — Король людей, нуменорец, — свысока ответил Ори. — Ты что, вообще ничего не знаешь? Нори прыснул. — Ой, ну ты же у нас самый умный, — кисло отозвался Кили, вздёрнув покрытый щетиной подбородок. — Так когда он жил? — В конце Второй — начале Третьей Эпохи, тупица, — огрызнулся Ори. — Он был одним из основателей королевств Гондора и Арнора. — Арнора? — Фили изогнул бровь. — Что за Арнор? — Я вам поражаюсь, — прорычал Балин. — Вы совершенно позабыли всё, чему я вас учил! — И в особенности, как вести себя тихо! — буркнул Траин, и, взглянув на строгое лицо деда, оба принца разом смолкли. Тем временем, обсуждения перешли к Кольцам Власти, и Торин позволил себе отвлечься. Его взгляд плавно переместился на Бильбо. Старый хоббит завернулся в шаль и напоминал куклу, сидя в слишком большом эльфийском кресле. — Так что за Арнор? — Цыц! — Покажи нам Кольцо, Фродо, — сказал Элронд, вырывая Торина из задумчивости, и он повернул голову, чтобы взглянуть на юнца. Кольцо Бильбо, непримечательная безделушка, опустилась на каменную плиту с несоразмерно громким звуком. Он посмотрел на него, затем на Фродо, вернувшегося на своё место с нескрываемым облегчением. — Так это правда! — воскликнул высокий мужчина, не сводя глаз с кольца. В этот момент сын Трандуила едва слышно пробормотал: «Кольцо Саурона — Кольцо Всевластия!» — и Торин почувствовал, как у него подогнулись колени. Мужчина продолжал что-то говорить, но Торин едва его слышал. Это было не одно из низших колец, разбросанных по миру. Простенькая вещица, которую Бильбо носил почти шестьдесят лет, была не чем иным, как Кольцом Саурона, главным над всеми, Единым Кольцом. Сквозь высокий звон в ушах пробилась мысль: теперь ясно, почему чёрному всаднику позарез был нужен Бильбо. Другой мужчина, хмурый и обветренный, одетый в эльфийский наряд, был представлен как Наследник Кого-то Там и всё в таком духе. Торину было совсем не до того, его голова всё ещё кружилась от мысли, что хоббит беспечно таскал при себе всё это время — и использовал, чтобы скрыться от непрошенных гостей! Он снова взглянул на хоббита, старого и немощного, и понял, в чём же дело. Кольцо продлевало ему жизнь. Сто двадцать семь лет — весьма преклонный возраст для хоббита, но тем не менее неудержимый бег времени стал сказываться на Бильбо, лишь когда тот покинул Хоббитон, оставив Кольцо. Кольцо. — Мне не послышалось? — недоверчиво переспросил Балин. — Проклятие Исильдура, — шепнул Ори. — Ох, Махал милосердный, дай им сил. Траин негромко зарычал, переступая с ноги на ногу, сжимая и разжимая кулаки. Плечи ходили от едва удерживай жажды расправы. — Уничтожьте его, — выдохнул Торин. — Эту мерзость… оно полно зла — его необходимо уничтожить! — Так чего мы ждём? — рявкнул Гимли и достал отцовский двуглавый боевой топор. С яростным криком он бросился вперёд и опустил топор в сокрушительном ударе, которым Двалин мог бы гордиться. У Торина перехватило дыхание, когда Гимли отшвырнуло назад, и вместе со звоном стали в воздухе прошелестело неразборчивое бормотание. — Он цел? — беспокойно спросил Оин. — Цел? Гимли рывком приподнялся на локтях и потряс головой, прочищая мысли. Отцовский топор разлетелся вдребезги. — Да, наш дуралей в порядке, — ответил Нори. — В отличие от старого топора Глоина. — Кольцо нельзя уничтожить, Гимли, сын Глоина, ни одним из доступных нам орудий, — проговорил Элронд. Торин бросил тяжёлый взгляд на проклятого эльфа. Волосы лежат волосок к волоску, ни следа тревоги на лице, словно Гимли мгновение назад не рисковал собой. — Кольцо было выковано в огне Роковой Горы. Лишь там оно может быть уничтожено. Первый мужчина — Боромир — пустился в подробные объяснения (с впечатляющей терпеливостью, отметил Торин), почему это было бредом. Мордор — это вам не хоббичья послеобеденная прогулка. Торин слушал вполуха, пристально следя за Гимли, поднявшимся на ноги и отряхнувшимся. Кажется, обошлось без серьёзного урона. Затем, разумеется, несносному сыну Трандуила было жизненно необходимо вставить своё мнение: — Ты что, не слушал, что сказал Владыка Элронд? Кольцо необходимо уничтожить! — О, теперь-то ты готов помочь! — прорычал Торин, повернувшись к нему. Кровь кипела у него в венах. Бильбо носил Единое Кольцо; Единое Кольцо прикасалось к его хоббиту, влияло на него; он пробрался мимо эльфов, пауков и даже дракона с помощью этой мерзкой, грязной… Его гневу требовался выход. И он нашёл ему применение. — Собираешься ли ты нести ответ за свои слова? Или снова отступишься? Ваши эльфийские обещания лживы, ваша дружба переменчива… вам ни в чём нет веры! — Полагаю, ты собрался это сделать? — Гимли вскочил на ноги, его глаза метали молнии. Разразился гам, и Балин застонал, уронив лицо в ладони. — Что ж, это была последняя капля, — пробормотал он. — Торин, дружище, тебе нужно что-то сделать со своим характером. Взять его в руки, к примеру. — Только через мой труп эльфы получат это кольцо! Эльф изогнул изящную бровь. — Неужели? В таком случае, позвольте предложить вам мою помощь, господин гном. Гимли опустил голову и бычьи плечи взбугрились мышцами. — Ха! Тебе даже с ног меня не сбить, тощий ты слабак. Силёнок не хватит. Ты и мили с этой штукой не протянешь! Эльф не остался в долгу, холодно взглянул на гнома сверху вниз. — Лучше уж я, чем жадный, алчный крот, с башкой из камня и сердцем из него же, — процедил он. — Сердцем из камня? — взвился Гимли. — Я хотя бы держу своё слово! А эльфам веры нет! Они поклянутся в дружбе, а затем ударят в спину! За высокими речами скрываются низкие делишки. Знаю я тебя, лесной эльф, и твою предательскую натуру! — Просто прекрасно, — с сарказмом простонал Глоин, оседая обратно в кресло и закрывая глаза. Эльф оказался не таким вспыльчивым, как Трандуил, но и его лицо налилось злостью: — Гномы заберут кольцо и объявят своим! Вы же любите золото, разве нет? Вами управляет лишь жадность, маленький пещерный жлоб. Не удивительно, что ты с такой готовностью видишь её в других. — Сказал сын того, кто стоял во главе вооруженной армии у наших ворот, требуя сокровища нашего народа под угрозой осады — и не принёсший моему отцу извинений за несправедливое заточение! — взревел Гимли. — Khathuzh, sakhabizu heden! — рявкнул Бифур. — Торин, боюсь, это уже выходит из-под контроля… — пробормотал Оин. — Эльфийской предатель! — Алчный гном! — Лживый поедатель листьев! — Грязный камнелюб! От воплей уже закладывало уши, и Торин повернулся, чтобы встретиться с направленным на него взглядом Гэндальфа. Старый волшебник глядел с большим неодобрением — и страхом. — Кольцо, — мрачно произнёс он, и его слова каким-то образом достигли Торина вопреки шуму. — Оно жаждет подобных раздоров. Враг извлечёт выгоду из наших размолвок, Торин, сын Траина. Ему в радость наша гордыня и наши распри. Они идут лишь ему на пользу. Торин уставился на него, и злобное бормотание в воздухе стало смешиваться с гомоном, пока ничего нельзя было разобрать. — Я отнесу его! Звонкий голос прорвался сквозь общий шум, и Торин моргнул. — Я отнесу его! Фродо пробирался сквозь толпу галдящего народа, бледный и напуганный, но полный решимости. — Я отнесу Кольцо в Мордор! Крики разом смолкли, все лица в удивлении обратились к хоббиту. Неожиданно повисшая тишина стала передышкой, и Торин снова повернулся к Гимли. Тот стоял, приоткрыв рот, и, кажется, стыдился себя. Торин поморщился. Не лучшее вышло начало. — Прости, azaghîth воин, — пробормотал он. Плечи Гимли расслабились, и он поднял подбородок. — Не лучшие мои слова, — сказал он сам себе. — И мои, — вздохнул Торин и с сожалением улыбнулся своей звезде. — Гордыня стала моим крахом. Учись на моих ошибках и не повторяй их. — Хотя… — продолжил Фродо, голубые глаза были широко распахнуты и полны ужаса. — Я не знаю дороги… — Ох, Создатель, — нервно выдохнул Кили и вцепился Фили в куртку. — Он же такой крошечный, ну скажи? Такой крошечный и храбрый! — Вообще-то, он выше Бильбо, — заметил Фили, пытаясь стряхнуть с себя брата. — Но ниже меня! — упорствовал Кили. — Да ну тебя, — вздохнул Фили, позволив Кили в своё удовольствие изливать душу и хватать его за руки. Торин заметил выражение лица Бильбо, когда волшебник выступил вперёд и пообещал оказать хоббиту всю посильную помощь. Бильбо был в полном отчаянии и выглядел так, словно его только что ударили. Тонкая кожа побелела и приобрела сероватый оттенок, а глаза застыли на Фродо. Торина накрыло внезапное понимание. — Он стал тебе как сын, — осознал он. — Фродо, мальчик мой, — выдавил Бильбо и вцепился в свою шаль. — Ох, Фродо, мальчик мой, что же я наделал? — тонкий голос жалобно надорвался, глаза наполнились страхом. — Что же я наделал? — Торин, — негромко позвал его Траин. — На пару слов. Отец отвёл его в сторону и забормотал: — Здесь, в Ривенделле, Бильбо ничего не грозит. Силы Элронда хранят эти земли. Но Фродо тоже Бэггинс, хоббит из Шира. За ним начнётся охота, стоит ему лишь выйти за пределы долины. Подумав, Торин коротко кивнул: — От этого похода будет зависеть всё. — Ты знаешь, что нам нужно делать, — сказал Траин, и сильные ладони опустились Торину на голову в знак поддержки и благословения. — Иди. Делай, что должно. Он набрал в грудь воздуха и вернулся к Взломщику. — Бильбо, — Торин опустился на колени перед хоббитом, не сводя глаз с морщинистого лица. — Бильбо… — Только не он, ну пожалуйста, — тихо хныкал хоббит, и каждый всхлип разрывал сердце Торина на куски. — Мы защитим его. Ради тебя, — пообещал он. — Я поклялся присматривать за тобой и всем, что тебе дорого. Я позабочусь о нём. Клянусь. — Пожалуйста, Илуватар, Махал, Кементари, защите его, — прошептал Бильбо. — Элберет Гилтониэль, присмотри за ним — о, прости меня! Прости! — Клянусь, — повторил Торин и провел бесплотным пальцем по измученному лицу. Затем он встал и подошёл к Гимли. — Гимли, inùdоу, — обратился он к молодому гному, и мрачный голос был полон решимости. — Ты знаешь, что нужно делать. Грядёт битва нашей Эпохи, и ты станешь нашим воином. Иди. Сын моего сердца, защитишь ли ты сына сердца Бильбо? Гимли встал, широко расставив ноги на гномий манер. — И мой топор! — громко объявил он, взял у отца его походный топор, не преминув зыркнуть в сторону эльфа. Эльф, в свою очередь, проигнорировал его с полным презрением. Гондорец тоже решил присоединиться; среди всей этой компании Фродо выглядел пугающе маленьким. Тут из-за кустов высыпали остальные хоббиты, намеревавшиеся присоединиться к походу во что бы то ни стало, и Бифур покатился со смеху. — Они же не серьёзно? — проговорил Нори, чьи брови слились с волосами. — Четверо хоббитов? — Ну, у нас был один, и всё вышло вполне неплохо, — заметил Оин, пожав плечами. — Это да, один — хорошее число, одного хоббита на поход вполне достаточно. На четверых носовыми платками не запасёшься, знаете ли. — Сомневаюсь, что Перегрин Тук хоть раз брал в руки носовой платок, — сухо ответил Торин, который как раз смотрел, как младший из хоббитов в очередной раз выставляет себя на посмешище. — Вы будете Братством Кольца, — объявил Элронд, и Торин с трудом удержался, чтобы не закатить глаза. Звучное имя для девяти путников. Просто «Отряд Фродо Бэггинса» звучало бы лучше. На этом Совет подошел к концу. Некоторые из высоких лордов остались негромко потолковать между собой. Фродо помог Бильбо вылезти из слишком высокого кресла, Торин проводил их встревоженным взглядом. От печали и страха Бильбо стал почти прозрачным, даже лицо постарело ещё сильнее. Затем он услышал рокотание голоса Гимли: — Господин эльф, можно вас? Обернувшись, он увидел, что сын Трандуила всё так же свысока смотрит на Гимли; лицо его было бесстрастно, но глаза горели раздражением: — Гном. Что тебе нужно? Челюсти Гимли напряглись, но на провокацию он не поддался. — Я хотел бы принести извинения. Мои слова были поспешны и необдуманны. Я не хотел бы отправляться в путь, пока они висят между нами. Торин приоткрыл рот. «Добрый, да. И отходчивый», — донеслось до него далёкое воспоминание. Эльф выглядел озадаченным — и полным подозрений. — Вот как. В таком случае, я тоже беру назад свои слова и приношу свои извинения. Как твоё имя? — Гимли, сын Глоина, — ответил Гимли, отвесил самый маленький из возможных поклонов. От Торина не ускользнуло, что он опустил подобающее приветствие. — Леголас, сын Трандуила, — слегка склонил голову эльф. Торин смерил его холодным взглядом. Этот эльф держал его под прицелом и угрожал жизни! Да как Гимли только додумался принести извинения этому мерзавцу! — Рад встрече, эльф, — сказал Гимли, и не подумав обратиться по имени. Губы эльфа неприязненно изогнулись: — Сомневаюсь. Борода Гимли дрогнула, будто тот едва сдержал ухмылку. — Ну, зато нам есть, над чем работать, да? *** Фрис разыскала Торина в его кузне много позже. Он приступил к работе над железной сковородой и значительно преуспел. Он уже вывел основную форму. Чугун не относился к благородным металлам, с которыми он привык работать, но легко ему поддавался и послушно гнулся в умелых руках. Он покрутил наполовину законченную работу. Вот чаша, в которой хоббит мог бы приготовить бекон, или помидоры, или яйца, или грибы, или те плоские кексы, которые Фродо так любил. Здесь будет ручка, которую хоббичьим рукам было бы удобно твердо сжать. Возможно, деревянная ручка, чтобы уменьшить жар. Руки у хоббитов проворные, но нежные. Вот небольшой носик, чтобы сливать лишнюю жидкость, а вот и знак мастера: Торина, сына Траина. А по бокам сложные гномьи узоры, причём каждый узел увенчан хоббичьим цветком. — Ты в порядке? — мягко спросила Фрис, сев рядом. Он что-то промычал. Она взяла сковороду и повертела, разглядывая разметку и узоры по краям. — Ох, Торин, — вздохнула она. — У хоббитов есть свой язык цветов, совсем как у нас — язык драгоценностей, — пояснил он, и собственный голос показался ему приглушенным и далёким. — Что это за цветы? Он замешкался, потом взял её ладонь и провел по одному из рисунков. — Красноцвет, — ответил он, — и дождевая лилия. — Что они означают? Он улыбнулся и не ответил. Фрис отложила сковороду и взяла в руки его ладонь. У основания обнаружился ожог, и она неодобрительно щёлкнула языком. — Со мной всё в порядке, — буркнул он, высвобождая руку. — Всё нормально. — Даже не сомневаюсь, — проговорила она и заглянула сыну в лицо. Рост ему достался от отца, так что он был выше почти на голову. — Но всё равно волнуюсь за тебя. Я же твоя мать; это моё законное право. — Я старше тебя, — напомнил он, на что она изогнула светло-пшеничную бровь. — Но ты всё ещё мой сын, и я знаю тебя как облупленного, мой маленький хмурый принц. Поговори со мной. Какое-то время он хранил молчание. Затем выдавил: — Бильбо носил Единое Кольцо. Носил шестьдесят лет. Я наблюдал за ним всё это время, но даже не… Её синие глаза, в точности такие же, как у него, потеплели. Она привлекла к себе его тяжёлую голову и поцеловала в лоб. — Ты не виноват, Торин, — проговорила она. — Не вини себя за всё плохое, что происходит в мире. Кольцо обладает собственной волей, и оно выбрало твоего хоббита. То, что он остался в своём уме и сохранил свет в сердце, очень многое о нём говорит. — Он никогда не нашёл бы его, если бы не я… — Ох, да во имя Махала! — воскликнула она, и любовь на лице сменилась досадой. — Ты хоть представляешь, как тяжело мне видеть, как ты коришь себя за то, к чему не имеешь отношения? Ты совершал ошибки, да — но не в этом случае. Гэндальф выбрал Бильбо Бэггинса, или ты забыл? Дыхание Торина оборвалось на выдохе. — Так я и думала, — проворчала она. — Прошу, Торин, перестань. У тебя добрая душа и большое сердце. Хватит казнить себя. — Но… 'amad, я… — Торин не знал, что сказать, и слова выходили рваными и скомканными. — Я не… никогда не думал, что… Она приложила пальцы к его губам, а затем ласково скользнула ими по короткой бороде. — На том совете я вновь увидела своего сына. Моего храброго, пылкого, решительного мальчика — гнома, который вернул свой народ домой, вступил в безнадежную схватку и усмирил две армии лишь силой своей воли. Не дай себе затеряться в пучинах вины, дорогой мой. Не перекладывай чужой груз на свои плечи. Ни у кого не хватит сил его вынести. Он моргнул, а затем уронил голову ей на плечо и испустил долгий, дрожащий вздох. Её руки насколько могли обхватили его широкие плечи, и он замер, вдыхая запах, напоминавший о спокойствии, любви и доме. Затем он выпрямился и соприкоснул их лбы. — Что ж, — сказал он, — пора возвращаться к работе. Она улыбнулась. *** — Держи, Гимли, — суетился Глоин, и грубый голос временами ломался. — Вот табакерка, вот моя старая трубка. Хоббиты выращивают лучший табак в мире и не жадничают, было бы несправедливо лишить тебя шанса его попробовать. Ах, да ты глянь на себя, косы вкривь и вкось! Ты что, заплетал их с закрытыми глазами? Махал милостивый, ты хоть расчёсывался? Гимли стоял смирно, позволяя отцу расплести одну из кос; старые шишковатые пальцы бегло повторяли заученные движения. — Отец, да кому есть дело, расчёсывался я или нет, — пробурчал Гимли. — Мне есть дело, как и твоей матери, — отрезал Глоин. — Ты будешь представлять наш народ, сынок. Ты должен выглядеть как подобает гномьему лорду. —В отряде будут хоббиты, люди и ещё эльф — они же не отличат лорда от рудокопа! — ворчливо заметил Гимли, задрав подбородок, чтобы отец мог собрать побольше волос из бороды. — Чего ради мне надевать застёжки и плести косы для этих невежд?.. — Может, они и невежды, но также наши союзники, — ответил Глоин, потянув за прядь, которую вплетал. — Видит Махал, они не отличат даже Бродбима от Стиффберда, но ты будешь вести себя, как подобает моему сыну и потомку Дурина. Помни, всё, что ты делаешь, оставит отпечаток не только на тебе, но и на всех гномах. Гимли вздохнул и позволил отцу расплести другую косу. — Хорошо, отец. Глоин фыркнул. — Когда ты говоришь «хорошо, отец» таким тоном, мне начинает казаться, словно тебе снова шестьдесят, а не в два раза больше. Глоин протянул руку и коснулся бусин из золота и оникса, затерявшихся среди белых волос Глоина. — Мне тоже кажется, что мне всего шестьдесят. Я всего лишь один-единственный гном, отец, я не могу говорить и действовать за всех! Это слишком большая ответственность, я… — Ох, помолчи. Ты справишься, — оборвал его Глоин, закрепил кончик второй косы и перебросил её назад. — Так-то лучше. Ох, nidoyuh. Гимли поднял голову, переплетённые косы скользнули по широкой груди. Он замер, пока отец придирчиво разглядывал результат своих трудов. Затем Глоин наклонился ближе, заключил лицо сына в ладони и негромко прошептал какое-то слово. Гимли закрыл глаза и медленно выдохнул. Наблюдавший за происходящим Торин вздрогнул. Он ненароком расслышал слово и был почти уверен, что только что узнал истинное имя Гимли, сына Глоина. Глоин ненадолго прижался лбом ко лбу сына, затем мягко поцеловал. — Помни, кто ты. Береги себя, насколько это возможно. Защищай Хранителя Кольца. Не спускай глаз с этого эльфа, и не вздумай сломя голову кидаться на проклятых троллей или других мерзких тварей! — У меня тут письма, — проговорил Гимли, сунув руку за пазуху и достав связку бумаг. Он прочистил горло. — Это — маме, это — Гимрис и Бофуру, а это для Гимижа. Вот это, в голубом конверте, для тёти Дис. Тут ещё записка для Дори, и ещё одна для Бомбура и Алрис, и последняя для Двалина, Орлы и их ребятишек. И надо передать вот это письмо Даину, на случай, если я… Глоин взял письма и заключил Гимли в медвежьи объятия. — Люблю тебя, мой мальчик, — горячо прошептал он. — Я так горжусь тобой. Так горжусь, так горжусь. Гимли уткнулся лицом в великолепную белоснежную бороду и вцепился в отца со всей своей могучей силой. — Я тоже тебя люблю, 'adad. — Не забывай писать, когда будет возможность, — пробормотал Глоин сыну в волосы. — Защищай этого хоббита всеми силами. В нём вся надежда нашего народа. Гимли кивнул отцу в плечо, после чего заставил себя отстраниться и встать прямо. — Ну, — он прочистил горло. — Мы выдвигаемся через час. Думаю, мне пора… я… Глоин улыбнулся и кивнул: — Или, azaghâl belkul. Иди и помоги спасти наш мир. Гимли закинул свою сумку за плечо, подхватил отцовскую секиру, заткнул метательные топорики и лёгкий разукрашенный топор в кожаную перевязь, накинул на голову шлем, бросил последний печальный взгляд на отца и выскочил из комнаты. Два сердечных удара Глоин смотрел на пустую приоткрытую дверь, потом осел на непривычно высокую кровать. Торин замешкался, но затем опустился на край кровати рядом с кузеном. Тишина, оставшаяся после ухода Гимли, обступила их. *** — Так что это за человек? — спросил Оин, почесывая живот, пока они с Ори и Торином плелись следом за хоббитами. — Который? — уточнил Ори. — Этот. Да любой. Я не вслушивался, если честно. — Важнейший совет за последние тысячелетия, а ты не слушал?! — Слишком много эльфов. Ори вздохнул и поджал губы. — Вон тот, с рогом — Боромир, сын наместника Гондора. А тот, что вечно несётся впереди на длинных ножищах — Арагорн, наследник Исильдура. — Оу, — Оин окинул их взглядом с возросшим интересом. — Бедняги, три щетинки на двоих. У Гондорца ещё есть надежда, но у парнишки Исильдура дела даже хуже, чем у Кили. Как они сообщают друг другу, кем являются и чем занимаются без бород? Ори пожал плечами: — Может, словами через рот? — Скукотища. Гимли молча шёл за Арагоном, обшаривая глазами незнакомые деревья вдоль тропы и время от времени опуская глаза на собственную ладонь, лежавшую на рукояти топора. Подаренный Двалином шлем красовался у него на голове, тяжёлые ботинки отбивали ритм под шорох и треск сухих листьев. Торин обернулся на волочившихся в конце отряда хоббитов, впятером передвигавшихся совершенно бесшумно, мягко ступая босыми пятками. Эльф держался впереди. Его легкие ботинки почти не издавали шума, но до неестественно неприметных хоббитов ему было далеко. Прищурив глаза, он пристально всматривался в толщу леса и иногда шустро взбирался на ветви, чтобы взглянуть на окрестности с высоты. Они спали днём и шли по ночам, рассчитывая, что солнечный свет убережёт их от орков. На второй день братство остановилось на западном склоне холма, надёжно укрывавшего путников от непрошенных взглядов с востока. Хорошо, что Гимли захватил отцовский кремень, поскольку Гэндальф мгновенно куда-то запропастился, как только они разбили лагерь. — Куда это он? — поинтересовался Пиппин, нахмурившись. — Не нашёл времени получше, чтобы видами любоваться? — Отец говорит, Гэндальф приходит и уходит, когда ему вздумается, — отозвался Гимли и улыбнулся молодому хоббиту, когда в костре занялось пламя. — Не переживайте, господин Перегрин! С вами я, Боромир и Арагорн. — И Леголас, — добавил Арагорн, весело сверкнув глазами. — Вы позабыли о Леголасе, господин Гимли? Гимли заворчал и не ответил, переключив своё внимание на листья и веточки, которые он раскладывал вокруг зарождавшегося пламени. — Ох, Гимли, — вздохнул Торин и потёр ладонью лицо, пытаясь подавить улыбку. — Моё влияние не пошло тебе на пользу! — Вот, мистер Фродо, сэр, — Сэмуайз протягивал ломоть сушеного мяса. — Это, конечно, не жаркое, но скрасит нам ожидание, пока господин Гимли разведёт огонь. — Уже готово, господин Сэмуайз, — проговорил Гимли, отступив в сторону и открыв взору маленький костерок и весело трещавшее пламя. — Вот это да! — Сэм поскрёб затылок. — Я и сам не дурак костры разводить, но едва ли так скоро! Поживу ж ты, я и глазом моргнуть не успел! — Огонь испокон веков верно служит гномам, — ответил Гимли и стянул тяжёлую рукавицу, чтобы погреть у огня руки. — Мистер Фродо, идите, садитесь вот здесь. Ветер тут не шуточный! — засуетился Сэм, а затем резко повернулся к Мерри и Пиппину, копошившимся в его оставленном без присмотра рюкзаке. — Эй, вы двое, руки прочь! Я не собираюсь объясняться перед Странником, как так вышло, что на второй же день у нас закончились припасы! На лице Мерри мелькнуло что-то вроде стыда, но Пиппин и бровью не повёл: — Ну, а мне-то что? — радостно отмахнулся он. — У меня будет полный живот, так что меня всё устраивает! Гимли усмехнулся: — Отец как-то упоминал, что у хоббитов семь приёмов пищи в день. Так это правда? Глаза Пиппин вспыхнули, и хоббит уселся напротив Гимли, заткнув большие пальцы за рукава жилета на важный манер. — На этот счёт есть два основных мнения, — пустился он в объяснения, кивая в такт. — Некоторые, наиболее просвещённые, утверждают, что надлежит устраивать от семи трапез ежедневно. Действительно, что делать, если засосёт под ложечкой между вторым завтраком и предварительным полдником? Что делать, если ты проснёшься среди ночи с мыслями о сэндвиче с индейкой? А если ужин с первого раза тебя не устроил, и ты готов дать ему ещё один шанс? — Всё, всё! — рассмеялся Гимли. — Я понял. Просвещённые хоббиты рекомендуют жевать весь день напролет и по ночам по мере сил! Пиппин просиял, радуясь, что развеселил гнома: — Именно так! На грянувший низкий смех эльф повернул голову и между тёмных бровей пролегла складка. — А сколько приёмов пищи у гномов? Как у людей или у вас всё же побольше разума в таких важных вещах? — поинтересовался Сэм, устанавливая сковородку над огнём. Гимли откинулся назад, озорно блеснув глазами. — Боюсь, наши умственные способности вас разочаруют, господин Гэмджи. Обычно у нас два-три приёма пищи за день, а бывает, и того меньше. — Два-три! — Мерри был в ужасе. — А Бильбо прошёл весь свой путь с… ох, бедный старый хоббит! — Вообще-то, мы не морили его голодом, — пробурчал Торин, и позади раздалось утвердительное фырчащие Оина. — Как вы только держитесь! — проговорил Пиппин, подвигаясь поближе к огню и глядя на Гимли во все глаза. — Я растворился бы в воздухе! Два-три… или ничего! — Непотребство, вот как это называется! — заявил Сэм, значительно махнув ложкой. Гимли выставил перед собой мозолистые ладони и расхохотался: — Тише, тише! Это лишь мои потребности, только и всего. Если начать меня кормить как хоббита — очень скоро моя ширина сравняется с ростом! — Даже не верится, что ты такой сильный, — протянул Мерри, потыкав в огромные руки. — Как так может быть? — Это неестественно, — ворчал Сэм, его ложка скребла по скворчащей сковороде. — Это совершенно естественно для гнома, то есть для меня, — Гимли улыбнулся молодым хоббитам. — Давайте так, я буду судить лишь о том, в чём разбираюсь, а судить о еде оставлю хоббитам как заядлым знатокам. — А в чём тогда разбираются гномы? — с жадным любопытством спросил Пиппин и склонил голову набок. — Пиппин, не груби! — потянул кузена за жилет Мерри, многозначительно, вздёрнув брови. — Простите его, господин Гимли. Дело в том, что мы раньше не встречали гномов, а у Пиппина, — он многозначительно ткнул друга локтем в бок, — совершенно отсутствует чувство такта. — Ну да, зато у тебя, надо понимать, его в достатке, — пробормотал себе под нос Сэм. Фродо слабо улыбнулся. — Никаких обид, господин Мерри, — ответил Гимли, потянувшись за своей трубкой. — Ничего не имею против. О нашем народе ходит немало ложных слухов, — тут он бросил мрачный взгляд на эльфа, — и я только рад развеять их. Эльф был озадачен внезапным вниманием, и его глаза метнулись от маленькой компании обратно к лесу. — Итак, — протянул Гимли, раскуривая трубку. — В чём разбираются гномы? В чём разбираются гномы… — В земле и камнях, в чём же ещё, — пренебрежительно бросил эльф, и Гимли изогнул бровь. — Верно, в земле и камнях. Это предполагалось как оскорбление? Эльф не ответил. — Земля и камни полны жизни, господин эльф, — продолжал Гимли. — У каждого своя песня, и мы чувствуем её у себя под ногами и на кончиках пальцев. Они взывают к нам. У всего внутри есть красота, жаждущая вырваться на свободу. Мельчайший из камней стремится обрести воплощение, и мы это ощущаем. Каждого гнома влечёт ремесло; мы находим красоту и мудрость в творении рук и умов. Мы бережно храним свою историю, заключая её в песни и мотивы. У каждого рода свои древние традиции, чтоб вы знали. Вообще, у нас очень любят музыку и танцы. К слову, моя бабушка была известной танцовщицей с топорами. Она могла разом крутить четырьмя! Что касается остальных родичей… хм, долго рассказывать. Вот к примеру, мой отец из Лонгбердов, их специальность — злато и железо, а мама — из Стиффбердов и предпочитает серебро, они делают из него удивительнейшие вещи. — А у тебя есть ремесло? — спросил Боромир, против воли заинтересовавшийся разговором. — Прошу прощения — но я ещё никогда не слышал, чтобы ваш скрытный народ говорил так охотно. Гимли только отмахнулся от извинений. — Нет, я пока не нашёл то, что заставит мои руки петь, — невозмутимо ответил он. — Я в самом расцвете сил — времени ещё предостаточно! — Сколько вам, господин гном? — уточнил Арагорн. — О, несколько месяцев назад мне исполнилось сто тридцать девять, — Гимли выпустил серое колечко дыма. Арагорн порядком удивился. — А я-о считал себя старейшим в нашем компании. Похоже, рядом с тобой, Леголасом и Гэндальфом я — дитя неразумное. — Полагаю, для этих двоих все мы — дети, — пожал плечами Гимли. — Бильбо как-то упоминал о вашем наречии, — подал голос Фродо. Гимли прищурился: — Да, у нас есть свой язык, перешедши к нам от Создателя. — Он также говорил, что ему не полагалось этого знать, — добавил Фродо и слабо улыбнулся. — Но это же Бильбо. — Я встречал его одинажды, ещё мальчишкой, — заметил Гимли и фыркнул. — Не удивительно, что он знает о Кхуздуле — да, так называется наше наречие. Видишь ли, мы единственные, кто выучил язык не от эльфов, но от самого Великого Создателя. Но он тайный, так что больше я ничего не могу сказать. — От вашего создателя? — простодушно спросил Мерри. — То есть, кто-то ваяет гномов? Это такое ремесло? Гимли запнулся, затем оглушительно расхохотался. — Ха! Будь это ремеслом, Алрис, дочь Герис, по праву могла бы называться в нём величайшей мастерицей! У неё двенадцать ребятишек, по нашим меркам это немало. — А в Шире двенадцать — вполне в порядке вещей, — пожал плечами Пиппин. — Моя матушка из Бэнксов, знаете ли, и она была третьей из восьми. — Мы не быстро разрастаемся, — пояснил Гимли, ещё посмеиваясь. — Хах! Надо не забыть рассказать Алрис и Бомбуру при встрече. — Так она — жена Бомбура, — пробормотал Фродо, и в его глазах блеснуло узнавание. — Бильбо говорил о нём. Он был из Отряда. — Да, это он. — Так кто создал гномов? Если не леди-гномы, — нажал Мерри. — Гнаминны, — поправил его Гимли, и трое юных хоббитов медленно повторили новое слово. — Их не должно было быть, — бросил Леголас. Гимли застыл. Затем осторожно пояснил: — Не тот, кто создал всех остальных. Нет. Мы — творения иных рук. — Гномов не должно было быть, — повторил Леголас, сверкнув глазами. — Они портят песнь Арды своими нестройными нотами. Торин зарычал, Оин сжал кулаки. — Нет, — мягко произнёс Ори. — Торин, не подталкивай его. Они должны стать Братством, но ничего не выйдет, если Гимли будет терять самообладание каждые три секунды. — Гимли может потерять самообладание и без моей помощи, — рявкнул Торин, прожигая эльфа взглядом. — Мы — древний народ, созданный Махалом в те дни, когда эльфы ещё не пробудились, — отчеканил Гимли. — Он жаждал компании, так что сотворил себе народ и обучил его языку. Тот, кто создал всех остальных, узнал об этом и сказал Махалу, что его создания — лишние. Так мы и живём; лишние, непонятые, навсегда отделённые от прочих народов. Сэм уронил челюсть. — Но это жестоко, просто жестоко, — пробормотал он. — Так уж сложилось, — вздохнул Гимли и постучал трубкой по ботинку, высыпая тлеющий пепел. — Нам будет уготовано место в общей музыке после конца этого мира. По крайней мере, так нам обещали. Но до тех пор мы — лишние и знаем об этом, — он вызывающе глянул на эльфа. — Некоторым очень нравится нам об этом напоминать. Но что поделать? Отринуть собственное существование? Ну уж нет. Всё жаждет воплощения. Даже мельчайший из камней, и мы чувствуем это острее прочих. — Вас это не злит? — негромко спросил Фродо. Гимли кивнул косматой головой: — Да, бывает. Но что толку злиться? Мы были созданы стойкими, чтобы выдерживать любую бурю. Так и живём. Миг эльф выглядел озадаченным. Затем он встал и объявил: — Пойду осмотрюсь. — Хорошая мысль, — буркнул Гимли и укутался в одеяло. Не прошло и пяти секунд, как раздался храп. — Даже не дождался ужина, — расстроился Сэм. — Хорошо сказано, — пробормотал Оин. — Он упомянул Махала, — заметил Оин, покачав головой. — Не стоило этого делать. — Маленьким хоббитам было любопытно, — вступился Торин. — Похоже, они ему нравятся. От их любопытства никому вреда не будет. — Зато от проклятого эльфа вреда будет порядком, — предрёк Оин. Торин вздохнул. — Боюсь, тут ты прав, — согласился он, бросив взгляд в сторону деревьев, за которыми скрылся эльф. *** Прежде чем воззвать к звёздному свету, он навестил Бильбо. Старый хоббит сидел в просторном кресле, слишком большом для него — голые пятки свисали, не касаясь пола. На коленях у него лежало покрывало, голова склонилась к груди. — Здравствуй, дорогой мой, — мягко проговорил Торин и опустился перед креслом на колени. — Они в пути. Хоббиты поладили с Гимли, и с ними двое сильных и храбрых людей. Твой сын под надёжной защитой. Голова Бильбо склонилась ниже, по лицу скользнула скорбь. — Ты выглядишь таким усталым, мой idùzhib, — сказал он со всей нежностью, на какую был способен. Торин не особо преуспел в выражении своих чувств, так что слова давались ему с трудом. Но ради Бильбо он готов был стараться. — Тебе надо лечь в постель. Я присмотрю за ними. Я не подведу тебя. Он поднял руку и осторожно опустил поверх руки Бильбо. Лишь вздох отделял тёплую, живую, покрытую морщинами плоть хоббита от холодной призрачной ладони Торина, навеки застывшего в расцвете своих сил. Его рука была гораздо шире и сильнее, чем у Бильбо. Прикрыв глаза, он мог представить касание тонкой как пергамент кожи, мягкую податливую текстуру. — Ты так стар, Бильбо, — проговорил он, заглядывая в сонное лицо хоббита. — Я даже не задумывался, почему ты всё жил и жил. Я лишь проклинал судьбу, разлучившую нас так надолго. Он поднял вторую руку и позволил ей скользнуть сквозь лёгкую паутину белоснежных волос. — Я рад, что ты состарился, — сказал он опустившимся голосом. — Не важно, по какой причине, но я рад, что хоть одному из нас это удалось. Знаешь, я так жалею, что ты постарел без меня. Как думаешь, ты смеялся бы над моей седой бородой? Наверное, зимой мы забивались бы под одеяла и жаловались бы на свои кости? Стали бы мы похожи со временем? Мои жесты стали бы твоими, а я нахватался бы твоих фразочек? Губы Бильбо шевельнулись, и Торин беззвучно вздохнул. — Мы уже не узнаем. Но всё же. Как бы я этого хотел, господин Взломщик. Как бы хотел… Бильбо что-то забормотал себе под нос, затем звуки соединились в слова. Горит в камине огонек, Про что он напевает? Про жаркий солнечных денек – Таких уж не бывает. О стародавних временах, Что поросли быльём, Полях, горах и городах. Давай же с ним споём! Ты пой про камень, снег и лёд, Про золото во тьме. Затем настанет мой черёд, И я спою тебе. О сладких грёзах и мечтах, И клятве твёрже стали. Услышишь ты в моих словах О тех, кем мы не стали. Тебе я тайну расскажу - Ты только мне поверь! И помни — я всё так же жду Два стука в зелёную дверь. _________________ Оригинальный текст песни Бильбо: I sit beside the fire and think Of all that I have seen, Of meadow-flowers and butterflies In summers that have been. I sit beside the fire and think Of people long ago, And people who will see a world That I shall never know. I sit beside the fire and think Of words I never said, Of promises and wishes made All locked up in my head. I sit beside the fire and think I hear him now and then. But still I wait to hear that knock Upon my door again. _________________ Дождевая лилия — вымышленное растение; на языке цветов означает: «я тоже люблю тебя; я должен искупить грехи; я никогда тебя не забуду» Красноцвет — вымышленное растение; на языке цветов означает: «выбери свою судьбу; я сдержу обещание; я буду вечно любить тебя» Idùzhib — бриллиант Khathuzh, sakhabizu heden — Эльф, загляни в свои бочонки! (= На себя посмотри!) Azaghîth — маленький воин Nidoy — мальчик 'adad — отец 'amad — мать azaghâl belkul — могучий воин inùdoy — сын Исильдур — Исильдур, его брат Анариорн и их отец Элендиль были нуменорцами, сохранившими дружбу с эльфами и потому прозванными «Верными». Они бежали из Нуменора, захватив семя Белого Древа, прежде чем город поглотило море за высокомерие, гордыню и безнравственность его владык (попавших под тлетворное влияние Саурона). По возвращении в Средиземье Элендиль стал Верховным королём Гондора и Арнора — Гондора на юге, Арнора на севере. Исильдур и Анарион были наместниками Гондора, в то время как их отец правил северным королевством. Исильдур основал Минас Итиль (впоследствии Минас Моргул), а его брат Минас Анор (впоследствии Минас Тирит). Он поддерживали связь с помощью палантира, привезённого из Нуменора. Минас Итиль был захвачен силами Саурона в 3429 году Второй Эпохи, после чего был сформирован Последний Союз. Арнор — обширное северное королевство, основанное Элендилем; распалось в начале Третьей Эпохи в результате внутренних междоусобиц. Сохранились лишь дороги да старые истории (к примеру, хоббиты припоминают, что их старейшина присягал некому Верховному королю с севера), но от великого королевства мало что осталось, не считая заброшенных руин вроде сторожевых башен. Кементари — Йаванна, Вала олвар (растений и деревьев). Элберет Гилтониэль — Варда, Вала звёзд. Особо почитаем среди эльфов. Махал, Эру и сотворение гномов — история подробно описана в «Сильмариллионе».