***
Сидя на полу перед картинами и цепко вцепившись в ткань теплого пиджака на плечах, Антон вглядывался в разные цвета, пытаясь найти в них хоть что-то. Тускло зеленые глаза отображали разочарование и, острыми ногтями впившись в кожу запястья, шатен провел ими вдоль по вертикали, ощущая легкую боль. Недостаточно. Чувств не было. Ничего. Жалкая пустышка. Капли крови потекли вниз по запястью, оставляя следы на белой рубашке, но принц будто не замечал этого, неотрывно исследуя собственные картины, что заставляли чувствовать страх. Страх пустоты. — Моя жена также любит проводить время в своей мастерской, порой просто исследуя ошибки в собственных работах, даже если для других они идеальны, — послышался голос за спиной, и в нем было столько теплоты, что Антон невольно оторвался от своего занятия, повернувшись к пришедшему, не забыв скрыть разодранные запястья от посторонних глаз. В дверном проем с легкой ухмылкой на губах стоял сам король Нью-Ривс, медового цвета глаза искрились дружелюбием и каким-то внутренним счастьем. Впервые за все эти годы Антон видел этого мужчину так близко. Тот был высоким, широкоплечим, русые волосы были завязаны в хвостик. От него веяло теплом, и одна часть шатена желала прикоснуться, почувствовать, пока другая говорила отойти. Не трогать. И это вновь заставило Антона прятать полный одиночества крик внутри, не позволяя увидеть своей слабости. Он принц королевства Мосэ, надежда для народа и оружие семьи. Он обязан следовать сценарию. — Потому что Вы смотрите на картины, как на произведения искусства, — протянул Антон, игнорируя все манеры. И не ясно, ему было просто плевать или же он решил испытать судьбу с его новым отцом. Но мужчина никак не прокомментировал отсутствие этикета. Наоборот, в его глазах промелькнула задорность, такая схожая с той, которую Антон замечал у Арсения. — И как мне тогда стоит смотреть на Ваши картины, Антон? — король королевства солнца сделал шаг в мастерскую, не спуская глаз с на полу сидящего шатена, жадно ловля каждое его движение. Сожаление мгновенно поселилось в сердце, и вина сразу следом за ним. Ребенок. Антон был всего лишь ребенок. Да, уже взрослый, но… Такой беззащитный. — Я не уверен, — чуть подумав ответил шатен, также следя за неожиданным гостем. И ведь он действительно не знал. Не понимал. Он пытался отыскать то, что увидел Арсений, и никак не мог понять, где же эта прекрасная пустота. — Наверное, Вам просто не стоит обманываться красочностью работ. Художники никогда не могут трезво оценивать собственные работы. Но Антон не считал себя художником. — Краски — это прекрасно, но каким бы великим художником человек не бы, красками не спрятать его истинные желания, — мужчина встал рядом с Антоном, смотря уже на картину: красочный лес, горы, что сливались с сюрреалистическим небом. Слой за слоем разные цвета радуги покрывали деревья, и картина действительно была прекрасной. С первого взгляда может показаться, что художник в прекрасном настроении, да только лес был пустым. Ни одной живности, листья на деревьях ели держались, подмечая пришедшую осень – момент одиночества и отчаяния. Краски яркие, но мертвые – оттенки темные, даже грязные. Антон не заметил, как задержал дыхание, и только почувствовав боль в груди выдохнул со словами: — И какое желание Вы видите тут? Тишина. Давящая. Гнетущая. Шумная. — Желание покоя. Шатен застыл, подняв голову на короля, который все так же неотрывно смотрел на работу. В его глазах засела печаль, и Антон подумал о том, что королю Нью-Ривс она совсем не идет – мужчина должен улыбаться. — Твоя душа мечется, не так ли? Ты не понимаешь, кто ты, чувствуешь себя другим. Наверное, тебе одиноко – никто не способен понять твоих терзаний, — голос старшего был тихим, но заполняющим всю мастерскую. — Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти… Если бы я знал раньше… Если бы я мог изменить… — Вы могли, — отрезал принц, поднявшись на ноги и отойдя к столу, чтобы взять в руки кисть, лишь бы занять себя чем-то. — Мог, но… Когда я узнал о тебе, ты уже был… Ты рос в королевстве Мосэ, твоя магия… Она противоположна моей. Я не мог просто забрать тебя, пока ты был ребенком. И наш договор… Я был обязан держаться подальше от тебя, иначе бы король Мосэ расторг бы наше соглашение о перемирии. Антону было смешно. Его губы скривились в противной ухмылке, но он все также избегал взгляда медовых глаз, крутя в руках тонкую кисть. Его плечи нервно дрогнули, и из уст послышался смех. — Ха, соглашение? Перемирие? Действительно. Я все забываю, что политика на первом месте. Идиот, — рука принца скользнула в светлые кудри, с болью оттягивая их назад, надеясь, что это протрезвит его, но улыбка стала только шире. И он не мог контролировать рвущихся наружу эмоций. — Раз это так важно, мой дорогой король, ответьте на вопрос, почему Вы решили подойти ко мне сейчас? Зеленые, холодом отдающиеся глаза встретились с теплыми напротив. И впервые король потерял дар речи, в конце концов осознав, что он наделал. Этот ребенок никогда не знал любви. Этот ребенок никогда ничего не желал. — Антон, я… — Избавьте, — холодный голос шатена мгновенно заставил умолкнуть. Вертя кисточку между пальцами руки, принц смотрел на мужчину уже без улыбки. В глазах играла усталость, и мысль, что он только раздражает ребенка, промелькнула в голове короля. Кисть была брошена на стол, и, покатившись, с глухим звуком упала на пол. В нескольких шагах Антон достиг двери, и, через плечо бросив пустой взгляд на старшего, произнес: — Если хотите, можете сжечь все эти работы. И удалился, оставив короля Нью-Ривс стоять в недоумении. — Сжечь? — глаза мужчины оглядели мастерскую в изумлении. В неверии тряхнув головой, он мрачно взглянул на картину зимних бабочек. — Я бы никогда не посмел уничтожить такой прекрасный мир ребенка… Но он позволил это сделать другим.***
Антон шел не оглядываясь, не понимая, куда его ведут ноги. Мастерская больше не была его личным место – там не скрыться от посторонних. Лишь почувствовав холодный ночной ветер на бледных щеках, шатен понял, что он вышел в сад. Облегченно выдохнув, он направился в сторону небольшого озера, которое почти всегда было покрыто льдом. Ещё в детстве он приходил сюда, чтобы не попадаться на глаза отцу. Тут никто никогда его не искал. Усевшись на снег, принц откинул голову вверх, ища знакомые звезды на небе – небо в Мосэ всегда было чистым, а ночь яркой. Луна благословляла их земли, а звезды показывали путь, ищущим его. Что он должен чувствовать? Он не разбирался. Не понимал. Милая милая пустота. Пара взмахов крыльями и Антон почувствовал легкое прикосновение на запястье. Зимние бабочки. Прекрасные существа. Сострадающие. Чувствующие чужую боль. И ему было больно. Зимние бабочки кружили вокруг голубыми крыльями. Они успокаивали, еле дотрагивались до холодных щек принца, садясь ему на плечо или запутываясь в его волосах. И в груди Антон почувствовал тепло – он не одинок. Они с ними. Их судьба связана. Он это чувствовал. Но не мог ей покориться – он должен семье. Обязан. Жалкий. — Почему же Вам так нравится сидеть в самых холодных местах? — знакомый голос заставил вздрогнуть и поднять взгляд, встречая легкую улыбку графа. — Мне пришлось обойти почти весь замок, чтобы найти Вас, юный принц. — Не думаете, что, если человека сложно найти, он не желает Вас видеть, monsieur? — съязвил принц, чуть нахмурившись на нарушение своего покоя. Но Арсения, кажется, это совсем не расстроило. Старший только шире улыбнулся, с прищуром рассматривая крылатых созданий, что не хотели оставлять юношу одного. — Думал, но решил, что теплый какао поднимет Вам настроение. А еще я принес банановый хлеб, — и только после его слов Антон обратил внимание на поднос в руках графа. Минуту принц сидел, не моргая пялясь на нарушителя его покоя, и в следующий миг сад накрыл тихий, но искренний смех. Антон смеялся. Не фальшиво. Не презрительно. Не печально. Он смеялся по-настоящему, и Арсению показалось, что зеленые глаза юноши покрылись золотым оттенком. Теплым. Солнечным. Граф стоял неподвижно, боясь нарушить этот миг. Принц выглядел будто из картины. Такой свободный. Своенравный. Совсем не похож на аристократа Мосэ. Зимние бабочки радостно кружили вокруг, создавая узоры в воздухе. И Арсений задумался о возможном их значении. — Вы бегали с этим подносом по всему дворцу, чтобы угостить меня какао? — переспросил шатен, уняв смех, но улыбка все еще накрывала его губы, а лисий прищур заставил Арсения отвести взгляд в сторону. И он сам не понимал, почему же он так реагировал на такого Антона. — Ну… Да? — Арсений представил, как глупо он выглядел, бегая по коридорам с подносом, но, вспомнив, для чего он это делал, с гордостью вскинул голову. — Вообще-то, юный принц, для Вас старался. Антон усмехнулся, задрав голову вверх. Эта ночь благословляла их – созвездие Пегаса было ярким. Познание тайн, зов души – странное спокойствие прошлось по венам юноши. — Ну что же, граф, давайте пить какао, — кивнул Антон, указывая на место рядом с собой. И если Арсению не симпатизировала идея сидеть на холодном снегу, он решил об этом промолчать, устраивая поднос между ними и аккуратно усаживаясь на землю, готовый к ощущениям холода, но его не последовало. Снег будто укрывал его теплой тканью, грея. Принц не мог не заметить проскользнувшее удивление в голубых глазах, и пояснил: — Холод никогда не причинит боль, если стать с ним единым, мой дорогой monsieur. Арсений на это понимающе кивнул и следующие минуты они просидели в тишине, наслаждаясь почти остывшим какао, но от этого не менее вкусным. Ночь была удивительной, и Антон наслаждался каждой секундой, понимая, что стоит солнцу встать утром, и его жизнь станет прежней. — Как думаете, monsieur, не познавший любви может желать о ней? — Антон уставился на графа, взгляд которого задумчиво скользнул по хрупкому силуэту рядом. Арсений не ожидал услышать такие слова от принца – он думал, что тот до конца будет отрицать все свои эмоции. Но эта ночь действительно была волшебной. — Человек рожден, чтобы любить и быть любимым, — медленно произнес старший, ставя пустую кружку на поднос и протягивая руку к холодных щекам шатена, не чувствуя никакой отчужденности другого. В зеленых глазах горело любопытство, и Арсений подавил тревогу, легко улыбаясь, чувствуя невероятное тепло в груди. — И Вы также достойны быть любимым, юный принц. Антон прикрыл глаза, наслаждаясь нежным прикосновением старшего – он таял от его рук. Брюнет имел власть над его душой. Принц не был одинок. Никогда. Арсений всегда был рядом, тенью следуя за ним. Антон хотел поверить. Желал всем сердцем. — А имеет ли оружие право на любовь? — отчаянно выдохнул принц, и Арсений с ужасом наблюдал, как зеленые глаза потускнели. Антон никогда не сможет позволить себе быть счастливым. Он боялся этих чувств. Они были ему непонятны. Все, что он познал, это приказы. Никто никогда не пытался полюбить ребенка. Никто не пытался научить его чувствовать. Они его заглушали, морили апатией. Они плевать хотели на душу живого человека. Для них он и не был человеком. Оружие. Теперь Арсений понял. — Вы не оружие, юный принц, — прошептал граф, наклоняясь ближе к шатену. — И не забава, — оборвал все возможные перекоры. — Вы живой человек. В вас есть магия. В вас есть душа, — обхватив лицо младшего обеими руками, Арсений заставил его смотреть в глаза, уверено произнося каждое слово. — Я Вас люблю, юный принц. И не требую этого взамен. Но… — Арсений на миг замолк, заметив слезу на щеке принца, и легонько стерев ее большим пальцем руки, продолжил. — … но я не позволю Вам избегать чувств. Какими бы они ни были. И Антон вновь не сдержал слез, утыкаясь в теплое плечо графа, позволяя горячим рукам укутать себя в обьятия. Он чувствовал себя маленьким. Беззащитным. Но больше не одиноким.