Верни верёвку

На улице царит прохлада. Весенний холод, майский. – А я опять один. Так одиноко. Вроде бы: Фёдор не чувствует ничего. Он думает о таком, в его голове столько мыслей, и одновременно ни о чем. Он думает обрывисто, частями. Образ дома по кускам. Теперь его нет. Нету комнаты, которая терпела грусть, радость и покой. Что хранила в своих стенах когда то такое, что не могло бы запомниться просто так. А ведь обои ещё не содраны, раскладушка не поломанная, полки шкафа целы. Фёдор ушёл сам, бесследно и тихо. Мать с отцом не заметят. Вновь найдут его где то рядом, накуренного и наколотого. Одинокого. Найдут. Достоевский придумает что нибудь. Всегда придумывал. Все считают его гением, у которого всё идёт по плану. На вопрос "всё ли так, как надо?" – отвечай лишь улыбкой. – Дай мне дождь, – негромко говорит Фёдор небу. Дождь смоет всё. Небо поплачет за тебя. Небо не может терпеть, в отличии от некоторых. Фёдор не помнит моментов, когда он плакал. Когда он по настоящему был расстроен и выражал это. Достоевский никогда не подставлял себя. Не делал лишних движений. Лишних действий, что могли бы надломать его образ. Для всех он просто пустота. Умная пустота. Пустота-гений. Ни смеха, ни эмоций. А внутри всё другое. Иногда и сам не знаешь, что находится внутри тебя. И Фёдор понимает, что тоже может что то чувствовать. Чувствует. Может и хочет плакать, бить стены. Возможно, хочет расплакаться, как маленький ребенок. Да ни за что. Человек должен быть тихим. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Достоевскому не сдалось чужое внимание. И это чистая правда. Так и думает, несмотря на внутренние эмоции. И Коля не нужен. Правда в ним какие то очень странные ассоциации. С каким то океаном, что сам по себе бушует, забирает жизни, а потом затихает. Океан, имеющий какой то черный цвет. Будто опустишь туда что то, и эта вещь пропадет. Громкий и пугающий человек, засасывающий других, который в один момент как затихнет, то не будет слышно. И вовсе на него похуй – покажется сначала. А потом Коля в мысли забьется, не уйдёт. Будет видно его силуэт, будет слышен голос. Будет говорить что то, и Фёдор будет слушать, не открываясь. Потом задумается о том, зачем он слушает – и пропадет опять. И вот, вновь. Тонкие руки, тощее тело, светлые волосы. Всё ещё тёмные глаза. Хриплый голос. Образ этого человека меняется медленно, кажется, в лучшую сторону. – Не нужен никому дождь. Кто то пробегает по асфальту, приближаясь. Запах дешёвых сигарет. Тот же хриплый голос из тех же видений, что не меняются. – Нахуй тебе дождь? Что, опять повеситься думал? Фёдор не оборачивается. Просто идёт, не замечая Коли, отходит всё дальше и дальше. – Я же знаю, – кричит Гоголь. – Знаю, что ты много чего у меня спросить хочешь! Много чего сказать хочешь! Говори, я тебя выслушаю! Я согласен быть твоим терапевтом на сегодняшний день в качестве компенсации за случившееся утром! Фёдор устал. Он больше не избегает проблем, как только может, не подавая виду. Идя в медленном темпе, Достоевский достаёт из кармана пачку сигарет. – А я опытный психолог, ты знал? Федя! Ну прости, ладно! Говори, что тебе не нравится! Я всё возможное сделаю! Только не игнорируй меня! Через время Коля оказывается совсем рядом с Федором. Прямо за его спиной. Пытается заглянуть в лицо. – Прости, прости, – уже не кричит Гоголь. – Прости, пожалуйста. Пожалуйста. Я долбоёб. Только не игнорь меня, – Коля зажимает в ладони запястье Фёдора, выхватывая из его пачки сигарету. – Потом отдам. Сейчас нихуя нету. Молчок. – Я то понимаю, что ты из дома ушёл. Я тоже ушёл, – рассказывает Коля. – Так стыдно за себя же. Такую хуйню натворил. Родился, – он делает паузу з минуту. – Блять, да не игнорируй ты. – Что мне говорить? – Ура, ты ответил. – Допиздишься. – Молчу. Так ты прощаешь меня? – Не прощаю. – Хули это? – возмущается Коля. – Один раз неприятное сказал – всё, блять. Достоевский сворачивает к какому то из парадных, на лавочку. А за ним этот ёбнутый, хвостиком. Теперь не отстанет. – Чё я тебе сделал? – спрашивает Коля недовольно. – А ничего, – пожимает плечами Фёдор. – Мне не хватит дня, чтоб высказать всё, что я о тебе думаю. – А ты думаешь обо мне? – Блять... – закатывает глаза Достоевский. – Умею подколоть, скажи? Так ты реально обо мне думаешь? Я догадывался... – Нет, не думаю, – соврал Фёдор убедительно. – ... Так я противный? – Больше чем. – И чем я тебе не нравлюсь? Их диалоги короткие и непонятные. Кто то недоговаривает, кто то неправильно ставит вопросы, ещё более нагнетая. Самая убогая картина: двое взрослых дядьки сидят и не могут завести диалог. Получается то ли полумонолог, то ли просто набор слов. А если быть точнее, ничего не получается. Коля тянется к Фёдору в карман за второй. – Уйди, – сухо говорит Достоевский, пытаясь оттолкнуть Гоголя. – Почему? – наигранно расстраивается Коля. – Я же хочу быть твоим психологом. Чтобы забыть про тебя, нужен отдельный психолог. – Я не обижаюсь. Просто уйди. – Но ведь я знаю, что ты опять пойдешь и будешь сам. Молчание. – Я не хочу, чтобы ты был один. Когда ты один, одиноко и мне. Ебать, какой актер сидит рядом. От этого гнилого сарказма болит голова. – А мамуля не хотела меня отдавать клоуном в цирк. – Вот сучка. – Согласен, – Коля опять какое то время молчит. – Ответь, только честно. Достоевский на секунду глянул на Гоголя. На его серые глаза, что когда то сияли. На тонкие губы, уголки которых всегда были натянутые. – Ты думаешь, моя ноша легка? – Ты так же думаешь. Они и не догадываются, что чем то похожи. Начиная синяками под глазами, заканчивая привычками и образом жизни. – Но ты не знаешь правды. Не расскажу, если будешь таким грубым. – Мне всё равно на тебя. – Ты специально? – чуть улыбается Коля. – Я думал, сейчас задумаешься, типо хочешь со мной продолжить разговаривать, а потом ты распиздишь всё про себя. – Много думаешь. – Тебя мать избивает, да? Фёдор поднимает одну бровь. – С чего это? – Обычно так ведут себя те, у кого проблемы с мамой... – пожимает плечами Гоголь. – Не угадал? – Тебе настолько это важно? Коля кивает. – Отец. Ты успокоился? – Меня тоже, – заглядывает в глаза Фёдору Коля. – Сильно? Достоевский теряет желание говорить очень быстро. Гоголь, общения с которым он так ждал, сам того не зная, становился вновь тусклым и таким же, как серый мир. – Опять не будешь со мной общаться? Коля вздыхает. – Ответь одним словом. Ты ненавидишь своих отца и мать? Ненавидит. Ненавидит их руки, голоса, глаза, что не выражают полностью даже вечной злости. Ненавидит их силуэты, их кашель и смех. Ненавидит их характер, что одинаковый, не смотря на то, что эти люди никогда не могли найти общий язык нигде, кроме дела по медленному убийству Фёдора. Ненавидит за то, что Фёдора сотворили. Воспитали так, как посчитали нужным. Постарались как можно лучше, чтобы результат вышел как можно хуже. – Ненавижу. – Ты желаешь их смерти? Они желали смерти Достоевского. Значит ответ лишь один. – Желаю. Благодаря им ноша тяжела. Ломается спина, Фёдора тянет к земле. Кости превращаются в пыль. – Ты уверен? – Как никогда, – улыбается краюшками губ Достоевский. – Могу помочь. – С чем? – С избавлением от проблем, – аккуратно отвечает Коля. – Так ты людей убиваешь? – Я?! – Гоголь тычет пальцем в свою грудь. – Ни за что. Связи просто. – Ты так меня удивил, – саркастически отвечает Фёдор.