В следующем году Студия [Уолта Диснея] также изменила актерский состав в надежде привлечь больше зрительниц. Помимо прочего первый сезон критиковали за отсутствие у дона Диего интереса к противоположному полу: он всегда был больше заинтересован в погоне за очередным злодеем, чем в погоне за женщинами. Билл Коттер. Зорро: История сериала
Если Энрике когда-либо придет блажь сочинять мемуары, он начнет их следующим образом. «Родился 17… году в Толедо. В начале апреля того же года был подброшен в приют Санта-Крус». За имя Энрике, очевидно, стоит благодарить св. Генриха Баумбургского*, а первую часть фамилии, согласно записям, мальчику дали в честь слуги, который его обнаружил. Вторая же часть, Монастарио**, тогда доставалась всем питомцам приюта Святого Креста***. Ходили также слухи, что матерью Энрике могла быть грандесса****, которая в длительное отсутствие супруга-генерала имела в Мадриде адюльтер с иностранцем и скрылась от чужих глаз в родовом толедском имении прежде чем ее положение стало очевидным для окружающих. Согласно слухам, внешностью синеглазый мальчик пошел в отца, что с пелёнок определило его незавидную судьбу. Поверить во все эти домыслы сплетников было сложно, но сверстники верили и дразнили Энрике, поэтому, повзрослев, он был счастлив наконец избавиться от опеки монахов и поступить на военную службу – единственный из доступных ему путей наверх. Впрочем, Энрике понимал, что с годами неприязнь к аристократам и клирикам в нем будет лишь крепнуть. Благодаря врождённым талантам безродный подкидыш делал блестящую карьеру, но, следует признать, некоторые стороны натуры Энрике поспособствовали тому, что к двадцати годам он нажил немало врагов в испанской армии, поэтому решил попытать счастья в колониях, тем более, за службу там было легко получить земельные владения. Произведя весьма благоприятное впечатление на губернатора Верхней Калифорнии дона Пабло Висенте де Солу, Энрике наконец-то (хоть и чрезвычайно рано для своего возраста!) получил чин капитана и, как принято говорить, преисполнился радужных надежд, но конфликт с вице-губернатором доном Эстебаном Карлосом Сьерра-и-Норьегой имел своим следствием назначение на должность коменданта провинциального Пуэбло-де-лос-Анхелес (как бы ни благоволил дон Пабло Энрике, но он был вынужден услать своего протеже в глушь, дав понять, что ждёт от капитана Монастарио верной службы на новом месте, чтобы в ближайшем будущем вернуть в столицу и назначить комендантом королевского форта, как, вне сомнений, и собирался до прискорбной истории с проклятым доном Эстебаном). Однако отношения Энрике с местными землевладельцами, монахами миссии Сан-Габриэля и даже муниципалитетом, против его желания, становились все более и более напряжёнными. Вероятно, мечтой жителей вверенного ему поселения и окрестных ранчо был не блестящий офицер, а рохля и болван, сродни сержанту Гарсие – чтобы ничего не понимал и никому не мешал. Иначе неприязнь к своей персоне Энрике объяснить не мог. Но главной занозой… величайшим затруднением стало появление в жизни капитана Монастарио разбойника Эль Зорро. Говоря как на исповеди (хотя как раз на исповеди стоит солгать), Энрике, будучи талантливым и опытным фехтовальщиком, отчего-то совершенно терял голову при виде Лиса! Именно собственной горячностью, заставляющей совершать ошибки, а ещё – потрясающей чужой удачливостью можно было объяснить незначительное, но, увы, каждый раз решающее превосходство бандита. Оно ранило гордость и лишало покоя. К тому же, если оставаться честным с собой до самого конца – с достойным соперником в последний раз Энрике сражался ещё в столице. В дыре, гордо именуемой Пуэбло-де-лос-Анхелес, упражняться в фехтовании было попросту не с кем. А потому встреч с непредсказуемым Лисом Монастарио ждал, как мучимый жаждой путник в пустыне высматривает оазис – и ненавидел за эту одержимость его и себя. К тому же, после знакомства с Зорро Энрике не сомневался, что имеет дело с кабальеро (судя по одежде и манере держать себя), а людей благородного происхождения, как уже было сказано, капитан на дух не выносил. Тогда же, тотчас после первой встречи с загадочным бандитом, Энрике заподозрил в Зорро сообщника дона Игнасио Торреса, то бишь агента мексиканских мятежников, задавшихся целью посеять смуту в умах жителей пуэбло, а также воодушевить тех анхелинос*****, кто втайне поддерживал независимость Новой Испании. Надобно заметить, что в целом землевладельцы Верхней Калифорнии либо оставались лояльны испанской короне, либо испытывали полнейшее безразличие к вопросу, чей флаг реет над Монтереем. При том, что в прошлом году против Фернандо****** вспыхнуло восстание уже в самой Испании, бестрепетно провозглашать тосты за его здоровье могли лишь калифорнийские ранчерос – такие же спокойные, как их стада. Но, быть может, в Мексике посчитали, что калифорнийцев следует расшевелить? Энрике было плевать, чем закончится война – хотя в мыслях он неоднократно предрекал поражение метрополии и видел в этом свои преимущества, – но следовало любой ценой избежать беспорядков на вверенной ему губернатором территории, поскольку от этого зависели карьера и благополучие. Также дон Пабло поручил капитану уничтожить сеньора Торреса, но не разглашая в пуэбло подробности вменяемой тому в вину государственной измены. Впрочем, эти подробности и не были известны Монастарио, который знал только, что скальп Торреса жаждет получить комендант Калифорнии, влиятельный сеньор Аргуэльо. Губернатор намекнул на возможные связи сеньора Торреса с повстанцами и посоветовал Энрике сделать вид, что он преследует землевладельца с целью заполучить его ранчо и руку его дочери. Конечно, это было шито белыми нитками и поверить в такое могли лишь болван Гарсиа, дамы или молодой де ла Вега – даже унтер-офицеры за службу короне получали вдоволь земли, а довольно молодой комендант в чине капитана, переведенный из столицы и не имеющий за душой ничего, вызывал у умных людей по меньшей мере недоумение. Сам же Энрике желал заслуженно владеть одним из лучших ранчо в Калифорнии, как и подобает достойному офицеру, а не получить эти тридцать сребреников за пятнающую его репутацию услугу Аргуэльо – захудалое ранчо Торреса. И, тем более, он не желал брака с девицей, которой неприятен и чьего отца собирался погубить, будучи не вполне уверен в его вине. К тому же Торресы, как и большинство калифорнийских землевладельцев, не были знатней самого Монастарио. К знати по крови в Лос-Анхелесе, кажется, принадлежало лишь семейство де ла Вега, но, увы, у дона Диего не было сестры, чтобы комендант мог на ней жениться. Впрочем, поговаривали, что единственный сын сеньора де ла Веги явился плодом страстного мезальянса и был обязан красотой своей матери. К несчастью, она умерла родами, и то, что дон Алехандро не женился вторично, о многом говорило. Встретив Диего де ла Вегу впервые, Энрике подумал было, что его отец не стремился сотворить из сына образец мужчины именно потому, что хотел бы иметь вместо него дочь – точную копию покойной обожаемой супруги. Однако позже стало понятно, что Монастарио ошибся. Впрочем, то лукавство и даже кокетство, которое постоянно демонстрировал младший сеньор де ла Вега, те привлекательные позы, которые он принимал в присутствии Энрике, и те бархатные взгляды, которые он временами бросал на него, давали неплохое представление об очаровании покойной сеньоры де ла Вега. Бывают мужчины, нуждающиеся в том, чтобы нравиться окружающим, но Диего де ла Вега не пытался нравиться – он в этом преуспевал. (Особую досаду вызывало то, с какой лёгкостью он находил общий язык с подчинёнными Энрике, который ранее не опускался до пинков и затычин, но увальни, оказавшиеся в его подчинении, совершенно выводили из себя, да ещё, видимо, ожидали от коменданта попустительства! И все равно продолжали бы втихомолку над ним посмеиваться, поскольку он не имел ничего за душой, Аргуэльо таскал каштаны из огня его руками, выставляя мелким тираном перед анхелинос, а паршивец Зорро вообще издевался, как и де ла Вега!) Пообщавшись с доном Диего на его асьенде, Монастарио начал подозревать молодого сеньора, хоть и не подал виду. Но Энрике нужно было увидеть Зорро ещё раз и, желательно, при свете дня, чтобы развеять свои подозрения либо укрепить их. После их второго поединка в ярко освещенной комнате («Я слышал, вы меня искали, команданте?» – «И, держу пари, нашел!») и последовавших за ним осторожных расспросов жителей пуэбло, каким был сеньор де ла Вега в юности, Энрике почти не сомневался, что за полумаской Зорро скрывается дон Диего. Комендант охотно вошёл в навязываемую ему роль самодура и деспота – тем самым безостановочно провоцируя сеньора де ла Вегу в его обеих ипостасях, – так же, как дон Диего изображал тихоню. Изображал, это так, но… но дразнился («Платон, как и я, не любил военных»*******), сверкал белозубой улыбкой, кривил одни на двоих с Зорро четко очерченные губы в ухмылках, блестел каре-зелёными глазами и демонстрировал грацию: то ли врождённую, то ли приобретенную благодаря дуэлям. А ещё – они оба носили шелка и бархат: разноцветные у дона Диего и черные – у сеньора Зорро. Даже дрались оба одинаково успешно – плевать, что Зорро с клинком в руках выглядел настолько же элегантно, насколько Диего – нелепо. А стать? Кто ещё в обеих Калифорниях сложен так, что, будь Энрике монахом – непременно сказал бы, что сам вид молодого дона Диего вводит во грех. Не говоря уже о Лисе. А голос? Да, разные интонации, но он ещё не выжил из ума, чтобы не узнать человека по голосу, в особенности, такому примечательному. Что говорить – в Диего де ла Веге примечательным было абсолютно все. Скрыть это не смог бы, верно, и гениальный актер, а дон Диего таковым не являлся. Да и не обучался он актерскому ремеслу в Мадриде, разумеется. В столице Испании наследник дона Алехандро, верно, если чему прилежно и учился, то – владеть рапирой, бренчать на гитаре, пить вино и целовать тонкие пальчики хорошеньких сеньорит. Если выйти из образа грубого вояки и говорить откровенно, то образование Энрике было много лучшим, пусть он и вспоминал годы ученичества с содроганием. Но особого выбора юный толедец и не имел: когда их приют посещал кардинал, нелюбимому учителями воспитаннику приходилось отдуваться за всех. Однако знакомством с поэтами Энрике и впрямь не мог похвастаться, поэтому добыл томик лирики за авторством однофамильца вздорного сеньора де ла Веги и сперва невозможно стыдился того, что читает подобное на ночь, но затем пристрастился и даже стал жалеть, что за пьесами Лопе де Веги пришлось бы ехать в библиотеку Монтерея (не одалживать же их у дона Диего, в самом деле!) Итак, пока длились их, гм, игры, Энрике пребывал в полной растерянности и был донельзя зол на наивного идеалистичного юнца, решившего поиграть в благородного разбойника. В глубине души комендант сам хотел бы стать своевольным одиночкой – или даже героем на манер испанцев прежних времен, но проза жизни ещё в ранней юности сделала из него циника и карьериста. Что же касается дона Диего, то хоть их противостояние и увлекало Энрике, он опасался, что в нынешние тревожные времена младший сеньор де ла Вега может плохо кончить. По иронии, в Новой Испании витающих в облаках аристократов не любили ещё пуще, чем сам Энрике, просто он не считал нужным это особо скрывать, в отличие от бывших солдат и предпринимателей, не в пример ему притесняющих туземцев, грызущихся с церковниками или друг с другом и наживающихся на всем, на чем только можно нажиться. В массе своей они бездарно копировали испанских грандов и непомерно кичились богатством, хотя если против того же Толедо хоть Монтерей, хоть сам Мехико – большая деревня, не более, то что уж говорить о Мадриде, сравниться с которым попросту невозможно? Воистину, редко у кого из калифорнийских землевладельцев в жилах текла голубая кровь, и Диего де ла Вегу, потомка славных предков, эти гиены ранчерос были способны сожрать, причмокивая от удовольствия. И юноше припомнили бы, кем была его мать до брака, ведь в Калифорнии прощают сколь угодно низкое происхождение, но не бедность – Монастарио сполна ощутил это на себе. Пока губернатором оставался дон Пабло, Энрике хотел разоблачить Зорро (даже если для этого молодого дурака пришлось бы подстрелить) – в уверенности, что старый мудрый баск вразумит мальчишку, безоговорочно верящего своему отцу, падре Фелипе и сеньору Торресу. Юнец, совершенно далёкий от политики и реальной жизни, несмотря на свои ум, находчивость и смелость… Начиная с прошлого года от губернатора стало зависеть если не все, то очень многое в Калифорнии, но если на дона Диего кто-то всерьез ополчился бы в столице и приписал ему связи с мексиканскими повстанцами – тогда юношу показательно лишили бы жизни на главной площади Монтерея, как три года назад казнили супругу однофамильца де ла Веги, сеньору Хертрудис Боканегру, подвергнув прежде пыткам. Не одному Энрике могла в голову прийти мысль, что Зорро связан с бунтовщиками – а ведь найдется немало тех, кто пожелает угодить королю. Тот же упомянутый выше комендант Калифорнии дон Луис Аргуэльо не только преследует таких, как Торрес, но и не щадит любого, кто демонстрирует недостаточно верноподданнические настроения. Хотя Энрике ставил на то, что если дону Луису предложат выбор – поднять мексиканский флаг или отказаться от своих политических амбиций, то он без раздумий выберет первое. В отличие от сестры Кончиты, печально известной верностью русскому авантюристу, ни к мечтам, ни к созерцанию дон Луис не питал склонности. И попадись ему в руки Зорро… Также неимоверно Монастарио злил отец Диего, чьи безумные выходки подставляли под удар сына и мешали коменданту выполнять задание губернатора. Дону Пабло был нужен Торрес, но о смертном приговоре следовало позаботиться Энрике, а дон Алехандро де ла Вега либо поддерживал мятежника, либо был уверен в его невиновности, либо вообще выжил из ума. В любом случае устроить то, что устроил дон Алехандро – неслыханная глупость, ведь его отец, дед Диего, служил под началом Гаспара де Портола-и-Ровиры, возглавлявшего экспедицию в Калифорнии и ставшего первым губернатором этих испанских провинций. Покойному дону Диего де ла Веге за верную службу короне было пожаловано огромное ранчо Ла-Санха. Уму непостижимо, как сын испанского офицера мог подбить землевладельцев на бунт против испанских же военных властей! Впрочем, дон Алехандро родился в Верхней Калифорнии и никогда не служил в армии. Возможно, это все меняло. Но, как бы там ни было, Энрике пришлось поступить с ним слишком круто, а затем надеяться, что сержант Гарсиа задержит столичного судью, поскольку тот, против ожиданий Диего, не пощадил бы ни Торреса, ни старшего де ла Вегу. Ещё оставалось уповать, что Зорро помешает правосудию. В то утро все висело на волоске, Энрике чувствовал себя не комендантом пуэбло, а столичным лицедеем и лихорадочно соображал, как будет выкручиваться, если Лис не успеет: он не столько опасался настроить против себя местных землевладельцев, казнив помимо Торреса уважаемого в этих краях де ла Вегу, сколько был уверен, что Диего его никогда не простит, если он предаст смерти дона Алехандро. На месте де ла Веги он бы ни за что не простил, более того – отомстил любой ценой. А ещё Энрике упорно гнал от себя самое страшное подозрение. Письмо отца застало студента де ла Вегу в то время, когда в революционном Мадриде действовали «патриотические общества», и будущий Зорро вряд ли мог остаться в стороне. Если Диего де ла Вега – бывший участник революции, то подвиги Лиса можно считать детскими шалостями. Хорошо все же, что де ла Веге пришлось вернуться: судя по запоздалым новостям, в родной Испании сделалось жарко. Однако если от выходок Зорро губернатор способен попросту отмахнуться, то предполагаемая революционная деятельность идеалиста Диего – из тех старых грехов, что отбрасывают длинные тени. Это бочка с порохом, это рана, которая может открыться спустя годы. Энрике ловил себя на желании как защитить Диего от него самого, так и покончить с Зорро, кем бы тот ни был. Покончить и снять с разбойника маску лишь после его смерти. Даже понимая, что в шатком положении Монастарио гибель наследника рода де ла Вега, венчающая собой историю вражды в стиле театральной пьесы – это самоубийство. Но как иначе Энрике мог прекратить медленное падение в пропасть? То, что это именно падение, он знал столь верно, сколь и то, что речушка в миссии получила свое имя от местных диких роз*******. Которые обожает Диего, но отчего-то стесняется признаться. Однако Энрике все равно это было известно. Как и множество прочей подобной ерунды, которую не знаешь даже о старых друзьях. И нет, интрижка с кем-то, к примеру с сеньором Мартинесом, не помогла бы избавиться от влюбленности в дона Диего. Хотя бойкий дон Карлос не возражал бы предаться пороку прямо на комендантском столе в гарнизоне, и не только потому, что это могло помочь ему избежать виселицы. Было и впрямь забавно давать подсказки настоящему Зорро в таверне, изображая, что принял его за подельника. Вероятно, в Энрике погиб недурной лицедей. Впрочем, вся эта интрига едва не стоила ему жизни, но он ни секунды потом не жалел. Иногда то, как Диего выкручивается и дразнится, горячило кровь. Временами Энрике гордился им. Пожалуй, Монастарио был обречён ещё с первой встречи с Диего де ла Вегой, однако начал осознавать весь масштаб бедствия далеко не сразу. И это осознание сопровождали злость и отчаянье, вынуждая капитана совершать поступки, о которых он потом жалел. Если бы Энрике писал мемуары… если бы он, не приведи Господь, принялся марать бумагу, как чертов сеньор де ла Вега, то в его воспоминаниях не было бы ничего, кроме битв и достижений на мирной ниве. О да, определенно не было бы. И уж точно в предполагаемых мемуарах не было бы ничего о противостоянии ни с Зорро, ни, тем более, о том, что Энрике в точности знал, чего он хочет от дона Диего. И чему он никогда не позволит случиться. Не потому, что это грех, а потому, что риск погубить себя слишком велик, шансы на успех ничтожно малы, а в случае успеха… можно и пристраститься. Пристрастился же он к поединкам с Лисом. Хотя и наблюдал с его стороны немало позерства, излишнего для истого мастера клинка. К слову, оно также выдавало дона Диего: он даже в образе разбойника носил одежду из дорогих тканей, выгодно подчёркивающие фигуру фасоны, а уж реплики и жесты… Не-ет, Зорро следовало не казнить, его следовало хорошенько… проучить. Чтобы на коня своего месяц сесть не смог. Проклятье! Чертов де ла Вега! «Молиться, верить, впасть с собой в разлад…»********* Так уж вышло, что содомский грех Энрике изведал не сполна, но тот был ему знаком. Поэтому, в отличие от сеньора де ла Веги, капитан отмечал привлекательность мужчин. Не то, чтобы это случалось часто (а горячечные сны вследствие подобных, гм, наблюдений и вовсе были крайне редки), но закрыть глаза на то, что Создатель не поскупился, творя наследника дона Алехандро, Энрике не мог. И хоть тысячу раз повтори самому себе, что ты уступал Зорро, потому что пытался получше рассмотреть его и сличить форму губ разбойника и форму губ дона Диего, но, помимо продиктованных долгом наблюдений ты ведь пялился на обоих, внутренне снедаемый своими демонами, верно? Предосудительный опыт юности был чужд сантиментов, и Энрике даже представить не мог, как это – по своей воле целовать кабальеро. Целовать Диего де ла Вегу. И от самой мысли об этом его жег стыд и язвила досада: он, испанец, офицер, зрелый, заслуженный человек тридцати лет, вместо того, чтобы заняться собственной судьбой, позволяет ею играть глупому мальчишке! Но мысль с завидным упорством возвращалась, будто выдуманный де ла Вегой призрак. А ведь поначалу Энрике казалось, что любованием чужими бедрами все и закончится... Воля случая: ни одна сеньора конкуренцию красавчику де ла Веге составить не могла, с прекрасными дамами – не считая, разве что, пары танцовщиц, да и те быстро надоели Энрике – в пуэбло дело обстояло примерно так же печально, как и с хорошими солдатами, поэтому будь де ла Вега заинтересован – Энрике никакие доводы рассудка не удержали бы от греха. Однако молодой сеньор попросту любил нравиться и смело шутил, а всерьез искал лишь женского внимания, в этом не было никаких сомнений. И все эти скучные сеньориты более чем охотно дарили его своей благосклонностью. Скорее всего, де ла Вега и женится рано… На какой-нибудь смазливой глупышке – или, напротив, девице себе на уме, способной вертеть мужем. И его состоянием, ха! «Упасть с небес в круг адовых страстей, не каяться и духом не смиряться…» Забавно, ведь он в действительности «упал с небес» – был отстранён от должности коменданта пуэбло. То-то все рады… И молодой де ла Вега, поди, ликует поболе прочих. Что ж, Энрике остаётся не каяться и духом не смиряться, как заповедано. К счастью, они с де ла Вегой не поубивали друг друга, хотя все к тому шло. Шекспир был бы разочарован, но долой лирику, надо думать, как спасти свою шкуру. Dixi**********. Ах да, ещё одно: исповедь, если все закончится хуже некуда. «Падре Фелипе, я почти жалею, что не отодрал покойного сеньора Мартинеса в костюме Зорро. И нет, я не про розги. Простит ли Господь мой грех?»Примечания
1) С наступившим Годом Кролика, дорогие читатели! Помимо Лиса Кролик в тексте тоже будет ;) Все губернаторы – реальные исторические личности. Вице-губернатор Верхней Калифорнии дон Эстебан Карлос Сьерра-и-Норьега – оригинальный мужской персонаж, в основе которого образ сериального дона Эстебана из тринадцатого эпизода первого сезона (поэтому совпадение максимальное, отличается лишь его должность). 2) На самом деле я разрывался между лёгкостью https://youtu.be/sFSQVv3zQDs https://youtu.be/3FwyOTKP5Vo и тоской https://youtu.be/xO51u_fUW1U https://youtu.be/gzTiJm2R3Wc когда начинал сочинять эту историю. Что получилось – судить вам. И вот ещё хороший дженовый клип в оригинальном ч/б варианте – для тех, кто читает эту историю как оридж и не смотрел диснеевский сериал: https://youtu.be/WFKC1ka_BdI 3) Я оставил сериальное утверждение, что дон Диего вернулся домой после трехлетней учебы в Мадриде, а поскольку испанцы обычно начинали учебу в университете в шестнадцать лет, то в 1820-м году дону Диего девятнадцать лет (в нашем повествовании уже двадцать), и он должен выглядеть, как Гай Уильямс годами ранее: https://zefiro.me/share/WAwgtV3EO2hbBh2c https://zefiro.me/share/QxtnmDkkkkgZFFNm https://zefiro.me/share/9dYQYuACnOrQ3odv Или следует ориентироваться на его моложавые фото: https://zefiro.me/share/pyPenYnnoB9VgTUK Но советую игнорировать все это, как делают зрители, и просто наслаждаться, не сдерживая своего воображения ;) https://zefiro.me/share/mCR813xBtoJQyWhv https://zefiro.me/share/WomXkwVkaj79m1de https://zefiro.me/share/icbiEP4hyISXlbC8 https://zefiro.me/share/hqqqxK4FHgdpwsWi https://zefiro.me/share/XID6a6fpqZJvlc2G Капитану Монастарио около тридцати лет (он на пару лет моложе актера Бритта Ломонда): https://zefiro.me/share/X7gsk5uv6JaFyqsT https://zefiro.me/share/V8qzqyXzPk3gPvbq https://zefiro.me/share/x3FhmaIOunpOtENf https://zefiro.me/share/9p0zWOtplFypR2hn https://zefiro.me/share/4IPYSTzFkhX4v1gp 4) У Гая Уильямса (Арманда Каталано), американца сицилийского происхождения, сыгравшего Зорро, в реальности каре-зеленые глаза и темно-русые волосы: https://d23.com/app/uploads/2013/05/1180w-600h-disney-legends-Guy-Williams.jpg https://zefiro.me/share/FY3MECbWz01wi0lH Поскольку существуют русые, зеленоглазые испанцы (к примеру, матадор Каэтано Ривера Ордоньес), то для меня это не стало проблемой. А вот синие (или голубые) глаза Бритта Ломонда (Монастарио) представляли собой загадку, для разрешения которой я придумал капитану живописную био :) Сам капитан считает, что это полное «мыло», но нам с доном Диего нравится, итого большинство голосов в моей голове «за» xD * День памяти святого Генриха Баумбургского приходится на первое апреля. По-испански Генрих – Энрике. ** С фамилией капитана в каноне (т. е. диснеевском сериале) получился, скорее всего, «испорченный телефон»: испанское «Монастерио» по-английски следовало записать как и в испанском языке, «Monasterio», а не «Monastario (Монастэрио)» (в сети встречал, что иногда фаны так и пишут – Монастерио). Но привычка – великое дело, поэтому править я не стал, и так всем понятно, что восточнославянским аналогом можно считать фамилию Монастырский: тот, кто имеет отношение к монастырю. (А Санчес – от имени Санчо). Во-вторых, по испанской традиции у человека две фамилии, от отца и от матери (если родители известны). Используются обе или только первая, вторая – лишь по желанию обладателя. То бишь к Энрике Санчесу Монастарио по традиции следует обращаться сеньор Санчес или сеньор Санчес Монастарио, сеньор Монастарио – это нетипично. На самом деле, я просто последовал сложившейся в фандоме традиции, оставив привычное «капитан Монастарио», но в юности к Энрике обращались традиционно, и «лейтенант Санчес» ещё мелькнёт в флешбеке. *** Госпиталь и приют Святого Креста (Санта-Крус) в Толедо в наше время выглядит следующим образом: https://lh3.googleusercontent.com/p/AF1QipMLYAeBvxDw0rbSLm7eNhwLuFOyYAz05hnmlJ7r=s1464-w786-h1464 Там росли апельсиновые деревья (это важно): https://thumbs.dreamstime.com/b/gothic-archway-overlooking-beautiful-orange-tree-monastery-garden-toledo-monastery-153475176.jpg **** Гранд/-есса, мн. ч. гранды (исп. Grandes) – высшая знать в Испании со времён Средневековья. ***** Исп. angelinos – жители Пуэбло-де-лос-Анхелес («селения Ангелов»; отсюда и современное название Лос-Анджелеса – «Город Ангелов»). ****** Имеется в виду Фердинанд VII, король Испании в марте-мае 1808 г. и в 1813–1833 гг. По-испански он Фернандо. ******* Сложно сказать, почему сценаристы «Зорро» сделали вывод, что Платон так уж не любил военных (хотя, разумеется, первенство он отдавал мыслителям и политикам), но зато в своем «Пире» Платон воспел традиционную для древнегреческого общества педерастию, попытался объяснить ее причины тем, что мужчины, предпочитающие мужчин – половинки мифических существ мужского пола, которых боги разрезали пополам на два отдельных существа. Чтобы не быть голословным: «Мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, и им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные… В зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен». ******** Имеется в виду речка Рио-Роса-де-Кастилья (исп. El Rio Rosa de Castillo – Река Кастильской Розы) в земельных владениях миссии францисканцев Сан-Габриэль (немного позже там возникнет ранчо Роса-де-Кастилья). Испанцы-колонисты называли эти дикие розы кастильскими, затем они получили имя калифорнийских. Подробнее тут: https://en.m.wikipedia.org/wiki/Rancho_Rosa_Castilla ********* Цитата из все того же стихотворения Лопе де Веги. ********** Я сказал [всё] (высказался) (на латыни).