Проклятие Монтеррея

      – Дон Энрике, на моей совести труп.       – Чей?       – Бандита.       – Рассказывайте.       И сеньора Альварадо-и-Вальехо рассказала – чем немало удивила дона Диего, подслушивающего ее разговор с комендантом. Но, прежде чем продолжить, вернёмся на неделю назад – в тот день, когда капитан Монастарио пришел в себя.       В очередной раз заглянув в спальню хозяина дома, сеньор де ла Вега убедился, что тот продолжает спать, но в этот раз не вышел вон, прикрыв за собой дверь, а уселся на стул рядом с постелью. В руках Диего держал гребень и, судя по задумчивым взглядам, которые он бросал на Монастарио, гребень предназначался для волос капитана, но де ла Вега не мог решить, стоит ли будить раненого.       Тихий стон, слетевший с пересохших губ, разрешил его сомнения.       – Все хорошо, – ласковым тоном сказал Диего, пересаживаясь на постель. – Просыпайтесь, сеньор капитан, скоро должен приехать лекарь, чтобы осмотреть вас и сменить повязку на свежую.       Жалобно вздохнув, Монастарио открыл глаза.       – Кто зде… а, де ла Вега, – хрипло произнес он.       Взгляд капитана прояснился, но жёстким не стал – вероятно поэтому Диего потянулся к чужим спутанным волосам и лишь затем понял, что позволяет себе лишнее. Сделав вид, что поправляет подушку, он сказал:       – Я хотел бы причесать вас, если позволите. Разумеется, лекарю все равно, однако…       – Вы размышляете, как франт, сеньор, – фыркнул капитан. – Причесывайте, воля ваша, но сперва дайте напиться.       – Сейчас...       После того, как Монастарио утолил жажду, де ла Вега помог ему сесть, опираясь спиной на подушки, а затем принялся осторожно расчесывать спутавшиеся за пять суток беспамятства пряди. Это непривычное занятие увлекло его; капитан, впрочем, не возражал – смежив веки, он погрузился в дрёму. Но едва Диего тихо спросил, велеть ли принести бульон, как губы Монастарио тут же дрогнули в улыбке:       – Будете кормить меня с ложечки, сеньор де ла Вега?       – Вы ещё слишком слабы, чтобы обслужить себя, – ответил де ла Вега, тщетно пытаясь с помощью гребня уложить волосы капитана.       Отложив гребень, Диего пальцами пригладил темные вихры, но, ощутив эти прикосновения, жертва его фамильярности не сдержала вздоха.       – Простите, – счёл нужным оправдаться Диего, – я сделал все, что мог.       – Благодарю, – голос Монастарио прозвучал странно, и де ла Вега, запоздало смутившись, поспешил покинуть комнату.       За неделю, прошедшую с тех пор, раненый немного окреп. И если слуга помогал Монастарио справлять нужду, когда тот ещё не имел сил подниматься с постели самостоятельно, то де ла Вега всегда самолично кормил и причесывал капитана.       Когда раненый смог держать столовые приборы в руках, Диего завел обыкновение, принеся в спальню поднос с едой и питьем, присаживаться рядом с постелью и рассказывать новости. Отлучаясь с ранчо, де ла Вега боялся, что на асьенду Монастарио проникнет таинственный злоумышленник, чтобы добить свою беспомощную жертву. Де ла Вега продолжал считать капитана врагом, но до тех пор, пока Монастарио не поправится, он находился под защитой Диего. Поэтому в пуэбло молодой человек наведался лишь раз, как и домой. Поначалу Диего собирался бывать дома чаще, но, поругавшись с отцом, изменил свои планы. Бернардо с пониманием отнесся к желанию хозяина оберегать Монастарио – более того, знаками ответил, что Диего поступает благородно. Дон Алехандро же вбил себе в голову, что сын от него что-то скрывает… Впрочем, он был, конечно же, прав. Но в пуэбло как раз начали говорить о том, что губернатор пожаловал немаленькое ранчо Эль-Конехо новому столичному коменданту, «этому выскочке Монастарио, вот уж правду говорят, кое-что не тонет, а всегда всплывает наверх…» – и, услышав поток отцовских оскорблений в адрес коменданта, Диего внезапно вышел из себя. Хотя ему стоило порадоваться, что отцу не приходит в голову, что его сын фактически переселился на асьенду Монастарио и даже справляется с управлением Эль-Конехо, пусть это ранчо и втрое меньше владений семейства де ла Вега. Признаться, ещё меньше месяца назад Диего был о капитане того же мнения, что и его отец, и Зорро даже повторил это мнение во время визита к Монастарио, но, вероятно, решение защищать дона Энрике привело к тому, что подобные сплетни о нем слышать стало неприятно. Стоило представить раненого коменданта – и сердце Диего переполняло сочувствие. Небритый, лохматый и синеглазый, Монастарио выглядел трогательно и, страшно признаться, мило. Но, вероятно, об этом не стоило знать даже верному Бернардо…       Итак, вернёмся к тому, с чего мы начали наше повествование. Стоял чудный весенний вечер. Почитав Монастарио вслух «Собаку на сене», Диего оставил капитана отдыхать перед ужином, а сам спустился к фонтану во внутреннем дворе асьенды, которую недоброжелатели столичного коменданта окрестили Эль-Диабло-Адобэ, а солдаты местного гарнизона во главе с новым комендантом, лейтенантом Фернандо Мораном Торресом, – Эль-Капитан-Адобэ. Ушами и глазами Диего оставался Бернардо; он же заботился о Торнадо. Признаться, де ла Вега рисковал и совершал прогулки верхом на любимом коне, иногда – в компании Бернардо и Бланко, вероятно, скучавшего по хозяину, с которым его сперва разлучило бегство капитана в столицу, а затем – ранение Монастарио. Бернардо считал, что жеребцов знакомить не стоит, но Диего нравилось, как они смотрятся вместе – черный и белый. К тому же, де ла Вега сразу нашел общий язык с Бланко и проводил с ним немало времени, после чего радовал капитана рассказами о любимом коне. Страсть к лошадям Диего явно унаследовал от отца, но в остальном они мало того, что были непохожи – с трудом находили общий язык. Вот и сейчас, закурив, прежде чем браться за труд по экономике испанских колоний, молодой де ла Вега опять задумался, что имей он возможность сразу же после поступления на воинскую службу получить чин лейтенанта, в этом был бы смысл. То, что образ «скромного коменданта Монастарио» – не более чем маска, он уже понял (хотя причина этого балагана пока оставалась для Диего неясна). Но, как выяснилось, все без исключения военные, выйдя в отставку, получали за службу испанской короне земельные владения и если бы можно было защищать справедливость без маски Зорро, а потом получить ранчо и не зависеть от отца – это было бы прекрасно. Тем более, Эль Зорро оказывает помощь от случая к случаю и не способен годами блюсти законность, вводить новые порядки и следить за их исполнением, как тот же комендант. Впрочем, губернатор признался, что Монастарио служил короне, преимущественно исполняя тайные поручения, так что быть офицером не значит непременно быть тем, кто пинками гоняет бестолковых солдат, склонных к безделью и пьянству. И награды возможно получить не лишь за битвы… Впрочем, Диего нравилось не подчиняться ничьим приказам… Но не было ли это самообманом? Одиночка не способен совладать даже с бедами Калифорнии, а ведь Калифорния – всего лишь провинция Новой Испании…       «Возьмем, к примеру, покушение на команданте, – размышлял Диего. – С одной стороны, у Зорро развязаны руки, но с другой – как бы ему, то есть мне, облегчило задачу содействие официальных лиц…»       Обернувшись на звук открываемой входной двери, де ла Вега застыл с дымящейся сигариллой в руке – перед ним стоял, в сопровождении слуги, кабальеро, чей костюм был почти точной копией костюма Эль Зорро. За исключением маски. На потрясающе красивом лице незнакомца искрились каре-зеленые глаза. И лишь после приветствия Диего осознал, что перед ним дама. Мужская одежда прекрасно сидела на ней, а на бедре сеньориты? сеньоры? виднелась шпага. Дама сняла шляпу, и де ла Вега вновь изумился, увидев, что ее темные кудри острижены почти так же коротко, как и его собственные. Впрочем, в отличие от него, бриолином гостья не пользовалась.       – Кто вы, сеньор, и что делаете на асьенде капитана Монастарио? Он дома?       Подобный вопрос должен был возмутить Диего, но лишь привел его в растерянность.       – Диего де ла Вега, к вашим услугам, сеньорита…? – начал он, не в силах оторвать взгляд от ямочки на подбородке красавицы.       – Сеньора Альварадо-и-Вальехо. И я наслышана о вас. Мы с доном Алехандро знакомы.       При упоминании отца Диего напрягся – пусть гостья и кажется богиней во плоти (бриджи ничего не скрывали, надо заметить – а сложена сеньора была великолепно, глаз не оторвать), но если ее послал отец…       – Надеюсь, отец меня не слишком ругал? – сверкнул неискренней улыбкой де ла Вега.       – Откровенно говоря, не помню. Где дон Энрике? Я – его любовница, я имею право быть здесь, а вы, сеньор де ла Вега, мне заговариваете зубы вместо того, чтобы ответить на простой вопрос.       Она так и сказала – «его любовница». Потрясающе. Наверное, вид у Диего был донельзя глупым, но он опешил от подобной прямоты.       – Может, стоит на сеньора водичкой из фонтана побрызгать? – подал голос молодой слуга.       – Нет, Пепе, сеньор справится сам, а ты отправляйся и найди здесь хоть кого-нибудь вменяемого.       – Что вы себе позволяете! – наконец отмер де ла Вега. – Команданте дома, но он отдыхает.       – В такой час? – приподняла идеальную бровь гостья. Диего невольно засмотрелся на нее снова и поздно спохватился, что ему не стоило отвечать подобным образом.       – Почти две недели назад он был ранен неизвестным злоумышленником на Эль-Камино-Реаль. Я присутствовал при этом, но не стал преследовать преступника, а поспешил отвезти капитана сюда и вызвать лекаря.       – Как Энрике? – вскинулась сеньора Альварадо-и-Вальехо.       – Не беспокойтесь, сеньора, он поправится. Но все ещё слаб и нуждается в отдыхе.       – Хвала Иисусу! Благодарю вас, что помогли ему, и простите мою резкость. Меня мучили дурные предчувствия, да и путешествие… утомило. Здесь есть управляющий?       – Да, сеньор Гонсалес. Но я беспокоюсь, не вернётся ли убийца, и…       – Вы правы, – на лету поняла возлюбленная капитана Монастарио, – благодарю. Я могу все же… увидеть дона Энрике?.. Я только посмотрю на него, будить не стану. Поговорить мы можем и позже.       – Разумеется, сеньора. Прошу вас.       Поднимаясь за чужой любовницей по лестнице, Диего пытался не смотреть ей ниже спины, а ещё – радовался, что на всякий случай обустроил тайный глазок в стене, через который тот, кто находится в соседней со спальней капитана комнате, мог наблюдать за его постелью, а также слышать все разговоры. Де ла Вега никому не доверял, даже лекарю, поэтому когда тот отправлял Диего прочь, он скрытно наблюдал за осмотром и перевязкой больного. Пришло время снова воспользоваться плодами своей предусмотрительности, и да простит его Монастарио за подобное вынужденное вмешательство в частную жизнь…       Как Диего и боялся, капитан проснулся, стоило гостье войти в спальню. После воркования «мой милый Энрике! дорогая Антония!» они перешли к обсуждению самочувствия раненого. Монастарио, к счастью, почти не упоминал Диего, а затем и вовсе спросил о делах в столице.       – У меня для вас письмо от вашего заместителя, но я не уверена, что вам стоит утруждать себя чтением, дорогой Энри…       – Положите письмо на столик возле постели, де ла Вега мне потом его прочтет. Но почему вы приехали? Я не удивлен, что Рамиреса обеспокоило мое долгое отсутствие, но я не говорил вам…       – Вот именно, – печально ответила донья Антония, – вы даже не предупредили меня об отъезде из Монтеррея…       – Простите, – Монастарио нашел ее руку и сжал.       – Словом, лейтенант встретил меня на том подобии таможни, что вы учредили…       – Это скорее контрольно-пропускные пункты для въезжающих в столицу путников и тех, кто покидает город.       – Я в этом не разбираюсь, но сеньор Рамирес как раз инспектировал это учреждение и попросил меня задержаться, чтобы написать вам короткое письмо. Мы с ним едва не поругались…       – С кем, Карлосом? – удивился Монастарио.       – Я не помню, как его зовут. Видите ли, он приехал откуда-то из Мексики как раз после… похорон. Ранее эту должность занимал мой Мануэль, и мне было бы неприятно смотреть на того, кто сменил мужа на посту заместителя коменданта, и вспоминать… В общем, вы удивитесь, но я видела этого вашего Рамиреса лишь пару раз мельком. Поскольку усиленно его избегала. Забавно, что мы все же столкнулись нос к носу… Но это все ерунда. Дон Энрике, на моей совести труп.       – Чей?       – Бандита.       – Рассказывайте.       – Рассказываю. Знаете, я впервые в своей жизни убила человека… И, что странно, совершенно ничего не чувствую по этому поводу... Так вот, все случилось на первом же постоялом дворе к югу от Монтеррея. Когда мы с Пепе обедали, в зал ворвался незнакомец в темной одежде, его лицо было закрыто платком… – начала свой рассказ сеньора Альварадо-и-Вальехо.       Монастарио перебил ее:       – Выглядел примерно так, как я, когда мы с вами встретились?       – Пожалуй, – согласилась донья Антония, но для Диего услышанное стало откровением.       Когда встретились, где? Неужели капитан решил самолично поиграть в Зорро? Постойте, а ведь губернатор говорил о «тайных поручениях» Монастарио! Что же получается – комендант не только подыгрывал землевладельцам Лос-Анхелеса, изображая самодура и прочее, но и занимался тем же, что и Диего? С иной целью, разумеется, и все же. Любопытно было бы взглянуть на дона Энрике в черном…       – …и велел присутствующим расстаться с деньгами и драгоценностями, – тем временем продолжала донья Антония.       – Полагаю, пистолета у разбойника при себе не было?       – На удивление, нет.       – Самонадеянно.       – Согласна. А ещё он зря меня недооценил…       Монастарио весело хмыкнул, и Диего взяла досада: он знал, что со стороны капитана такой звук означает одобрение. «Противника насилия» де ла Вегу он презирал, Эль Зорро считал позером, а вот своей любовницей гордился! Но ведь она женщина, Господи помилуй!       – Откуда бедолаге было знать, что вы наняли одного из лучших учителей фехтования в Новой Испании, и почти год каждый ваш день начинался с поединка и им же заканчивался? Вынужден признать, что вы настолько хороши, что способны победить не только меня, но и этого бандита Зорро.       Диего скрипнул зубами. Ещё одно подобное замечание – и будь он четырежды кабальеро, но станет ненавидеть сеньору Альварадо! Которая, украв у Эль Зорро капитана Монастарио, позаимствовала костюм Лиса, а теперь претендовала на звание лучшего мастера клинка! И кто он теперь в глазах Энрике – в лучшем случае, музыкант, чтец и сиделка?       – Благодарю за комплимент, дон Энрике, – губы Антонии дрогнули в улыбке, но она тотчас вновь приняла серьезный вид. – И впрямь, я довольно скоро обезоружила неудачливого грабителя, но он успел метнуться прочь и, полагаю, имел намерение взять в заложницы присутствующую в зале сеньориту. К счастью, мой пистолет был при мне, и я застрелила бандита, прежде чем он приставил свою наваху к горлу девушки.       – Наваху? Именно наваху? Где она?       – Да, наваху «бандолеро». Я написала записку лейтенанту Рамиресу, и когда он приехал, то забрал и тело убитого, и его оружие, после чего мы с Пепе продолжили свой путь.       – Хорошо. Благодарю вас.       – Рада помочь, сеньор команданте, – усмехнулась донья Антония.       – А что напарник грабителя, сбежал? Или рискнул сразиться с вами? – проницательно заметил капитан.       – Он сунулся в таверну при звуке выстрела, увидел меня, вооружившегося пистолетом Пепе, ещё одного рослого сеньора при шпаге, испугался и кинулся прочь, – ответила сеньора Альварадо-и-Вальехо, задумчиво разглаживая пальцами край одеяла. Диего не знал, что покойный супруг двадцатипятилетней Антонии, лейтенант Мануэль де Сола, племянник губернатора и заместитель тогдашнего столичного коменданта, погиб от пули разбойника, исполняя свои служебные обязанности. – А что случилось с вами, дон Энрике?       – Сеньор де ла Вега разве не рассказал вам?       – Лишь в общих чертах. Сказал, что в вас стреляли на Эль-Камино-Реаль.       – Верно. Стреляли из кустов, рядом с которыми мы с де ла Вегой беседовали, и, похоже, там засели не просто бандиты, охочие до денег случайных путников, но больше ничего не знаю. И это меня раздражает, признаться.       – Дон Энрике, вам нужен покой! Во всех смыслах этого слова – чтобы поправиться скорее, не нужно беспокоиться ни о чем.       – И вы туда же! – закатил глаза Монастарио.       – Но ведь я права, – мягко улыбнулась его любовница и после паузы добавила: – А теперь, дон Энрике, поделитесь со мной секретом, о котором мало кто знает. Думаю, это будет справедливо. Ведь лишь вам известно, что после смерти мужа я не только остригла волосы, но и вспомнила, как брат учил меня драться. И да – наши с доном Артуро клинки звенели днями напролет, иначе я бы сошла с ума. Я и так… неважно.       Монастарио ненадолго задумался, после чего сказал:       – Просите меня поделиться тайной, сравнимой с вашей? Признание, что в юности я сыграл сеньориту, подменив актрису театра, подойдет? Ещё до службы в армии, я имею в виду. Грим, парик, платье, мантилья, туфельки, украшения, веер… Это было весьма занятно. И, помню, я ужасно гордился тем, что никто из зрителей-мужчин не догадался, что видит перед собой юношу. С тех пор я знаю, что сеньоров несложно обмануть даже мальчишке, каким тогда был я, не говоря уже о женщине… Пожалуй, являйся лицедейство более престижным занятием, нежели воинская служба, я бы предпочел его армии, – внезапно признался Монастарио, а Диего понял, что все это время задерживал дыхание.       Откровение капитана было попросту скандальным! Попытавшись хоть отдаленно представить юного Энрике в роли сеньориты, де ла Вега почувствовал, что его бросило в жар. И этот бесстыдник ещё оскорблял его, называя слабаком за мнимое осуждение дуэлей! А сам охотно променял бы шпагу на веер!       – А я думала, что в армию хорошенький Энрике сбежал от внимания сеньоров наподобие нашего дона Эстебана, которых сюрприз под юбками фальшивой сеньориты скорее обрадовал бы, – засмеялась сеньора Альварадо.       – Нет, Сьерра-и-Норьега оказывал мне внимание уже в Мехико… Проклятье! – выругался Монастарио, видимо, осознав, что проговорился.       Едва не присвистнув, Диего прикрыл рот рукой. «Madre de Dios! Неужели они с доном Эстебаном… Быть того не может!»       Прикрыв глаза на пару мгновений, капитан извинился за вырвавшуюся у него грубость:       – Простите, донья Антония.       – Я вас утомила, милый мой, – виновато отозвалась сеньора Альварадо, легко касаясь губами лба капитана. – Вам нужно отдыхать. И не беспокойтесь, я давно догадывалась, что вы когда-то послали Сьерра-и-Норьегу туда, где солнце не сияет.       – Ваша наблюдательность поразительна, сеньора… – пробормотал Монастарио. – Не думал, что дамам известны подобные вещи.       – Далеко не всем, – заметила Антония. – Но в целом обмануть женщин и в этом вопросе бывает сложнее. Все же любовью правим мы, а кабальеро – войной.       – И это говорит мне грозная победительница бандитов, – со смешком возразил комендант.       Сеньора Альварадо-и-Вальехо развела руками:       – А я во всем хороша. Как и вы, мой дорогой Энрике, как и вы.       Ничего не ответив на это замечание, капитан потёр лоб.       – Мигрень? – сочувственно поинтересовалась его любовница. – Я позову сеньора де ла Вегу, пусть даст вам лекарство.       – Не стоит… Он и так…       – ...излишне заботлив? – усмехнулась донья Антония.       Монастарио промолчал. Он, разумеется, не мог видеть, как заботливый сеньор де ла Вега осторожно опустил гобелен на место и бесшумно отошел прочь от стены. Половиной услышанного Диего был шокирован, половине верил с большим трудом и опасался, что выдаст себя. Лицо горело, и хорошо бы плеснуть в него ледяной водой…