Бабушка Нобу говорила, что страдания приближают человека к мукам творчества, и Ямадзаки был убежден, что еще немного, и он достигнет катарсиса.
Сказывался недосып.
Начать с того, что с утра на физкультуре в него прилетел баскетбольный мяч, и спустя пару секунд после того, как Нобу, оглушенный ударом, распластался на полу, кто-то крикнул «осторожно!»
Потом в кафетерии он споткнулся о стул и впечатался лицом в пудинг Цукино, за что получил от нее пару ласковых.
Затем на географии он, прослушав вопрос учителя, ткнул указкой в расплывающуюся перед глазами карту и, как выяснилось впоследствии, тем самым оттяпал Хонсю в пользу Южной Кореи, вызвав у половины класса с учителем вместе маленький сердечный приступ, а у корейской студентки по обмену по имени Соль Чжу неконтролируемый хохот.
А что касалось репетиции, до которой он еле дожил… она началась с того, что не менее сонная Кояма уронила ему на ногу ведерко краски, заставив его взять такую ноту, которая не далась ему ни разу за три года занятия вокалом.
Но в остальном все шло просто чудесно.
Кацухиро, зевая через каждые три слова, зачитывал текст с бумажки, неуверенно перемещаясь по сцене из стороны в сторону. Нобу стоял на месте, изредка вставляя пару авторских слов, но взглядом отслеживал траекторию Такаямы, потому что это помогало ему не заснуть. А Цукино и вовсе, не рассчитав силы, взмахом клинка отправила своего Ромео в другой конец сцены, где он феерично влетел в рассказчика.
И да, Ромео. Сайто. Он вел себя страннее всех.
Марико, выспавшаяся, свежая и пахнущая шампунем
(— Какой приятный запах, Ватанабэ-сан, это шампунь от облысения? — Нобу, лицо не трону, но больно будет.), сидела в первом ряду актового сала со стаканчиком кофе в руках и недоуменно переводила взгляд со сценария на актеров, старательно игнорируя взгляды, которые Мисеюки бросал на нее последние полчаса.
Да что с ними такое творилось?
Нет, будучи старшеклассницей, она сама порой приходила на учебу, похожая на зомби, но это был накопительный эффект, а эти щеглы еще позавчера бодро скакали по спортзалу, размахивали кулаками и вообще являли из себя образец молодости и бодрости.
А сейчас ползали по сцене с бодростью тараканов, спутавших мужскую раздевалку с кухней.
Это не лезло ни в какие ворота.
— Можно узнать, чем таким вы были заняты всю ночь? — поинтересовалась Ватанабэ, остановив репетицию после того, как Джульетта посреди действия поинтересовалась у своего непосредственного похитителя, что было задано по математике. — Причем все вместе, судя по всему.
— А мы это, — оживился Мисеюки. — ну…
На большее его почему-то не хватало.
— Читали Шекспира, — сказала Кояма.
— Гуляли, — вписался Кацухиро.
— Помогали бабушке Нобу с посевами ячменя.
Все в недоумении посмотрели на Сайто.
— Бабушке Нобу? — уточнила Марико, вспоминая что-то из школьного прошлого.
— Ага.
— С посевами ячменя.
— Ну да.
— В ночь со среды на четверг? В апреле?
Сайто применил тактику «никогда не сдавайся — позорься до конца» и активно закивал головой. Где-то в другом конце сцены Асэми с Ямадзаки на пару хлопнули себя ладонями по лбу.
— Допустим, — сдалась Ватанабэ. — Но вы в следующий раз хоть договаривайтесь о версии, в процессе… пока вы там ячмень сажаете, или что еще.
Не покраснела из присутствующих только Цукино, потому что на то, чтобы жевать онигири и при этом еще и смущаться, ее многозадачности не хватало. Тяжело повздыхав над своей нелегкой судьбой и прикинув, на скольких же уточек она могла ненароком наступить в прошлой жизни, раз в этой ей досталось это стадо конкретных гусей, Марико хлопнула в ладоши и, пригрозив введением кофеина внутривенно, заставила незадачливых актеров прогнать постановку еще пару раз, искренне надеясь, что на спотыканиях и попытках в импровизацию странности сегодняшнего дня закончатся.
Но как выяснилось, они только начинались.
После окончания репетиции нестройная кучка учеников поплелась к выходу. Марико уж было облегченно выдохнула, проводив их взглядом, как вдруг из кучки откровенно вытолкнули одного из актеров, и дверь актового зала захлопнулась у него прямо перед носом, отрезав все пути отступления.
Марико в недоумении смотрела на этот перформанс с Мисеюки в главной роли и мысленно прикидывала, на скольких же уточек в прошлой жизни наступил он.
Запирать кого-то в одном помещении с Ватанабэ Марико — жестоко само по себе.
Сайто с видом загнанной жертвы неуверенно поцарапался в дверь, но, поняв, что ее ему не откроют, повернулся к ней спиной и выдавил из себя вымученную улыбку.
— Что-то не так, Мисеюки? — маленький огонек надежды на то, что Сайто захотел остаться и поговорить о постановке с тем, чтобы улучшить качество итогового продукта, загорелся в Ватанабэ, когда она посмотрела на чужие испуганные глаза и подкосившиеся колени, которые буквально кричали о том, что деловым разговором тут и не пахнет. — Хочешь поговорить о своем герое?
Сайто тяжело сглотнул, пытаясь отлепиться от двери.
— Ватанабэ-сан…
Надежда еще теплилась…
— А у вас, случайно, нет парня?
…Чего? Ну едрить твою в дышло!
Маленький огонек надежды, в который Сайто своим вопросом смачно харкнул, безнадежно погас, и его дым застыл на лице Марико очевидно нечитаемым выражением. Последние несколько дней она чувствовала себя Алисой, провалившейся в кроличью нору: вокруг становилось все чудесатее и чудесатее. А судя по последней реплике Мисеюки, Алисе пора было вылезать из норы и сдаваться санитарам, потому что такой ерунды даже у Кэрролла не творилось.
— А-а… а к чему, собственно, вопрос?
«Скажи, что это праздное любопытство. Скажи, что тебе нужен совершеннолетний парень для прохода в клуб или еще чего. Скажи…»
— Ну вдруг вы хотите в кино сходить… или просто погулять… кстати, а какие у вас любимые цветы, конфеты и духи?
Только благодаря повисшей тишине и полной пустоте в мыслях Марико услышала, как за дверью кто-то заплакал.
В два шага преодолев расстояние до Мисеюки, отчаянно пытавшегося срастись с дверью, Марико наклонилась к его лицу и медленно, чуть ли не по слогам произнесла:
— Нет, нет, гладиолусы, персиковые сэнджаку, и я не ношу духи. Мне приятно, что ты хочешь на меня потратиться, но прибереги эти накопления на что-нибудь другое. А теперь марш отсыпаться и учить текст! — гаркнула она, поворачивая ручку двери и с размаха открывая ее ногой.
Сайто, отлетевший в другой конец коридора со скоростью света, скрылся из вида под аккомпанемент тех, кого внезапно открывшаяся дверь нехило так зашибла.
Ну что, ради всего святого, за бардак с этими детьми!
***
Чат «я звезда как тяжело быть звездой»
17:36
Нобу Ямадзаки: у меня слов нет я сейчас сдохну от смеха
Такаяма Кацухиро: кажется у меня сотрясение она в курсе вообще как двери-то работают?
Нобу Ямадзаки: ты сам дурак что сидел так близко я вот сделал шаг в сторону и ничего со мной не случилось эх учись пока я жив
Такаяма Кацухиро: никто меня даже не пожалел
Такаяма Кацухиро: вы меня не любите
Такаяма Кацухиро: я уйду от вас
Такаяма Кацухиро: все я пошел
Такаяма Кацухиро: я уже почти ушел
Асэми Кояма: да иди ты уже сколько можно на жалость давить
Асэми Кояма: как я зла как я зла вы бы видели как я зла
Нобу Ямадзаки: ну началось
Асэми Кояма: я что ему вчера сказала? притворись, что ты по уши влюбленный и немножко идиот. А НЕ ПО УШИ ИДИОТ ВХЫВАЗАЩАВАЩЗ ЭТО ЧТО ВООБЩЕ БЫЛО
Асэми Кояма: бездарь!
Такаяма Кацухиро: только заметила?
Такаяма Кацухиро: и вообще, никто не хочет обеспокоиться моим синяком на половину лица?
Асэми Кояма: Кацухиро родной если не перестанешь ныть я тебе завтра набью второй синяк и о первом ты беспокоиться сразу перестанешь
Нобу Ямадзаки: вдох выдох все будет хорошо все хорошо…
Нобу Ямадзаки: надеюсь Сайто после сегодняшнего не в коме хехе
Цукино Миюра: я же говорила, что не сработает
Цукино Миюра: давайте ее подкупим!
Нобу Ямадзаки: весь месячный бюджет клуба ушел на картон для декораций
Такаяма Кацухиро: и на новые двери…
Асэми Кояма: господи дай мне сил
***
Удивительно, но на следующий день Сайто все-таки заявился в школу — живой и почти здоровый. С пакетом конфет и букетом гладиолусов, который был гордо вручен Миюре в руки со словами:
— Подержишь у себя до обеда? У меня а-а-а… апчхи! Аллергия у меня.
Ямадзаки, Кояма и Кацухиро сочувственно смотрели на растекшуюся по парте Цукино и все больше убеждались в том, что очки Мисеюки были не более, чем вспомогательным аксессуаром, потому что, как ни крути, он был слепым. И еще иногда глухим. И немножечко тупым.
Весь день он таскался с пакетом по школе, как бабка-паломница у храма Эбису в Канагаве, а в знаменательный момент обеда подкрался к преподавательскому столу и поставил пакет на место, где обычно сидела Ватанабэ, вместе с цветами, которых за время пребывания в руках Цукино почему-то стало раза в полтора меньше.
Ради такой авантюры светящаяся надеждой пятерка сгрудилась в противоположном конце кафетерия и, затаив дыхание, с неуловимым чувством надежды наблюдали, как вокруг стола собираются учителя. Сначала пришли математик с физиком, за ними подтянулась учительница биологии и ворчливый историк, наконец, пришел директор Кобаяши, на ходу промакивая лысину платком, и как-то очень уж радостно посмотрел на пакет с конфетами.
— Ну надо же, как приятно, коллеги! — неожиданно заявил он. — Как вы узнали, что гладиолусы — мои любимые?
Нобу подавился молоком, и долго не мог откашляться.
Откуда-то сбоку раздался грохот: это Сайто грохнулся в обморок.
— Он откладывал эти деньги на концерт какого-то там европейского певца, — обреченно вздохнул Кацухиро, глядя на распластавшееся на полу тело. — Бывает же.
Ситуацию почти можно было бы назвать забавной, не будь их положение столь безнадежным.
