Не нарывайся, Марико!

Обшарпанные стены спортзала заглушали мучительные крики. Человек несведущий, проходя мимо, мог бы почти справедливо предположить, что за дверьми кого-то жестоко пытали или предпринимали попытки медленно и жестоко убить. И он оказался бы почти прав. Но все было куда прозаичнее: Кацухиро пытался сделать растяжку. — По-моему, ты драматизируешь, — заметила Миюра, скрещивая руки на груди. Весь класс, имевший удовольствие наблюдать это жалкое зрелище, тяжело вздыхал и поглядывал на часы: физрук Накагава-сэнсей обещал отпустить всех пораньше, если Такаяма дотянется пальцами хотя бы до голеней, но положение было безнадежным. Складывалось впечатление, что суставов и мышц у Кацухиро не было вообще — вот и нечему было гнуться. Накагава-сэнсей многозначительно поглядывал на часы с таким видом, будто Кацухиро подводил его лично. В принципе, почти так и было. В принципе, Накагава-сэнсей уже зарекся давать подобного рода обещания. Накагаву-сэнсея в школе называли Гэндальфом Синим. Лаконичное прозвище нагнало его не так давно, но прицепилось намертво и, чтобы не клеветать на старшие классы, весьма заслуженно. Трагедия случилась, когда Сайто, отдыхавший на севере Хоккайдо с семьей и познакомившийся там с какими-то русскими туристами, приволок домой увесистый томик Толкина, после чего неделю ездил одноклассникам по ушам национальной идеей роханцев, пока его дружно не послали в Гондор или куда подальше («Иди и посмотри порно, как нормальный человек, — взмолился Кацухиро, когда ему шестой раз за день принялись объяснять, почему Лихолесье представляет из себя практически совершенный политический строй. — Пожалуйста!»). Тогда Мисеюки, не будь дураком, прицепился к учителям, и если историки и литераторы еще готовы были его слушать, то остальные отказались от педагогической этики в пользу собственных нервов. Не спасся тогда только Накагава-сэнсей, которого юный толкинист настиг в парке, когда физрук спокойно покупал в автомате пиво. И вот там уже началось такое фэнтези… и светлое, и темное, и нефильтрованное. В общем, периодически у одноклассников Мисеюки возникало подозрение, что именно он и был виноват в том, что их местный Гэндальф был Синим. Цукино оторвала взгляд от настенных часов и достала из кармана спортивного костюма упаковку рисовых булочек. — Драматизирует? — откликнулся кто-то из участливых одноклассников. — По-моему, он сейчас копыта отбросит. Такаяма всем своим видом доказывал истинность данного утверждения. — А если отбросит, вы нас отпустите? Накагава-сэнсей безотрывно смотрел в окно на двери бара через дорогу от школы. — Обязательно. — Ну сразу бы так, — Цукино проглотила булочку, подошла к Кацухиро сзади и без особого труда запрыгнула ему на спину. Раздался треск, потом что-то глухое ударилось о пол. Физрук безучастно посмотрел на распластавшегося на полу Такаяму и гордо восседающую на его спине Цукино. — Оценки за занятие… Цукино Миюра — определенно пять. Все. Я на педсовет. Все синхронно посмотрели на двери бара через дорогу от школы.

***

— Знаешь, эта Ватанабэ, наша новая постановщица — потешная баба вроде… — поделился Кацухиро, выйдя из раздевалки. В глазах Миямото Кеничи, его одноклассника, читалось некое беспокойство. — М-да, сильно тебя Цукино приложила, конечно. — Ой, да постебись еще. Я о том, что, может, не стоит к ней относиться, как к старой ворчливой тетке? Она же всего на четыре года старше. А мы к ней: Ватанабэ-сан, разрешите, извините… — А какие у тебя варианты? Сайто сказал, она просто лютует, когда ей что-то надо. — Да а что ей надо-то? То же, что и остальным девушкам. А уж я-то мастер угадывать, когда они… — Пойдем-ка в медпункт, братец. Совсем тебя что-то накрыло. — Шутник херов.

***

Марико подпирала стену в коридоре, перебирая листы сценария в руках. Ладно, положим, это был не высший сорт, но все равно лучше, чем шекспировское «она померла, а он нет, а потом оказалось, что она не померла, но он уже помер, и тогда она тоже померла, раз уж он уже помер, подумав, что она померла». Ну что за в самом деле. По ее, Ватанабэ, сценарию, все складывалось гораздо более логично и интересно. Во-первых, никакой вечной и непорочной любви между Ромео и Джульеттой и быть не могло. Во-вторых, смерть основных персонажей — это как-то совсем не по-людски. Где энергия? Где динамика? Кому будет интересно смотреть, как веронская знать полтора часа размазывает сопли по сцене? Разумеется, Ромео задвигался на второй план, чтобы у него не возникло даже грешной мысли о романтических линиях. Джульетта внезапно обнаруживала в себе талант к боевым искусствам и неведомое прежде свободолюбие. Но им обоим приходилось уступать место безымянному посланнику, которого безжалостная рука Ватанабэ закинула в самую гущу событий. Он вдруг оказался единственным в городе нотариусом, способным разрешить давний имущественный спор между враждующими кланами, и ради его поимки… Марико еще раз перечитала последнюю строчку. Ладно, положим, иногда ее заносило. Но она четыре месяца провела без работы, это было простительно! Впрочем, все равно чего-то не хватало. Воцарившаяся в коридоре после звонка тишина направила мысли в нужное русло. Ну конечно. Постановке ужасно не хватало хорошего музыкального сопровождения!

***

— У вас есть знакомые музыканты? — поинтересовалась Ватанабэ, когда они прогнали второй акт. Почему-то на сцене все выглядело даже лучше, чем на бумаге. Нобу подавился и постарался не думать о вмятине на своем балконе, но гитарный кавер на Боуи все равно сам собой закрутился в голове. Сайто ничего не ответил. Он вообще старался не смотреть ей в глаза. — Кацухиро профессионально играет на моих нервах, — поделилась Кояма. Марико вздохнула. То, чем они располагали сейчас — маленький магнитофон, шипящий через каждые две ноты — никуда не годилось. — Гэн… В смысле, наш физрук, Накагава-сэнсей, неплохо играет на фортепиано. Не знаю, как на трезвую, но… — Нобу, это ты когда успел послушать, как наш физрук на фортепиано играет? — Или он персонально для тебя серенаду пел? — Фу-у-у, он же тебе в отцы годится! — Вы что, совсем с ума сошли?! — Прекратите, — Марико прервала начавшуюся было перепалку. — А где его можно найти? Если бы окна актового зала выходили на ту же сторону, что и спортзала, все бы наверняка посмотрели на двери бара через дорогу от школы.

***

Когда Ватанабэ объявила перерыв и вышла за кофе, Сайто сдулся. Растекшись по сцене, он спрятал лицо в груде инвентаря и захныкал. — Чего это он? — осведомился Кацухиро. — Да все от вчерашнего отойти не может, — вздохнула Цукино и погладила ни на что не реагирующего Мисеюки по голове. — бедолага. — Лох, — поделился наблюдением Такаяма. В целом, с позиции его опыта ему легко было говорить: позорные ситуации случались с ним так часто, что у него выработался иммунитет, и его чувство стыда атрофировалось окончательно. — Уметь надо с девушками общаться. — То-то у тебя богатый опыт, — съязвил Нобу. — Ты вообще молчи, — вписалась Асэми. — Был бы ты экспертом по девушкам, не спал бы с Боуи. Ямадзаки отвернулся и обиженно засопел. — Я, между прочим, — продолжил Кацухиро. — Непризнанный мастер флирта. Так уж и быть, учись, пока я живой. Дам тебе пару уроков. Сайто недоверчиво повернул голову и посмотрел на Такаяму. Тот подмигнул ему и подлетел к многострадальной двери, встав аккурат подле нее. Некоторое время он прислушивался, а затем распахнул дверь, прямо перед тем, как Марико появилась на пороге, воинственно сжимая в руке стаканчик с кофе. Кацухиро откашлялся, понизил голос и выдал: — Ватанабэ-сан, позвольте за вами… поухаживать. Ватанабэ пару раз моргнула. — Чего это ты? Кацухиро, несколько растерявшийся от такой реакции, взял себя в руки, и, поигрывая бровями, предпринял еще одну попытку: — У самурая нет цели, только путь… — Чего-чего? — …и мой неизменно ведет к вам. Сходим после школы в кино? Асэми схватилась за живот и, согнувшись пополам, громко заржала. Кацухиро попытался считать хоть какую-нибудь эмоцию с лица Ватанабэ и, потерпев неудачу, допустил мысль, что зря он сегодня послал Кеничи. Медпункт ему, похоже, все-таки светил.