***
Кацухиро предпринимал тщетные попытки утопиться в раковине. Это! Что! За! Нахрен! Такое! Игнорируя бушующую за дверью младшую сестру, он торчал в ванной уже добрых сорок минут, попеременно то залезая под ледяной душ, то заматываясь в халат, то бесцельно расхаживая от стены до стены, безрезультатно пытаясь отделаться от мерзкого ощущения, преследовавшего его целое утро с самого момента пробуждения. Он всегда был уверен, что странные сны — это по части Сайто. Мисеюки был тем еще задротом, пропадал вечерами в манге, книгах или видеоиграх, поэтому не было ничего удивительного в том, что его сны, которыми он потом активно делился на переменах (приплетая нумерологию, астрономию и цивилизацию Майя) представляли из себя компот, намешанный из всего, что подсознание Сайто успело переработать за день. Принцесса Зельда угоняла звездолет, чтобы спасти оказавшегося в ловушке у покемонов Шерлока Холмса? Легко. Братство кольца вступало в неравный бой с Сейлор-воинами? Как два пальца. Школьники в гигантских роботах были вынуждены заново отстроить разрушенный Таносом квартал Нью-Йорка? Повторите, пожалуйста. Но ему-то, Кацухиро, такой бред не снился! Сны он видел редко, и если ему что и снилось, то было блеклым и несодержательным. Один раз так и вовсе приснилось, что он стоит в очереди в банк — вот и весь сюжет. Но сегодня… сегодня произошло нечто необычное и, сказать начистоту, не слишком приятное. Такаяма проснулся в холодном поту, беспорядочно хватая руками воздух в том месте, где еще секунду назад перед глазами стояла Ватанабэ-сан. Нет, в целом, учитывая количество связанного с Марико стресса, не то чтобы Кацухиро не ожидал, что рано или поздно клятая постановщица начнет являться ему во снах, но он рассчитывал на какой-нибудь леденящий душу кошмар, в котором разъяренная Ватанабэ будет гнаться за ним по бесконечным школьным коридорам с ножом в одной руке и стаканчиком кофе — в другой, а получил в итоге что-то розовое, мягкое и зудящее в желудке. Зашибись. В его сне Марико стояла у распахнутого окна в актовом зале, ласковый апрельский ветер трепал ее волосы, лепестки сакуры кружились у лица, да и вообще вся обстановка недвусмысленно намекала на то, что пора бы завязывать с ромкомами — жизнь это ведь не какое-нибудь аниме или фанфик, не приведи господи. Конечно, по законам всех снов, актовый зал потом превратился в отделение почты, Марико — в его соседку Фукудзаву-сан, а потом — в Николая II, а потом Кацухиро обнаружил себя в расхлябистом автомобиле, мчащем по дорогам Румынии под «Битлз». — Будь проклят день, когда я села за баранку этого пылесоса! — орала невесть откуда взявшаяся на водительском сиденье Асэми. — Такаяма, подлей мне кофе! Кацухиро потянулся рукой к приборной панели самолета, в котором они совершали перелет над Атлантикой, и на этом проснулся, с ужасом осознавая, что из всей пестрой бредятины лучше всего ему запомнился именно этот относительно реалистичный двухсекундный отрывок. Актовый зал, открытое окно и Ватанабэ-сан — явно красивее, чем она должна быть в реальной жизни. Стараясь выгнать из живота стремительно плодящихся бабочек, Кацухиро, избрав путь одинокого страдания, заперся в ванной и теперь имел удовольствие наблюдать в отражении свое же испуганное лицо. Если это то, о чем он думает… …репетиция обещает быть очень веселой.***
— И пять, шесть, семь, восемь! Отвратительная какофония сотрясла стены спортзала. На импровизированной сцене, ограниченной трибунами и Асэми, подменяющей сегодня помятый дорожный конус, Цукино и Такаяма пытались изобразить некое подобие вальса. Смотрелось все это действо весьма нелепо, потому что Кацухиро превышал Миюру в высоте примерно в столько же раз, сколько она его — в ширине, а еще потому, что кошмар, играющий в качестве аккомпанемента, просто язык не поворачивался назвать музыкой. — Может, все-таки, я? — предложил Боуи. Последние полчаса он с нескрываемой улыбкой наблюдал за репетицией с трибун, периодически поглядывая на Нобу, но тот активно прикидывался слепым. — Нет, — Марико смерила его строгим взглядом и отрицательно покачала головой. — Ты играешь соло в финале. Сцена с вальсом должна пройти под пианино. Потом она перевела взгляд на источник звука и взгляд ее похолодел еще сильнее. — Накагава-сэнсей! Он оторвал пальцы от обшарпанных клавиш и сердито нахмурился. День был жаркий, а Накагава — трезвый, и необходимость присуствовать здесь удручала его. — А что я? Клянусь вам, это пианино просто расстроено! — Это синтезатор! Нобу! Ямадзаки, радуясь возможности игнорировать бывшего обоснованно, заинтересованно поднял голову. — Ась? — Карась! Ты мне зачем на уши лапшу вешал, мол, физрук ваш — пианист от бога? — активно жестикулируя, Марико подлетела к Ямадзаки и принялась трясти его за плечи. — Я-а кля-а-ну-усь вам! Я са-а-ам слышал! Кацухиро наконец выпустил Цукино из неловких объятий и попытался ретироваться, но был остановлен властным голосом Ватанабэ. — Стоять! — отцепившись от плечей Нобу, Марико подошла к своей следующей жертве и вдруг ни с того ни с сего потрепала его по волосам. Сердце Такаямы совершило круиз щитовидка-кишечник-печень и категорически отказалось возвращаться на законное место. Кацухиро сглотнул, глупо улыбнувшись и попытался изобразить дурачка: — Ой, простите, Ватанабэ-сан, я подумал, раз уж вы приступили к экзекуции, репетиция окончена… — Ну да, конечно, — фыркнула Марико, скрещивая руки на груди. — Когда такое было? И вообще, ты какой-то странный сегодня. Тихий слишком, что ли. Что-то случилось? Зачем ты бледнеешь? Кацухиро не ответил, потому что был слишком сосредоточен на том, чтобы удержать колени неподвижными, но к счастью, Марико, слишком занятая спектаклем, не обратила на этого особого внимания, и просто отослала его обратно на сцену — сделать еще пару полноценных прогонов. Стоило отдать им должное — последняя неделя не прошла впустую, и хотя большая часть их времени все еще уходила на попытки склонить Марико к милости (теперь это делалось больше из принципа, чем с надеждой на результат), они также неплохо продвинулись в репетициях — по крайней мере, научились двигаться по сцене, не сталкиваясь друг с другом и не отдавливая друг другу ноги. Ватанабэ-сан была полна энтузиазма и гоняла их похлеще преподавателей. Да и тех не щадила — чего только Гэндальф с синтезатором стоил. Можно было даже сказать, что у них был… ну, положим, не абсолютный, но семидесятипроцентный шанс не провалиться на фестивале. Когда Кацухиро думал об этом, ему искренне хотелось в это верить. То и пугало.***
Чат «я звезда как тяжело быть звездой» 22:12 Нобу Ямадзаки: я отрекаюсь от своей должности имени и жизни вы меня больше никогда не увидите Цукино Миюра: о боже Цукино Миюра: королева драмы, это потому ватанабэ-сан привела твоего бывшего на репетицию? Мисеюки Сайто: только не делай из этого очередную трагедию Мисеюки Сайто: он просто пришел поиграть на гитаре Нобу Ямадзаки: а поиграл в итоге на моих нервах Мисеюки Сайто: ну мне он показался приятным молодым человеком Нобу Ямадзаки: это потому, что ты не знаешь его так близко, как я Мисеюки Сайто: и не собираюсь слава богу… Цукино Миюра: О_о Мисеюки Сайто: к слову о приятных молодых людях Мисеюки Сайто: что случилось с Кацухиро и почему он меня сегодня почти не бесил Нобу Ямадзаки: хороший вопрос кстати Нобу Ямадзаки: что-то его совсем не слышно сегодня***
Кацухиро упал на кровать и простонал в подушку что-то нецензурное. Бабочек из живота не вытравил даже литр пива, и эта катастрофа могла означать только одно. Прилепиться к девчонке на четыре года старше тебя, которая, помимо всего прочего, отрицает любовь как таковую, и все это — за полторы недели до школьного фестиваля? Ну просто браво, Кацухиро! Ну ты просто гений, мать твою!