Когда гибнут звёзды

      23 ноября 1962 года.       Резкий свист прорезал стылый воздух ноябрьского полудня. Послышался тихий стук, который повлёк за собой влажный треск ломающегося дерева. Лори коротко вскрикнув, повалился на землю. Плечо горело, как и правая щека. Тяжелый арбалет приземлился недалеко от него.       — Неплохо для первого раза, — Каллисто насмешливо фыркнул. Бледные губы мужчины растянулись в короткой, сухой улыбке, — Стойка должна быть твёрже, а грудь прямее.       — Куда прямее-то? — Энцо удобнее расставил ноги, шире расправляя плечи и вытягиваясь во весь свой четырёхлетний рост. В теплой вязаной шапке и в светлой зимней мантии набитой норкой, Лори выглядел до смешного несерьёзно. Напоминая собой снежного человечка, дунь на которого и тот цветным шариком покатится по холмам и сугробам.       Резная деревянная трость Каллисто тихо скрипнула по выложенной камнем земле тренировочной площадки, когда он грузно поднялся со скамейки. Сильно прихрамывая на правую ногу, мужчина неторопливо подошёл к Лори. Мягко поднял локти и подправил расположение кистей, сделав хватку Энцо на арбалете куда устойчивее.       — Я, конечно, больше по мечам. Был, — тёмные брови слегка сошлись на лбу, на секунду потревожив обычно безмятежные черты лица Каллисто, — но мы с Тони часто тренировались вместе, когда были помоложе.       — Брат в этом был хорош?       Фыркнув в густые усы мужчина покачал головой.       — Тони был полным неудачником. Так ещё и хвастливым. Ужасное сочетание, скажу я тебе, — Каллисто прищурил глаза, словно силясь вспомнить больше о погибшем брате. Серые выцветшие от горя глаза на миг заискрились, а по внешним уголкам забегали усталые морщинки, — глупый, храбрый мальчуган. Да, Тони был таким. Мой глупый, благородный Тони.       У Каллисто было худое лицо. Вытянутые к вискам светлые морозные глаза. Тонкие, грозно поджатые губы и тяжёлый, неприветливо вскинутый подбородок. Весь его внешний вид кричал о дистанции, заставляя людей обходить его десятой дорогой. Он был замкнутым и молчаливым человеком. Редко покидал свои покои и в семье держался обособленно, особенно от родителей. Но, когда он говорил о Тони было что-то уязвимое в его выражении лица. Было что-то в этих маленьких морщинках вокруг глаз и тусклом блеске обычно спокойного взгляда. В мягком изгибе губ. Что-то в тяжёлом и долгом молчании, в согнутой от неподъёмной скорби спине. Что-то, что заставляло Энцо вздрагивать, когда он видел своего брата в таком состоянии.       А Лоренцо видел это довольно часто.       Немое отчаяние, что сжигало в Каллисто жизнь, оставляя после себя мертвые, почерневшие угли, что представлял из себя старший Сфорца.       Энцо было любопытно, какое же ужасное событие унесло жизнь прошлого наследника клана Сфорца в столь юном возрасте? А Лоренцо был уверен, что оно, событие, было несомненно ужасным, если не кошмарным, раз все родственники молчат об этом. В семье редко говорили об Антонио, словно одно упоминание о нём разобьёт в дребезги хрупкие будни в их настоящем и затянет в горькое прошлое. Убьёт всю надежду на мирное сосуществование между старшими членами семьи. Портрет Антонио отказывался отвечать на вопросы Энцо, часто переводя разговоры на другие темы, несерьезно отшучиваясь или спешно покидая нарисованный пейзаж.       Бьянку Энцо видел редко, сестра ещё до его рождения вышла замуж за милорда из далёких Британских островов. Сменила имя семьи, которому служила на иностранное Забини и приезжала на короткие две недели осенью или зимой. Тем более, Бьянка была похожа характером на мать, а мать свою Энцо слегка побаивался. Оставался Каллисто. Молчаливый, отчуждённый Каллисто, который даже в своих коротких диалогах с родителями гавкался с ними подобно бродячей собаке в месяц вязки.       Помимо этого, между Лоренцо и его старшим братом и сестрой Бьянкой лежали долгие тридцать лет разницы в возрасте. Почти половина жизни. Он мог бы легко быть для них не братом, а сыном. Если бы Антонио был жив или если бы Каллисто все-таки подчинился воле матери и взял бы в жены какую-нибудь благородную аристократку. Или роди Бьянка мальчика, а не девочку, его племянницу, Лукрецию.       Первых трёх своих детей мать Энцо, Франческа, рожала ещё совсем юной девой. Насколько было известно Лори ей было не больше семнадцати, когда родился Антонио. Звучало просто ужасно. Энцо не понимал почему ему был так отвратителен факт раннего рождения старшего брата, но что-то в нём противно корчилось каждый раз, когда он об этом думал. Самого Лоренцо леди Сфорца родила довольно поздно. Когда ей было пятьдесят. И в этом году или в следующем, если она не успеет до конца декабря, должен родиться Джованни. Его младший брат.       — И всё же, монстров словил не мало, верно?       Прижав руку к ноющей от тяжести оружия плечу, Лоренцо вгляделся в темный лес, что окружал территорию замка Сфорца, и соотвественно прилагающую к нему тренировочную площадку. Говорят там водятся оборотни. Каллисто тоже поднял взгляд, двумя руками опираясь на свою трость.       — Антонио больше любил палочковые заклинания, а с ними в борьбе против магических тварей далеко не убежишь.       — Почему? — растерянно спросил Лори.       Каллисто вскинул бровь.       — Помнишь чему я тебя учил, Энцо? Говори полными предложениями и задавай правильные вопросы, если хочешь получить точные ответы, — с холодом строго заметил мужчина. Лори густо покраснел и опустил горящее лицо, пряча блестящие от смущения глаза за светлой челкой.       — Я имею в виду. Как могут какие-то стрелы навредить монстру больше, чем заклинания? Стрелы ведь делают из простых деревяшек, разве не будет эффективней сражаться с тварями с помощью магии? — Энцо долго выдохнул и бросил короткий взгляд на старшего брата. Вытер потные ладони о грязные штаны и неловко переступил с пяток на носки.       Каллисто долго молчал, прежде чем громко хохотнуть. Его горячая, мозолистая ладонь грубо растрепала рыжеватые кудри на голове Лори. Лоренцо неуверенно улыбнулся. Его изнутри будто облило горячим кипятком. Руки и ноги задрожали, а дыхание замерло в груди. Казалось ещё немного и он взлетит. Отец никогда не касался его так.       — Дельная мысль, но есть одно «но», малец, — Каллисто медленно двинулся в сторону мишеней, — Большинство магических тварей обладают особым свойством. Точнее их шкура. Ты можешь привести несколько примеров, Лори? Что изготавливают из их кожи?       Мужчина вытащил из кармана длинного темного плаща короткую палочку сделанную из светлого дерева. Лоренцо недоуменно склонил голову и слегка свел брови.       — Эм, одежду?       Каллисто разочарованно выдохнул, бросая на Лори острый взгляд. Энцо сцепив руки в замок, взволнованно заморгал, стыдливо опуская взгляд. Слегка изогнутый кончик палочки старшего Сфорца загорелся, когда он резко взмахнул ей.       — Точнее, ммм, точнее, комплекты крепких мантии, которые лучше всего держат защитные и термические заклинания. В определенной обработке часто используются аврорами и мракоборцами, — торопливо пролепетал Лоренцо и разочарованно поджав губы, тихо шаркнул ботинком, — это всё. Всё, что я знаю.       — Так то лучше. Отвечай всегда развернуто, иначе покажешься тупицей в чужих глазах, — мужчина одобрительно покивал. Воткнутые в мишень стрелы засияли прозрачным голубым, прежде чем с глухим чпоком вывернуться и приземлиться на земле рядом с Каллисто. Еще один ленивый жест и стрелы взмыли вверх, зависая в воздухе за левым плечом мужчины. Выцепив одну стрелу, Каллисто взмахом руки безмолвно подозвал Лоренцо ближе к себе. Устало уселся на скамейку и аккуратно массируя больное колено, расслабленно откинулся назад.       Стоило мальчику подбежать ближе к старшему брату, как Каллисто покрутил между пальцев деревко стрелы. Грозное оружие изящно закружилась, затанцевало в смуглых руках мужчины. Блеск тонкого, на вид хрупкого, наконечника ударил по глазам, отражая блики снежного полудня. Яркое оперение на хвосте придавало стреле особую грацию, прекрасно гармонируя с тускло вспыхивающими рунами, которыми вдоль было исписано темное деревко оружия.       — Это руны?       — Да, — Каллисто отрывисто кивнул. Смуглые пальцы нежно огладили деревко, невесомо касаясь древних букв и останавливаясь на границе наконечника, — шкуру большинства магических тварей не берут заклинания, поэтому для борьбы с ними создают магическое оружие. Эти связки рун Тони вырезал сам, — Каллисто мягко улыбнулся, — хотя в одну связку собирал их я. Что сказать, в нашей паре я был тем, кто не ленился шевелить мозгами.       — В каком возрасте его не стало? — внезапно спросил Лоренцо. Собственный вопрос спугнул всю решимость, что горело в нём до этого, оставив пепелище выгоревшего страха и паники. Лоренцо боязливо съёжился. Каллисто замер. Мощные плечи скорбно повисли. Светлые ресницы тенью опустились на глаза, скрывая догорающую искру во взгляде. Каллисто, будто разом постарел. Вобрал в себя всю тяжесть потери, что ломало его душу.       И морозные глаза больше не сияли. И светлый оттенок волос, словно посерел. Румяное лицо побледнело, а краски все сошли с изломленной фигуры.       — Прости, мне не стоило…       — Двадцать, — голос Каллисто был скрипучим, напоминая голос древнего старца, и тихим, — Ему было двадцать. Была война, а Тони. Тони был никудышным воином.       — А как он, — Каллисто резко выпрямился, расслабленная поза улетучилась с его силуэта. Острые взгляд холодом полоснул по лицу Энцо.       — Никогда, — тонкие губы мужчины скривились в болезненном оскале, — никогда не спрашивай меня о том, как это произошло. Я предпочту выпить яду, чем поведать кому-либо об этом.

***

      — Тебе не надоело скакать между странами, подобно безголовой лягушке, что скачет между двумя котлами?       Каллисто сморщил лицо, услышав звонкий голос матери, что стелился по всему широкому коридору, который вёл в малую столовую. Послышался тяжелый вздох.       — Я тоже скучала по вам, матушка, — тон Бьянки был покорным и тихим. Усталым, заметил Каллисто. Возможно, сестра пришла в отчий дом за отдыхом, чтобы урвать миг свободы. Вдохнуть что-то кроме влажного воздуха пасмурной Англии.       — И когда же успела? Прошлым летом ведь виделись, — двери в столовую медленно скрипнули, распахиваясь перед замершим возле них Каллисто.       Светлая комната купалась в солнечных лучах, что стекала с рам широких окон. Кремовые стены украшенные красочными холстами-миниатюрами создавали воздушную, легкую атмосферу. На высоком потолке висела небольшая, «скромная» по меркам его семьи, люстра. Вырезанные из дорогого дерева фигуры различных магических тварей, соревнуясь с декоративными рогами и шкурами насыщали комнату ненавязчивым животным антуражом. Небольшой стол маленьким островком разделял комнату надвое, как и женщин, что уселись по разные стороны от него.       Каллисто первым заметил, конечно же свою мать, Франческу. Игнорировать эту женщину было тяжело. В её лучшие годы, когда Каллисто был малолетним сорванцом, мужчина ясно помнил, как его мать заставляла даже самых верных мужей и женихов оборачиваться, провожать её тонкую фигуру взглядом. Собирая на себе взгляды огромной толпы и заслуженно наслаждаясь чужим вниманием и вожделением. Возможно некоторые скажут, что с годами красота Франчески Буйной увяла, но Каллисто мог уверенно опровергнуть подобные утверждения. С годами красота его матери трансформировалось в нечто иное. Если раньше Франческу сравнивали с дивным цветком, то теперь она стала подобно величественному дереву, что раскрывает вдоль неба свои раскатистые ветви. Дереву с мощными корнями и толстым стволом. Дереву, что выдержало немало бурь и штормов. Возможно, он не любил свою мать, но мог признать, что ей пришлось пережить множество бед.       Бьянка повернула голову, встречаясь с Каллисто взглядом. Тёмные волосы волнами лежали на худых плечах. Маленький рот был угрюмо поджат, а слегка вздернутый нос успел покраснеть от гнева. Оставлять Бьянку и Франческу наедине было чревато кошмарной ссорой. У них был один характер на двоих. Бьянка с детства была любимицей их семьи. Будучи фавориткой отца среди всех детей, она выросла избалованной и капризной женщиной. Неудивительно, что при малейшей проблеме она первым делом бежит в отчий дом, вместо того, чтобы, подобно истинному Сфорца, дать отпор врагу. Франческа больше всего ненавидела эту трусливую черту в Бьянке. Со стальным нравом матери они просто не уживались в одном месте.       — Клянусь, в один день ты прибежишь в слезах, обвиняя мужа в изменах, Бьянка, — не обращая внимание на появление Каллисто, Франческа раздарженно огладила круглый живот, — Не понимаю от кого ты бежишь?       — В Англии холодно, серо и одиноко, матушка. Здравствуй, брат.       Франческа фыркнула.       — Послушать тебя, так везде одиноко, плохо и не так.       — Как ты поживаешь дорогая сестра? Как твой супруг? Сыт, здоров? — Каллисто грузно приземлился на стул, упирая ручку трости на стол. Колено ныло и стонало от долгой ходьбы. Перед ним появилась тарелка горячего супа с корзинкой полной ломтиков хлеба. Чашка имбирного чая и столовые приборы. Выпив прописанную целителем порцию зелья, Каллисто лениво повозил ложкой по золотистому бульону. У него не было аппетита.       Бьянка брезгливо поморщилась, стоило мужчине упомянуть о Гекторе Забини.       — Слава Мерлину, ещё жив.       — И я не понимаю почему? — Франческа недоуменно вскинула тонкие брови, — Если он тебе так не мил, поясни мне причину твоей медлительности! У вас есть общий ребёнок, что носит его кровь. Так, что тебя останавливает, cara mia?       Безмолвная угроза провисала между слов леди Сфорца, в девичестве Медичи. В её семье учились радикально решать проблемы раньше, чем выговаривать слова.       «Просто убей его и дело с концом.»       Франческа щёлкнула пальцами. Рядом с ней в тот же миг появился один из домовиков. Тварь низко склонив голову, протянула ей поднос с дымящимся чаем.       — Свадебные клятвы, матушка, — Бьянка помассировала виски и досадливо покачала головой.       «Иначе, он уже был бы мёртв.»       — А я говорила тебе следить за ним, когда составлялся контракт! Ты слушала меня? Нет! — веер хлопнул в руках Франчески, когда она сердито взмахнула им, — Ты была преисполнена таким тщеславием и гордыней, бросая мне в лицо заявление о том, что лично будешь решать все свадебные вопросы. В итоге, — веер с резким свистом закрылся, — В итоге, tesoro mio, была ужасная метель, что смыла все погодные чары и половина гостей банально не добралась до места торжества! Хотя я молила тебя провести свадебную церемонию летом или весной.       — Летом жарко, а весной везде лужи и грязь!       — Посмотрите на эту несносную девчонку! Ты продолжаешь упрямо стоять на своём, — Бьянка обиженно вскинула подбородок, отворачивая лицо от ядовитого взгляда Франчески.       — В любом случае, это была моя свадьба! Профессию выбрали мне вы с отцом. Моё окружение, мой ежедневный рацион, мои увлечения, мои мечты и планы на будущее, даже мой муж — всё это было твоим выбором, матушка! И я осмелюсь заметить, что ни одно из твоих решений ещё не пришлось мне по душе!       — Ты вышла замуж за благородного мужчину! С хорошей родословной и плодородной землей! Не иначе, как моими молитвами и благословением самого Мерлина, деточка! Будь благодарна за мои старания! Потому что в ином случае, тебя ждала участь старой девы! Или жены какого-нибудь безродного, нищего полукровки! А сейчас в тебе говорит капризное дитя, — Франческа громко хлопнула по столу. Обычно бледные щеки женщины покрылись красными пятнами, явно указывая на ярость, что текла по её жилам — Вот подрастёт Лукреция и ты меня поймёшь!       — Нет, не пойму, потому что я человек новых взглядов и я никогда не поступлю так…!       — А как тогда поступишь?! Небось выдадишь девчонку за магла только из желания поднять нашу семью на смех!       — Я дам ей возможность выйти за того, кого она любит! — гневно воскликнула Бьянка. Ноздри Франчески хищно вздулись. Она была похожа на животное, что почуяло кровь.       — Ах, любовь. Тот грязнокровка, по которому ты сходила с ума в юности. Всё дело в нём, не так ли?       Бьянка безмолвно замерла. Её точёные скулы тронул лёгкий румянец, а лучистые глаза опустились к худым пальцам.       — Он был хорошим человеком. Он любил меня.       — Он любил твою фамилию, cara mia. Он любил твоё золото. Он любил власть и влияние, что текли вместе с кровью в твоих жилах. Он любил всё, что ты могла ему дать, но не тебя.       Бьянка в ярости подорвалась с места.       — Откуда тебе знать! Что ты вообще можешь знать! Ты холодная и жестокая женщина! Ты неспособна ни на любовь, ни на нежность! Ты та, кто уничтожил…!       — Леди, сейчас не время для споров, — мягко заметил Каллисто, невольно обрывая конец реплики Бьянки, — Бьянка, сестра, мать сейчас в положении. Ей скоро рожать, поэтому давайте не будем портить друг-другу настроение из-за событий, что уже не изменить.       Тяжелая грудь Бьянки ещё прерывисто вздымалась, но она замолкла. Соболиные брови женщины сошлись на середине лба, а уголки глаз печально опустились. Каллисто всё же успел поймать её короткий осторожный взгляд на округлый живот Франчески.       Мать казалась безразличной, но годы брали своё и она хуже переносила ссоры и конфликты. Её сухие ладони едва заметно дрожали, когда она сжимала подол бордового платья. Морщины казалось стали глубже, а силуэт куда более хрупким.       Бьянка медленно опустилась обратно на своё место. Поправила локоны и постаралась вернуть былую маску безразличия. У Каллисто кажется скоро будет мигрень. Он понимал, что женщин надо развести по разные стороны замка, пока они вновь не разругались в пух и прах.       — Бьянка, ты упоминала причину своего визита в письме, что прибыл к нам неделей ранее, — нейтральная тема, конечно не развеет густую атмосферу напряжения, но по крайней мере немного отвлечёт женщин, — В Англии назревает какой-то переполох.       — Амбициозный полукровка, — Бьянка сделала долгую паузу, сосредотачивая внимание на последнем слове предложения. Франческа недовольно поджала губы, бросая взгляд на окно, за которым открывался прекрасный вид на её любимый сад, — собирает вокруг себя последователей, чтобы наконец поменять устои магического мира!       Франческа иронично хмыкнула.       — Аж, целый магический мир и какой-то полукровка!       — Не какой-то, матушка. А полукровка дома Слизерин! В нём течёт кровь столь древнего семейства, так что даже для тебя должна быть простительна капля «магловской грязи», что хранится в его жилах, — Каллисто покачал головой. Когда-нибудь эта мстительная сторона их личности сыграет с ними злую шутку.       — Я видимо плохо тебя обучила магическим родословным, дочь моя. Слизерины выродились в Гонтов, а Гонты выродились в сквибов из-за близкородственных браков.       — Будто вы с отцом не родственники.       Франческа устало вздохнула, медленно взмахивая веером возле своего лица.       — Мы с твоим отцом не родственники.       — Твоя мать была Сфорца, — Бьянка непокорно сложила руки у груди.       — Моя мать была Сфорца из другой ветви. Из дальней ветви этой семьи. Поэтому этот полукровка несёт в себе не только грязную кровь магла, но и больную кровь Гонтов. Мне представить страшно, что из такого союза могло вырасти.       — Вы его не видели, матушка. Откуда вам знать какой он на самом деле? Я видела его в живую. Он искусный волшебник не уступающий в могуществе самому Дамблдору. Мастер во многих магических руслах. Харизматичный и обаятельный лидер. В нём есть всё, что так необходимо для человека, что поведёт за собой магический народ. Он показал нам свои ближайшие планы на развитие магического мира! Это удивительно, Каллисто! Матушка! Вы должны взглянуть на это.       — Нет, — Каллисто медленно поднялся с места. Бьянка растерянно моргнула, с удивлением разглядывая удаляющуюся спину своего брата, — Наша семья уже поверила одному такому новатору. К чему это привело? Осталась лишь одна ветвь с единственным более менее способным на продолжение рода членом — Лоренцо. Если идеи этого полукровки снова повлекут за собой войну есть риск потерять его в битвах. Наш род в таком случае угаснет.       — Но, Марволо не намерен начинать войну.       — Ты кажется не осознаешь этого, Бьянка, но мы сейчас на грани краха. Наша семья, наше имя в одном шаге от забытия. Мы не можем больше так рисковать, — тихо добавила Франческа.       — Сейчас не намерен, что будет потом, одной Моргане известно. Помни, во время войны Гриндельвальд говорил: «ради общего блага.» Но волшебники, люди, дети продолжали гибнуть.