Маска

Меня передёрнуло. Казалось, терпения на то, чтобы справиться с его злобным ответом не осталось. Всё ушло на крохотное проявление человечности, но Муратов этого поступка явно не оценил. Он продолжал демонстрировать мне макушку с крупными чёрными завитками волос. Так никому не было позволено общаться с преподавателем. И несмотря на это, я не стала отвечать ненавистью. У всего существовала своя причина. — Слушай, я могу отправить тебя на пересдачу сейчас. Но у меня нет желания. Сегодня я в отвратительном настроении, поэтому всех отпускаю с миром... Страдалец и не шелохнулся. Но явно почувствовал в моём голосе усталость и попытался незаметно вздохнуть. Его силуэт излишне напрягся. — Плевать на билет, на вежливость. Рассказывай для приличия, что знаешь, и вали отсюда. Пятерку поставлю... — Значит, когда у вас хорошее настроение, вы любите мучить людей? — попытался он пошутить и осторожно повернулся. Только железная интонация придала его словам по-детски напыщенной обиженности. Взгляд голубых глаз пришёлся точно в мои, а затем побеждённо рухнул на стол. Сделаю вид, что Лекса этого не говорил. — Мне немного... не до пререканий. Если созреешь, можем поговорить по-человечески. Но это предложение будет действовать только ближайшую минуту, — я уныло глянула на часы над входной дверью и смиренно уткнулась в пол. — А потом я снова стану… «Вилкой». Может, за одни его глаза я готова была выслушать причину их исчезнувшего блеска. А может, это терапия — взять и погрузиться в чужие проблемы? Не знаю. Я услышала, как Муратов сглотнул, но совсем не видела, что творится с его лицом. Он должно быть удивился моему предложению. — За минуту тут не успеть, — я тут же встрепенулась. Он взволнованно задышал, заметавшись взглядом то по мне, то по стенам. — Ладно… в конце концов, с вас всё началось. С меня?! Началось что? Это из-за моего ухода во время его номера? Из-за того, что мы всегда вставали в пару на репетициях? Из-за досдачи? Что началось? Что?! — Помните, вы спросили у меня про… — почему-то внутри всё опустилось и неприятно заныло, когда его хрипящий голос стих. — Про отца. Так… кажется, стоило смотреть не настолько пристально, но Муратов мне… исповедовался? А от осознания этого факта я вся напряглась, стараясь внимать каждому звуку. — Мне кажется… нет. Я уверен. Я видел его в воскресенье. Ого! Мой рот изумлённо приоткрылся, пока Лекса поочередно заламывал свои длинные пальцы то на одной, то на другой руке. Он изводился волнением, да и я тоже заметно начинала нервничать. — Ты пообщался с ним? — чувство сомнения Лексе явно были в новинку. Он спотыкался на каждом слове, и мне, нетерпеливой напуганной идиотке, пришлось ворваться с наводящим вопросом. Этим я заставила Муратова посмотреть мне прямо в глаза. В них столько всего пряталось… Надежда, испуг, что-то таинственное и совсем нерадостное. Это было странно. — Нет. Я видел его издалека... и он меня. Но разговаривал я с… его мамой. Вообще-то, это называется «бабушка». Стараясь сохранять понимающее выражение лица, я всё же почувствовала, как брови медленно поползли вверх. Интересно Лекса объяснялся... — Извини… То есть ты видел папу издали, и он тебя, но он не захотел подойти. И при этом ты разговаривал со своей бабушкой? — Звучало странновато, если, конечно, Муратов не добавит немного деталей в свой рассказ. А ещё я представила себе этот жестокий момент, и изнутри всё похолодело. Какой бесчувственный у него батя… — А где вы встретились? Лекса замялся, принялся терзать нижнюю, уже кровоточащую губу. Похоже, вопрос оказался сложный. — Ну да, всё так и было. Мы столкнулись… на улице, — парень снова уронил взгляд на стол, а там лежала моя нервно отстукивающая рука. Он что-то недоговаривал. Шумно вздохнул и вдруг отчеканил. — Эта женщина дала мне адрес и сказала, что я могу приехать к ним в гости, чтобы поговорить с отцом. Чтобы повидаться с моей… настоящей родней. Она сказала, что у меня есть пять младших сестёр. Пять? ПЯТЬ? Бог ты мой, как на конвейере! — А ещё, что моя мама плохо поступила, когда ушла из семьи. Понимаете, я всё это время верил, что нас с матерью выгнали. Я была шокирована. Судорожно подыскивала подходящие слова утешения, а сама не могла издать даже вздох. Ну вот, Вилка. А ты считала, у тебя семейка — Аддамс. Стало даже как-то неловко. У Муратова застыло одно выражение лица: «борюсь за каждое сказанное слово». Колёсики в голове закрутились, заскрипели. Парень явно собирался довести рассказ до логического завершения без излишних подробностей. — Я поехал домой, чтобы собрать необходимые вещи, — значи, его «родня» живёт далеко. Где-то в области? В деревне? — А там… — Поругался с мамой. Он с подозрением сощурился, но по итогу в очередной раз увёл опечаленный взгляд. Всё так и было. Я даже не стала уточнять, чем занимались его провинциальные родственники на улице. Создалось впечатление, что парень чего-то стыдился. Не буду делать выводы. Может, обстоятельства были совсем иные. Он явно подвирал. А ещё мне стало известно, что Лекса Муратов не имел сил ослушаться властную мамочку. — Напиши по тому адресу письмо. Погруженный в муки раздумий Алексей тут же взволнованно воспрянул взглядом. — Точно! — он на мгновение воодушевился моей подсказкой, но также стремительно потух. — Хорошая мысль, но… Кажется, и здесь был камень преткновения. Какая, всё-таки, необычная ситуация. Странно всё: от решения Муратова поделиться со мной, до «настоящей родни» и нежелания нерадивого папашки подойти к сыну. — Есть такое предчувствие, что письмо к ним не попадёт, — Лекса говорил теперь спокойно, почти как и прежде, но смотрел на меня, как на священный генератор идей. От этого очень хотелось ему хоть немного помочь. — Хм, можно написать адрес соседей. Они передадут, — я почему-то представила себе деревеньку и обветшалый дом на отшибе. Он смотрел сквозь меня, в одну точку, прикусывая щёки и губы. — Да, можно. Класс. Знаете… а вы очень умная. От этих слов из меня чуть ли не пеной изо рта пошла неловкость. Я заёрзала, пытаясь усесться в удобное положение, но единственно правильной позой было бы лечь на пол и немного покататься рулетиком вокруг стола. — Спасибо вам, — теперь Лекса пристально смотрел на мои потуги и дрожащий рот, и в его непроницаемых глазах не было заметно ни насмешки, ни коварства, ни даже глубоких страданий. Он облегченно выдохнул. — И… вы могли бы тоже поделиться. Что случилось у вас? Могла бы. Но в груди так трепетало. Я начинала понимать, почему Муратов мне нахамил поначалу. — Да я, это, — моя суетящаяся рука нашла мочку уха и начала нащупывать сережки, которые я забыла надеть. А у него сегодня, кстати, в ушах были маленькие блестящие колечки. Забавно… не об этом речь! — Я поругалась с лучшей подругой. Очень серьёзно. Как никогда. Из-за кудрей показался озадаченный взгляд. Густые брови недоверчиво приподнялись. — Вы же говорили, у вас нет подруг. Ага, в тот самый момент, когда ты решил сделать комплимент моей фигуре… да блин! Хорошая у тебя память! — Я была обижена на неё и ляпнула ерунду, — надеюсь, он мне поверит, потому что я ещё не оправдывалась перед студентами за свой дрянной характер. — Кажется, я обидела её гораздо серьёзнее. В среду она ушла из дома. Ну, мы вместе жили последнее время... а после прошлой репетиции я не знаю, где её искать. Наверное, Ирка ушла к Артёму. И когда я вспомнила наш последний разговор, я быстро нафантазировала, как бегу за ней следом и успешно отговариваю от этой затеи. У Муратова почернели глаза. — Вы могли прийти в пятницу, — упрекающе бросил он и гордо задрал подбородок. Могла, чёрт. Очередное вранье. Я не знаю, почему в его присутствии мне хотелось притвориться другим человеком. — Да... но после того, что я наговорила, мне было стыдно. На репетиции столько свидетелей, — у Лексы плохо получалось выслушивать без осуждения. Я быстро вернулась в состояние разжигающегося стыда, хотя Муратову даже не была известна причина конфликта. Но он смотрел в душу, проникновенно, а я привыкла себя пожирать. Ну какая мне была разница, с кем спит Иришка? Я же дружу с ней, а не с её мужчинами. Зачем я оскорбила самого близкого человека? Залезла в её личную жизнь. Пока я вновь развлекалась самоедством, обратила внимание, что Муратов сложил на груди руки и с вызовом меня разглядывал. — Что? Мне действительно было не до танцулек, — стала я неумело оправдываться. Может, я и его обидела? Наверное, он всякое успел подумать, когда я, сверкая пятками, смоталась в среду и не пришла на следующую репетицию... любопытно, как сильно его это задело? — Мы с Ирой дружим всю жизнь, а тут такое... Да почему? Почему смотришь волчком?! Я-то тебя поддержала! А как же око за око? — Ясно, — Лекса облизнул кровь с нижней губы, которую успел сильно расковырять. Ну что? Опять больше ничего не скажешь?.. — Вы умеете обижать людей. Но и быть справедливой тоже. Не понятно, укол ли это был или очередной беспричинный комплимент. Но я всё-таки желала спрятаться под стол и дождаться его ухода. Потому что смириться с тем, что Лекса озвучивал свои мысли обо мне так открыто, было физически невыносимо, как на электрическом стуле терпеть разряды тока. Дождалась слов поддержки, но уже жалела об этом… — Ладно, всё! Не продолжай! Как она там? Муратов приподнял брови и слегка удивленно отодвинулся. — Кто? — Ирина Максимовна, я же про неё говорю. Ты видел ее в пятницу? Алексей удрученно вздохнул, слегка слышно простонав. Я ощутила аромат сигарет, которые он успел покурить перед зачётом, и сглотнула скопившуюся слюну. При упоминании Иркиного имени он как-то брезгливо скривился. — Видел. Всё в порядке, — сказал Муратов таким надломленным голосом, что у меня невольно заклокотало в груди. Какая неубедительная ложь! Хоть немного бы постарался! — Уверен? — его лицо быстро приняло непринужденное выражение, поставив меня в идиотское положение. — Да. Хотите, расскажу про цепи автоматики? Я не удержалась и раскрыла рот. Вот и поговорили… Настолько бесхитростно перевёл тему. Ни разу же не заметно, что он замалчивает правду?! Не понимаю, что творится в этой шальной голове! Что случилось? Всё равно не расскажет. Муратов поднялся со стула и, очевидно, поплёлся за билетом с зачеткой к первому ряду парт. Тревога стала сжимать моё сердце в тиски. — Пожалуйста. Расскажи, что с Ирой! — я осторожно подкралась к нему со спины. Вынужденно смягчила интонацию, хотя, куда уж мягче? — Ты что-то знаешь? Лекса спешно обернулся ко мне и застыл чуть ближе, чем положено держаться студенту от преподавателя. Дразнящие, соблазнительные губы оказались прямо напротив моих. Что если бы во всем ВУЗе мы были одни, и Муратов правильно воспользовался своей дерзостью... Боже! Виолетта, я не могу поверить! Моё тело жалостливо заныло, когда он облизал кровоточащую губу и приоткрыл рот, не отрываясь от наблюдения за моим непослушным взглядом. Сердце гулко ухало в глотке. — Я видел кое-что. Просто не уверен, что вы меня правильно поймёте. Не было никаких сомнений, что он поймал Иру с Артёмом с поличным. Только мне уже не было мерзко, потому что я не могла думать серьезно о чём-то, кроме формы его чувственных губ. Вероятно, в данный момент парень размышлял о возможных романтических отношениях преподавательницы со студентом. О разнице в возрасте и социальных статусах. Плохо различимая эмоция в ответ на эту догадку заставила моё тело сжаться. — Я расскажу вам. Только у меня будет одна просьба… Поцелуй! Пожалуйста, поцелуй… Фу, какие глупости! Парень шумно сглотнул. Мне показалось, он стал ещё ближе. Ладони вспотели, как у пятиклашки, я хотела незаметно растереть их о брюки… в носу защекотал выветривающийся запах курева и шипровый, разжигающий возбуждение аромат мужского парфюма. Я попыталась себя вразумить: этот человек пару недель назад, вообще-то, вызывал во мне отторжение. Рвотные рефлексы на каждое проявление жеманных замашек. Но я видела теперь лишь заманчиво скрытного мужчину. Даже не парня. И это несмотря на то, что Муратов использовал зачёт в качестве психологического сеанса. Его «молодость» совсем не казалась мне препятствием. Мамочки… В голубых глазах застыло напряжение. Рот Муратова дрогнул, спровоцировав внутри моего еле удерживающегося в вертикальном положении тела невероятную панику. С этим нужно было что-то делать... неужели, ему не дискомфортно? Парень тихонько откашлялся и отвернулся. — Можете поставить мне тройку? Идиотка! Ты ИДИОТКА, Виолетта! По ощущениям, мои щёки вспыхнули до красна. — Тройку? Да… подожди! А как же… — я встрепенулась, пытаясь отделаться от морока его прервавшегося пристального взгляда. — Ты же отличник?! Я же сказала, что мне не жалко поставить пять. Раз ляпнула, значит, придётся сдержать слово. Да и, если честно, ты... ты, — из меня вырвался удрученный вздох, — хорошо себя проявил. Так что... Лекса отрицательно замотал кудрявой головой. Ничего не понимаю! — Я так старался сегодня завалить зачёт. А вы мне пять предлагаете. Ненормальный?! Зачем? Но вот, меня быстро осенило... — Подожди... ты это что, на зло матери делаешь? — ну не поводы же для встреч со мной ищет?! Засунь, откуда вылезли, свои придурошные бредни о поцелуях! Мы в учебном заведении! Лекса немного виновато помолчал. — Получается, что да. Теперь психологический портрет Алексея стал более отчётлив. — Значит, безупречная учёба – не твоя прихоть? Обалдеть! Сыночку-то, между прочим, двадцать лет! Спасибо за информацию Нине из архива... — Не моя. Она всего лишь хочет, чтобы у меня было всё, как «у нормальных людей», — Алексей изобразил пальцами кавычки и раздраженно сложил на груди руки. На его лице заходили желваки. — Только красный диплом, только работа в офисе. Обязательно квартира поближе к центру, машина, жена и двое детей. Мальчик и девочка. А у нас в мире что, гены и пол ребёнка по заказу свекрови реализуются?! Когда Муратов перешёл ко второй части плана его мамочки, я подавила смешок, и пораженно осталась стоять с приоткрытым ртом. Скоро у меня так челюсть атрофируется. Конечно, мама хотела причинить ему только добро, но Лекса был явно этому не счастлив. Серьёзные понятия: «жена», «дети» из его уст звучали довольно зло, извращенно. Здесь явно много было положено сил на выработку отторжения. А навязчивая дальновидность матери просто пугала. Ясно, что всё это не от хорошей жизни... — «Здорово», что за тебя уже всё распланировали, — буквально соболезнуя парню, я разочарованно поджала губы. В этой истории теперь непонятно было одно. Имея настолько дрянной характер, как же умудрялся Алексей подчиняться маме? Хотя... Нет, ещё кое-что. Как «работа в офисе» могла сочетаться с музыкальными наклонностями? И где же он успел урвать этот кусочек свободы? И что же, мать на мнение Лексы кучу клала? В этом тесном графике вообще предусмотрена возможность выбора? Я бы посмотрела на лицо той женщины, если бы Муратов привёл к ней на знакомство неугодную мегере девушку. — Слушай, а твоя мама не из тех, кто качает права? Я не увижу её потом на кафедре? — я уже успела представить, как кудрявая наглая женщина врывается с визгами на второй этаж, грохочет дверью и сносит кипы бумаг с моего стола. Может, это шутка была такая неуместная. А может, и вовсе мера предосторожности. Но Алексей на полном серьёзе задумался, чем поверг меня в окончательное недоумение. — Не переживайте. Я такого не допущу. Ох, Муратов! Дома тебя точно залюбили до смерти. Ясно, откуда ты такой взялся. Только теперь я не считала тебя избалованным. Скорее несчастным. — Понятно, — видимо, если бы не такое воспитание, он бы и не выделялся среди остальных. Тогда бы и я не заметила его. Похоже, со мной не всё было в порядке... — Давай зачётку. Лекса придвинул ко мне доказательство своей идеальности. Я побыстрее пролистала странички. За каждой пятеркой здесь стояли не просто знания и хитрость, а ещё и инстинкт самосохранения. Вот, что действительно прискорбно. Переспрашивать о его решении я не стала. Вдруг ещё передумает... В своей излюбленной безобразной манере накарябала «удовл» и расписалась. Но без удовольствия. — Держи, — Муратов решил выбраться из лапищ мамули, а я стала соучастником. Честно говоря, впервые немного страшновато. — Спасибо, — он швырнул зачётку в открытую сумку и благодарно кивнул, хоть и был заметно расстроен. После всего этого ужаса я почти забыла, что Алексей обещался мне рассказать что-то про Иришку. Наверное, потому что и так поняла, о чём будет идти речь. Но... — А вы суеверная? Оригинально. И вопрос, и то, что он до сих пор не знал моего имени. В груди ощутился укол. — Нет. Даже в Бога не верю! А почему ты спрашиваешь? — не зная, куда податься, я вернулась к преподавательскому столу, сложила использованные билеты в ежедневник и схватилась за ключи. Так и не укладывалось в башке, что я узнала столько о семье Муратова, можно сказать, сблизилась с ним, усердно желала урвать поцелуй и отпускала его, прогульщика, с оценкой... — Не верите в Бога? Мне казалось, я слышал, как вы его упоминали, — он сложил свои вещи, набросил на плечи куртку и пришёл к моему столу. Когда это? — Вы хотите казаться... неуязвимой. Что ещё за бред? Я собиралась отчитать его за очередную бестактность, которую можно было бы и не озвучивать после фокуса с тройкой. Но он не дал мне высказаться, загадочно понизив голос. — Спрашиваю, потому что в пятницу я забыл в актовом кабель от гитары. Все уже вышли, но ваша подруга была ещё в зале. И я увидел, как она достала из сумки платок. В нём была большая швейная игла, которую она заткнула за плинтус возле стола с аппаратурой. В этот момент Ирина Максимовна что-то шептала. Правда, я ничего не разобрал, слишком было тихо... а когда она меня заметила, то отшутилась. Она не рассказывала вам ни про какие ритуалы?