Маска

Своих желаний стоит бояться. Голые мы лежали в обнимку на диване. У молчаливого Лексы вздымалась грудь, соприкасаясь с моей, и прытко колотилось сердце. Я, замерев в его руках, ждала, когда же он придёт в себя и жестоко расколдует мои надежды. Это ведь правда. Никто не порадуется за наши отношения. Ни мои консервативные родители, ни его мамуля. Тем более, если о мимолётной связи узнают посторонние, в университете... у нас с Муратовым нехилая разница в возрасте, наверняка, и в жизненных приоритетах. И это я не говорю о том, что романтические отношения между студентом и преподавателем — неэтично. Я просто устала это себе повторять... Так странно. Пару часов назад я ещё не могла знать наверняка, привлекаю ли его хоть немного, но дико этого желала. Я существовала в воображаемом мире, разрешая себе задумываться о Муратове. А теперь уничтожала себя за потраченную попытку. Почему-то казалось, что первые такие отношения могли стать исключением. Я бы простила себя за чувства к студенту. Но проблема заключалась в том, что он был такой не первый. Стало так страшно. А если я просто какая-то неправильная? Может, я больная? Ну что же ты, Виолетта, так ненавидишь себя... С Лёней мы были почти ровесниками, а вот с Лексой — целых семь лет разницы. Только это не достижение! Они оба были музыкантами. Может, поэтому я так ненавидела концерты и мероприятия… не «может», а так и было, что уж стесняться! Но, очевидно, Муратов не виноват в том, что оказался предрасположен к музыке от рождения. В остальном — два разных парня не посещали мои занятия. Выпустившийся Лёня получил оценку и заблокировал мой номер. А Лекса... — Почему... вы такая грустная? — хах, он продолжал обращаться ко мне «на вы»? Не пойму, мило это было или ущербно... — Я что-то сделал не так? Муратов приподнялся над моим лицом и медленно дотронулся до губ. Так осторожно, убирая мне за ухо пряди волос. Почему-то подобные нежности удивляли теперь до глубины души, и я поражённо вздохнула. — Нет-нет, ты замечательный. Просто... я переживаю, что наломала дров. Влюбитесь в меня — будут проблемы. Кажется, я не позволю себе даже спросить, что значила моя фамилия в его списке желаний. Страшно. Да и зачем теперь? Мы уже «встретили» Новый год. — А, вы все виды мужских профессий изучаете? — мягкие губы тепло зашептали в уголок моего рта и щекотливо заскользили по щеке. — Чего? — Электротехнику преподаете, дрова колоть умеете, — длинные музыкальные пальцы принялись ласково гладить мои ключицы. Я не нашлась, что ответить. Сглотнула, путаясь в мыслях, и сурово заглянула в игривые светящиеся глаза. На его радужках между густым голубым цветом к зрачку близились словно брызги бледнее на тон краски. Взгляд парня плавно поблёк в серьёзности. — Почему переживаете? Поделитесь. Думаю, Лекса всё понимал. Просто решил завести благородный разговор напоследок. Я сглотнула ком, но голос всё равно зазвучал иначе, надломлено. — Не надо... ты умный парень, обо всём уже догадался. Просто сегодня праздник. Но это было... Я хотела сказать «ошибкой», как в плохой мелодраме. Но у меня не повернулся язык. Слишком дешёвая и ничтожная фраза для того, что только что между нами произошло. В груди заклокотало от боли, и по крови разнеслась ядовитая горечь. Ну нельзя нам быть вместе… я не прощу себе этого! Нам двоим было бы проще, если Муратов оказался легкомысленным ловеласом. Хотя, поводов притвориться чужими хватало и без этого. Его косматые брови чуть приподнялись. Лицо в миг приняло настолько презрительное выражение, что я не выдержала и увела взгляд. — Вы что, меня бросаете? — отвратительно прозвучало... отвратительно! Мы же даже не были вместе! И это правильно! Я боязно подсмотрела, как он сомкнул челюсти, и его губы нервно дрогнули. — Вы реально что ли такая жестокая, как о вас говорят? Говорят? Мне словно полоснуло лезвием по сердцу. Он обо мне был другого мнения? Я его разочаровала? — Эй! — моё лицо сморщилось, но я поняла, что это не помогает сдержать слёзы. — Я не... Просто ничего не могла сказать. Разревелась, как малолетняя девчонка. Дыхание сбилось. Слёзы намочили щёки и потекли по шее. Тело начало жалобно ломить изнутри при виде его поразительно спокойного лица. Муратов равномерно дышал и пристально следил за тем, как я теряю смелость разговаривать. Могло показаться, что он был чёрств, не реагируя на плач, буквально душивший меня. — Зачем вы пытаетесь решать всё одна? Лекса для чего-то приподнялся и дотянулся до стола. В рассудительном низком голосе послышалось снисхождение. В его руках оказалась салфетка, с которой он осторожно склонился над моим лицом и утёр горячие слёзы. — Не нужно всё усложнять. Вам только кажется, что вы сделаете лучше. Потому что я не оставлю вас в покое! Вы будете нервничать, жалеть о своём решении и всё равно сдадитесь. Я громко всхлипнула. Откуда он знает? — Поэтому сдавайтесь сейчас. Вы теперь -- моя. Муратов подтвердил свои слова кротким, не поддающимся возражениям взглядом, и по моей спине расползлись ледяные мурашки. Меня не спрашивали. И, кажется, это было то, что нужно сейчас. Глупые слёзы моментально куда-то делись, расхотелось скулить. Я неуклюже поднялась с дивана на ватные ноги, высвобождаясь из-под Лексы, и растёрла мокрое лицо руками. Передо мной сидел настоящий, непоколебимый мужчина, которого не трогали женские истерики. Кажется, я встретила его. Но тревога, конечно, ещё боролась за существование. А я, парализованная бессилием перед эмоциями, стыдилась слёз. — Ты хоть знаешь, какая у нас разница в возрасте? — голос прозвучал так отчаянно и жалко, пока я пыталась придушить предрассудки. В его ласковых глазах гигантская проблема, которая меня гложила, точно выглядела ничтожной соринкой... — Нет, мне это неинтересно. КАК?! Я с дрожью выдохнула и ощутила, как невольно расслабилась грудная клетка. Как опустились плечи и в голове наступила оглушительная тишина. Сумасшедший! Лекса был совсем другой, не как остальные. Я восхищенно раскрыла рот, не понимая, что ему противопоставить. Мне не хотелось жалеть о сегодняшней ночи, а он дал возможность продолжать ею наслаждаться... вот так просто?! — Х-хорошо, — как обычно не зная, как реагировать на прямолинейность Муратова, я ощутила себя голой в эмоциональном смысле. В голове звенело. Но всё, что можно было сделать – прикрыться платьем и на первых порах согласно кивнуть. А если я напомню ему, кем мы друг другом приходимся, он снова скажет, что ему плевать? Сам же говорил, что у меня будут проблемы! Понимает же, что такие отношения обречены! Сплетники обглодают нам кости... Бесстрашный Лекса продолжал снисходительно наблюдать, не моргая, за тем, как закипает мой котелок. Он словно ждал, когда я возьму себя в руки, чтобы мы продолжили нежиться как ни в чём не бывало. Этот парень умел читать мысли? Потрясающе! Он — потрясающий! Да мне тоже чхать на чужое мнение! Я же взрослый человек, ё моё! Буду делать, что захочу! Сразу после организации бала... кого я обманываю? Глядя на меня, погружённую в мысленные баталии, парень тоже подобрал с пола свои штаны и стал их угрюмо натягивать. Так мы что, теперь вместе? Я и он? О чём мы договорились?! Боже, что нужно делать в таких ситуациях? Я выронила платье и неуверенно подошла к своему парню. Уложила ладони на его дрогнувшее лицо и порывисто чмокнула в губы. Пожалуй, это было достаточно нелепо, чтобы Муратов не выдержал и улыбнулся. Он взял меня за запястья и потянул на себя, приглашая сесть на колени. — Отлично. Больше так не поступайте со мной. — Прости, — я почувствовала от него такое понимание и снисхождение к своему долбанному характеру, что буквально уяснила границы, за которые мне не стоило переступать. Надуманные мгновение назад сложности потерпели крушение о невозмутимость Лексы и его сладкие губы. Почему он так влиял на меня?.. — Слушай, а ты так и будешь обращаться ко мне «на вы»? Муратов с расстегнутыми штанами и мной, восседающей на его коленях, замер. — Нет, конечно, — парень властно осмотрел моё лицо и голое тело, так ничего и не добавив. Не долго думая, я впилась в его губы. Ещё. Ещё! С десяток минут мы целовались, пока я осознавала своё счастье до головокружения. Стоило поучиться у него смелости. Кажется, он всегда делал и говорил то, что ему вздумается. Даже наперекор матери, окружающим или вредной преподше. А я — нет. Я была другая... безропотно соглашалась на любые обязанности по работе или по просьбе кого бы то ни было, притворяясь грымзой, но этот образ давно меня не спасал. Только позорил перед Муратовым... Создалось неловкое впечатление, будто я зверёк из дикой природы, которого юный Лекса ловко приручал и перевоспитывал. Я ощутила это, но до конца так и не поняла, как Муратову удалось воздействовать на меня благотворно. Я предстала инфантильной дурочкой перед ним, пристыдилась, хотя всё это время считала себя умнее. А Лекса не позволил мне всё испортить. Он ласково утёр мои слёзы и строго пригрозил пальцем, словно я заслуживала самого мягкого и бережного отношения. Муратов оказался настоящим мужчиной. От восхищения хотелось повеситься ему на шею. Собственно, этим я и занималась, распрощавшись со своей дурацкой правильностью. Когда сильные руки Муратова сжимали меня от удовольствия, а во рту раздавались гудящие тихие стоны, я была согласна менять мнение в полёте. И даже помнила, что мне нужно быть с ним позаботливее. — Лекса... — он с трудом распахнул ресницы после поцелуя. Интересно, называть его прозвищем, хорошая идея? — Ты, наверное, голодный. Не прикасался к еде всю ночь... поешь. — Да, надо бы. Теперь парень не выглядел так хмуро и даже нежно улыбнулся. Каждая его улыбка вызывала во мне умиление и поднывающий трепет. Раньше он не позволял себе такого, а сейчас я стала кем-то особенным, кому можно было доверить столько искренности. Мы помогли друг другу привести себя в порядок. Мне было всё ещё немного стыдно и хотелось кучу всего разузнать, когда Муратов начал скромно ужинать. Я решила не тревожить его и молча наблюдала, как он аккуратно ест. И только, когда Лекса вздохнул и схватился за сигареты, я посмела спросить то, что всё это время вызывало во мне любопытство. — Слушай. Раз мы теперь вместе, — я заискивающе подождала, как он отреагирует на эту фразу. Парень не собирался меня поправлять. В этот момент Лекса уже что-то искал в небольшом шкафчике, заинтересованно поведя бровями в мою сторону. — Ты расскажешь мне про свои корни? На каком языке ты говорил с той женщиной на кухне? — Да. Я как раз собирался, — он зачем-то достал с полки большое и, судя по всему, тяжелое одеяло. — Мне нужно покурить. Пойдёшь со мной на крыльцо? «Пойдёшь» — внутри у меня всё перевернулось, когда он первый раз переступил эти надоевшие условности. Столько правил он умудрился нарушить за время нашего общения и продолжал подчёркивать разницу наших статусов. Я думала, он никогда не решится... Я согласно кивнула и позволила укутать себя с головой. Моя куртка осталась в ресторане, а на себя Лекса надел какую-то гигантскую кофту, дежурно висевшую в коридоре. Мы вышли на морозную улицу, в темноту, с которой плохо справлялся фонарь. Лицо закусал холод. — Последняя подсказка, — сексуально прохрипел Лекса мне на ухо и прокрутил колёсико зажигалки. Жёлтый беспокойный язык пламени под его ладонью облизал кончик сигареты, и та начала неспешно истлевать. Из таинственной тишины вдруг донёсся залп салюта. Его это не беспокоило. Муратов, с наслаждением прикрыв глаза, обхватил губами фильтр и глубоко затянулся, не торопясь выдыхать дым. Мужские крепкие плечи и грудь приподнялись. Я, стоя в кульке из одеяла и дрожа не то от холода, не то от возбуждающего зрелища, самозабвенно подалась навстречу парню. Он склонил голову на бок над моим лицом и протолкнул языком табачный дым прямо в рот. Пришлось напрячься, чтобы не закашляться. Я послушно вдохнула свою порцию, смакуя терпкий, малознакомый привкус, и ощутила, как снова жажду интимного продолжения нашего свидания. Я впервые курила, если можно так сказать. — Ну что? — Я тебя хочу, — страшась собственных вырывающихся слов, я решила заткнуть рот очередным поцелуем. Лекса сладко облизал губы, чмокнул меня и вальяжно стряхнул в сторону пепел. Кисть его руки быстро покраснела от холода. — И я тебя. Но ты так ничего и не поняла? — Нет. Что за мрачная священная тайная? Мне нужно знать! — Это был цыганский поцелуй. На мгновение у меня исчезло дыхание. Наверное, я ожидала услышать всё, что угодно, кроме того, что оказалось правдой... — Ц-цыганский?.. А ты разве похож на... Замерев у кончика упрямого носа, я близко всмотрелась в густые брови и ресницы. В обольстительные черты лица, по какой-то причине так ладно сложенные, что Муратову вслед наверняка оборачивались люди. Действительно, он был прав. Ну ещё бы... — Но… но как же… Всё ещё слегка сомневаясь, я обхватила его холодное личико рукой. Фонарный свет нежно гладил точёные скулы. Лекса продолжил затягиваться. — Мой папа – цыган, а у мамы славянская внешность. Если тебе интересно, почему я... такой. Я нервно сглотнула, когда он серьёзно продолжил говорить, не высвобождаясь из моей ладони. — Мама была очень молоденькая, когда влюбилась в отца, и уехала жить к нему в табор наперекор родителям. Но там её тоже не особо жаловали, — подобравшись к болезненной части, Муратов предпочитал избегать моего взгляда. Очевидно, холод заставил его поёжиться... я надеялась, что холод. Укрыла Лексу краем одеяла, позволяя докурить несчастную сигарету. — Отцу было не по правилам жениться на русской, но мама оказалась мной беременна, и её пожалели, позволили остаться. Так что, у них был странный брак, под одной крышей со всеми папиными родственниками трёх поколений. Хотя... они вроде друг друга любили. Мама так рассказывала. А когда мне было пять... Лекса стряхнул пепел и, удерживая практически истлевшую за мгновение сигарету одними губами, подтянул сползающее одеяло. Оранжевые искорки испепелили остаток табака, а затем окурок отправился в снег. — Мама разбудила меня ночью, и мы просто сбежали... — Муратов повержено опустил взгляд. — Я думаю, что отец влип в какую-то неприятную историю, и мама, всё-таки была несчастна, живя там. Не знаю, она редко возвращается к этой теме. А в городе она поменяла мне имя, отдала в обычную школу. И... вот он, я, Алексей Муратов. Приятно познакомиться. Вот, откуда он был такой дерзкий. Думающий иначе, ни на кого не похожий! Парень с другой планеты и удивительной судьбой. Это объясняло многое, и вызывало сумасшедшее доверие. Наверное, после его признания моим страхам не оставалось шансов: Муратов, искренний и настоящий, а ещё очень взрослый. Продолжал вверять свои тайны такой злюке и инфантилке, как я. Моё сердце, не выдерживая его доброты, плавилось, как изоляция на тощем проводе. Лекса трепетно обнял меня под одеялом, рассматривая мои глаза, и мы продолжили стоять в новогодней ночи. Изо рта клубился пар, а из ресторана вдруг загремела весёлая музыка. Дискотека... — Значит, твоё настоящее имя и правда Лекса? — Да. По паспорту я Лёша, конечно. Но хотя бы на сцене -- Лекса. Если мать узнает, она будет в бешенстве, — он коварно хохотнул и посмотрел куда-то вглубь двора. — Странно, что она ещё не знает. А как она относится к тому, что ты -- музыкант? — ещё одна поразительная загадка. — Никак. Не знает она ничего. Я дома не то, что гитару не храню, я не ношу туда струны. Нет... не так. Я не считаю ту квартиру, где иногда приходится ночевать, своим домом. Мой дом – здесь. Муратов указал на дверь, ведущую в репетиционную, где мы провели вместе ночь. Я осторожно сглотнула. Он выражался прямолинейно, но от этого не грубо и без всякой обиды. Просто парень научился общаться с матерью по-особенному. Но мне стало немножко за неё обидно... — А ты... поздравил маму с Новым годом? — его брови резко вздёрнулись. Да, я помнила, что она с ним не разговаривала. — А ты мне советуешь? Но она точно любила своего сына и желала ему самого лучшего. Ладно, не такой уж я и бесчувственный сухарь... — Да. Муратов задумчиво опустил уголки губ и вздохнул. — Хорошо, я прислушаюсь, — мне понравилось, как он это сказал. Ведь цыган с прирожденным свободолюбием был вправе делать то, что ему заблагорассудится. Я чувствовала свою важность рядом с ним... Смешно это. — Нам вообще-то нужно помириться с мамой к пятому января. Я продолжала вдыхать ещё сильно ощутимый сигаретный запах, вырывающийся вместе с тёплым дыханием из его рта, когда вникла в эту странную фразу. — Почему именно к пятому? Бр-р-р, как было холодно. Мы стали возвращаться к лестнице. — Помнишь, ты подсказала написать письмо моим родственникам? Бабушка мне ответила. Она написала, что снова приедет в город пятого числа. Снова? Я одобрительно кивала Муратову в ответ, пока не поняла... Подождите-ка! Бабушка-цыганка... на улице... Вокзал? Игла? Иришка? Лекса, глядя на моё лицо ухмыльнулся. Кажется, прочитал мысли. — Кстати, письмо мне помогла расшифровать Янош, которую ты сегодня видела на кухне, — мы спрятались от мороза в прихожей за скрипнувшей дверью и разулись. — Она тоже твоя родственница? — Нет. Просто помогает не забывать родной язык, — в репетиционной тепло защипало обледеневшее лицо. — Я думал, бабушка не станет отвечать. Или письмо просто к ней не попадет. Мало ли, в каких отношениях они с местными. А ещё у нас не любят записки, договоры, всё, что с человека в письменном виде может... взять обещание. Всё на словах должно решаться. Поэтому бабушкино письмо было трудно разобрать даже с переводчиком. Она, наверное, столько времени потратила, чтобы вспомнить хотя бы алфавит. Лекса умиленно улыбнулся. Судя по всему, его там очень ждали. Это действительно было очень мило. Только его мама, наверное, так бы не сказала. — Значит, ты хочешь за спиной у мамы встретиться с бабушкой? Стараясь не осуждать Лексу, жаждущего узнать прошлое, я прошоркала к дивану и растёрла покрасневшие ледяные коленки. Холодное одеяло упало на пол. — Нет, не за спиной. Мама, я и бабушка встретимся в квартире в одно время и, наконец, поговорим. Только... — конечно, он что-то задумал. — Я их об этом не предупреждал. Вот она, цыганская сущность! А я чувствовала подвох... Муратов опасливо закусил губу. — Зачем ты так поступаешь?! Звучало ужасно. И, кажется, сказав это вслух, парень тоже засомневался в своём плане. — По-другому они никогда не согласятся. Я хочу съездить на Родину, но мама меня не простит. Может, бабушка найдёт подход? Забавно. Сколько я узнала о нём за эту ночь... и о себе. Лекса-Лекса... — Ясно. Идея – кошмар, но новое письмо вряд ли успеет дойти до твоей бабушки, — мороз отрезвил мой рассудок, и единственно верное решение крутилось теперь на языке. Муратов слегка грустно ждал вердикта. — Возьми меня с собой! Я поддержу тебя, а женщины, может, постесняются ругаться при чужом человеке.