Маска

Лекса помог мне. За один вечер им удалось повторить все изученные танцы и выучить три новых. Он пришёл подготовленный, и, кажется, Ира скинула ему видео тех номеров, что не успела разобрать сама. Я же осталась в стороне от этого дела. Приходилось только наблюдать и иногда хвалить студентов. Нет, а что? Действительно, было красиво. И обидно! Я зря что ли марафетилась? Притащилась в платье! Не знаю, представится ли ещё возможность своими косолапыми ножищами понаступать Муратову на ботинки среди таких же, как и я, Винни Пухов. И они называют это «танцы», «зимний бал». Не так уж и противно звучит. В одиннадцатом часу мы послушали какую-то первокурсницу, захотевшую выступить на мероприятии со стихами, единогласно утвердили её, а затем уставшие балеруны быстро освободили зал. После сухого прилюдного «до свидания» Муратов... торопливо набросил куртку и с общим потоком удаляющихся людей исчез за металлической дверью. Ушёл вместе со всеми, и в какой-то момент я осталась стоять одна. В стихшем пустом зале и лёгком трансе. Серьёзно? Это действительно то, чего я так долго ждала?! Я осмотрела помещение, быстро остывающее после столпотворения. Гора смятых фантиков и пластиковых бутылок, наваленных в урне у выхода, заляпанные пальцами зеркала. Закрытые непроницаемыми полотнами окна. Лишь одно оставалось не занавешенным, но снаружи было давно черно. Вверху только хрустальная люстра грозно поблёскивала. Стало как-то не по себе... стало тоскливо. Сегодняшний вечер я одержимо сочинила себе в лучших декорациях и намеревалась хоть немножечко их прочувствовать! Напредставляла, как мы с Лексой кружимся по грёбаному залу: в итоге я видела, как он делает это с другими. А теперь! Пришло время посмаковать одно нечаянное прикосновение мизинцем и его томные взгляды. Да Муратов просто мечта! Мечта какой-нибудь девственницы, романтизирующей любой взмах ресниц! Я пнула пакет с тюлями, которые мне предстояло успеть развесить по сцене и периметру зала в течение недели. Он прошуршал под ряд криво расставленных стульев. Где-то со дна моей негодующей душонки заклубились облака злости. Зубы заныли, потому что я, оказалось, давно стиснула челюсти, стараясь не заматериться. Но это же совсем не похоже на счастливый финал Элизабет Беннет и Дарси! Я думала, худшие времена позади: нам не нужно пререкаться и враждовать, не нужно скрывать свои чувства друг от друга и даже от его семьи, как бы негативно они не были настроены! Да, я немножечко переживала! Совсем немножечко! Ну мало ли, будут обсуждать нас за спиной, дойдёт до руководства, и меня уволят... да, он заботился о сохранении репутации своей преподавательницы! Ну разве нельзя было придумать, как уделить мне побольше времени?! Ты! Хитрый, изворотливый цыган, переодевшийся в хер пойми кого ради зачёта! Неужели не мог найти на меня хоть пять жалких минуток?! — Соскучилась? — я всполошилась от неожиданно прогудевшего голоса и выпрямилась по стойке смирно. Любимая озорная башка, которую я уже успела мысленно потаскать за волосы, высунулась из-за двери. Ну да! Он же не мог остаться со мной наедине, когда все уходили домой… ой дура! — Эй, я вернулся! А я остолбенела. Радостный Муратов вошёл в актовый и осторожно прикрыл тяжелую дверь. Пока я обездвижено металась между претензиями и нежными чувствами, закрыл нас на щеколду. Виолетта, держим себя в руках. — Всё прошло хорошо? Нас не заподозрили? Я многозначительно игнорировала его вопросы. Теперь Лекса недовольно сощурился. Голубые глаза недобро сверкнули издали. — Как ты и хотела. Он швырнул вещи на подоконник и направился ко мне через весь зал, беспокойно приблизившись вплотную. — Стоишь с открытым ртом, чтобы я смог забраться в него языком? Глаза мои бешено округлились, но тело мгновенно ослабло от предвкушения. Шутки шутит, бессовестный? — Вообще-то! Ты не предупредил меня! Я думала, ты ушё... — крепкие руки подхватили меня и усадили на холодную столешницу с музыкальным оборудованием, не дав довозмущаться до конца. Бедные мои колготочки! Надеюсь, здесь нет деревянных заусенцев... Я забыла, что хотела сказать, глядя на гипнотически ухмыляющееся губы, легко поглаживающие мой нос. — Я хотя бы попрощался, — горячо прошептал Лекса. Припоминает мне про побег с прослушивания? Да нефиг было петь такие откровенные стихи! — Ты-ы! Дурацкая Кудрявая Башка! — угрожающе прорычала я, заметив, как удивленно взметнулись его идеальные брови. Когда-то он всё равно бы узнал... — Как ты сказала? Башка?! — по залу разлетелось свирепое эхо, увенчавшееся сдавленным смешком. Господи, ну а кто же?! Покажите ещё одного такого бесстыжего упрямца! — Хорошо... Ложка Сергеевна. Я вас понял, — ехидно прохрипел Муратов. Он сказал... ЛОЖКА? — Лекса, тебе хана! — пробубнила я прямо в рот, пытающийся зло вовлечь меня в поцелуй. — Ошибаешься. Тебе! Значит, Ложкой он меня за глаза называл? Муратов впился в мои губы, настойчиво кусая и посасывая их до умопомрачения. Я обмякла, ощущая, что готова отдаться ему прямо на полу университетского актового зала. Подол платья быстро оказался задран, и Лекса пристроился между моих уже горячих от нетерпения ног, прижимаясь отвердевшим, как камень, членом к бедру сквозь натянувшуюся ткань джинсов. На меня хлынула изнуряющая жажда по его присутствию внутри. От такой доступной и сомнительной возможности заняться соитием в ВУЗе я вся продрогла, а промежность стала мешать восседать ровно на столе. Мы еле отлепились друг от друга, ненасытно мучая припухшие губы. Между нашими мокрыми ртами протянулась ниточка слюны, когда Муратов чуть отодвинулся и убрал с лица пряди волос. Я чуть не кончила от одного его потрёпанного вида. — К-хм... ну что? Ты сегодня снова без трусов? — решила я поглумиться, пока он сексуально дышал через рот, облизывая нижнюю губу. Кольца в его ушах колыхались, и часто вздымалась грудь. Это не помогало передумать. Продолжать было нельзя, но и останавливаться тоже... кошмар! — Проверь сама. Боясь расслышать собственную совесть, я нервно притянула Муратова за пояс и сжала дёрнувшийся в руке орган. Парень жалобно застонал, подавшись мне навстречу. Через джинсы чувствовался снедающий его жар. Подумать только! Полтора месяца назад Лекса в этом самом зале хлопнул дверью перед моим носом, а я прибежала учинять ему наказания. Теперь я тряслась от потребности доставить ему удовольствие. Вторая рука жадно потянулась к пуговице над ширинкой, напряжённо удерживающей внушительную эрекцию в брюках. Стоило её расстегнуть, молния нетерпеливо разъехалась, опередив мои старания. Я добралась пальцами до горячего органа, а Муратов шумно вздохнул, запрокинув голову. — Нужно было подарить тебе на Новый год кальсоны. На улице всё-таки минус двадцать! Лекса надменно хохотнул. Этого лиса невозможно застать врасплох! — Не волнуйся, не замёрзнет. Я слишком часто на тебя мастурбирую. У меня перехватило дыхание от сорвавшегося с его рта грязного комплимента. Приятные, конечно, новости… Я сглотнула. — А ты на меня? — Муратов выпрямился, томно осмотрел почерневшими сверкающими глазами моё полыхающее лицо и занырнул сильной рукой под платье. Нужно было избавиться от колготок. Я вся намокла и набухла, ёрзая по столу, а от его ощупывающих прикосновений начала остро и нетерпеливо сжиматься. — Я всё время о тебе думаю. Очень скучаю… Его лукавое выражение лица медленно переменилось. Раскрасневшиеся губы перестали ухмыляться, густые брови чуть нахмурились. Лекса растерял всю язвительность, не переставая томительно дразнить меня между ног. — И я. Мне показалось, он хотел что-то ещё сказать. Но вместо этого мягко дотронулся до моих губ и стал истомно потягивать в извиняющихся поцелуях. В груди затрепетало от нечаянно раздавшихся в зале причмокиваний. Горячо, как в трансформаторном масле. Наши тёплые языки соприкоснулись, Муратов снова проник в мой податливый рот. Я осознала, что ради таких моментов была готова подчиняться уверенному гипнотизёру во многом и даже страдать ожиданиями. — Слушай, а ты меня не привораживал? — на полном серьёзе вклинилась я в поцелуй с очередной затерроризировавшей мой мозг глупостью. Может, я уже квартиру на него переписала и не заметила? — Нет. Ты сама на меня запала, — Муратов нежно стащил с талии колготки, приспустив их до колен, и отогнул край моих трусов, бесцеремонно нащупывая пальцами ноющий клитор. На его шарящую руку упал подол платья. — Я плохо отношусь к ритуалам, которые лишают человека свободы выбора. Лекса верил в цыганскую магию и предсказания. А я — никогда. Прежде… Перед глазами будто наяву возникла мрачная Ида, предупреждающая меня о секретах её внука. Тело сковало от нарастающего удовольствия и навязчивой тревоги. — Кстати, у меня нет презерватива, — Муратов дотянулся до пакетов с тюлем, швырнул парочку мне за спину и заставил лечь. Всё равно было жестковато. Я согнула ноги в коленях и подалась тазом навстречу его безжалостным пальцам. Парень наклонился над моим лицом, щекоча кожу чёрными кудряшками и сладким дыханием. — Ты, бывает, и к зачетам плохо готовишься. И что теперь делать? Он чмокнул меня в губы. — Наслаждаться. Подушечки пальцев огладили половые губы и затрепетали на клиторе, доводя меня до судорог. Жар и пульсирующая агония распространились в паху. Нужно было отдышаться. — Полегче, — цепляясь за ускользающий рассудок, я с силой стиснула бёдрами его руку. На это Лекса лишь приник к моему рту, горячо выдыхая. Его проворные пальцы всё ещё касались промежности. Я поняла, что Муратова можно обезвредить только равноценным оружием и дотянулась до его стоящего члена. Ладонь сомкнулась на тугом рельефном стволе, натягивая тёплую кожу на розовую головку. В зале раздался грудной рык. — Продолжай, и я кончу на твоё платье. — Не хочешь? — я сглотнула, пытаясь не подавиться наслаждением от власти над Лексой. — Очень красивое платье. Не хочу портить, — он невинно улыбнулся и продолжил меня ублажать. Обездвиженная степенью его откровений я растерянно отпустила Муратова. Спросили бы сейчас, как меня зовут, и я не смогла бы вспомнить ни одного имени, кроме Лекса. Как в бреду, я отворачивалась то в одну, то в другую сторону. Перед глазами последовательно оказывалось чёрное окно и покоцанные подмостки сцены. Тело дрожало, чтобы облегчить старательно причиняемые муки. Мои копчик и ягодицы онемели от твёрдой столешницы, а мозг отключился, позволяя наблюдать, словно со стороны, как пальцы Муратова неустанно проскальзывают между половых губ, задевая изнутри чувствительные стенки. Всё внимание было сосредоточено только на его истощающих терпение манипуляциях. Когда я не смогла больше выносить ласки, начала сбивчиво стонать и отворачиваться от затыкающих рот поцелуев. Лексе показалось этого мало. Он небрежно распотрошил застёжки спереди платья и закрался свободной рукой в лифчик. Горячая тяжёлая ладонь принялась переминать мою дрожащую от рваного дыхания грудь, пока вторая измывалась внизу. Муратов закусил губу, явно почувствовав, как соски превратились в жёсткие упирающиеся бусины. — Какая ты возбужденная, — мне давно было неизвестно, что ему отвечать. — Хочешь кончить? Я бы хотела взорваться… Одним рывком Лекса заставил меня сесть и избавился от колготок, оставивших на коленях заломы, и белья. Кажется, его совсем не интересовало кружево... Мне плохо удавалось соображать. Подол проскользил вниз, накрыв подрагивающие онемевшие ноги, пока Муратов отважился разобраться с каждой мелкой пуговицей на моей груди. Два лоскута ткани постепенно раскрылись по разные стороны, демонстрируя ему бюст, обтянутый чёрным бюстгалтером. Я умоляюще выгнулась. Под пристальным взглядом Лексы было невыносимо дышать. Он оттянул лифчик, нарочно упираясь пальцами в соски, и приподнял грудь так, чтобы она оголилась у его лица. — Прекрасный вид. Можно я тебя покусаю? — он лукаво заглянул мне в глаза, чтобы проверить, как сработала эта непристойность. Едва живая я нервно кивнула. От каждой его реплики ныло в груди и промежности. Муратов придержал меня между лопаток, приблизившись к «прекрасному виду». Под его лихорадочным дыханием кожа покрылась крупными мурашками, и я не сдержалась, двинулась навстречу губам. Лекса осторожно обхватил набухший сосок и слегка потянул, сжимая кожу на моей спине. Я намокла ещё сильнее, страдальчески вздохнув в ответ на его стон. В ход пошли зубы. Муратова явно заводило то, какие звуки вырывались в зал. Обычно за этим столом он играл со струнами гитары, а не с грудью своей преподавательницы. Искусав меня до приближающегося экстаза, он быстро задрал платье и опустился вниз. Ещё ни один мужчина не садился передо мной на колени… — Подвинься ближе, — его слова зазвенели в горящих ушах. Муратов похотливо облизал губы. Что он собирается делать? — Ох, ну… после такого… реально придётся исправить твою тройку, — я смущенно пожала плечами, пытаясь отодвинуться. — Оставь её уже в покое. Не сводя с моего лица чёрного взгляда, исполненного поволоки, потрёпанный Лекса ухмыльнулся и прикрыл глаза. Боже… Его жаркий влажный язык прикоснулся ко мне и начал блуждать по наливающейся восторгом коже. Напряженный кончик языка нашёл клитор, выписывая медленные распаляющие круги. Я задрожала, чувствуя, что нахожусь на грани. Муратов обнял меня за голые бёдра, закинув их себе на плечи. От переизбытка чувств, я чуть не сдавила его голову, на что он лишь крепко сжал меня, притягивая поближе. Пришлось послушно приспуститься со столешницы. — Мне кажется, я сейчас сойду с ума. Не надо… Совсем не контролируя ситуацию, я попыталась приспособить руку на его кудрявую кивающую голову. Но вместо пощады ощутила, как умелый язык скользнул неприлично глубже. Я тихо заскулила, понимая, что окончание неизбежно. — Лекса… Может, обойдётся? Он сладко и громко прохрипел, то мокро целуя меня, то проникая внутрь. Я уже давно задыхалась от темпа, но как только ощутила его стон между своих ног, прикрыла глаза и отпустила контроль. На секунду мне показалось, что по промежности что-то потекло. Это было лихорадочно распространяющееся облегчение, сковавшее мышцы, а между ними — шаловливый язык Муратова. Вспышка блаженства не помешала мне почувствовать, как он улыбнулся, мучительно замедляясь. Его ладони нежно огладили меня по бёдрам, вторя тому, как моё истекающее удовольствием тело с силой сжимало его язык. Это было чудовищно непристойно и приятно. Стало трудно пошевелиться от воцарившегося самозабвения. Муратов дождался последнего ослабевающего импульса и осторожно отстранился. Ему показалось хорошей идеей заглянуть в мои напуганные глаза, облизывая мокрый раскрасневшийся рот. — Как дела? — я ошалело втянула спертый воздух. Серьёзно? Из всего многообразия вопросов именно этот?.. Я с силой прошлась нижними зубами по верхней губе и натянула лифчик на грудь. — Поехали ко мне домой? — переоценив свои возможности, я спустилась перед ним на пол и тут же облокотилась на столешницу. Ноги приятно подкосились. — Поехали. Но сначала нарядим актовый зал, — Муратов, как ни в чем не бывало, распрямился и уложил своего неудовлетворенного друга обратно в штаны. Ему не удастся избежать расплаты! Я фыркнула, чувствуя, как на лбу выступает испарина. — У нас ещё будет время. Поехали сейчас! Пока я испытывала остатки пульсации между ног и лёгкую неловкость, он вдруг резко переменился в лице. — Не будет. А? Я почувствовала, как что-то опускается внутри, отрезвляя меня от затянувшегося экстаза. — Н-не будет? — оттолкнувшись от стола, я приблизилась вплотную к Лексе. Он оцепенел. — Почему?! Оказывается, мой рот прежде идиотски улыбался, но не теперь. Тревожно и пугающе стало наблюдать за мужскими глазами, безжизненно побледневшими и не сводящим с меня сомневающийся взгляд. Он снова будет занят? Ничего страшного, я подожду! — Виолетт… — Муратов схватил меня за ладони и с силой сжал. — У меня появился продюсер. — Ого! Здорово, — я слишком медленно захлопала ресницами, не понимая, как реагировать. Но потом вспомнила, что для него нет ничего первостепеннее музыки… — Ты действительно талантлив! Я рада за тебя. Лекса с усилием сжал губы и, кажется, даже задержал дыхание. — Ну, говори, — по тому, как громко колотилось его сердце, можно было сверять метроном. Вакуум сожаления заполонил актовый зал. — Что ещё? — Послезавтра я уеду из города. Меня согласились продюсировать при условии, что я стану сессионным музыкантом. На год. Я разинула рот, чувствуя, как в глазах уже скапливаются мерзкие непрошеные слёзы. Рёбра сдавило. Но я всё ещё мало понимала... голову будто заволокло пустотой. — Подожди! Ты уезжаешь на год? — Да. Но это же какое-то сумасшествие! У нас всё только началось! Мой подбородок застрясся. — Л-лекса… Лекса! А к-как же уч-чёба? — глотая жаркий воздух между нами и слёзы я и пыталась изъясняться понимающе. По-взрослому. Он тяжко вдохнул, словно страшась шелохнуться. — Я взял академ. Боже, он уже всё решил! — А… а отец? Ты же соб-бирался съездить к нему в т-табор? Для ч-чего… Для чего же мы разворошили прошлое?! Расстроили маму! Ему же было так важно встретиться с семьёй! Мне было так важно... знать, что нас с ним связывает тот доверительный разговор на зачёте... — Я разочаровался в нем, после того, что рассказала мама. Всё откладывал и так и не съездил. Может, по возвращению удастся?.. Солёные жгучие слёзы растеклись по моим щекам, заползли на шею и грудь. Непоколебимого Лексу сдавали с потрохами желваки, что заиграли на его острых скулах. И кажется, его светлые не моргающие глаза были на мокром месте. — Виолетт, иди сюда, — он практически удушающе сжал меня в объятиях, не гнушаясь лавины соплей и нюнь, которыми я заплыла. — Я люблю тебя. Мой отъезд не значит, что мы расстаёмся. В груди досадливо колыхнулось сердце. Ты даже не представляешь, что это значит! Я порывисто схватила его суровое лицо, старающееся спрятаться в кудрях, и горько поцеловала сквозь стекающие слёзы. — Лекса, я очень люблю тебя. Очень… я живу мыслями о тебе. Но я не верю в отношения на расстоянии!