***
— К-хм, Александр Вадимович, — я посетила архив, а теперь скромно заглядывала в деканский кабинет, сжав телефон в потных ладонях. — Можно? — Ну что? Он согласился? — хах! ХА-ХАХ! Не так быстро, одуванчик. Интуиция подсказывала мне звонить при свидетелях. — Набираю только. Будем надеяться, его номер не изменился. Будем надеяться, что я до сих пор у него в чёрном списке! Со стучащим в горле пульсом я бросила дозвон, включила громкую связь и наклонилась к уху Александра Вадимовича. Декан притаился, боясь пошуршать бумажкой в руках, а я задрожала, как ракета перед взлётом, чтобы суметь сдержаться и не пробить потолок своей горячей головой. Но гудков, конечно же, не последовало. Звонок увенчался булькающим звуком, похожим на сбой сети. Кажется, на моём лбу выступила испарина. — Значит, номер теперь другой. Не дозвонимся, — пролепетала я, спешно пряча телефон в карман. Вот и славно! Изящный обман. Я же знаю, что мой номер Савицкий заблокировал... — Брось! Давай со стационарного! Эти ваши гаджеты без кнопок только время и показывают! Ну всё. Я сделала всё, что смогла. А теперь — мне точно крышка! — Диктуй. Деловой Александр Вадимович неторопливо начал цокать по нужным цифрам, кружа пальцем над кнопками. Омерзительный страх начал придушивать меня за горло. С того конца послышались машинные хриплые гудки. И... — М-да? — недовольно раздалось в кабинете декана. Он даже слегка опешил, покосившись на трубку. Подлый какой голосок, противный. Хотя Савицкий толком ничего и не сказал... — Лёня, здравствуй. Лёнь... Лёнь, это Александр Вадимович, декан электротехнического факультета. Вспоминаем тебя хорошим словом здесь... не хочешь выступить завтра у нас на балу с песней? Наивный, простодушный дедушка. Как же мне было неловко перед престарелым деканом. Там, в трубке очень тяжело дышали, и парень явно этого не стеснялся. Я выпрямилась, желая отодвинуться от источника звуков подальше. Плавно выдохнула едкий воздух, чувствуя, как набираюсь духа и стремительно прощаюсь с сожалением. Эта мразь не стоила того, чтобы по нему убиваться. — Чё?.. Вы вообще... знаете? Кто я?! Савицкий пыхтел над каждым словом, не прерываясь, чтобы мы смогли насладиться стонами его подстилки. Девушка вполне разборчиво пропищала: «Мой Господин», из-за чего Александр Вадимович отодвинул от уха трубку и бестолково её покрутил, как будто увидел дулю. Нет-нет, вы не ошиблись номером. Слушайте теперь... — Я, блять, не агентство праздников!.. Номер мой удали! Не думаю, что потянешь хотя бы мой райдер! Старый х... Я торопливо дотянулась до кнопки сброса и нажала на неё раз триста, пока Александр Вадимович шокировано застыл, додумывая диалог с бывшим студентом. Вот так вот... — Говорю же, он номер сменил! Не дозвонимся! — пожала я плечами и бросила взгляд на бегущие стрелки на стене. Уже через три часа генеральная репетиция. Почему-то стало очень легко и приятно на душе, впервые с тех пор, как Лекса исчез в зале посадки аэропорта. Меня окутало блаженное чувство... законченности что ли? Я ощутила прилив сил и большое желание прожить быстрее этот год. Чтобы впиться в губы Муратова с жадным поцелуем и запустить руку в его озорные кудри. И никакого больше Савицкого в моей жизни! Ни единого воспоминания! Никогда! — Да. Теперь я понял, — философски покачал декан головой. — Есть одна замечательная идея. Пускай Лизонька ваша, магистрантка, поёт одна... у неё такой хороший голос!***
В день Х меня трясло. Я не знала, за что взяться, поэтому Александр Вадимович решил помочь мне с выбором приоритетов. Поручил накрыть в его кабинете застолье для ректората. Я понятия не имела, что ест Главнейший, снизошедший до нас с главного корпуса. А хозяйка из меня, как известно, отстой. Поэтому я купила уже нарезанную колбасу и сыр, от греха подальше, а ещё «ограбила» баночный отдел. Пришлось греметь в университете закатками из-под огурцов с помидорами, оливок и консервированного салата. Алкоголь я брать не стала, пускай Александр Вадимович делится своей коллекцией! «На скорую руку» — так говорят хозяюшки — я чуть не обделалась маринадами, раскидала всё по тарелкам и сайгаком поскакала в актовый зал через уборную. В тёмных коридорах было трудно не наступить на чью-то пышную юбку, а под ногами хрустели блёстки. Университет превратился в огромную гримерку перед входом в актовый. Студенты кучковались возле стен и подоконников, приводя друг друга в порядок. Пробравшись через тоннель людей в масках и роскошных одеждах, я попала в фойе. Здесь гостей бала встречали подготовленные, красивые мальчики. Справлялись они довольно ответственно и совершенно автономно, без моей нервно-бесполезной помощи. Я нырнула в зал. На сцене по моей просьбе уже расставили кресла в несколько рядов для ректората и деканата. «Знать» сможет наслаждаться представлением от «подданных» сверху вниз. Стены утопали в водопадах тюля и крупных тканевых розах, по периметру зеркал горели гирлянды. Впервые в жизни я видела политеховский парней во фраках, а не в драных штанах. По паркету стучали женские каблучки и шуршали юбки, а возле отремонтированного стола репетировали ведущие. Всё было готово. Распевающаяся в коридоре Лиза. Первокурсница, по тридцатому кругу читающая стихи посетителям туалета. Счастливые студенты и уже поддатое руководство, взбирающееся по лестнице на сцену. Тысячи пайеток засверкали на масках, когда все танцоры выстроились в узор. Парень и девушка в вечерних нарядах открыли мероприятие, и заиграла классическая музыка. А я всё любовалась. Не верила, что этот день настал! Не верила и наивно ждала, когда откроется треклятая металлическая дверь, в актовый заплывет наглая Кудрявая Башка с гитарой наперевес и ласково мне улыбнётся. Но нет, нет… Лиза пела одна. Может быть, в следующем году, Муратов Лекса, мы с тобой станцуем на зимнем балу? Я надену платье в пол, чтобы со стороны не было видно, как я топчу твои бедные ноги. А ты, снова студент третьего курса — в белоснежной облегающей рубашке и чёрной маске. И обязательно с колечками в ушах… Пожалуйста, возвращайся быстрее, Кудрявая Башка, мне очень, очень тебя не хватает! Может, реально каким-то способом перенестись во времени? Перемотать триста шестьдесят один день?.. Зажмуриться и открыть глаза уже у твоего ни чуть не изменившегося лица. Надеюсь, ты счастлив там и нашёл то, что искал. Я закрылась изнутри, в пустой квартире после удачного мероприятия, уборки актового и подписанных документов о расширении нашего факультета. На улице, как всегда, было темно. Я стянула куртку прямо на пол и нащупала в сумке телефон, чтобы сделать фотографию. Пока ещё не сняла платье... но Муратов меня опередил. «Вета, я так по тебе скучаю...»***
Лекса не пропускал ни одного вечера. Он освобождался всегда поздно, даже по питерскому времени — глубокой ночью, но я умоляла его не жалеть мой сон. Я никогда не выключала звук сообщений и чутко дремала, пока, наконец, не дожидалась от него хоть пары строк, а потом крепко засыпала. Единственная ночь, которую мы провели в переписке, почти без сна, было четырнадцатое февраля — день его рождения. Мне часто снилось, что Лекса рядом. Я перестала быть восприимчива к будильнику и начала всё чаще опаздывать на работу, а студентам это очень нравилось. И так продолжалось, пока, однажды, я не вскочила с кровати в холодном поту. В последних числах февраля мне впервые приснилась Ида. Она о чём-то истошно просила, повторяя только одну фразу, но я не могла разобрать цыганскую речь. Юбка на ней была чёрная, с множеством оборок, и, когда моё сердце сквозь кошмар начинало бешено колотиться, мне виделось, что тёмная ткань превращается в гигантского двухголового ворона и взмывает вверх. Я вскакивала в ужасе, будто могла утонуть в перьях, и долго не могла понять, зачем этот сон повторяется. Образ цыганки стал слишком навязчивым, чтобы его игнорировать. Я жила теперь с полным ощущением того, что должна что-то для неё сделать. Но ещё не знала, когда и что именно. Да и как мне вообще с ней связаться? Ладно, признаюсь. Возможно, и было что-то паранормальное в нашем мире. Не обещаю полностью пересмотреть свои взгляды... но я подумаю. — З-здравствуйте. Александр Вадимович поручил мне готовить концерт, посвященный мужскому и женскому праздникам. Поэтому Артём застал меня в актовом зале за столом, за которым я обложилась бумажками нестыкующегося сценария. — Виолетта Сергеевна, можно сдать практикум? При виде бледного, как смерть, ссутулившегося Тёмика я растерялась и внимательно осмотрела его лицо. Он с известных времён редко появлялся на моих занятиях, а когда заглядывал, с каждым разом выглядел всё хуже. Подойди он ко мне полгода назад, и летел бы отсюда, как птичка, дотянувшаяся одной лапкой до провода, а второй — до земли. Но меня давно уже перевоспитало хорошее отношение Муратова. Почему я такая вредная была? Да просто у меня не было Лексы... — Можно, — я покосилась на тот самый плинтус, где давно невзначай рассмотрела Иркин «подклад», и невольно поморщилась. Игла до сих пор незаметно сидела между стеной и деревянным паркетом. — Ого... спасибо, — прозвучало больше уныло, чем удивлённо. Мне вдруг показалось, что сальные светлые волосы даже отдают сединой. Из Артёма будто выкорчевали жизнь. — Давай сюда. Почему так поздно приносишь? — я вытянула из его рук тетрадь и ощутила, что им едва хватало сил держать бумажки. Мне стало как-то жутко. Магистрант растерянно пожал плечами. — Не знаю, извините... Ну и ну! — Выглядишь не очень. Болеешь? — наискосок пролистывая его записи, я не прекращала всматриваться в серое хмурое лицо. — Не знаю... На душе у меня стало так тяжко, будто на спину взгромоздили мешок кирпичей. Тело сковало от мерзкого предчувствия. Иришку, конечно, было жаль, но Артём — тоже ведь, не животное. Да что уж, и птичку, устроившую короткое замыкание, было бы жалко, а тут целый студент! Да ещё и не глупый. Есть у меня последний вариант... — Д-депрессия? — слегка стесняясь слова, которое раньше могло вызвать во мне лишь приступ смеха, я пытливо заглянула в его блеклые глаза. Артём задумчиво помолчал. — Наверное. Ох... мне ли тебя не понять, Тёмик? Бедняга! Если бы люди знали, как излечиваться от чувств к человеку, мы бы шагнули в развитии на сотни лет вперёд. Пока мы были всего лишь букашками, противостоящими искусно продуманной природе. Но кажется, я догадывалась, как ему помочь...